Вселенная без меня уже не та... (с)
Глава первая
ИНСТИТУТ КОХРЕЙНА, НЬЮ-МОНТАНА. ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 58552.2
Жители Альфы Центавра B-2, уже многие поколения не считавшие себя «колонистами», не были готовы к жестокости первого нападения. Никто и не подозревал, каким будет его цель.
Лишь роща фиговых деревьев, посаженных самим Кохрейном более двух столетий назад, выжила. Весь Институт Кохрейна лежал в руинах.
читать дальшеНо день, в который разразилась буря войны, начался, как и любой другой день на планете, слишком привыкшей к миру и самоуспокоенной.
В Северном полушарии Нью-Монтаны стояла поздняя зима; звезды Центавр A и Центавр B всходили вместе. Лишь летом все двадцать шесть часов, что длится день, светит солнце. В это время года орбита второй планеты Центавра B проходит между двумя большими звездами тройной системы Альфа Центавра.
На островном континенте Атлантида с утра были заморозки, леса из земных кленов и берез стояли без листьев, их голые ветки казались всего лишь тонкими темными мазками кисти на голубом холсте неба, которое уже несколько веков не было для людей «инопланетным».
Вдали от больших городов на восточном побережье из печных труб небольших домиков валил дым. Треск и запах горящего дерева дополняли картину природы; геотермальные станции, предоставлявшие энергию рассеянным повсюду поселениям, этого обеспечить не могли. Лишь в Институте Кохрейна использовались планетные генераторы антиматерии – они требовались для передовых разработок в варп-технологии.
Главный кампус составляли более тридцати высотных зданий, их темно-красные силуэты занимали зеленые склоны холмов. Из строений, расположенных на вершинах, можно было увидеть океан Лили на востоке и Скалистые горы на западе. Как первый человек, добравшийся до Центавра B-2, Зефрем Кохрейн с удовольствием воспользовался правом дать название и самой планете, и крупным геологическим объектам.
В одном из самых верхних зданий располагалась инсталляция Звездного флота. Исследования, проводимые там, были засекречены, чтобы возможности Звездного флота всегда значительно превосходили возможности гражданских кораблей, каперов и любых потенциальных «равных конкурентов» – этим вежливым термином Звездный флот обозначал своенравную Клингонскую Империю.
Официально известное как Здание 18, строение было старше всех остальных, построенное почти за девяносто стандартных лет до них. Его исторический фасад из тщательно обработанного красного центаврианского песчаника был укреплен горизонтальными бледно-коричневыми бревнами из местного дерева Линкольна, названного так Кохрейном за замечательную однородность древесины.
Строгий, гладкий интерьер Здания 18, однако, хранил признаки регулярной перестройки и улучшения. Последние изменения датировались безумными месяцами под конец Войны Доминиона, это было восемь лет назад. Хотя публично это не обсуждалось, но лидеры Звездного флота знали, что тяжелые военные потери привели к одному из самых впечатляющих рывков в науке за много поколений.
В Средний день, 27 числа Двенадцатого месяца на Нью-Монтане, что соответствовало звездной дате Федерации 58552.2, Здание 18 готовилось провести статическое испытание прототипа нового варп-ядра. Слегка отличавшееся по принципу работы от установленных на большинстве кораблей Звездного флота, экспериментальное устройство было замечательно своими размерами – почти на треть меньше стандартной конструкции при той же полезной нагрузке. Ожидалось, что при нынешней скорости разработки в течение десяти лет Звездный флот сможет испытать корабли размером с челнок, способные передвигаться на скорости варп-9. С точки зрения скорости перемещений галактика каждый день все уменьшалась.
Прототип варп-ядра должен был включиться в 0800 часов. На этих испытаниях он должен был создать варп-пузырь диаметром примерно четыре метра и силой поля не более пяти милликохрейнов. Эти показатели были важны: такое слабое варп-поле не сможет покинуть релятивистские границы планеты. Что еще важнее, ядро останется неподвижным, пока исследователи будут измерять форму и стабильность поля и эффективность миниатюрной матрицы из синтетического дилития – именно благодаря ей удалось уменьшить размер ядра.
Если бы испытание закончилось удачно, за ним последовали бы космические тесты.
Но испытание закончилось неудачно, и Группа разработки продвинутой варп-технологии Звездного флота заплатила за неудачу ужасную цену.
***
Коммандер Треск Друмен, инженер Звездного флота в третьем поколении, руководил испытаниями прототипа. Он прибыл в Здание 18 вчера в полдень и всю ночь работал, готовя прототип ядра к статическому тесту.
Время инициализации все приближалось, но Друмену не нужны были кофе или другие стимуляторы, чтобы не заснуть. Ему было тридцать четыре стандартных года, и возбуждения и стоявшей перед ним задачи вполне хватало, чтобы поддерживать бодрое состояние. Даже звание коммандера, заработанное в тридцать два года, не радовало его так, как предстоящее испытание.
Друмен был уверен в подготовленности команды. Прототип ядра уже был заперт в главной испытательной камере – огромной бронированной комнате со стенами из тридюрания, каждая сторона которой была длиной больше ста метров. Даже если бы из-за ошибки в вычислениях или скачка напряжения ядро перешло бы в варп-режим, камера была расположена таким образом, что вращение планеты заставило бы ядро врезаться в огромный резервуар, в котором было четыреста тысяч литров воды. Резервуар был встроен в заросший травой холм к востоку от Здания 18. Поскольку источник питания ядра остался бы вне варп-поля, поле бы немедленно сколлапсировало, не позволив ядру продвинуться более чем на несколько сотен метров.
Беспокоиться было не о чем.
В 0750 Друмен сел за главную мониторинговую консоль в тускло освещенной комнате управления. Как и было запланировано, тридюраниевый бронещит закрыл большое окно наблюдения. Теперь прототип ядра был виден только на рядах консольных мониторов, транслировавших показания визуальных сенсоров внутри камеры.
За три часа до этого из испытательной камеры выкачали атмосферу, оставив ядро в вакууме, почти равнявшемся по пустоте межзвездному пространству. Изображения из камеры были четкими и яркими.
В 0755 Друмен снова посмотрел на миникомпьютер, передающий сообщения, опертый на консоль, чтобы все могли его видеть. Сообщение содержало пожелание удачи от коммандера Джорди Ла Форжа. Он был легендой Звездного флота, и Друмен и его команда удивились и обрадовались, что один из величайших инженерных гениев Звездного флота лично обратил внимание на то, что они пытаются сделать. Ла Форж попросил, чтобы его как можно быстрее проинформировали о результатах испытаний, и Друмен с нетерпением ждал звонка, который планировал сделать еще до завтрака.
В 0759 Друмен опросил всю команду – более чем пятьдесят человек персонала Звездного флота и института. Их ответы были мгновенными и воодушевляли. Все системы проверены и готовы. Все сенсоры работали. Генератор антиматерии был включен и вырабатывал нужное количество энергии.
Друмен поправил китель, когда пошли последние секунды обратного отсчета.
Временной код: ноль.
Все шло в точности, как было запланировано.
В течение восемнадцати секунд.
Затем на консоли Друмена загорелся сигнал тревоги. Небольшой скачок напряжения.
Он не был достаточно большим, чтобы компьютерные подпрограммы безопасности автоматически прекратили испытание, но предупреждение заставило Друмена положить руку на большой красный рычаг с надписью «Откл.»
Он переводил взгляд с дисплея с энергетическим графиком на дисплей, показывавший прототип ядра, но, не считая синего мерцания излучателей Черенкова, расположенных вдоль ядра, по сравнению с первоначальным состоянием не изменилось ничего.
Вокруг Друмена его команда переговаривалась шепотом, пытаясь изолировать причину скачка напряжения.
Миррин О’Хара первой заметила и доложила об осадке.
Друмен немедленно включил визуальные сенсоры и увеличил масштаб изображения ядра.
На экране он увидел нечто загадочное. Вокруг корпуса ядра формировалась черная тень, росшая совершенно случайным образом, словно иней на запотевшем окне.
Друмен еще увеличил масштаб.
В более высоком разрешении осадок напоминал зерна черного песка. Но сейчас Друмен увидел, что он срастается в кубы, самый большой был размером не больше дециметра, другие были меньше, третьи и вовсе размером с пылинки.
О’Хара с готовностью определила химический состав осадка: в основном углерод со следами более простых элементов, вплоть до водорода.
Сила варп-поля начала меняться.
Друмен немедленно проверил состояние вакуума в камере – герметичность нарушена не была. Он нахмурился. Осадок не был частичками материи, сгустившимися из воздуха. Там не было воздуха.
Единственным объяснением было то, что его создало варп-поле.
А это было невозможно.
Невозможное, однако, продолжалось до 0802, когда варп-поле вспыхнуло.
Это наконец привело в действие автоматические системы отключения, а затем – Друмен не мог даже предположить причины произошедшего – все сенсоры в камере выключились.
Он снова опросил команду. Ни у кого не было объяснений тому, что они видели, и показаниям сенсоров.
Друмену нужно было больше информации. Он приказал разгерметизировать камеру, затем жестом показал О’Харе следовать за ним. Они спустились по лестнице к главному входу. Поскольку внутренние сенсоры по-прежнему не работали, Друмен осторожно просканировал трикодером комнату, убедившись, что в камере есть атмосфера и нет радиации. О’Хара подтвердила показания.
Двери открылись, и на Друмена из камеры хлынул холодный воздух – внутри атмосферное давление было чуть больше. Затем он почувствовал запах горелой проводки, способный испугать любого инженера.
Все освещение в камере отключилось.
До того, как он успел попросить об этом, О’Хара открыла шкафчик с аварийными инструментами, стоявший рядом с дверью, и достала два ручных фонарика. Освещая себе путь к варп-ядру, Друмен осторожно шагнул в камеру, О’Хара – за ним. Их шаги эхом отдавались от металлических стен.
Когда они подошли поближе, Друмен в свете фонарика увидел, что цилиндрическое ядро длиной девять метров и диаметром два не сдвинулось с испытательного стенда. Но сам стенд был почти не виден. Он задрался вверх, словно пытаясь спастись от холма из темных кубов, готового поглотить его, словно зыбучие пески – марсианскую пирамиду.
Черный осадок пристал к корпусу ядра, словно замерзшие потоки воды.
Друмен жестом приказал О’Харе обойти ядро слева. Сам он зашел справа.
Кроме осадка, их трикодеры не засекли ничего необычного.
Но у трикодеров были свои ограничения.
Друмен дошел до передней стороны ядра и чуть не уронил свое устройство.
Там стояла женщина в форме адмирала Звездного флота и чего-то ждала.
До того, как он успел спросить, как она сумела пережить вакуум и энергетические флуктуации варп-поля, адмирал улыбнулась ему.
– Здравствуй, Треск, – сказала она.
Это не был тон, которым адмирал обращался к подчиненному офицеру – это было приветствие близкого друга. А сейчас, когда Друмен получше рассмотрел ее в свете фонаря, она казалась слишком молодой для своего ранга.
– Адмирал… вы только что сюда транспортировались?
Теплая улыбка адмирала стала еще шире, и Друмен внезапно понял, почему ее голос казался таким знакомым – это была Элеанор Штейн.
Двенадцать лет назад, на выпускном курсе Академии, он безнадежно влюбился в нее. Но она, как и он сам, больше ценила карьеру в Звездном флоте, чем страсть, и после выпуска их дороги разошлись. Друмен все еще иногда видел ее во сне, и ему всегда было интересно, видела ли она во сне его.
– Видела, – сказала адмирал, ответив на его невысказанный вопрос.
По спине Друмена побежали мурашки. Адмирал шагнула вперед. Сделав этот шаг, она перестала напоминать его давно потерянную любимую, она стала ею – такой же, как двенадцать лет назад, адмиральская форма превратилась в кадетский комбинезон.
Друмен недоверчиво заморгал.
– Элеанор?..
– Коммандер… с кем вы разговариваете? – О’Хара обошла ядро с другой стороны, затем изумленно остановилась. Она направила луч фонарика в глаза кадетки. – Как вы здесь оказались?
– Миррин, – сказала кадетка, отвернувшись от Друмена к О’Харе.
Друмен снова моргнул, чувствуя озадаченность и в то же время облегчение. Освещение сыграло с ним злую шутку. В профиль адмирал совсем не походила на Элеанор, какой он ее знал. Даже ее комбинезон выглядел как гражданская одежда.
– Мама?..
Друмен услышал знакомый шок в голосе О’Хары. В его мозге словно отключились реле, заставив сработать внутренние подпрограммы безопасности, и из инженера он превратился в офицера Звездного флота.
Они с О’Харой встретили человека там, где человека быть просто не могло – причем одновременно похожего на любимую, которую он так и не забыл, и на мать одной из его сослуживиц.
Этому было лишь одно объяснение, и сделать можно было лишь одну вещь.
Друмен дрожащими пальцами дотронулся до коммуникатора. Он надеялся, что время еще есть, хотя и боялся, что уже нет.
– Друмен – Службе безопасности. Тревога. Неизвестный в Испытательной камере 1.
Неизвестная повернулась, ее лицо расплылось, затем сфокусировалось. Она снова была Элеанор.
– О, Треск, это было не обязательно. Теперь бояться нечего…
– О’Хара, – настойчиво сказал Друмен, – уходите отсюда. Бегите.
Не сводя глаз с Друмена, кадетка протянула руку к О’Харе…
…и рука растворилась в воздухе, словно дым.
У Друмена перехватило дыхание, когда темная нить, извиваясь, потянулась к О’Харе.
Фонарик и трикодер О’Хары с лязгом упали на тридюраниевый пол, когда она схватилась за лицо, охваченное облаком темной субстанции.
Друмен обрел дар речи.
– Отпусти ее!
Кадетка покачала головой.
– Я знаю, что она хочет этого. И ты тоже.
Друмен услышал шелест и в ужасе посмотрел вниз. В луче света, посланном упавшим фонарем О’Хары, волнистые тени черного осадка ползли от тестового ядра к его ногам.
Друмен попытался шагнуть назад, но почувствовал сопротивление. Он развернулся.
Черные кубы собирались позади него, доставая уже до колен.
Он начал падать, но кадетка внезапно оказалась рядом с ним, обхватив его обеими руками, как Элеанор в их последнюю ночь, проведенную вместе.
– Возьми… – сказала она.
Сердце Друмена заколотилось от страха, когда он посмотрел мимо захватчицы на маленькую кучку черного вещества, быстро исчезавшего в клубах дыма.
Все, что осталось от О’Хары.
– Прими…
Друмен заглянул в глаза, светившиеся любовью, которую он забыл, желанием, которое он попытался изгнать из своей жизни.
– Нет… – прошептал он, чувствуя, как его тело растворяется…
– Будь любим… – Мягкие губы нашли его губы, и Друмен почувствовал, как широко открывается его рот, а черные ростки проникают в горло и запечатывают легкие. Он уже почти не видел, затем вообще перестал видеть, когда лицо далекой любимой распалось на темные частицы, накрывшие его.
В 0808 отряд Службы безопасности Звездного флота с беспомощным изумлением наблюдал, как медленно передвигавшаяся, огромная волна черного песка поднимается в испытательной камере. Треск Друмен присоединился к Миррин О’Харе в Покое Тотальности.
В 0809 тестовое ядро взорвалось.
Скачок напряжения в проводах, ведущих к генератору антиматерии, отключил магнитные держатели.
В следующие десять секунд раздалось еще семь взрывов. Менее чем через минуту все тридцать зданий института охватил огонь.
Через две минуты погибли восемьсот пятнадцать человек.
В следующие три дня от ранений скончалось еще триста двадцать.
Выжили лишь фиговые деревья. Посаженные человеком, гений которого сделал возможной саму Объединенную Федерацию планет, теперь – единственные свидетели начала конца Федерации.
Тотальность наконец была готова поделиться своим даром со всеми существами галактики.
И она знала, что когда всю ценность этого дара наконец поймут, его примут без колебаний.
ИНСТИТУТ КОХРЕЙНА, НЬЮ-МОНТАНА. ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 58552.2
Жители Альфы Центавра B-2, уже многие поколения не считавшие себя «колонистами», не были готовы к жестокости первого нападения. Никто и не подозревал, каким будет его цель.
Лишь роща фиговых деревьев, посаженных самим Кохрейном более двух столетий назад, выжила. Весь Институт Кохрейна лежал в руинах.
читать дальшеНо день, в который разразилась буря войны, начался, как и любой другой день на планете, слишком привыкшей к миру и самоуспокоенной.
В Северном полушарии Нью-Монтаны стояла поздняя зима; звезды Центавр A и Центавр B всходили вместе. Лишь летом все двадцать шесть часов, что длится день, светит солнце. В это время года орбита второй планеты Центавра B проходит между двумя большими звездами тройной системы Альфа Центавра.
На островном континенте Атлантида с утра были заморозки, леса из земных кленов и берез стояли без листьев, их голые ветки казались всего лишь тонкими темными мазками кисти на голубом холсте неба, которое уже несколько веков не было для людей «инопланетным».
Вдали от больших городов на восточном побережье из печных труб небольших домиков валил дым. Треск и запах горящего дерева дополняли картину природы; геотермальные станции, предоставлявшие энергию рассеянным повсюду поселениям, этого обеспечить не могли. Лишь в Институте Кохрейна использовались планетные генераторы антиматерии – они требовались для передовых разработок в варп-технологии.
Главный кампус составляли более тридцати высотных зданий, их темно-красные силуэты занимали зеленые склоны холмов. Из строений, расположенных на вершинах, можно было увидеть океан Лили на востоке и Скалистые горы на западе. Как первый человек, добравшийся до Центавра B-2, Зефрем Кохрейн с удовольствием воспользовался правом дать название и самой планете, и крупным геологическим объектам.
В одном из самых верхних зданий располагалась инсталляция Звездного флота. Исследования, проводимые там, были засекречены, чтобы возможности Звездного флота всегда значительно превосходили возможности гражданских кораблей, каперов и любых потенциальных «равных конкурентов» – этим вежливым термином Звездный флот обозначал своенравную Клингонскую Империю.
Официально известное как Здание 18, строение было старше всех остальных, построенное почти за девяносто стандартных лет до них. Его исторический фасад из тщательно обработанного красного центаврианского песчаника был укреплен горизонтальными бледно-коричневыми бревнами из местного дерева Линкольна, названного так Кохрейном за замечательную однородность древесины.
Строгий, гладкий интерьер Здания 18, однако, хранил признаки регулярной перестройки и улучшения. Последние изменения датировались безумными месяцами под конец Войны Доминиона, это было восемь лет назад. Хотя публично это не обсуждалось, но лидеры Звездного флота знали, что тяжелые военные потери привели к одному из самых впечатляющих рывков в науке за много поколений.
В Средний день, 27 числа Двенадцатого месяца на Нью-Монтане, что соответствовало звездной дате Федерации 58552.2, Здание 18 готовилось провести статическое испытание прототипа нового варп-ядра. Слегка отличавшееся по принципу работы от установленных на большинстве кораблей Звездного флота, экспериментальное устройство было замечательно своими размерами – почти на треть меньше стандартной конструкции при той же полезной нагрузке. Ожидалось, что при нынешней скорости разработки в течение десяти лет Звездный флот сможет испытать корабли размером с челнок, способные передвигаться на скорости варп-9. С точки зрения скорости перемещений галактика каждый день все уменьшалась.
Прототип варп-ядра должен был включиться в 0800 часов. На этих испытаниях он должен был создать варп-пузырь диаметром примерно четыре метра и силой поля не более пяти милликохрейнов. Эти показатели были важны: такое слабое варп-поле не сможет покинуть релятивистские границы планеты. Что еще важнее, ядро останется неподвижным, пока исследователи будут измерять форму и стабильность поля и эффективность миниатюрной матрицы из синтетического дилития – именно благодаря ей удалось уменьшить размер ядра.
Если бы испытание закончилось удачно, за ним последовали бы космические тесты.
Но испытание закончилось неудачно, и Группа разработки продвинутой варп-технологии Звездного флота заплатила за неудачу ужасную цену.
***
Коммандер Треск Друмен, инженер Звездного флота в третьем поколении, руководил испытаниями прототипа. Он прибыл в Здание 18 вчера в полдень и всю ночь работал, готовя прототип ядра к статическому тесту.
Время инициализации все приближалось, но Друмену не нужны были кофе или другие стимуляторы, чтобы не заснуть. Ему было тридцать четыре стандартных года, и возбуждения и стоявшей перед ним задачи вполне хватало, чтобы поддерживать бодрое состояние. Даже звание коммандера, заработанное в тридцать два года, не радовало его так, как предстоящее испытание.
Друмен был уверен в подготовленности команды. Прототип ядра уже был заперт в главной испытательной камере – огромной бронированной комнате со стенами из тридюрания, каждая сторона которой была длиной больше ста метров. Даже если бы из-за ошибки в вычислениях или скачка напряжения ядро перешло бы в варп-режим, камера была расположена таким образом, что вращение планеты заставило бы ядро врезаться в огромный резервуар, в котором было четыреста тысяч литров воды. Резервуар был встроен в заросший травой холм к востоку от Здания 18. Поскольку источник питания ядра остался бы вне варп-поля, поле бы немедленно сколлапсировало, не позволив ядру продвинуться более чем на несколько сотен метров.
Беспокоиться было не о чем.
В 0750 Друмен сел за главную мониторинговую консоль в тускло освещенной комнате управления. Как и было запланировано, тридюраниевый бронещит закрыл большое окно наблюдения. Теперь прототип ядра был виден только на рядах консольных мониторов, транслировавших показания визуальных сенсоров внутри камеры.
За три часа до этого из испытательной камеры выкачали атмосферу, оставив ядро в вакууме, почти равнявшемся по пустоте межзвездному пространству. Изображения из камеры были четкими и яркими.
В 0755 Друмен снова посмотрел на миникомпьютер, передающий сообщения, опертый на консоль, чтобы все могли его видеть. Сообщение содержало пожелание удачи от коммандера Джорди Ла Форжа. Он был легендой Звездного флота, и Друмен и его команда удивились и обрадовались, что один из величайших инженерных гениев Звездного флота лично обратил внимание на то, что они пытаются сделать. Ла Форж попросил, чтобы его как можно быстрее проинформировали о результатах испытаний, и Друмен с нетерпением ждал звонка, который планировал сделать еще до завтрака.
В 0759 Друмен опросил всю команду – более чем пятьдесят человек персонала Звездного флота и института. Их ответы были мгновенными и воодушевляли. Все системы проверены и готовы. Все сенсоры работали. Генератор антиматерии был включен и вырабатывал нужное количество энергии.
Друмен поправил китель, когда пошли последние секунды обратного отсчета.
Временной код: ноль.
Все шло в точности, как было запланировано.
В течение восемнадцати секунд.
Затем на консоли Друмена загорелся сигнал тревоги. Небольшой скачок напряжения.
Он не был достаточно большим, чтобы компьютерные подпрограммы безопасности автоматически прекратили испытание, но предупреждение заставило Друмена положить руку на большой красный рычаг с надписью «Откл.»
Он переводил взгляд с дисплея с энергетическим графиком на дисплей, показывавший прототип ядра, но, не считая синего мерцания излучателей Черенкова, расположенных вдоль ядра, по сравнению с первоначальным состоянием не изменилось ничего.
Вокруг Друмена его команда переговаривалась шепотом, пытаясь изолировать причину скачка напряжения.
Миррин О’Хара первой заметила и доложила об осадке.
Друмен немедленно включил визуальные сенсоры и увеличил масштаб изображения ядра.
На экране он увидел нечто загадочное. Вокруг корпуса ядра формировалась черная тень, росшая совершенно случайным образом, словно иней на запотевшем окне.
Друмен еще увеличил масштаб.
В более высоком разрешении осадок напоминал зерна черного песка. Но сейчас Друмен увидел, что он срастается в кубы, самый большой был размером не больше дециметра, другие были меньше, третьи и вовсе размером с пылинки.
О’Хара с готовностью определила химический состав осадка: в основном углерод со следами более простых элементов, вплоть до водорода.
Сила варп-поля начала меняться.
Друмен немедленно проверил состояние вакуума в камере – герметичность нарушена не была. Он нахмурился. Осадок не был частичками материи, сгустившимися из воздуха. Там не было воздуха.
Единственным объяснением было то, что его создало варп-поле.
А это было невозможно.
Невозможное, однако, продолжалось до 0802, когда варп-поле вспыхнуло.
Это наконец привело в действие автоматические системы отключения, а затем – Друмен не мог даже предположить причины произошедшего – все сенсоры в камере выключились.
Он снова опросил команду. Ни у кого не было объяснений тому, что они видели, и показаниям сенсоров.
Друмену нужно было больше информации. Он приказал разгерметизировать камеру, затем жестом показал О’Харе следовать за ним. Они спустились по лестнице к главному входу. Поскольку внутренние сенсоры по-прежнему не работали, Друмен осторожно просканировал трикодером комнату, убедившись, что в камере есть атмосфера и нет радиации. О’Хара подтвердила показания.
Двери открылись, и на Друмена из камеры хлынул холодный воздух – внутри атмосферное давление было чуть больше. Затем он почувствовал запах горелой проводки, способный испугать любого инженера.
Все освещение в камере отключилось.
До того, как он успел попросить об этом, О’Хара открыла шкафчик с аварийными инструментами, стоявший рядом с дверью, и достала два ручных фонарика. Освещая себе путь к варп-ядру, Друмен осторожно шагнул в камеру, О’Хара – за ним. Их шаги эхом отдавались от металлических стен.
Когда они подошли поближе, Друмен в свете фонарика увидел, что цилиндрическое ядро длиной девять метров и диаметром два не сдвинулось с испытательного стенда. Но сам стенд был почти не виден. Он задрался вверх, словно пытаясь спастись от холма из темных кубов, готового поглотить его, словно зыбучие пески – марсианскую пирамиду.
Черный осадок пристал к корпусу ядра, словно замерзшие потоки воды.
Друмен жестом приказал О’Харе обойти ядро слева. Сам он зашел справа.
Кроме осадка, их трикодеры не засекли ничего необычного.
Но у трикодеров были свои ограничения.
Друмен дошел до передней стороны ядра и чуть не уронил свое устройство.
Там стояла женщина в форме адмирала Звездного флота и чего-то ждала.
До того, как он успел спросить, как она сумела пережить вакуум и энергетические флуктуации варп-поля, адмирал улыбнулась ему.
– Здравствуй, Треск, – сказала она.
Это не был тон, которым адмирал обращался к подчиненному офицеру – это было приветствие близкого друга. А сейчас, когда Друмен получше рассмотрел ее в свете фонаря, она казалась слишком молодой для своего ранга.
– Адмирал… вы только что сюда транспортировались?
Теплая улыбка адмирала стала еще шире, и Друмен внезапно понял, почему ее голос казался таким знакомым – это была Элеанор Штейн.
Двенадцать лет назад, на выпускном курсе Академии, он безнадежно влюбился в нее. Но она, как и он сам, больше ценила карьеру в Звездном флоте, чем страсть, и после выпуска их дороги разошлись. Друмен все еще иногда видел ее во сне, и ему всегда было интересно, видела ли она во сне его.
– Видела, – сказала адмирал, ответив на его невысказанный вопрос.
По спине Друмена побежали мурашки. Адмирал шагнула вперед. Сделав этот шаг, она перестала напоминать его давно потерянную любимую, она стала ею – такой же, как двенадцать лет назад, адмиральская форма превратилась в кадетский комбинезон.
Друмен недоверчиво заморгал.
– Элеанор?..
– Коммандер… с кем вы разговариваете? – О’Хара обошла ядро с другой стороны, затем изумленно остановилась. Она направила луч фонарика в глаза кадетки. – Как вы здесь оказались?
– Миррин, – сказала кадетка, отвернувшись от Друмена к О’Харе.
Друмен снова моргнул, чувствуя озадаченность и в то же время облегчение. Освещение сыграло с ним злую шутку. В профиль адмирал совсем не походила на Элеанор, какой он ее знал. Даже ее комбинезон выглядел как гражданская одежда.
– Мама?..
Друмен услышал знакомый шок в голосе О’Хары. В его мозге словно отключились реле, заставив сработать внутренние подпрограммы безопасности, и из инженера он превратился в офицера Звездного флота.
Они с О’Харой встретили человека там, где человека быть просто не могло – причем одновременно похожего на любимую, которую он так и не забыл, и на мать одной из его сослуживиц.
Этому было лишь одно объяснение, и сделать можно было лишь одну вещь.
Друмен дрожащими пальцами дотронулся до коммуникатора. Он надеялся, что время еще есть, хотя и боялся, что уже нет.
– Друмен – Службе безопасности. Тревога. Неизвестный в Испытательной камере 1.
Неизвестная повернулась, ее лицо расплылось, затем сфокусировалось. Она снова была Элеанор.
– О, Треск, это было не обязательно. Теперь бояться нечего…
– О’Хара, – настойчиво сказал Друмен, – уходите отсюда. Бегите.
Не сводя глаз с Друмена, кадетка протянула руку к О’Харе…
…и рука растворилась в воздухе, словно дым.
У Друмена перехватило дыхание, когда темная нить, извиваясь, потянулась к О’Харе.
Фонарик и трикодер О’Хары с лязгом упали на тридюраниевый пол, когда она схватилась за лицо, охваченное облаком темной субстанции.
Друмен обрел дар речи.
– Отпусти ее!
Кадетка покачала головой.
– Я знаю, что она хочет этого. И ты тоже.
Друмен услышал шелест и в ужасе посмотрел вниз. В луче света, посланном упавшим фонарем О’Хары, волнистые тени черного осадка ползли от тестового ядра к его ногам.
Друмен попытался шагнуть назад, но почувствовал сопротивление. Он развернулся.
Черные кубы собирались позади него, доставая уже до колен.
Он начал падать, но кадетка внезапно оказалась рядом с ним, обхватив его обеими руками, как Элеанор в их последнюю ночь, проведенную вместе.
– Возьми… – сказала она.
Сердце Друмена заколотилось от страха, когда он посмотрел мимо захватчицы на маленькую кучку черного вещества, быстро исчезавшего в клубах дыма.
Все, что осталось от О’Хары.
– Прими…
Друмен заглянул в глаза, светившиеся любовью, которую он забыл, желанием, которое он попытался изгнать из своей жизни.
– Нет… – прошептал он, чувствуя, как его тело растворяется…
– Будь любим… – Мягкие губы нашли его губы, и Друмен почувствовал, как широко открывается его рот, а черные ростки проникают в горло и запечатывают легкие. Он уже почти не видел, затем вообще перестал видеть, когда лицо далекой любимой распалось на темные частицы, накрывшие его.
В 0808 отряд Службы безопасности Звездного флота с беспомощным изумлением наблюдал, как медленно передвигавшаяся, огромная волна черного песка поднимается в испытательной камере. Треск Друмен присоединился к Миррин О’Харе в Покое Тотальности.
В 0809 тестовое ядро взорвалось.
Скачок напряжения в проводах, ведущих к генератору антиматерии, отключил магнитные держатели.
В следующие десять секунд раздалось еще семь взрывов. Менее чем через минуту все тридцать зданий института охватил огонь.
Через две минуты погибли восемьсот пятнадцать человек.
В следующие три дня от ранений скончалось еще триста двадцать.
Выжили лишь фиговые деревья. Посаженные человеком, гений которого сделал возможной саму Объединенную Федерацию планет, теперь – единственные свидетели начала конца Федерации.
Тотальность наконец была готова поделиться своим даром со всеми существами галактики.
И она знала, что когда всю ценность этого дара наконец поймут, его примут без колебаний.
@темы: ТОС. Книги, "Слава капитана", ТОС. Переводы
-
-
11.03.2009 в 15:29-
-
11.03.2009 в 15:34Это просто тизер, к дальнейшему переводу не вернусь, пока "Кровь" не добью.
Ну как ужасы? А ведь это только начало
-
-
11.03.2009 в 15:43Вот объясните мне, чего их на ужжжастики потянуло?
-
-
11.03.2009 в 15:49Не имею понятия.
"Кровь капитана", похоже, спойлер
-
-
11.03.2009 в 15:52Ого! "Утром в газете, вечером в куплете!" А вы собираетесь переводить 10 книгу, или там нет ужжжастиков?
-
-
11.03.2009 в 15:54Десятая - это про карьеру Кирка в Академии. Думаю, не так интересно.
-
-
11.03.2009 в 17:13Я знаю, что она про Академию, вот я и думала, что вам будет не очень интересно. Жалко, что никто не собрался перевести их книги про съемки сериала и фильмов.