Вселенная без меня уже не та... (с)
Глава вторая
читать дальше– Боже мой, это же стоило целое состояние.
Восхищение в голосе Аарона Коула – почтительность, обычно проявляемая лишь к соборам и музеям Рима, – было столь же очевидным, как и на лице: он вытаращенными глазами разглядывал офис. Хотя, сказать по правде, чувство появилось намного раньше. Оно появилось, когда Аарон Коул нашел здание, где располагался офис Самуэля Т. Когли, судебного адвоката. Это здание окружали сияющие строения из прозрачного алюминия и металла, величественно стремящиеся к небу и вполне уместные в крупном городе вроде Лос-Анджелеса. Любая из этих гордых башен идеально подошла бы для офиса такого знаменитого адвоката, как Когли. Но Когли выбрал не их.
Когли выбрал Брэдбери-билдинг.
Окруженное лесом небоскребов новейшей конструкции, построенных из новейших материалов, Брэдбери-билдинг выделялось среди них, потому что не было ни тем, ни другим. Его отделка не была сделана ни из металла, ни из прозрачного алюминия – она состояла из неописуемого сочетания песчаника и кирпичей. Пятиэтажное здание казалось крохотным по сравнению с окружающими башнями, тянувшимися к небу, словно пытаясь компенсировать это соседством с Брэдбери-билдинг. В конце концов, они были просто зданиями, а Брэдбери-билдинг – самой историей.
Оно стояло уже триста семьдесят четыре года, пережив землетрясения, бунты и пожары, жертвами которых пали многие его бывшие соседи. Четыре этажа коридоров огибали здание по прямоугольному периметру, а с одной стороны они были открыты, выходя на внутренний дворик, занимавший первый этаж. Массивная застекленная крыша пропускала свет, и веселые солнечные зайчики плясали по желтым кирпичным стенам и лестницам из бельгийского мрамора – лестницам, которые выглядели еще величественнее в обрамлении резных металлических решеток, поддерживавших перила. Такие же решетки поддерживали перила вдоль открытых стен коридоров. Здание обслуживалось двумя решетчатыми лифтами викторианского стиля, и, хотя их механика и была модернизирована, но богато украшенные клети и внешние шахты остались такими же, как и когда их только построили.
Когда Коул только вошел в здание, он направился к ближайшему из двух лифтов, собираясь подняться на пятый этаж, где размещался офис Когли. Но по пути передумал. Только поднявшись по величественной лестнице, он сможет достаточно оценить великолепие здания. Добравшись до офиса Когли – со старомодной деревянной дверью, на которой была настоящая ручка, и небольшой табличкой с надписью «Самуэль Т. Когли, судебный адвокат», – Коул решил, что нужно было подниматься еще медленнее.
Жаклин Ла Салль провела Коула из комнаты ожидания во внутренний кабинет Когли. Когли проследил за взглядом посетителя, перемещавшимся от массивного стола красного дерева, украшенного по краям изящно вырезанными барельефами и занимавшего центр кабинета, к чиппендейловским креслам перед ним и к дубовым книжным полкам, занимавшим все пространство вдоль стен и до отказа заполненным книгами. Все это – и стол, и кресла, и книжные полки, и даже книги – было не реконструкцией, а настоящим антиквариатом, тщательно восстановленным до первоначального вида. Именно после того, как Коул разглядел всю обстановку офиса, он и издал восхищенное восклицание.
– Да, так оно и есть, – сказал Когли, с улыбкой показав на кожаное чиппендейловское кресло перед столом. – К счастью, у меня большое состояние. Джеки сказала, что вы пытались отдышаться, когда вошли. Должно быть, вы поднимались по лестнице. Многие так и поступают. Они проникаются Брэдбери-билдинг. У него богатая история.
Оно стоит с 1893 года. Горнодобывающий магнат Льюис Брэдбери заказал его чертежнику по имени Джордж Уаймен, не обладавшему опытом архитектора. Согласно легенде, Уаймен воспользовался доской Уиджа – это устройство, с помощью которого можно разговаривать с мертвыми, – объяснил Когли, увидев молчаливый вопрос Коула, – чтобы спросить у своего покойного брата, стоит ли принимать заказ. Его брат сказал: да, стоит, он сделает тебя знаменитым.
Его несколько раз реставрировали, немного модернизировали, привели в соответствие с современным кодексом, но, по большому счету, не изменяли. Несколько застройщиков хотели снести его. Некоторые даже давали взятку руководителям города, чтобы те закрыли глаза на то, что здание внесено в Реестр исторических достопримечательностей, и позволили заменить его чем-нибудь более современным. Но ни одна попытка не увенчалась успехом. Каждый раз, когда появлялись слухи, что кто-то хочет снести Брэдбери-билдинг, волна жалоб заставляла этих людей пересмотреть свои планы.
Его даже снимали в кино. Вы смотрите кино?
– Я смотрел видеозаписи, да, – ответил Коул.
– Я имею в виду не видеозаписи, которые вы смотрите дома на экране, а фильмы, на которые вы ходите в театр. Это единственный способ их смотреть – в темноте, может быть – с напитком и попкорном, в соответствующей обстановке.
Самый знаменитый фильм, в котором сняли Брэдбери-билдинг – фильм конца двадцатого века под названием «Бегущий по лезвию». Что самое забавное – действие «Бегущего по лезвию» происходило в мрачной версии Лос-Анджелеса; именно таким представлял будущее автор. Это был мир, где технология создала такие огромные и уродливые здания, что они закрыли солнце. В фильме Брэдбери-билдинг казался единственным местом, куда падал естественный свет.
Я слышал разные эпитеты об этом здании – от «зловещего» до «изысканного». Но каким бы оно ни было, это практически единственное здание в Лос-Анджелесе, где я чувствую себя по-настоящему комфортно.
Затем Когли замолчал, покачал головой и засмеялся.
– Извините. Когда вам, как мне, исполнится шестьдесят пять, то единственным, что точно у вас будет работать, останется рот. Так что я иногда заговариваюсь. Я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы слушать рассказы старого человека о еще более старом здании.
– На самом деле я пришел вот для этого. – Коул достал миникомпьютер, провел несколько манипуляций с сенсорным экраном, затем повернул дисплей к Когли, чтобы показать результат своих усилий. На экране высветилась дата – 12 декабря 2267 года, – затем сообщение о том, что состоялся электронный перевод денег со счета Коула на счет Когли. – Считайте это ранним рождественским подарком. Спасибо за все, что сделали для меня, мистер Когли, в том числе за разрешение платить в рассрочку.
Когли жестом показал, что они оба должны сесть в чиппендейловские кресла. Пока они усаживались, Коул заметил, что, несмотря на свои шестьдесят пять лет, Когли передвигается довольно бодрой походкой. Конечно, его волосы уже редели, а лицо было покрыто морщинами, но, кроме этого, ничего не выдавало его возраста. Все остальное в Когли говорило о человеке гораздо моложе, особенно его глаза, бледно-голубые, но яркие и настолько проницательные, что могло показаться, что они способны видеть даже сквозь перегородки варп-двигателя.
Затем Коул понял, что не все в Когли говорит о молодости. На Когли был простой костюм, на этот раз – другой. Не то, что костюмы вышли из моды – одежда классического покроя, которую носил Когли, не выходила из моды никогда. Но последним писком моды они тоже явно не были. Функциональный, классический костюм, но к высокой моде он не принадлежал. И, вероятно, именно этого Когли и хотел от одежды: она должна быть функциональной и удобной, но чтобы при этом не приходилось думать, как она выглядит, и что об этом думают другие.
Когда они устроились в креслах, Когли улыбнулся Коулу и сказал:
– Это я должен вас благодарить, Аарон. Мне нравятся интересные, сложные дела, а ваше дело было и тем, и другим. Но скажите мне, зачем приходить сюда, просто чтобы перевести деньги на мой счет? Вы могли сделать это на Версале.
– Я там больше не живу. Меня там особенно ничего не держало, а воспоминаний было слишком много. Так что я вернулся на Землю. По крайней мере, на время. Мне представляется, что рано или поздно меня снова захватит вирус «далеких звезд», и я полечу исследовать мир. Но сейчас…
Коул замолчал. На самом деле он имел столь же малое представление о том, что ждет его в ближайшем будущем на Земле, сколь и о том, когда его снова позовут звезды и что он там увидит в следующий раз. Он предпочитал жить сегодняшним днем.
– На самом деле я сюда пришел, потому что, возможно, вам интересно узнать, что случилось с П’Тхаллом.
– Я знаю, что ему предъявили официальное обвинение в убийстве Далил. Этот напыщенный осел даже попытался нанять меня, чтобы я защищал его. Я отказался.
– Вам трудно представлять интересы людей, о чьей виновности вам известно?
– Совсем нет. Если бы человек моей профессии брался защищать только клиентов, в чьей невиновности абсолютно уверен, он бы не набрал их достаточно, чтобы прокормить себя. Нет, мне не понравился П’Тхалл потому, что он попытался подставить невиновного человека, обвинив его в своем преступлении. К тому же я сказал вам, что мне нравятся интересные и сложные дела. Дело П’Тхалла не было ни тем, ни другим.
– Да, скорее всего, нет, – согласился Коул. – Полиция проверила ваши предположения и обнаружила именно то, что вы сказали. Чуть ранее в тот же день П’Тхалл отправился на транспортерную станцию в Новом Париже и сумел на некоторое время остаться в одиночестве. Он запрограммировал компьютер, чтобы тот активировался позже тем же вечером. Кроме того, он приказал ему увеличить мощность и усилить сдерживающее поле. Затем он транспортировался из оперы, и луч отразился от одного из спутников связи Версаля, и таким образом он оказался в своей вилле на другой стороне острова, несмотря на то, что прямая дорога была перекрыта. Точно так же, как вы транспортировали мистера Лоуренса из виллы в зал суда.
Он убил Далил и обнаружил, что она, борясь за жизнь, порвала его семейную тунику, после чего переоделся и транспортировался назад в оперу. Никто ничего не подозревал.
Полиция проверила записи транспортерной станции, как вы посоветовали, и обнаружила в них пропуск. Именно такой пропуск, который возникает, когда кто-то программирует компьютер, чтобы тот стер определенную информацию из банков памяти. В обычной ситуации это бы посчитали просто неполадкой в работе памяти, но, поскольку пропуск датирован именно тем периодом времени, который указали вы, это маловероятно.
И, как вы и предположили, в системе связи Версаля были зарегистрированы два скачка энергии именно в то время, когда транспортерный луч П’Тхалла отражался от спутника. Точно такой же скачок произошел, когда мистер Лоуренс транспортировался в зал суда. Вы сказали им, что именно искать. Они поискали и нашли. Собственно, это и подписало приговор П’Тхаллу.
Когли покачал головой и улыбнулся.
– На самом деле это Питер Лоуренс сказал им, чтобы искали скачок энергии в системе связи. Он сказал, что когда еще служил в Звездном флоте, они экспериментировали с подобным отражением транспортерных лучей от спутников и обнаружили похожие скачки в системах связи. Он сказал, что это и расход энергии заставили Звездный флот отказаться от идеи.
– Я слышал, что П’Тхалл отказался от экстрадиции на Крадор и согласился, что процесс пройдет на Версале. Похоже, его семья настолько разгневана тем, что он сделал, что ему действительно лучше будет пойти под суд и понести наказание под юрисдикцией Федерации, а не Крадора. Но, мистер Когли, я не понимаю одну вещь: почему вы вообще заподозрили П’Тхалла?
– Одного того, что он прибыл на Версаль, достаточно, – объяснил Когли. – Учитывая его ярко выраженную ксенофобию, особенно направленную против людей, то, что он прибыл на курортный спутник, предназначенный в основном на людей, заставило меня задуматься, нет ли у него другой причины. Самым очевидным вариантом было убить Далил и обвинить в этом вас. И он специально отправился тем вечером в оперу, несмотря на то, что она находится так далеко. У него было идеальное алиби. Покажите мне человека с идеальным алиби, и я назову вам подозреваемого. После этого осталось только понять, как он это сделал, а потом – найти оставленные им следы.
– Откуда вы знали, что я этого не делал?
– Сначала я этого не знал. Вы оставили о себе хорошее впечатление при встрече, но окончательно я убедился лишь после того, как пообщался с П’Тхаллом. Думаю, я даже должен сказать, что, пообщавшись с П’Тхаллом, я понял, кто убил Далил.
Аарон Коул засмеялся и понял, что смеется впервые за много недель. Ему нравилось в этом кабинете. Ему даже показалось, что они с Когли – старые друзья, встретившиеся после нескольких лет разлуки.
Когли сейчас простаивал. Он был достаточно обеспечен, чтобы отказываться от многих дел, которые ему предлагали. Он хотел выбрать какое-нибудь интересное дело, но, к сожалению, таковых сейчас не находилось. Так что он был рад провести некоторое время с Коулом.
Позже, покидая офис, Аарон Коул задержался, чтобы поговорить с Жаклин Ла Салль. Она была на добрых двадцать лет моложе Когли и носила одежду, сшитую по последней моде, яркую, но не кричащую.
Коул нашел Джеки привлекательной. Не красивой, но, с его точки зрения, так было даже лучше. Красивые женщины всегда казались Коулу недосягаемыми и, соответственно, неинтересными.
У Джеки были мягкие черты лица. Коул знал многих людей, у которых лицо было острым, точеным и угловатым, словно вырезанным из камня – например, большинство знакомых вулканцев. Джеки была полной им противоположностью. Ее нос, подбородок, щеки были изящными, гладкими и округлыми, идеально подходящими для карих глаз. Красновато-коричневые волосы цвета вишневого дерева создавали полное впечатление мягкости. Джеки давала им свободно свисать до плеч без всякой искусственной завивки или выпрямления. Ее волосы были волнистыми от природы, а не в результате многочасовой обработки.
Но, несмотря на естественную, мягкую внешность, Коул знал, что уж какой-какой, а мягкой назвать Джеки нельзя. Она могла постоять за себя, за Когли или за Питера Лоуренса, если было необходимо. Ее рост составлял пять футов и пять с половиной дюймов – практически такой же, как у Когли, и это значило, что когда они стояли рядом, то могли смотреть друг другу в глаза. Со своей одеждой, внешностью и опытом Джеки могла бы запросто заседать в совете директоров любой мультисистемной корпорации на территории Федерации, но предпочла работать со стареющим адвокатом на Земле.
Коул спросил Джеки, на месте ли Питер Лоуренс. Когда она ответила отрицательно, Коул сказал:
– Жаль. Я хотел лично поблагодарить его за помощь. – Затем, после недолгих колебаний, он продолжил: – У вас здесь довольно сложная компьютерная система. Мне казалось, мистеру Когли не нравятся компьютеры.
– Да, ему не нравятся, но я не смогла бы управиться с офисом без компьютера. Я просто не позволяю Сэму его трогать.
Коул посмотрел на нее.
– Не возражаете, если я задам вам личный вопрос? – спросил он.
– Не возражаю, если вы не возражаете, что я могу и не ответить.
– Разумно. Мисс Ла Салль, мне кажется, я еще никогда не встречал людей, настолько верных кому-то, как вы и мистер Лоуренс верны мистеру Когли. Что послужило причиной такой верности?
Джеки откинулась в кресле и улыбнулась Коулу.
– Ну, за Питера я говорить не могу, но мне действительно интересно эта работа. Когда я была замужем, мы с мужем работали с доктором Дэйстромом.
Коул тихо присвистнул. Уже в третий раз за сегодняшний день его изумляло что-то имевшее отношение к офису Самуэля Когли.
– С доктором Ричардом Дэйстромом, изобретателем дуотронного компьютера?
– Именно. В общем, с Дэйстромом работать было довольно сложно. Они с Уильямом – моим покойным мужем – немного поссорились. Когда Уильям ушел, Дэйстром уволил меня и обвинил нас в том, что мы украли основную информацию по проекту, над которым работали – так называемому М-проекту – и передали ее конкурентам. Это было совершенно не в характере Дэйстрома, и мы даже удивились: может быть, он слишком заработался, или у него случился какой-то нервный срыв? Мы бы не стали обращать внимания на его разглагольствования, но никто не решался взять меня или Уильяма на работу после того, что сказал Дэйстром. В конце концов у нас не осталось иного выбора, кроме как подать на него в суд и доказать, что он лжет.
Сэм представлял наши интересы против Дэйстрома и армии адвокатов, которую тот нанял. В конце концов Дэйстром решил обойтись без судебного разбирательства. Мы получили достаточную денежную компенсацию за ущерб, но Сэм еще и заставил Дэйстрома публично извиниться перед нами и признать свою неправоту. По сей день это остается единственным случаем, когда доктор Дэйстром когда-либо признался кому-либо, что был в чем-либо неправ.
Через несколько лет, когда Уильям умер, первое сообщение с соболезнованиями я получила от Сэма.
И, вдобавок к деньгам и извинениям, Сэм договорился о том, что в его офисе всегда будет стоять компьютер Дэйстрома самой новейшей модели.
Я поняла, насколько важной работа Сэма оказалась для нас с Уильямом, так что когда Уильям умер, я стала работать на Сэма, чтобы помочь ему проделать такую же работу для других, которым это не менее важно – для людей, которые не смогут противостоять Дэйстромам этой вселенной без помощи Сэма.
Коул кивнул. Это действительно похоже на Сэма Когли. Он пожал руку Джеки и покинул офис, собираясь спуститься по лестнице, чтобы вновь насладиться видом Брэдбери-билдинг.
Когда Коул ушел, Джеки подумала: «Почему Питер так верен Сэму?» Она рассказала Коулу не все о причинах, побудивших ее работать на Когли. Не сказала, что, кроме денежной компенсации и публичных извинений, Когли еще и заставил Дэйстрома освободить Уильяма и Жаклин от договоров о неразглашении. Опять-таки такого Дэйстром не делал еще никогда. Когда она спросила Когли, почему он так настоял на этом пункте сделки, он ответил, что это страховка. Если Ла Салли не будут связаны договором о неразглашении, то Дэйстром никогда больше не посмеет сказать о них ложь. Не посмеет из страха, что в ответ они раскроют его секреты.
Но наибольшее впечатление на Джеки все же произвела другая причина, по которой Когли настаивал на этой сделке. Когли сказал им, что настоял на ней потому, что точно знал, что ни Уильям, ни Джеки сделкой не злоупотребят. Именно эта уверенность в ее честности вызвала ответную верность к Когли.
Она считала, что в прошлом произошел похожий инцидент с участием Самуэля Когли и Питера Лоуренса, но не знала, какой именно. Питер никогда об этом не говорил. Все, что она знала – что-то подобное произошло, и в результате Питер стал прекрасным помощником в работе Когли.
Работа. Именно для этого Сэм и жил. О, он мог и расслабиться, почитав одну из драгоценных своих книг или посмотрев какой-нибудь антикварный фильм из собственной коллекции. Но ненадолго. Она видела это слишком часто: если у Сэма в течение недели не появлялось нового и, что важнее, интересного дела, он начинал нервничать. И, что хуже, становился навязчивым. В один из последних длительных отпусков, вызванных отсутствием дел, он решил попросить Джеки, чтобы она научила его пользоваться офисным компьютером.
Сэм быстро понял, насколько крупную ошибку совершил. Ему повезло, потому что если бы он этого не понял, самой Джеки пришлось бы нанять его и стать новым клиентом в расследовании убийства. А защищать ее в суде для Когли было бы весьма затруднительно, учитывая то, что именно он стал бы жертвой.
Нет, она не хотела, чтобы подобное произошло снова. Она повернулась к компьютеру и начала проверять входящие письма и сообщения от потенциальных клиентов. Но не нашла ничего из того, что Сэм мог бы посчитать хоть в малейшей степени интересным и трудным.
Джеки вздохнула, закрыв почтовую программу. Ничего. Но она улыбнулась, заглянув в кабинет Сэма и увидев, что он пересел в одно из своих чиппендейловских кресел и спокойно читает книгу. Точнее, перечитывает. Это снова был «Холодный дом», хотя она и не понимала, как любой адвокат мог получать удовольствие, читая и перечитывая историю длинной, бесконечной тяжбы Джарндиса против Джарндиса, которая была центральной частью сюжета этого особо язвительного и циничного романа Диккенса.
В любом случае, на данный момент Сэм был доволен. И Джеки была уверена, что список дел вскоре изменится. Если вы настолько знамениты и успешны, как Сэм, то он не может не измениться. Может быть, не сегодня, не завтра, но она знала: Самуэль Т. Когли, эсквайр, очень скоро получит новое интересное и сложное дело.
читать дальше– Боже мой, это же стоило целое состояние.
Восхищение в голосе Аарона Коула – почтительность, обычно проявляемая лишь к соборам и музеям Рима, – было столь же очевидным, как и на лице: он вытаращенными глазами разглядывал офис. Хотя, сказать по правде, чувство появилось намного раньше. Оно появилось, когда Аарон Коул нашел здание, где располагался офис Самуэля Т. Когли, судебного адвоката. Это здание окружали сияющие строения из прозрачного алюминия и металла, величественно стремящиеся к небу и вполне уместные в крупном городе вроде Лос-Анджелеса. Любая из этих гордых башен идеально подошла бы для офиса такого знаменитого адвоката, как Когли. Но Когли выбрал не их.
Когли выбрал Брэдбери-билдинг.
Окруженное лесом небоскребов новейшей конструкции, построенных из новейших материалов, Брэдбери-билдинг выделялось среди них, потому что не было ни тем, ни другим. Его отделка не была сделана ни из металла, ни из прозрачного алюминия – она состояла из неописуемого сочетания песчаника и кирпичей. Пятиэтажное здание казалось крохотным по сравнению с окружающими башнями, тянувшимися к небу, словно пытаясь компенсировать это соседством с Брэдбери-билдинг. В конце концов, они были просто зданиями, а Брэдбери-билдинг – самой историей.
Оно стояло уже триста семьдесят четыре года, пережив землетрясения, бунты и пожары, жертвами которых пали многие его бывшие соседи. Четыре этажа коридоров огибали здание по прямоугольному периметру, а с одной стороны они были открыты, выходя на внутренний дворик, занимавший первый этаж. Массивная застекленная крыша пропускала свет, и веселые солнечные зайчики плясали по желтым кирпичным стенам и лестницам из бельгийского мрамора – лестницам, которые выглядели еще величественнее в обрамлении резных металлических решеток, поддерживавших перила. Такие же решетки поддерживали перила вдоль открытых стен коридоров. Здание обслуживалось двумя решетчатыми лифтами викторианского стиля, и, хотя их механика и была модернизирована, но богато украшенные клети и внешние шахты остались такими же, как и когда их только построили.
Когда Коул только вошел в здание, он направился к ближайшему из двух лифтов, собираясь подняться на пятый этаж, где размещался офис Когли. Но по пути передумал. Только поднявшись по величественной лестнице, он сможет достаточно оценить великолепие здания. Добравшись до офиса Когли – со старомодной деревянной дверью, на которой была настоящая ручка, и небольшой табличкой с надписью «Самуэль Т. Когли, судебный адвокат», – Коул решил, что нужно было подниматься еще медленнее.
Жаклин Ла Салль провела Коула из комнаты ожидания во внутренний кабинет Когли. Когли проследил за взглядом посетителя, перемещавшимся от массивного стола красного дерева, украшенного по краям изящно вырезанными барельефами и занимавшего центр кабинета, к чиппендейловским креслам перед ним и к дубовым книжным полкам, занимавшим все пространство вдоль стен и до отказа заполненным книгами. Все это – и стол, и кресла, и книжные полки, и даже книги – было не реконструкцией, а настоящим антиквариатом, тщательно восстановленным до первоначального вида. Именно после того, как Коул разглядел всю обстановку офиса, он и издал восхищенное восклицание.
– Да, так оно и есть, – сказал Когли, с улыбкой показав на кожаное чиппендейловское кресло перед столом. – К счастью, у меня большое состояние. Джеки сказала, что вы пытались отдышаться, когда вошли. Должно быть, вы поднимались по лестнице. Многие так и поступают. Они проникаются Брэдбери-билдинг. У него богатая история.
Оно стоит с 1893 года. Горнодобывающий магнат Льюис Брэдбери заказал его чертежнику по имени Джордж Уаймен, не обладавшему опытом архитектора. Согласно легенде, Уаймен воспользовался доской Уиджа – это устройство, с помощью которого можно разговаривать с мертвыми, – объяснил Когли, увидев молчаливый вопрос Коула, – чтобы спросить у своего покойного брата, стоит ли принимать заказ. Его брат сказал: да, стоит, он сделает тебя знаменитым.
Его несколько раз реставрировали, немного модернизировали, привели в соответствие с современным кодексом, но, по большому счету, не изменяли. Несколько застройщиков хотели снести его. Некоторые даже давали взятку руководителям города, чтобы те закрыли глаза на то, что здание внесено в Реестр исторических достопримечательностей, и позволили заменить его чем-нибудь более современным. Но ни одна попытка не увенчалась успехом. Каждый раз, когда появлялись слухи, что кто-то хочет снести Брэдбери-билдинг, волна жалоб заставляла этих людей пересмотреть свои планы.
Его даже снимали в кино. Вы смотрите кино?
– Я смотрел видеозаписи, да, – ответил Коул.
– Я имею в виду не видеозаписи, которые вы смотрите дома на экране, а фильмы, на которые вы ходите в театр. Это единственный способ их смотреть – в темноте, может быть – с напитком и попкорном, в соответствующей обстановке.
Самый знаменитый фильм, в котором сняли Брэдбери-билдинг – фильм конца двадцатого века под названием «Бегущий по лезвию». Что самое забавное – действие «Бегущего по лезвию» происходило в мрачной версии Лос-Анджелеса; именно таким представлял будущее автор. Это был мир, где технология создала такие огромные и уродливые здания, что они закрыли солнце. В фильме Брэдбери-билдинг казался единственным местом, куда падал естественный свет.
Я слышал разные эпитеты об этом здании – от «зловещего» до «изысканного». Но каким бы оно ни было, это практически единственное здание в Лос-Анджелесе, где я чувствую себя по-настоящему комфортно.
Затем Когли замолчал, покачал головой и засмеялся.
– Извините. Когда вам, как мне, исполнится шестьдесят пять, то единственным, что точно у вас будет работать, останется рот. Так что я иногда заговариваюсь. Я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы слушать рассказы старого человека о еще более старом здании.
– На самом деле я пришел вот для этого. – Коул достал миникомпьютер, провел несколько манипуляций с сенсорным экраном, затем повернул дисплей к Когли, чтобы показать результат своих усилий. На экране высветилась дата – 12 декабря 2267 года, – затем сообщение о том, что состоялся электронный перевод денег со счета Коула на счет Когли. – Считайте это ранним рождественским подарком. Спасибо за все, что сделали для меня, мистер Когли, в том числе за разрешение платить в рассрочку.
Когли жестом показал, что они оба должны сесть в чиппендейловские кресла. Пока они усаживались, Коул заметил, что, несмотря на свои шестьдесят пять лет, Когли передвигается довольно бодрой походкой. Конечно, его волосы уже редели, а лицо было покрыто морщинами, но, кроме этого, ничего не выдавало его возраста. Все остальное в Когли говорило о человеке гораздо моложе, особенно его глаза, бледно-голубые, но яркие и настолько проницательные, что могло показаться, что они способны видеть даже сквозь перегородки варп-двигателя.
Затем Коул понял, что не все в Когли говорит о молодости. На Когли был простой костюм, на этот раз – другой. Не то, что костюмы вышли из моды – одежда классического покроя, которую носил Когли, не выходила из моды никогда. Но последним писком моды они тоже явно не были. Функциональный, классический костюм, но к высокой моде он не принадлежал. И, вероятно, именно этого Когли и хотел от одежды: она должна быть функциональной и удобной, но чтобы при этом не приходилось думать, как она выглядит, и что об этом думают другие.
Когда они устроились в креслах, Когли улыбнулся Коулу и сказал:
– Это я должен вас благодарить, Аарон. Мне нравятся интересные, сложные дела, а ваше дело было и тем, и другим. Но скажите мне, зачем приходить сюда, просто чтобы перевести деньги на мой счет? Вы могли сделать это на Версале.
– Я там больше не живу. Меня там особенно ничего не держало, а воспоминаний было слишком много. Так что я вернулся на Землю. По крайней мере, на время. Мне представляется, что рано или поздно меня снова захватит вирус «далеких звезд», и я полечу исследовать мир. Но сейчас…
Коул замолчал. На самом деле он имел столь же малое представление о том, что ждет его в ближайшем будущем на Земле, сколь и о том, когда его снова позовут звезды и что он там увидит в следующий раз. Он предпочитал жить сегодняшним днем.
– На самом деле я сюда пришел, потому что, возможно, вам интересно узнать, что случилось с П’Тхаллом.
– Я знаю, что ему предъявили официальное обвинение в убийстве Далил. Этот напыщенный осел даже попытался нанять меня, чтобы я защищал его. Я отказался.
– Вам трудно представлять интересы людей, о чьей виновности вам известно?
– Совсем нет. Если бы человек моей профессии брался защищать только клиентов, в чьей невиновности абсолютно уверен, он бы не набрал их достаточно, чтобы прокормить себя. Нет, мне не понравился П’Тхалл потому, что он попытался подставить невиновного человека, обвинив его в своем преступлении. К тому же я сказал вам, что мне нравятся интересные и сложные дела. Дело П’Тхалла не было ни тем, ни другим.
– Да, скорее всего, нет, – согласился Коул. – Полиция проверила ваши предположения и обнаружила именно то, что вы сказали. Чуть ранее в тот же день П’Тхалл отправился на транспортерную станцию в Новом Париже и сумел на некоторое время остаться в одиночестве. Он запрограммировал компьютер, чтобы тот активировался позже тем же вечером. Кроме того, он приказал ему увеличить мощность и усилить сдерживающее поле. Затем он транспортировался из оперы, и луч отразился от одного из спутников связи Версаля, и таким образом он оказался в своей вилле на другой стороне острова, несмотря на то, что прямая дорога была перекрыта. Точно так же, как вы транспортировали мистера Лоуренса из виллы в зал суда.
Он убил Далил и обнаружил, что она, борясь за жизнь, порвала его семейную тунику, после чего переоделся и транспортировался назад в оперу. Никто ничего не подозревал.
Полиция проверила записи транспортерной станции, как вы посоветовали, и обнаружила в них пропуск. Именно такой пропуск, который возникает, когда кто-то программирует компьютер, чтобы тот стер определенную информацию из банков памяти. В обычной ситуации это бы посчитали просто неполадкой в работе памяти, но, поскольку пропуск датирован именно тем периодом времени, который указали вы, это маловероятно.
И, как вы и предположили, в системе связи Версаля были зарегистрированы два скачка энергии именно в то время, когда транспортерный луч П’Тхалла отражался от спутника. Точно такой же скачок произошел, когда мистер Лоуренс транспортировался в зал суда. Вы сказали им, что именно искать. Они поискали и нашли. Собственно, это и подписало приговор П’Тхаллу.
Когли покачал головой и улыбнулся.
– На самом деле это Питер Лоуренс сказал им, чтобы искали скачок энергии в системе связи. Он сказал, что когда еще служил в Звездном флоте, они экспериментировали с подобным отражением транспортерных лучей от спутников и обнаружили похожие скачки в системах связи. Он сказал, что это и расход энергии заставили Звездный флот отказаться от идеи.
– Я слышал, что П’Тхалл отказался от экстрадиции на Крадор и согласился, что процесс пройдет на Версале. Похоже, его семья настолько разгневана тем, что он сделал, что ему действительно лучше будет пойти под суд и понести наказание под юрисдикцией Федерации, а не Крадора. Но, мистер Когли, я не понимаю одну вещь: почему вы вообще заподозрили П’Тхалла?
– Одного того, что он прибыл на Версаль, достаточно, – объяснил Когли. – Учитывая его ярко выраженную ксенофобию, особенно направленную против людей, то, что он прибыл на курортный спутник, предназначенный в основном на людей, заставило меня задуматься, нет ли у него другой причины. Самым очевидным вариантом было убить Далил и обвинить в этом вас. И он специально отправился тем вечером в оперу, несмотря на то, что она находится так далеко. У него было идеальное алиби. Покажите мне человека с идеальным алиби, и я назову вам подозреваемого. После этого осталось только понять, как он это сделал, а потом – найти оставленные им следы.
– Откуда вы знали, что я этого не делал?
– Сначала я этого не знал. Вы оставили о себе хорошее впечатление при встрече, но окончательно я убедился лишь после того, как пообщался с П’Тхаллом. Думаю, я даже должен сказать, что, пообщавшись с П’Тхаллом, я понял, кто убил Далил.
Аарон Коул засмеялся и понял, что смеется впервые за много недель. Ему нравилось в этом кабинете. Ему даже показалось, что они с Когли – старые друзья, встретившиеся после нескольких лет разлуки.
Когли сейчас простаивал. Он был достаточно обеспечен, чтобы отказываться от многих дел, которые ему предлагали. Он хотел выбрать какое-нибудь интересное дело, но, к сожалению, таковых сейчас не находилось. Так что он был рад провести некоторое время с Коулом.
Позже, покидая офис, Аарон Коул задержался, чтобы поговорить с Жаклин Ла Салль. Она была на добрых двадцать лет моложе Когли и носила одежду, сшитую по последней моде, яркую, но не кричащую.
Коул нашел Джеки привлекательной. Не красивой, но, с его точки зрения, так было даже лучше. Красивые женщины всегда казались Коулу недосягаемыми и, соответственно, неинтересными.
У Джеки были мягкие черты лица. Коул знал многих людей, у которых лицо было острым, точеным и угловатым, словно вырезанным из камня – например, большинство знакомых вулканцев. Джеки была полной им противоположностью. Ее нос, подбородок, щеки были изящными, гладкими и округлыми, идеально подходящими для карих глаз. Красновато-коричневые волосы цвета вишневого дерева создавали полное впечатление мягкости. Джеки давала им свободно свисать до плеч без всякой искусственной завивки или выпрямления. Ее волосы были волнистыми от природы, а не в результате многочасовой обработки.
Но, несмотря на естественную, мягкую внешность, Коул знал, что уж какой-какой, а мягкой назвать Джеки нельзя. Она могла постоять за себя, за Когли или за Питера Лоуренса, если было необходимо. Ее рост составлял пять футов и пять с половиной дюймов – практически такой же, как у Когли, и это значило, что когда они стояли рядом, то могли смотреть друг другу в глаза. Со своей одеждой, внешностью и опытом Джеки могла бы запросто заседать в совете директоров любой мультисистемной корпорации на территории Федерации, но предпочла работать со стареющим адвокатом на Земле.
Коул спросил Джеки, на месте ли Питер Лоуренс. Когда она ответила отрицательно, Коул сказал:
– Жаль. Я хотел лично поблагодарить его за помощь. – Затем, после недолгих колебаний, он продолжил: – У вас здесь довольно сложная компьютерная система. Мне казалось, мистеру Когли не нравятся компьютеры.
– Да, ему не нравятся, но я не смогла бы управиться с офисом без компьютера. Я просто не позволяю Сэму его трогать.
Коул посмотрел на нее.
– Не возражаете, если я задам вам личный вопрос? – спросил он.
– Не возражаю, если вы не возражаете, что я могу и не ответить.
– Разумно. Мисс Ла Салль, мне кажется, я еще никогда не встречал людей, настолько верных кому-то, как вы и мистер Лоуренс верны мистеру Когли. Что послужило причиной такой верности?
Джеки откинулась в кресле и улыбнулась Коулу.
– Ну, за Питера я говорить не могу, но мне действительно интересно эта работа. Когда я была замужем, мы с мужем работали с доктором Дэйстромом.
Коул тихо присвистнул. Уже в третий раз за сегодняшний день его изумляло что-то имевшее отношение к офису Самуэля Когли.
– С доктором Ричардом Дэйстромом, изобретателем дуотронного компьютера?
– Именно. В общем, с Дэйстромом работать было довольно сложно. Они с Уильямом – моим покойным мужем – немного поссорились. Когда Уильям ушел, Дэйстром уволил меня и обвинил нас в том, что мы украли основную информацию по проекту, над которым работали – так называемому М-проекту – и передали ее конкурентам. Это было совершенно не в характере Дэйстрома, и мы даже удивились: может быть, он слишком заработался, или у него случился какой-то нервный срыв? Мы бы не стали обращать внимания на его разглагольствования, но никто не решался взять меня или Уильяма на работу после того, что сказал Дэйстром. В конце концов у нас не осталось иного выбора, кроме как подать на него в суд и доказать, что он лжет.
Сэм представлял наши интересы против Дэйстрома и армии адвокатов, которую тот нанял. В конце концов Дэйстром решил обойтись без судебного разбирательства. Мы получили достаточную денежную компенсацию за ущерб, но Сэм еще и заставил Дэйстрома публично извиниться перед нами и признать свою неправоту. По сей день это остается единственным случаем, когда доктор Дэйстром когда-либо признался кому-либо, что был в чем-либо неправ.
Через несколько лет, когда Уильям умер, первое сообщение с соболезнованиями я получила от Сэма.
И, вдобавок к деньгам и извинениям, Сэм договорился о том, что в его офисе всегда будет стоять компьютер Дэйстрома самой новейшей модели.
Я поняла, насколько важной работа Сэма оказалась для нас с Уильямом, так что когда Уильям умер, я стала работать на Сэма, чтобы помочь ему проделать такую же работу для других, которым это не менее важно – для людей, которые не смогут противостоять Дэйстромам этой вселенной без помощи Сэма.
Коул кивнул. Это действительно похоже на Сэма Когли. Он пожал руку Джеки и покинул офис, собираясь спуститься по лестнице, чтобы вновь насладиться видом Брэдбери-билдинг.
Когда Коул ушел, Джеки подумала: «Почему Питер так верен Сэму?» Она рассказала Коулу не все о причинах, побудивших ее работать на Когли. Не сказала, что, кроме денежной компенсации и публичных извинений, Когли еще и заставил Дэйстрома освободить Уильяма и Жаклин от договоров о неразглашении. Опять-таки такого Дэйстром не делал еще никогда. Когда она спросила Когли, почему он так настоял на этом пункте сделки, он ответил, что это страховка. Если Ла Салли не будут связаны договором о неразглашении, то Дэйстром никогда больше не посмеет сказать о них ложь. Не посмеет из страха, что в ответ они раскроют его секреты.
Но наибольшее впечатление на Джеки все же произвела другая причина, по которой Когли настаивал на этой сделке. Когли сказал им, что настоял на ней потому, что точно знал, что ни Уильям, ни Джеки сделкой не злоупотребят. Именно эта уверенность в ее честности вызвала ответную верность к Когли.
Она считала, что в прошлом произошел похожий инцидент с участием Самуэля Когли и Питера Лоуренса, но не знала, какой именно. Питер никогда об этом не говорил. Все, что она знала – что-то подобное произошло, и в результате Питер стал прекрасным помощником в работе Когли.
Работа. Именно для этого Сэм и жил. О, он мог и расслабиться, почитав одну из драгоценных своих книг или посмотрев какой-нибудь антикварный фильм из собственной коллекции. Но ненадолго. Она видела это слишком часто: если у Сэма в течение недели не появлялось нового и, что важнее, интересного дела, он начинал нервничать. И, что хуже, становился навязчивым. В один из последних длительных отпусков, вызванных отсутствием дел, он решил попросить Джеки, чтобы она научила его пользоваться офисным компьютером.
Сэм быстро понял, насколько крупную ошибку совершил. Ему повезло, потому что если бы он этого не понял, самой Джеки пришлось бы нанять его и стать новым клиентом в расследовании убийства. А защищать ее в суде для Когли было бы весьма затруднительно, учитывая то, что именно он стал бы жертвой.
Нет, она не хотела, чтобы подобное произошло снова. Она повернулась к компьютеру и начала проверять входящие письма и сообщения от потенциальных клиентов. Но не нашла ничего из того, что Сэм мог бы посчитать хоть в малейшей степени интересным и трудным.
Джеки вздохнула, закрыв почтовую программу. Ничего. Но она улыбнулась, заглянув в кабинет Сэма и увидев, что он пересел в одно из своих чиппендейловских кресел и спокойно читает книгу. Точнее, перечитывает. Это снова был «Холодный дом», хотя она и не понимала, как любой адвокат мог получать удовольствие, читая и перечитывая историю длинной, бесконечной тяжбы Джарндиса против Джарндиса, которая была центральной частью сюжета этого особо язвительного и циничного романа Диккенса.
В любом случае, на данный момент Сэм был доволен. И Джеки была уверена, что список дел вскоре изменится. Если вы настолько знамениты и успешны, как Сэм, то он не может не измениться. Может быть, не сегодня, не завтра, но она знала: Самуэль Т. Когли, эсквайр, очень скоро получит новое интересное и сложное дело.