Вселенная без меня уже не та... (с)
Глава третья
читать дальшеЛичный дневник Даниэля Лэтэма: 12 декабря 2267 года
На Земле скоро Рождество, и я изумлен тому, как мало эти слова сейчас значат для меня.
На Анегере-2, как и во всех колониях, что я возглавлял за многие десятилетия, день не является днем, а год – годом. Планеты совершают полный оборот за разное время: 24 часа, 16 часов, 38 часов, 29,072 часа. Годы, измеряемые периодами обращения вокруг звезды, тоже постоянно меняются от планеты к планете и от спутника к спутнику. Концепции года, дня и даже часа теряют всякий смысл.
Завтра День Посадки – первая годовщина дня, в который наша экспедиция добралась до нового дома. Но день на Анегере длится всего 18 стандартных земных часов, а год на Анегере – всего 268 наших более коротких дней. По нашему календарю мы провели в нашем новом доме уже целый год. На Земле же еще не закончился 2267 год, в который мы улетели.
Я понимаю, почему у Звездного флота есть звездные даты. Общая для всей галактики система подсчета даты и времени в пространстве-времени необходима для того, чтобы вести бизнес. Но, кроме персонала Звездного флота, хоть кто-нибудь понимает, что такое звездные даты? Меня эта система компенсации релятивистского растяжения времени и варп-сдвигов в лучшем случае просто сбивает с толку. Может быть, компьютер и может определить звездную дату, для чего нужно задать варп-скорость звездолета и его положение в галактике относительно ядра, но я с таким же успехом могу попробовать считать песчинки на пляжах Денеба-5.
Для моих целей, по крайней мере – для того, чтобы вести этот дневник, достаточно стандартного земного времени: его измеряют часы-календарь, которые подарила мне Хелен на нашу первую годовщину свадьбы, когда мы основывали нашу первую колонию. Мы пользовались ими, чтобы узнавать о праздниках на Земле и отмечать их так хорошо, как это возможно.
Особенно Рождество. Всегда Рождество.
Меньше чем через две недели на Земле будет Рождество. А мне, похоже, сейчас это менее интересно, чем даже погодные условия на Европе.
Трудно следить за Рождеством, когда его не с кем отмечать.
Рука Даниэля Лэтэма остановилась над страницей дневника. Он почти с удивлением посмотрел на то, что написал. Хотя он думал об этом уже не один месяц, бумаге мысли он доверил впервые. Он перевел взгляд с дневника на единственную фотографию, стоявшую на столе. На ней был он, его жена и дочь Кэтрин – счастливые, давно ушедшие времена.
Времена, которые иногда вспоминались с огромным трудом.
Он медленно вдохнул и выдохнул, затем снова поднес ручку к книге, лежавшей перед ним. Последний абзац был плохой концовкой для записи. Слезливые заключения никогда не вызывали симпатии. Он пытался заставить себя написать еще что-нибудь, когда услышал шаги Хелен в направлении своего кабинета. Дорогие туфли на высоком каблуке, которые она обычно носила, издавали здесь, в колонии Серенити, характерный звук: большинство остальных жителей носило грубую рабочую обувь. Он заложил ручкой дневник и захлопнул его, затем быстро положил в верхний ящик стола.
Лэтэм едва успел закрыть ящик, когда повернулась ручка двери его кабинета. Он порадовался, что колонии вроде той, которую он возглавлял, редко пользовались такой роскошью, как реагирующие на движение раздвижные двери, предпочитая иметь как можно меньше вещей, которые могут сломаться или неправильно работать. Использование дверей на петлях не только многое упрощало; сегодня оно дало ему достаточно времени, чтобы положить ноги на стол и притвориться, что он так сидит уже достаточно долго, а затем начать читать ежедневный доклад, предоставленный его заместителем Григорием Немовым.
Не то, что он боялся, что Хелен снова застанет его за ведением дневника. Она достаточно хорошо его знала, чтобы понять, чем он занимается на самом деле, что бы он ни делал, когда она вошла. Но все почему-то казалось легче, если она не заставала его за дневником. Когда она видела, что он пишет, хотя ей хотелось, чтобы он был где-то в другом месте, она не могла сдержаться и сразу переходила на крик, даже не пытаясь поговорить. Если же она этого не видела, ему обычно удавалось не дать ей раскричаться. По крайней мере, немедленно. Что могло произойти после начала разговора, предсказать было так же невозможно, как и результаты азартных играх на Райзе.
– Кого ты пытаешься обмануть, Даниэль?!
Сегодня это не помогло.
По своему обычаю, Хелен Лэтэм не просто входила в комнату, она немедленно овладевала ей. В большинстве случаев она просто позволяла своему физическому присутствию – позе, поведению, самоуверенности – подавить всех окружающих. А если это не срабатывало, как в большинстве случаев с Лэтэмом, то в ее арсенале был пронзительный крик, напоминавший Лэтэму филосианских гарпий.
Этой властной женщине было уже за пятьдесят. Высокая и величавая, она с возрастом не утратила прежней красоты, хотя Лэтэм знал, что для этого ей приходится прилагать куда больше усилий, чем раньше. Зарядка и строгая диета помогали поддерживать фигуру. И, хотя ее глаза были натурального зеленого цвета, светлые волосы оттенка деневанской пшеницы до одной из первых годовщин их свадьбы были черными. Но уже много лет она оставалась блондинкой, потому что светлые волосы скрывали множество мелких недостатков куда лучше, чем темные.
Куда бы она ни ходила, она одевалась не просто стильно – ее одежда всегда была от кутюр. И неважно, что эта одежда – например, огненно-красное платье, надетое на ней сейчас, – была совершенно непрактичной для колониальных планет, на которых она жила с Лэтэмом; если существовала возможность того, что ее увидят, то она одевалась так, чтобы на нее смотрели.
Лэтэм, даже не повернув голову, чуть опустил доклад, чтобы увидеть Хелен.
– Извини, дорогая?
Он знал, что это не сработает; он даже сам до конца не понял, для чего попытался так сделать – наверное, потому, что всегда пытался ее отвлечь. Пытался избежать споров. Но в этом она была столь же прямолинейна, как и в выборе одежды.
– Мало того, что вечеринка Григория в честь кануна Дня Посадки начнется через двадцать минут, а ты еще даже не начал собираться, так ты еще и притворяешься, что занимаешься вопросами колонии, а не снова с головой ушел в свой мир.
С этими словами Хелен вышла к середине кабинета, оборудованного Лэтэмом в их общем доме, и жестом обвела всю комнату. Она показывала на стеллажи, которыми были заставлены все стены, и сотни книг, стоявших на этих стеллажах. На ее лице читалось презрение к этим книгам; взгляд был кислым, словно испортившийся андорианский эль.
Лэтэм попытался обойти вопрос; он поднялся с кресла и, обойдя жену, направился к двери кабинета.
– Ты права, Хелен. Пойду собираться.
– Не надо снисходительности. Тебе уже не один год наплевать на меня. Если бы ты думал обо мне, то точно не привез бы меня сюда, на планету, которую приходится делить с клингонами!
Единственное слово «клингонами» Хелен Лэтэм произнесла так, словно в нем содержались все ругательства, когда-либо придуманные с сотворения мира.
Лэтэм знал, что Хелен – да и вся колония – думала о том, что Анегер-2 приходится колонизировать бок о бок с Мак’Тором и его людьми. И хотя он не оспаривал право Клингонской Империи, согласно Органианскому договору, колонизировать эту планету вместе с Федерацией, но, тем не менее, признался себе, что было бы гораздо легче, не будь здесь колонии Мак’Тора.
К несчастью для тех, кто больше всего заботился о простоте, Анегер-2 находился внутри Нейтральной зоны, разделявшей пространство Федерации и Клингонской Империи. По условиям мирного договора, который Федерацию и клингонов заставили подписать органианцы в начале года, ни Федерация, ни клингоны не могли посылать звездолеты в Нейтральную зону. Проблема состояла в том, что планеты вроде Анегера-2, богатые природными ресурсами вроде дилития, зенита, пергия и топалина, тоже находились в Нейтральной зоне. Обеим сторонам требовались эти ресурсы, и даже бестелесные органианцы, которым благодаря эволюции они больше не требовались, понимали нужды телесных существ. Так что в своем договоре они указали, что спорные планеты отдадут той стороне, которая докажет свою способность лучше их разработать. Так что планеты вроде Анегера-2, Мира Мэгги и планеты Шермана одновременно колонизировались представителями и Федерации, и Клингонской Империи.
Именно по этой причине Федерация специально попросила Даниэля Лэтэма возглавить колонию Серенити на Анегере-2. Уже не один десяток лет он возглавлял колонии Федерации, прибывая на планеты вместе с первыми колонистами, чтобы помочь им развиться. Затем, когда дела в колонии шли на лад, и она становилась самодостаточной, Лэтэма посылали на другую планету. Это предложение было очень заманчивым, хотя о доходах он перестал думать много лет назад. Несмотря на постоянные призывы Хелен уйти на пенсию и жить в соответствии с достатком, а не месить грязь на очередной пустынной планете, навязанной им Федерацией, он с радостью брался за любое новое задание.
Ему просто нравился вызов, который бросала ему каждая новая планета. Нравился гораздо больше, чем стиль жизни, больше подходящий к стилю одежды, который предпочитала Хелен.
И сейчас Федерация поставила перед ним самую сложную, но и самую интересную задачу. Более того, он должен был колонизировать Анегер-2 таким образом, чтобы это понравилось расе бестелесных разумных существ – существ, которые были чистой мыслью, которые отказались от своих тел еще до того, как зародилась его собственная раса, – и они убедились, что Лэтэм лучше справляется со своей задачей, чем Мак’Тор.
Размышления Лэтэма о его жене, колонии и о том, как они оказались на Анегере-2, не мешали ему идти к двери. Но до того, как он дошел туда, Хелен завизжала:
– Как типично! Игнорируешь! Избегаешь! Это твое универсальное решение для всего, правда, Даниэль? Тебе совершенно наплевать на то, что могу подумать я.
Лэтэм остановился у открытой двери и, не оборачиваясь к жене, ответил:
– Возможно, я бы и больше уделял внимания тому, о чем думаешь ты, но дело в том, что уже много лет у тебя нет ни одной мысли, которая не начиналась и не заканчивалась бы словами «Хелен Лэтэм».
– Как ты смеешь говорить такое мне?!
– Потому что это так легко, Хелен! А если ты действительно хочешь, чтобы мы пошли на эту вечеринку, то позволь мне переодеться. И, раз уж ты так тщательно заботишься о внешности, то начинай практиковать свою ослепительную улыбку.
Лэтэм вышел из кабинета. Он не обернулся, да это было и не нужно. Судя по громкому звуку, раздавшемуся из-за спины, он был не единственным человеком в доме, которому по нраву были двери на петлях. Раздвижными дверьми хлопать куда труднее.
Он отлично понимал, что не избежал очередного спора с женой, а просто отложил его. Но в последнее время даже то, что ему удалось отложить спор, можно было считать победой.
– О’Делл, ты не боишься нарушений санитарного режима?
Бар находился в Анегерской Нейтральной зоне, служившей буфером, разделявшим колонию Федерации и поселения клингонов, куда могли ходить жители с обеих сторон. В отличие от Нейтральной зоны в космосе, Анегерская Нейтральная зона создавалась не по указу органианцев, а исходя из здравого смысла. Ни одна из колоний не смогла бы процветать, если они постоянно будут воевать друг с другом. Лэтэм и Мак’Тор создали Нейтральную зону как место, где колонисты обеих фракций могли учиться мирно сосуществовать, а не жить в изоляции и недоверии.
По крайней мере, на это они надеялись, хотя ни один, ни другой не тешили себя иллюзиями, что сосуществование всегда будет мирным.
Рональд Сейджер не слишком любил инопланетные напитки вроде саурианского бренди и альтаирской воды. Он предпочитал виски и пиво. Обычно вместе. И этим вечером он предпочел их уже не один раз. Он не знал, сколько стаканов варнога выпил сидевший за соседним столиком клингон. Сейджер сбился со счета, сколько выпил клингон, вскоре после того, как сбился со счета, сколько выпил сам. Но клингон выпил столько же стаканов, что и он сам, в этом Сэйджер был уверен.
Не меньше он был уверен в том, что ему не нравится смуглая кожа ублюдка, создававшая впечатление, что тот постоянно потеет, и проклятущая дьявольская бородка, которую носили он и остальные клингоны. А еще он был уверен, что сможет сравниться с клингоном не только в питии, но и в драке.
– Что ты имеешь в виду под нарушениями санитарного режима, Рон? – спросил бармен О’Делл.
Сейджер посмотрел прямо на клингона за соседним столиком и сказал:
– Мне казалось, что перед открытием бара надо выносить мусор.
К’Вак, клингон за соседним столиком, медленно повернул голову в сторону Сейджера. Скорчив презрительную гримасу, он инстинктивно потянулся к поясу за д’к тахгом, которого на месте не оказалось, потому что по правилам, установленным Мак’Тором, он должен был сдать его перед тем, как войти в бар. Он понял, что даже рад, что кинжал не висел на поясе – ему не требовалось оружие, чтобы разобраться с этим хнычущим животным. К’Вак сделал большой глоток варнога, вытер рот тыльной стороной ладони и сказал, не отводя глаз от стакана:
– Если ты не можешь с честью противостоять своему напитку, землянин, то именно ты должен покинуть это заведение!
Сейджер встал, оказавшись прямо перед клингоном.
– Что ты знаешь о чести? Ты и вся клингонская раса – кучка бесхарактерных, нападающих исподтишка головорезов, у которых столько же чести, сколько у джоранского страуса!
К’Вак начал подниматься на ноги, но успел подняться лишь наполовину, когда Сейджер выплеснул ему в лицо остатки своего пива. Клингон с криком «qaHoH!» прыгнул на Сейджера из своей полусогнутой позиции.
Сейджер, готовый к нападению, опустил тяжелую, небьющуюся пивную кружку на голову К’Вака до того, как клингон успел дотянуться до его горла. К’Ваку понадобилось лишь несколько секунд, чтобы прийти в себя и снова напасть, но к тому времени в баре вспыхнуло уже несколько драк, вскоре перешедших в одну большую свалку.
Когда в бар О’Делла наконец прибыли охранники из колоний Федерации и клингонов, все, что им удалось сделать – сдержать драку в пределах одного бара. Охранники даже не пытались помешать дерущимся разгромить бар О’Делла. В правилах, принятых и Лэтэмом, и Мак’Тором, указывалось, что любой бар, в котором позволили начаться драке, должен быть временно закрыт. А в наказание его закроют или на ремонт, уже неважно. Так что охранники не стали разнимать драку, позволив ей утихнуть самой.
Завтра будет юрисдикционное слушание, где нужно будет во всем разобраться. Отличный способ начать День Посадки.
читать дальшеЛичный дневник Даниэля Лэтэма: 12 декабря 2267 года
На Земле скоро Рождество, и я изумлен тому, как мало эти слова сейчас значат для меня.
На Анегере-2, как и во всех колониях, что я возглавлял за многие десятилетия, день не является днем, а год – годом. Планеты совершают полный оборот за разное время: 24 часа, 16 часов, 38 часов, 29,072 часа. Годы, измеряемые периодами обращения вокруг звезды, тоже постоянно меняются от планеты к планете и от спутника к спутнику. Концепции года, дня и даже часа теряют всякий смысл.
Завтра День Посадки – первая годовщина дня, в который наша экспедиция добралась до нового дома. Но день на Анегере длится всего 18 стандартных земных часов, а год на Анегере – всего 268 наших более коротких дней. По нашему календарю мы провели в нашем новом доме уже целый год. На Земле же еще не закончился 2267 год, в который мы улетели.
Я понимаю, почему у Звездного флота есть звездные даты. Общая для всей галактики система подсчета даты и времени в пространстве-времени необходима для того, чтобы вести бизнес. Но, кроме персонала Звездного флота, хоть кто-нибудь понимает, что такое звездные даты? Меня эта система компенсации релятивистского растяжения времени и варп-сдвигов в лучшем случае просто сбивает с толку. Может быть, компьютер и может определить звездную дату, для чего нужно задать варп-скорость звездолета и его положение в галактике относительно ядра, но я с таким же успехом могу попробовать считать песчинки на пляжах Денеба-5.
Для моих целей, по крайней мере – для того, чтобы вести этот дневник, достаточно стандартного земного времени: его измеряют часы-календарь, которые подарила мне Хелен на нашу первую годовщину свадьбы, когда мы основывали нашу первую колонию. Мы пользовались ими, чтобы узнавать о праздниках на Земле и отмечать их так хорошо, как это возможно.
Особенно Рождество. Всегда Рождество.
Меньше чем через две недели на Земле будет Рождество. А мне, похоже, сейчас это менее интересно, чем даже погодные условия на Европе.
Трудно следить за Рождеством, когда его не с кем отмечать.
Рука Даниэля Лэтэма остановилась над страницей дневника. Он почти с удивлением посмотрел на то, что написал. Хотя он думал об этом уже не один месяц, бумаге мысли он доверил впервые. Он перевел взгляд с дневника на единственную фотографию, стоявшую на столе. На ней был он, его жена и дочь Кэтрин – счастливые, давно ушедшие времена.
Времена, которые иногда вспоминались с огромным трудом.
Он медленно вдохнул и выдохнул, затем снова поднес ручку к книге, лежавшей перед ним. Последний абзац был плохой концовкой для записи. Слезливые заключения никогда не вызывали симпатии. Он пытался заставить себя написать еще что-нибудь, когда услышал шаги Хелен в направлении своего кабинета. Дорогие туфли на высоком каблуке, которые она обычно носила, издавали здесь, в колонии Серенити, характерный звук: большинство остальных жителей носило грубую рабочую обувь. Он заложил ручкой дневник и захлопнул его, затем быстро положил в верхний ящик стола.
Лэтэм едва успел закрыть ящик, когда повернулась ручка двери его кабинета. Он порадовался, что колонии вроде той, которую он возглавлял, редко пользовались такой роскошью, как реагирующие на движение раздвижные двери, предпочитая иметь как можно меньше вещей, которые могут сломаться или неправильно работать. Использование дверей на петлях не только многое упрощало; сегодня оно дало ему достаточно времени, чтобы положить ноги на стол и притвориться, что он так сидит уже достаточно долго, а затем начать читать ежедневный доклад, предоставленный его заместителем Григорием Немовым.
Не то, что он боялся, что Хелен снова застанет его за ведением дневника. Она достаточно хорошо его знала, чтобы понять, чем он занимается на самом деле, что бы он ни делал, когда она вошла. Но все почему-то казалось легче, если она не заставала его за дневником. Когда она видела, что он пишет, хотя ей хотелось, чтобы он был где-то в другом месте, она не могла сдержаться и сразу переходила на крик, даже не пытаясь поговорить. Если же она этого не видела, ему обычно удавалось не дать ей раскричаться. По крайней мере, немедленно. Что могло произойти после начала разговора, предсказать было так же невозможно, как и результаты азартных играх на Райзе.
– Кого ты пытаешься обмануть, Даниэль?!
Сегодня это не помогло.
По своему обычаю, Хелен Лэтэм не просто входила в комнату, она немедленно овладевала ей. В большинстве случаев она просто позволяла своему физическому присутствию – позе, поведению, самоуверенности – подавить всех окружающих. А если это не срабатывало, как в большинстве случаев с Лэтэмом, то в ее арсенале был пронзительный крик, напоминавший Лэтэму филосианских гарпий.
Этой властной женщине было уже за пятьдесят. Высокая и величавая, она с возрастом не утратила прежней красоты, хотя Лэтэм знал, что для этого ей приходится прилагать куда больше усилий, чем раньше. Зарядка и строгая диета помогали поддерживать фигуру. И, хотя ее глаза были натурального зеленого цвета, светлые волосы оттенка деневанской пшеницы до одной из первых годовщин их свадьбы были черными. Но уже много лет она оставалась блондинкой, потому что светлые волосы скрывали множество мелких недостатков куда лучше, чем темные.
Куда бы она ни ходила, она одевалась не просто стильно – ее одежда всегда была от кутюр. И неважно, что эта одежда – например, огненно-красное платье, надетое на ней сейчас, – была совершенно непрактичной для колониальных планет, на которых она жила с Лэтэмом; если существовала возможность того, что ее увидят, то она одевалась так, чтобы на нее смотрели.
Лэтэм, даже не повернув голову, чуть опустил доклад, чтобы увидеть Хелен.
– Извини, дорогая?
Он знал, что это не сработает; он даже сам до конца не понял, для чего попытался так сделать – наверное, потому, что всегда пытался ее отвлечь. Пытался избежать споров. Но в этом она была столь же прямолинейна, как и в выборе одежды.
– Мало того, что вечеринка Григория в честь кануна Дня Посадки начнется через двадцать минут, а ты еще даже не начал собираться, так ты еще и притворяешься, что занимаешься вопросами колонии, а не снова с головой ушел в свой мир.
С этими словами Хелен вышла к середине кабинета, оборудованного Лэтэмом в их общем доме, и жестом обвела всю комнату. Она показывала на стеллажи, которыми были заставлены все стены, и сотни книг, стоявших на этих стеллажах. На ее лице читалось презрение к этим книгам; взгляд был кислым, словно испортившийся андорианский эль.
Лэтэм попытался обойти вопрос; он поднялся с кресла и, обойдя жену, направился к двери кабинета.
– Ты права, Хелен. Пойду собираться.
– Не надо снисходительности. Тебе уже не один год наплевать на меня. Если бы ты думал обо мне, то точно не привез бы меня сюда, на планету, которую приходится делить с клингонами!
Единственное слово «клингонами» Хелен Лэтэм произнесла так, словно в нем содержались все ругательства, когда-либо придуманные с сотворения мира.
Лэтэм знал, что Хелен – да и вся колония – думала о том, что Анегер-2 приходится колонизировать бок о бок с Мак’Тором и его людьми. И хотя он не оспаривал право Клингонской Империи, согласно Органианскому договору, колонизировать эту планету вместе с Федерацией, но, тем не менее, признался себе, что было бы гораздо легче, не будь здесь колонии Мак’Тора.
К несчастью для тех, кто больше всего заботился о простоте, Анегер-2 находился внутри Нейтральной зоны, разделявшей пространство Федерации и Клингонской Империи. По условиям мирного договора, который Федерацию и клингонов заставили подписать органианцы в начале года, ни Федерация, ни клингоны не могли посылать звездолеты в Нейтральную зону. Проблема состояла в том, что планеты вроде Анегера-2, богатые природными ресурсами вроде дилития, зенита, пергия и топалина, тоже находились в Нейтральной зоне. Обеим сторонам требовались эти ресурсы, и даже бестелесные органианцы, которым благодаря эволюции они больше не требовались, понимали нужды телесных существ. Так что в своем договоре они указали, что спорные планеты отдадут той стороне, которая докажет свою способность лучше их разработать. Так что планеты вроде Анегера-2, Мира Мэгги и планеты Шермана одновременно колонизировались представителями и Федерации, и Клингонской Империи.
Именно по этой причине Федерация специально попросила Даниэля Лэтэма возглавить колонию Серенити на Анегере-2. Уже не один десяток лет он возглавлял колонии Федерации, прибывая на планеты вместе с первыми колонистами, чтобы помочь им развиться. Затем, когда дела в колонии шли на лад, и она становилась самодостаточной, Лэтэма посылали на другую планету. Это предложение было очень заманчивым, хотя о доходах он перестал думать много лет назад. Несмотря на постоянные призывы Хелен уйти на пенсию и жить в соответствии с достатком, а не месить грязь на очередной пустынной планете, навязанной им Федерацией, он с радостью брался за любое новое задание.
Ему просто нравился вызов, который бросала ему каждая новая планета. Нравился гораздо больше, чем стиль жизни, больше подходящий к стилю одежды, который предпочитала Хелен.
И сейчас Федерация поставила перед ним самую сложную, но и самую интересную задачу. Более того, он должен был колонизировать Анегер-2 таким образом, чтобы это понравилось расе бестелесных разумных существ – существ, которые были чистой мыслью, которые отказались от своих тел еще до того, как зародилась его собственная раса, – и они убедились, что Лэтэм лучше справляется со своей задачей, чем Мак’Тор.
Размышления Лэтэма о его жене, колонии и о том, как они оказались на Анегере-2, не мешали ему идти к двери. Но до того, как он дошел туда, Хелен завизжала:
– Как типично! Игнорируешь! Избегаешь! Это твое универсальное решение для всего, правда, Даниэль? Тебе совершенно наплевать на то, что могу подумать я.
Лэтэм остановился у открытой двери и, не оборачиваясь к жене, ответил:
– Возможно, я бы и больше уделял внимания тому, о чем думаешь ты, но дело в том, что уже много лет у тебя нет ни одной мысли, которая не начиналась и не заканчивалась бы словами «Хелен Лэтэм».
– Как ты смеешь говорить такое мне?!
– Потому что это так легко, Хелен! А если ты действительно хочешь, чтобы мы пошли на эту вечеринку, то позволь мне переодеться. И, раз уж ты так тщательно заботишься о внешности, то начинай практиковать свою ослепительную улыбку.
Лэтэм вышел из кабинета. Он не обернулся, да это было и не нужно. Судя по громкому звуку, раздавшемуся из-за спины, он был не единственным человеком в доме, которому по нраву были двери на петлях. Раздвижными дверьми хлопать куда труднее.
Он отлично понимал, что не избежал очередного спора с женой, а просто отложил его. Но в последнее время даже то, что ему удалось отложить спор, можно было считать победой.
– О’Делл, ты не боишься нарушений санитарного режима?
Бар находился в Анегерской Нейтральной зоне, служившей буфером, разделявшим колонию Федерации и поселения клингонов, куда могли ходить жители с обеих сторон. В отличие от Нейтральной зоны в космосе, Анегерская Нейтральная зона создавалась не по указу органианцев, а исходя из здравого смысла. Ни одна из колоний не смогла бы процветать, если они постоянно будут воевать друг с другом. Лэтэм и Мак’Тор создали Нейтральную зону как место, где колонисты обеих фракций могли учиться мирно сосуществовать, а не жить в изоляции и недоверии.
По крайней мере, на это они надеялись, хотя ни один, ни другой не тешили себя иллюзиями, что сосуществование всегда будет мирным.
Рональд Сейджер не слишком любил инопланетные напитки вроде саурианского бренди и альтаирской воды. Он предпочитал виски и пиво. Обычно вместе. И этим вечером он предпочел их уже не один раз. Он не знал, сколько стаканов варнога выпил сидевший за соседним столиком клингон. Сейджер сбился со счета, сколько выпил клингон, вскоре после того, как сбился со счета, сколько выпил сам. Но клингон выпил столько же стаканов, что и он сам, в этом Сэйджер был уверен.
Не меньше он был уверен в том, что ему не нравится смуглая кожа ублюдка, создававшая впечатление, что тот постоянно потеет, и проклятущая дьявольская бородка, которую носили он и остальные клингоны. А еще он был уверен, что сможет сравниться с клингоном не только в питии, но и в драке.
– Что ты имеешь в виду под нарушениями санитарного режима, Рон? – спросил бармен О’Делл.
Сейджер посмотрел прямо на клингона за соседним столиком и сказал:
– Мне казалось, что перед открытием бара надо выносить мусор.
К’Вак, клингон за соседним столиком, медленно повернул голову в сторону Сейджера. Скорчив презрительную гримасу, он инстинктивно потянулся к поясу за д’к тахгом, которого на месте не оказалось, потому что по правилам, установленным Мак’Тором, он должен был сдать его перед тем, как войти в бар. Он понял, что даже рад, что кинжал не висел на поясе – ему не требовалось оружие, чтобы разобраться с этим хнычущим животным. К’Вак сделал большой глоток варнога, вытер рот тыльной стороной ладони и сказал, не отводя глаз от стакана:
– Если ты не можешь с честью противостоять своему напитку, землянин, то именно ты должен покинуть это заведение!
Сейджер встал, оказавшись прямо перед клингоном.
– Что ты знаешь о чести? Ты и вся клингонская раса – кучка бесхарактерных, нападающих исподтишка головорезов, у которых столько же чести, сколько у джоранского страуса!
К’Вак начал подниматься на ноги, но успел подняться лишь наполовину, когда Сейджер выплеснул ему в лицо остатки своего пива. Клингон с криком «qaHoH!» прыгнул на Сейджера из своей полусогнутой позиции.
Сейджер, готовый к нападению, опустил тяжелую, небьющуюся пивную кружку на голову К’Вака до того, как клингон успел дотянуться до его горла. К’Ваку понадобилось лишь несколько секунд, чтобы прийти в себя и снова напасть, но к тому времени в баре вспыхнуло уже несколько драк, вскоре перешедших в одну большую свалку.
Когда в бар О’Делла наконец прибыли охранники из колоний Федерации и клингонов, все, что им удалось сделать – сдержать драку в пределах одного бара. Охранники даже не пытались помешать дерущимся разгромить бар О’Делла. В правилах, принятых и Лэтэмом, и Мак’Тором, указывалось, что любой бар, в котором позволили начаться драке, должен быть временно закрыт. А в наказание его закроют или на ремонт, уже неважно. Так что охранники не стали разнимать драку, позволив ей утихнуть самой.
Завтра будет юрисдикционное слушание, где нужно будет во всем разобраться. Отличный способ начать День Посадки.