Вселенная без меня уже не та... (с)
Глава первая
КРОНОС, ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 57471.0
читать дальшеЗанесенный батлет сверкал в лучах солнца Кроноса, словно клингонская звезда сама протянула огненную руку, чтобы поразить Джеймса Т. Кирка.
Пыхтя, задыхаясь, истекая потом, Кирк инстинктивно рассчитал траекторию движения клинка, затем отскочил в сторону, где его не мог достать противник.
Он подтянул под себя свободную руку, чтобы удариться о дно боевой ямы плечом. Другую руку он вытянул, используя батлет в качестве балансира, пытаясь стабилизировать свой центр тяжести.
На один прекрасный миг, зависнув в воздухе после быстрого движения, Кирку показалось, что он в прекрасной форме, а его тактика полностью оправдана.
Затем он ударился плечом о твердую как камень глину и почувствовал, словно приземлился на агонизатор, поставленный на одиннадцатый уровень боли.
Дыхание перехватило, перед глазами от боли зажглись яркие фейерверки. Кирка накрыла тень противника, спрятав яркое солнце и желтое клингонское небо. Он увидел, как клинок противника поднимается вверх, готовый нанести к’рел тагх – ритуальный удар большого отсечения.
Лежа на спине в боевой яме, Кирк понял, что через несколько секунд ему отрубят голову. Но именно в этом он увидел свой шанс.
Противник недооценил его.
Более опытный бат’вахл – воин, дерущийся на батлетах – воспользовался бы положением Кирка, чтобы выполнить серию выпадов к'рел мин, которые рассекали грудные мышцы, не позволяя ему поднять свой батлет, чтобы защититься. За этой предварительной атакой последовало бы одно, возможно, два движения а’к’рел тагх – малое отсечение – чтобы отрубить одну или обе руки Кирка. Только после этого настоящий бат’вахл нанес бы удар к’рел тагх, когда его противник заслуживал почетной смерти воина и не был способен контратаковать.
Кирк мог провести идеальную контратаку. Один взмах острием клинка, потрошащее движение мин п'рал слева направо поперек живота воина, и схватка завершится.
Но, рассчитывая замах, Кирк увидел усталость в глазах противника.
Эту схватку можно было завершить и получше.
Кирк поднял руки и закричал от страха!
Клинок противника пронзил влажный воздух, поразил незащищенную шею Кирка и…
…прошел насквозь, голографическая проекция смертоносного оружия лишь мигнула, когда сенсоры тренировочного оружия зафиксировали убийство.
– Ты достал меня, – простонал Кирк.
Его противник захихикал.
Кирк принял сидячее положение, скорчив гримасу, прижал противника к груди, игнорируя пульсирующую боль в ушибленном плече и радуясь тому, что обнимает самое драгоценное существо во всей галактике.
Джозеф Самуэль Т’Кол Т’Лан Кирк, ребенок Джеймса и Тейлани.
Он стал плодом их любви всего пять лет назад. Ребенок родился чудовищем.
Кирк, отец, был человеком; даже слишком человеком, как иногда боялся.
Тейлани, мать, была Чалчадж’кмей; на стандартном клингонском это значило «Дитя рая». Из второго поколения жителей колонии генетически сконструированных клингонско-ромуланских гибридов, созданных, чтобы выжить в галактике, разрушенной ожидаемой всеобщей войной с Федерацией. Но в темные времена создания гибридов, в эпоху, когда клингоны и ромуланцы заключили непростой союз, боялись Федерации и считали войну неизбежной, у генной инженерии были свои ограничения.
Так что Тейлани и других еще улучшили с помощью человеческих органов, изъятых у пленников Империй. Когда тайна раскрылась, это навсегда изменило жизнь Тейлани. Невинные люди погибли, чтобы она выжила.
Кирк пытался смягчить ее чувство вины. Он сказал ей – и до сих пор в это верил, – что никто не несет ответственности за мир, в котором она родилась, ответственность есть лишь за мир, который она покинет, когда умрет. Прошлое нужно принять, чтобы сосредоточиться на единственной вещи, которую мы можем изменить – будущем.
Кирк знал, что его слова и его любовь так и не рассеяли всего мрака, царившего в душе Тейлани, но он дарил ей свет и любовь, как и она – ему. А сейчас он последовал собственному совету и принял прошлое, которое разделил с ней, принял даже трагедию ее гибели на Халкане.
Но часть Тейлани осталась в его воспоминаниях, его сердце и ребенке, которого они создали.
Ребенок не был похож ни на кого, а его генетическое наследие по-прежнему сопротивлялось всем попыткам Маккоя упорядочить и понять его. Ребенок, чья постоянно меняющаяся внешность и непредсказуемые темпы роста делали его – или ее – уникальным явлением в биологической истории всех известных планет четырех квадрантов.
Но Кирку не важна была наука, объяснявшая существование Джозефа, сложность его ДНК, его судьбу или окончательную форму во взрослом состоянии… Он не обращал внимания на вирогеновые шрамы Тейлани, с той же легкостью он видел сердце и душу ребенка за его внешностью.
Кирк дарил ему любовь. Дарил признание. Чувствовал, что получает и то, и другое взамен. И Кирк был рад, что наконец прожил достаточно долго, чтобы понять, что на самом деле все остальное неважно.
Кирк вскочил на ноги и потер ладонью лысый череп Джозефа, словно трепля несуществующие волосы, и сын со смехом отскочил.
Сейчас Кирк называл Джозефа сыном. Хотя, как, не переставая удивляться, напоминал он себе, он мог с тем же успехом называть его дочерью, и именно поэтому Кирк дал ребенку два женских имени со стороны Тейлани – Т’Кол Т’Лан. Когда-нибудь, когда процесс взросления, заложенный в генах Джозефа, наконец закончится, Кирк надеялся, что его с Тейлани ребенок выберет имя и индивидуальность, которые лучше всего подойдут ему… или ей. Если, конечно, в конце концов обретет окончательный пол.
Но сейчас его ребенок был просто Джозефом. Высокий и не по годам развитой для пятилетнего, его телосложение и интеллект соответствовали примерно девяти-десятилетнему ребенку-человеку. Его когда-то розовая кожа приобрела серо-коричневый оттенок; полоса темных, почти трилловских точек шла вдоль позвоночника и до темени, заканчиваясь прямо над миниатюрными клингонскими гребнями на лбу и уже сейчас элегантными кончиками ромуланских ушей.
Маккой назвал телосложение ребенка тощим, а на его быстро растущих неуклюжих конечностях были заметны странные плоскости и линии, свидетельствующие о том, что его мускулатура была не совсем человеческой, хотя и не клингонской, ромуланской или вулканской. Но если в стопроцентно человеческой ДНК Кирка Маккой не сомневался, то даже лучшие генные инженеры Звездного флота не могли с уверенностью сказать, нет ли среди искусственно связанных генов, из которых была создана Тейлани, следов каких-то других существ, скрытых среди миллиардов базовых пар, составлявших перемешанные аминокислоты ребенка.
– Время обедать, – сказал Кирк. – Потом уроки.
Джозеф поднял четырехпалую руку.
– Еще два раунда, – попросил он.
Кирк грустно улыбнулся. В последние несколько месяцев почти каждый разговор с сыном превращался в переговоры. Просьба провести еще два раунда была, очевидно, нацелена на то, чтобы спровоцировать ответную просьбу – провести один раунд. Скорее всего, большего Джозеф и не хотел.
Но Кирк знал все о подобной тактике переговоров. Его учили настоящие эксперты, как, впрочем, и Джозефа.
– Ты проводишь слишком много времени с дядей Скотти, – сказал Кирк.
– Па-а-апа.
Кирк попытался не засмеяться. Джозеф казался глубоко оскорбленным тем, что отец мог даже подумать об этом.
– Иди в душ. Потом будем обедать.
– А потом еще два раунда? – настаивал Джозеф.
Кирк улыбнулся сыну, проигрывая битву, но не войну.
– Уроки, мистер. Бегом!
На этот раз Джозеф милостиво подчинился – «На этот раз», – подумал Кирк, – бросил Кирку свой голографический проектор батлета, затем побежал, как неуклюжий аист, к деревянной лестнице, прислоненной к стенке эллиптической ямы.
Кирк изумился тому, что ребенок, так некоординированно бегающий, мог так ловко управляться с батлетом. На фортепиано он играл уже на уровне взрослого профессионала, правда, его математические способности – обычно родственные музыкальным – были ниже среднего даже для пятилетнего человека. Джозеф до сих пор не умел считать, а без этих элементарных знаний ему никогда не постичь механику искривления пространства.
Кирк нахмурился, придя к этому мрачному выводу. Его сыну было всего пять лет, а Кирк уже возлагал на него тяжкое бремя надежды на карьеру в Звездном флоте.
– Я обращаюсь к вам с уважением, – неожиданно прорычал Ворф из-за спины Кирка, – но вы должны стыдиться себя.
Кирк вздрогнул. Он так увлекся, наблюдая, как Джозеф выбирается из ямы по двухметровой лестнице, что не услышал, как подошел Ворф.
– Извините?
Ворф, выглядевший внушительнее, чем когда-либо, в тренировочном костюме из бордовой замши, нахмурился, как мог это сделать только клингон. Несмотря на все попытки проявить почтение к гостю, он не смог скрыть презрения в голосе.
– Вы позволили ребенку победить вас.
Кирк разозлился. Они с Джозефом и Маккоем были гостями Дома Марток в течение двух недель, и только сейчас наконец-то зашел разговор о тонкостях клингонского этикета. Джозефу даже начал нравится гагх, хотя Кирк не знал, потому ли, что живые черви действительно были приятны для его клингонских вкусовых рецепторов, или потому, что он подтрунивал над внезапно проявившейся отцовской брезгливостью.
Но даже учитывая всю прямоту клингонского гостеприимства, грубое обвинение Ворфа удивило Кирка.
– Конечно, я позволил Джозефу победить меня, – сказал Кирк, желая услышать подробности.
Но Ворф лишь покачал большой головой, словно потеряв дар речи от отвращения.
Кирк попробовал еще раз.
– Насколько я понимаю, вы этим недовольны.
– Это нечестно, – загрохотал Ворф. – Подобное поведение дает ребенку ложное чувство безопасности. Он станет считать, что взрослым нельзя доверять. Когда придет время для настоящего боя, он потерпит неудачу.
Кирк вздохнул, стер пот со лба и посмотрел мимо Ворфа, увидев Маккоя, опиравшегося на деревянные перила, окружавшие церемониальную яму. Но старый друг не обращал внимания на Кирка и Ворфа. Он держал в руках медицинский трикодер, скорее всего, анализируя последние результаты сканирования Джозефа. После окончательной отставки Маккоя из Медицинской службы Звездного флота, изучение сына Кирка, похоже, стало новой целью его жизни.
Но Кирку нужен был еще один союзник-человек, чтобы разобраться с Ворфом. Он прибыл сюда, чтобы помочь ребенку понять предков-клингонов, но его собственные попытки понять Джозефа доставляли ему не меньше трудностей. Кирк направился к лестнице, ближайшей к Маккою, уверенный, что Ворф пойдет за ним. Так и случилось.
– Ему пять лет, Ворф. Он не вступит в настоящий бой еще…
Ворф прервал его объяснения.
– Если вы на самом деле хотите объяснить сыну наследие клингонов, вы уже должны были ранить его до крови.
Кирк остановился, положив руку на лестницу. В некоторых аспектах воспитания ребенка он не сомневался.
– Мне предстоит иметь дело еще с человеческим, ромуланским и вулканским наследием. Я не буду его ранить. Уж точно не в пятилетнем возрасте.
Ворф снова зарычал. На этот раз громче.
Но Кирк просто протянул ему голографические проекторы батлетов. Каждый аппарат был размером с традиционную рукоятку батлета с тремя отверстиями для пальцев и кожаным покрытием. Но напоминавших крылья летучих мышей лезвий и шипов по обе стороны не было, их создавали маленькие голографические излучатели и маломощные генераторы силовых полей. Проекторы были умным изобретением, позволяя бойцам чувствовать контакт с иллюзорным клинком, но не позволяя оружию нанести вред. Не стоило и говорить о том, что проекторы были не клингонским изобретением, и Ворф был и ими недоволен. Но, поскольку даже деревянные батлети, которыми пользовались клингонские дети, могли нанести серьезные порезы и ушибы, Кирк предпочел безопасность культурной чистоте.
Кирк поднялся по лестнице и прошел вдоль перил к Маккою. Повсюду вокруг в усадьбе Марток росли темно-пурпурные летние растения, различающиеся тонкими оттенками. Дикие тарги бродили по лесу, находящемуся на востоке; посреди леса располагался древний родовой замок Дома Марток. Внушительный и монументальный, почти пирамидальной формы, он напомнил Кирку Большой зал, где заседал Верховный совет клингонов. Почему замок считался родовым, Кирку было не совсем понятно. Меньше века назад Дом Марток отвоевал его у Дома Крант, который, в свою очередь, отнял его у Дома Фралк, который перестроил его после того, как вырезал весь Дом Тралкар, который когда-то победил Дом Фралк во время имперского междуцарствия четыреста лет назад, после поражения… Остальная часть бесконечной истории была для Кирка словно в тумане, хотя он и пытался запомнить все имена, перечисленные Ворфом на первом обеде, устроенном в честь Джозефа. С того вечера ему запомнилось разве что то, что клингонские сделки по недвижимости были весьма запутанными и зачастую кровавыми.
– Каков сегодняшний диагноз? – спросил Кирк у Маккоя.
Доктор, одетый в гражданские брюки и свободную черную рубашку, покрой которой подозрительно напоминал вулканский, продолжал нажимать на клавиши трикодера и даже не поднял голову.
– Джозефа или твой?
Кирк облокотился на грубо обтесанные деревянные перила, окружавшие боевую яму. Он услышал, как лестница заскрипела под весом Ворфа, и рефлекторно потер ушибленное плечо.
– Свой диагноз я уже знаю. Что насчет моего сына?
Маккой снял с пояса цилиндрический плазер размером с палец. Несмотря на белые, как снег, волосы и хрупкое телосложение, его движения были уверенными, а руки не дрожали. Маккою было сто пятьдесят лет, он приближался к рекордной продолжительности человеческой жизни с помощью внутренних скелетных актуаторов, синтетических органов и последнего имплантанта – экспериментального искусственного митохондриального биогенератора, основанного на одной из замечательных подсистем, встроенных в покойного лейтенант-коммандера Дейту. Кирк с небольшой обидой подумал, что его старый друг выглядит лучше, чем он сам на протяжении нескольких последних лет, а его голос не утратил грубоватых командирских ноток, когда он приказал Кирку повернуться.
– Диагноз Джозефа, если верить трикодеру, близок к идеальному ромуланскому. Несмотря на всю вашу беготню, его пульс практически не повысился, но его кровеносная система прошла крупную перестройку.
Кирк поморщился, когда медицинские силовые поля начали работать над его плечом, натягивая связки и смягчая напряженные мышцы.
– Объясни, – сказал он. Несколько лет назад фраза «крупная перестройка», сказанная в отношении Джозефа, напугала бы его, но сейчас он уже привык.
– Приток крови к его мышцам увеличился на двадцать три процента за счет менее важных органов: кишечника, обеих печеней, вторичного сердца. Как это?
Кирк заложил руку за голову, повернулся взад-вперед. Плечо больше не болело. Он ухмыльнулся.
– Прямо как новенькое. Спасибо, Боунз.
Маккой то ли усмехнулся, то ли фыркнул.
– Ты, мой друг, держишься на соплях и упаковочной проволоке.
Кирк напрягся.
– Это еще что за врачебный такт такой?
Он все еще полностью управлял своим телом – по крайней мере, большей его частью, напомнил он себе. И меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то напомнил ему о том, что он тоже смертен.
– Я приберег его для пациентов, которые, по крайней мере, пытаются следовать моим медицинским советам.
Кирк повернулся к Маккою.
– Я пытаюсь.
Маккой закатил глаза.
Кирку показалось, что он снова разговаривает с пятилетним сыном.
– Ты говорил о Джозефе… – напомнил он.
Маккой хлопнул трикодером по поясу, и устройство повисло на нем благодаря молекулярному притяжению.
– Джим, если начистоту, по-медицински, то твой мальчик… то есть, твой ребенок – гибрид. С генетической точки зрения гибриды часто бывают сильнее и живучее, чем их родители по отдельности. Я не могу с уверенностью сказать, будут ли у него новые периоды необычного роста, но инстинкт говорит мне, что о физическом развитии Джозефа нам с тобой беспокоиться больше не стоит.
Кирк понял, что Маккой недоговаривает.
– А о чем нам нужно беспокоиться?
Маккой кивнул Ворфу, когда клингон присоединился к ним.
– О другой его половине, – сказал доктор. – О разуме, духе, о том, что делает его человеком.
– Или клингоном, – сказал Ворф.
– Или ромуланцем, или вулканцем, – добавил Кирк. – Я знаю, Боунз.
Но Маккой удивил его, сказав:
– Нет, Джим, ничего ты не знаешь.
Кирк постучал пальцами по деревянным перилам. Меньше, чем споры, ему нравилась лишь одна вещь: споры, к которым приходилось возвращаться снова.
– Боунз, в этом смысл упражнения, – сказал он. – Я могу научить его всему, что знаю о людях. Но он больше, чем просто человек. – Кирк повернулся к Ворфу. – Вот почему я полагаюсь на друзей, которые помогут ему узнать обо всем, что он есть. Откуда он взялся. Рассказать о том, кем может стать.
– Тогда перестаньте позволять ему побеждать, – сказал Ворф.
– Больше того, – добавил Маккой, – ты должен придать жизни Джозефа структуру.
Ворф одобрительно кивнул.
– Дисциплина. Это путь воина.
Кирк потер лицо, понимая, что в спор втягиваться не стоит, но молчать он тоже не мог.
– У него есть структура.
Маккой покачал головой.
– Потому что ты заставляешь его принимать душ и изучать предметы, необходимые для поступления в Академию? Этого недостаточно, Джим. Джозефу нужен дом. Стабильное общество. Шанс завести друзей.
– У него есть друзья, – возразил Кирк, словно оправдываясь. – Ты, Ворф, Спок, Скотти…
– Ровесников, – сказал Маккой. – Ворф прав. Джозеф не должен спарринговать с отцом в клингонской боевой яме и побеждать только потому, что он твой сын – или дочь. Он должен бороться с другими детьми, лазать по деревьям, грязнить ногти, набивать ссадины на коленях… быть ребенком, а не… не кадетом в личной отцовской Академии Звездного флота.
Кирк почувствовал, как закипает от гнева, слушая отповедь Маккоя, и увидел, что друг заметил этот гнев в его глазах.
– Ты просил диагноз – вот тебе диагноз.
В глубине души Кирк хотел немедленно забыть обо всем, что сказал Маккой. Но из-за того, что это сказал именно Маккой, Кирк не мог этого сделать. Вместо этого он попытался побороть обиду и заставить Маккоя понять.
– Боунз… Я не хочу его ни в чем ограничивать.
– Детям нужны ограничения. – Маккой посмотрел на Ворфа. – Ты отец. У клингонов ведь то же самое, так?
Кирк почувствовал, как Ворф бросил на него испепеляющий взгляд.
– Да. От ограничений происходит безопасность. От безопасности – уверенность. От уверенности – смелость. А смелость – ключ к преодолению любых ограничений.
Кирк посмотрел на Ворфа, его не пугали ни размеры клингона, ни поведение.
– Мне казалось, что у вас не сложились отношения с сыном.
Ворф сузил глаза, его ноздри раздувались, как у хищника, готового к прыжку.
– У нас были… разногласия. Если бы я тогда знал то, что знаю сейчас, возможно, наши разногласия не достигли бы такой… крайней степени.
– А у нас с Джозефом нет разногласий.
Кирк внезапно понял, что не будь он гостем Дома Марлок, Ворф бы уже нанес первый удар, защищая свою честь.
– У отцов и сыновей всегда есть разногласия, – бесстрастно сказал Маккой.
– У других отцов. У других сыновей. – С точки зрения Кирка, нежелательная и бесполезная дискуссия закончилась. – Я приму душ. Увидимся за обедом.
Ворф проворчал что-то нечленораздельное. Маккой нахмурился. А затем все трое одновременно повернулись – рефлекс, выработанный службой в Звездном флоте, – услышав первый едва заметный звук того, что могло быть лишь несущей волной транспортера.
По цвету силуэтов, появившихся в трех метрах от него, Кирк понял, что это луч Звездного флота, хотя два человека материализовались быстрее, чем он привык видеть, словно Звездный флот добился очередного технологического прорыва.
Затем, еще до того, как рассеялся луч, Кирк узнал новоприбывших и подумал, что настроение Ворфа должно скоро улучшиться благодаря им.
Кирк шагнул вперед и протянул руку.
– Коммандер… – Он запнулся, увидев звездочки на погонах гостя. – Капитан Райкер. – Кирк пожал руку Уиллу Райкеру. – Жан-Люк передал мне хорошие новости. – Он улыбнулся Деанне Трой, стоявшей рядом с Райкером. – Все сразу. Поздравляю вас обоих. Со свадьбой и новым командным назначением.
Но уже тогда у Кирка сдавило грудь, потому что улыбки и приветственные слова, которыми ответили Райкер и его невеста, были натянутыми и мрачными: улыбки старых друзей, принесших плохие новости.
Кирк посмотрел на Ворфа и Маккоя, увидел, что и они заметили невеселое настроение гостей.
– С капитаном Пикаром все в порядке? – спросил Ворф.
Вопрос про Жана-Люка в первую очередь пришел в голову и Кирку.
– Капитан в порядке, – ответил Райкер. Но темные, унаследованные от бетазоидов глаза Деанны Трой уставились на Кирка, и этот напряженный взгляд и понимание, что она пытается распознать его настроение, заставили Кирка оцепенеть. Причиной неожиданного визита был не Жан-Люк.
Кирк внезапно предположил самое худшее.
– Спок, – тихо сказал он.
Райкер кивнул, и Кирк почувствовал, как тяготение Кроноса исчезает, словно звезды посыпались с небес.
Словно что-то умерло и в нем самом.
КРОНОС, ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 57471.0
читать дальшеЗанесенный батлет сверкал в лучах солнца Кроноса, словно клингонская звезда сама протянула огненную руку, чтобы поразить Джеймса Т. Кирка.
Пыхтя, задыхаясь, истекая потом, Кирк инстинктивно рассчитал траекторию движения клинка, затем отскочил в сторону, где его не мог достать противник.
Он подтянул под себя свободную руку, чтобы удариться о дно боевой ямы плечом. Другую руку он вытянул, используя батлет в качестве балансира, пытаясь стабилизировать свой центр тяжести.
На один прекрасный миг, зависнув в воздухе после быстрого движения, Кирку показалось, что он в прекрасной форме, а его тактика полностью оправдана.
Затем он ударился плечом о твердую как камень глину и почувствовал, словно приземлился на агонизатор, поставленный на одиннадцатый уровень боли.
Дыхание перехватило, перед глазами от боли зажглись яркие фейерверки. Кирка накрыла тень противника, спрятав яркое солнце и желтое клингонское небо. Он увидел, как клинок противника поднимается вверх, готовый нанести к’рел тагх – ритуальный удар большого отсечения.
Лежа на спине в боевой яме, Кирк понял, что через несколько секунд ему отрубят голову. Но именно в этом он увидел свой шанс.
Противник недооценил его.
Более опытный бат’вахл – воин, дерущийся на батлетах – воспользовался бы положением Кирка, чтобы выполнить серию выпадов к'рел мин, которые рассекали грудные мышцы, не позволяя ему поднять свой батлет, чтобы защититься. За этой предварительной атакой последовало бы одно, возможно, два движения а’к’рел тагх – малое отсечение – чтобы отрубить одну или обе руки Кирка. Только после этого настоящий бат’вахл нанес бы удар к’рел тагх, когда его противник заслуживал почетной смерти воина и не был способен контратаковать.
Кирк мог провести идеальную контратаку. Один взмах острием клинка, потрошащее движение мин п'рал слева направо поперек живота воина, и схватка завершится.
Но, рассчитывая замах, Кирк увидел усталость в глазах противника.
Эту схватку можно было завершить и получше.
Кирк поднял руки и закричал от страха!
Клинок противника пронзил влажный воздух, поразил незащищенную шею Кирка и…
…прошел насквозь, голографическая проекция смертоносного оружия лишь мигнула, когда сенсоры тренировочного оружия зафиксировали убийство.
– Ты достал меня, – простонал Кирк.
Его противник захихикал.
Кирк принял сидячее положение, скорчив гримасу, прижал противника к груди, игнорируя пульсирующую боль в ушибленном плече и радуясь тому, что обнимает самое драгоценное существо во всей галактике.
Джозеф Самуэль Т’Кол Т’Лан Кирк, ребенок Джеймса и Тейлани.
Он стал плодом их любви всего пять лет назад. Ребенок родился чудовищем.
Кирк, отец, был человеком; даже слишком человеком, как иногда боялся.
Тейлани, мать, была Чалчадж’кмей; на стандартном клингонском это значило «Дитя рая». Из второго поколения жителей колонии генетически сконструированных клингонско-ромуланских гибридов, созданных, чтобы выжить в галактике, разрушенной ожидаемой всеобщей войной с Федерацией. Но в темные времена создания гибридов, в эпоху, когда клингоны и ромуланцы заключили непростой союз, боялись Федерации и считали войну неизбежной, у генной инженерии были свои ограничения.
Так что Тейлани и других еще улучшили с помощью человеческих органов, изъятых у пленников Империй. Когда тайна раскрылась, это навсегда изменило жизнь Тейлани. Невинные люди погибли, чтобы она выжила.
Кирк пытался смягчить ее чувство вины. Он сказал ей – и до сих пор в это верил, – что никто не несет ответственности за мир, в котором она родилась, ответственность есть лишь за мир, который она покинет, когда умрет. Прошлое нужно принять, чтобы сосредоточиться на единственной вещи, которую мы можем изменить – будущем.
Кирк знал, что его слова и его любовь так и не рассеяли всего мрака, царившего в душе Тейлани, но он дарил ей свет и любовь, как и она – ему. А сейчас он последовал собственному совету и принял прошлое, которое разделил с ней, принял даже трагедию ее гибели на Халкане.
Но часть Тейлани осталась в его воспоминаниях, его сердце и ребенке, которого они создали.
Ребенок не был похож ни на кого, а его генетическое наследие по-прежнему сопротивлялось всем попыткам Маккоя упорядочить и понять его. Ребенок, чья постоянно меняющаяся внешность и непредсказуемые темпы роста делали его – или ее – уникальным явлением в биологической истории всех известных планет четырех квадрантов.
Но Кирку не важна была наука, объяснявшая существование Джозефа, сложность его ДНК, его судьбу или окончательную форму во взрослом состоянии… Он не обращал внимания на вирогеновые шрамы Тейлани, с той же легкостью он видел сердце и душу ребенка за его внешностью.
Кирк дарил ему любовь. Дарил признание. Чувствовал, что получает и то, и другое взамен. И Кирк был рад, что наконец прожил достаточно долго, чтобы понять, что на самом деле все остальное неважно.
Кирк вскочил на ноги и потер ладонью лысый череп Джозефа, словно трепля несуществующие волосы, и сын со смехом отскочил.
Сейчас Кирк называл Джозефа сыном. Хотя, как, не переставая удивляться, напоминал он себе, он мог с тем же успехом называть его дочерью, и именно поэтому Кирк дал ребенку два женских имени со стороны Тейлани – Т’Кол Т’Лан. Когда-нибудь, когда процесс взросления, заложенный в генах Джозефа, наконец закончится, Кирк надеялся, что его с Тейлани ребенок выберет имя и индивидуальность, которые лучше всего подойдут ему… или ей. Если, конечно, в конце концов обретет окончательный пол.
Но сейчас его ребенок был просто Джозефом. Высокий и не по годам развитой для пятилетнего, его телосложение и интеллект соответствовали примерно девяти-десятилетнему ребенку-человеку. Его когда-то розовая кожа приобрела серо-коричневый оттенок; полоса темных, почти трилловских точек шла вдоль позвоночника и до темени, заканчиваясь прямо над миниатюрными клингонскими гребнями на лбу и уже сейчас элегантными кончиками ромуланских ушей.
Маккой назвал телосложение ребенка тощим, а на его быстро растущих неуклюжих конечностях были заметны странные плоскости и линии, свидетельствующие о том, что его мускулатура была не совсем человеческой, хотя и не клингонской, ромуланской или вулканской. Но если в стопроцентно человеческой ДНК Кирка Маккой не сомневался, то даже лучшие генные инженеры Звездного флота не могли с уверенностью сказать, нет ли среди искусственно связанных генов, из которых была создана Тейлани, следов каких-то других существ, скрытых среди миллиардов базовых пар, составлявших перемешанные аминокислоты ребенка.
– Время обедать, – сказал Кирк. – Потом уроки.
Джозеф поднял четырехпалую руку.
– Еще два раунда, – попросил он.
Кирк грустно улыбнулся. В последние несколько месяцев почти каждый разговор с сыном превращался в переговоры. Просьба провести еще два раунда была, очевидно, нацелена на то, чтобы спровоцировать ответную просьбу – провести один раунд. Скорее всего, большего Джозеф и не хотел.
Но Кирк знал все о подобной тактике переговоров. Его учили настоящие эксперты, как, впрочем, и Джозефа.
– Ты проводишь слишком много времени с дядей Скотти, – сказал Кирк.
– Па-а-апа.
Кирк попытался не засмеяться. Джозеф казался глубоко оскорбленным тем, что отец мог даже подумать об этом.
– Иди в душ. Потом будем обедать.
– А потом еще два раунда? – настаивал Джозеф.
Кирк улыбнулся сыну, проигрывая битву, но не войну.
– Уроки, мистер. Бегом!
На этот раз Джозеф милостиво подчинился – «На этот раз», – подумал Кирк, – бросил Кирку свой голографический проектор батлета, затем побежал, как неуклюжий аист, к деревянной лестнице, прислоненной к стенке эллиптической ямы.
Кирк изумился тому, что ребенок, так некоординированно бегающий, мог так ловко управляться с батлетом. На фортепиано он играл уже на уровне взрослого профессионала, правда, его математические способности – обычно родственные музыкальным – были ниже среднего даже для пятилетнего человека. Джозеф до сих пор не умел считать, а без этих элементарных знаний ему никогда не постичь механику искривления пространства.
Кирк нахмурился, придя к этому мрачному выводу. Его сыну было всего пять лет, а Кирк уже возлагал на него тяжкое бремя надежды на карьеру в Звездном флоте.
– Я обращаюсь к вам с уважением, – неожиданно прорычал Ворф из-за спины Кирка, – но вы должны стыдиться себя.
Кирк вздрогнул. Он так увлекся, наблюдая, как Джозеф выбирается из ямы по двухметровой лестнице, что не услышал, как подошел Ворф.
– Извините?
Ворф, выглядевший внушительнее, чем когда-либо, в тренировочном костюме из бордовой замши, нахмурился, как мог это сделать только клингон. Несмотря на все попытки проявить почтение к гостю, он не смог скрыть презрения в голосе.
– Вы позволили ребенку победить вас.
Кирк разозлился. Они с Джозефом и Маккоем были гостями Дома Марток в течение двух недель, и только сейчас наконец-то зашел разговор о тонкостях клингонского этикета. Джозефу даже начал нравится гагх, хотя Кирк не знал, потому ли, что живые черви действительно были приятны для его клингонских вкусовых рецепторов, или потому, что он подтрунивал над внезапно проявившейся отцовской брезгливостью.
Но даже учитывая всю прямоту клингонского гостеприимства, грубое обвинение Ворфа удивило Кирка.
– Конечно, я позволил Джозефу победить меня, – сказал Кирк, желая услышать подробности.
Но Ворф лишь покачал большой головой, словно потеряв дар речи от отвращения.
Кирк попробовал еще раз.
– Насколько я понимаю, вы этим недовольны.
– Это нечестно, – загрохотал Ворф. – Подобное поведение дает ребенку ложное чувство безопасности. Он станет считать, что взрослым нельзя доверять. Когда придет время для настоящего боя, он потерпит неудачу.
Кирк вздохнул, стер пот со лба и посмотрел мимо Ворфа, увидев Маккоя, опиравшегося на деревянные перила, окружавшие церемониальную яму. Но старый друг не обращал внимания на Кирка и Ворфа. Он держал в руках медицинский трикодер, скорее всего, анализируя последние результаты сканирования Джозефа. После окончательной отставки Маккоя из Медицинской службы Звездного флота, изучение сына Кирка, похоже, стало новой целью его жизни.
Но Кирку нужен был еще один союзник-человек, чтобы разобраться с Ворфом. Он прибыл сюда, чтобы помочь ребенку понять предков-клингонов, но его собственные попытки понять Джозефа доставляли ему не меньше трудностей. Кирк направился к лестнице, ближайшей к Маккою, уверенный, что Ворф пойдет за ним. Так и случилось.
– Ему пять лет, Ворф. Он не вступит в настоящий бой еще…
Ворф прервал его объяснения.
– Если вы на самом деле хотите объяснить сыну наследие клингонов, вы уже должны были ранить его до крови.
Кирк остановился, положив руку на лестницу. В некоторых аспектах воспитания ребенка он не сомневался.
– Мне предстоит иметь дело еще с человеческим, ромуланским и вулканским наследием. Я не буду его ранить. Уж точно не в пятилетнем возрасте.
Ворф снова зарычал. На этот раз громче.
Но Кирк просто протянул ему голографические проекторы батлетов. Каждый аппарат был размером с традиционную рукоятку батлета с тремя отверстиями для пальцев и кожаным покрытием. Но напоминавших крылья летучих мышей лезвий и шипов по обе стороны не было, их создавали маленькие голографические излучатели и маломощные генераторы силовых полей. Проекторы были умным изобретением, позволяя бойцам чувствовать контакт с иллюзорным клинком, но не позволяя оружию нанести вред. Не стоило и говорить о том, что проекторы были не клингонским изобретением, и Ворф был и ими недоволен. Но, поскольку даже деревянные батлети, которыми пользовались клингонские дети, могли нанести серьезные порезы и ушибы, Кирк предпочел безопасность культурной чистоте.
Кирк поднялся по лестнице и прошел вдоль перил к Маккою. Повсюду вокруг в усадьбе Марток росли темно-пурпурные летние растения, различающиеся тонкими оттенками. Дикие тарги бродили по лесу, находящемуся на востоке; посреди леса располагался древний родовой замок Дома Марток. Внушительный и монументальный, почти пирамидальной формы, он напомнил Кирку Большой зал, где заседал Верховный совет клингонов. Почему замок считался родовым, Кирку было не совсем понятно. Меньше века назад Дом Марток отвоевал его у Дома Крант, который, в свою очередь, отнял его у Дома Фралк, который перестроил его после того, как вырезал весь Дом Тралкар, который когда-то победил Дом Фралк во время имперского междуцарствия четыреста лет назад, после поражения… Остальная часть бесконечной истории была для Кирка словно в тумане, хотя он и пытался запомнить все имена, перечисленные Ворфом на первом обеде, устроенном в честь Джозефа. С того вечера ему запомнилось разве что то, что клингонские сделки по недвижимости были весьма запутанными и зачастую кровавыми.
– Каков сегодняшний диагноз? – спросил Кирк у Маккоя.
Доктор, одетый в гражданские брюки и свободную черную рубашку, покрой которой подозрительно напоминал вулканский, продолжал нажимать на клавиши трикодера и даже не поднял голову.
– Джозефа или твой?
Кирк облокотился на грубо обтесанные деревянные перила, окружавшие боевую яму. Он услышал, как лестница заскрипела под весом Ворфа, и рефлекторно потер ушибленное плечо.
– Свой диагноз я уже знаю. Что насчет моего сына?
Маккой снял с пояса цилиндрический плазер размером с палец. Несмотря на белые, как снег, волосы и хрупкое телосложение, его движения были уверенными, а руки не дрожали. Маккою было сто пятьдесят лет, он приближался к рекордной продолжительности человеческой жизни с помощью внутренних скелетных актуаторов, синтетических органов и последнего имплантанта – экспериментального искусственного митохондриального биогенератора, основанного на одной из замечательных подсистем, встроенных в покойного лейтенант-коммандера Дейту. Кирк с небольшой обидой подумал, что его старый друг выглядит лучше, чем он сам на протяжении нескольких последних лет, а его голос не утратил грубоватых командирских ноток, когда он приказал Кирку повернуться.
– Диагноз Джозефа, если верить трикодеру, близок к идеальному ромуланскому. Несмотря на всю вашу беготню, его пульс практически не повысился, но его кровеносная система прошла крупную перестройку.
Кирк поморщился, когда медицинские силовые поля начали работать над его плечом, натягивая связки и смягчая напряженные мышцы.
– Объясни, – сказал он. Несколько лет назад фраза «крупная перестройка», сказанная в отношении Джозефа, напугала бы его, но сейчас он уже привык.
– Приток крови к его мышцам увеличился на двадцать три процента за счет менее важных органов: кишечника, обеих печеней, вторичного сердца. Как это?
Кирк заложил руку за голову, повернулся взад-вперед. Плечо больше не болело. Он ухмыльнулся.
– Прямо как новенькое. Спасибо, Боунз.
Маккой то ли усмехнулся, то ли фыркнул.
– Ты, мой друг, держишься на соплях и упаковочной проволоке.
Кирк напрягся.
– Это еще что за врачебный такт такой?
Он все еще полностью управлял своим телом – по крайней мере, большей его частью, напомнил он себе. И меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то напомнил ему о том, что он тоже смертен.
– Я приберег его для пациентов, которые, по крайней мере, пытаются следовать моим медицинским советам.
Кирк повернулся к Маккою.
– Я пытаюсь.
Маккой закатил глаза.
Кирку показалось, что он снова разговаривает с пятилетним сыном.
– Ты говорил о Джозефе… – напомнил он.
Маккой хлопнул трикодером по поясу, и устройство повисло на нем благодаря молекулярному притяжению.
– Джим, если начистоту, по-медицински, то твой мальчик… то есть, твой ребенок – гибрид. С генетической точки зрения гибриды часто бывают сильнее и живучее, чем их родители по отдельности. Я не могу с уверенностью сказать, будут ли у него новые периоды необычного роста, но инстинкт говорит мне, что о физическом развитии Джозефа нам с тобой беспокоиться больше не стоит.
Кирк понял, что Маккой недоговаривает.
– А о чем нам нужно беспокоиться?
Маккой кивнул Ворфу, когда клингон присоединился к ним.
– О другой его половине, – сказал доктор. – О разуме, духе, о том, что делает его человеком.
– Или клингоном, – сказал Ворф.
– Или ромуланцем, или вулканцем, – добавил Кирк. – Я знаю, Боунз.
Но Маккой удивил его, сказав:
– Нет, Джим, ничего ты не знаешь.
Кирк постучал пальцами по деревянным перилам. Меньше, чем споры, ему нравилась лишь одна вещь: споры, к которым приходилось возвращаться снова.
– Боунз, в этом смысл упражнения, – сказал он. – Я могу научить его всему, что знаю о людях. Но он больше, чем просто человек. – Кирк повернулся к Ворфу. – Вот почему я полагаюсь на друзей, которые помогут ему узнать обо всем, что он есть. Откуда он взялся. Рассказать о том, кем может стать.
– Тогда перестаньте позволять ему побеждать, – сказал Ворф.
– Больше того, – добавил Маккой, – ты должен придать жизни Джозефа структуру.
Ворф одобрительно кивнул.
– Дисциплина. Это путь воина.
Кирк потер лицо, понимая, что в спор втягиваться не стоит, но молчать он тоже не мог.
– У него есть структура.
Маккой покачал головой.
– Потому что ты заставляешь его принимать душ и изучать предметы, необходимые для поступления в Академию? Этого недостаточно, Джим. Джозефу нужен дом. Стабильное общество. Шанс завести друзей.
– У него есть друзья, – возразил Кирк, словно оправдываясь. – Ты, Ворф, Спок, Скотти…
– Ровесников, – сказал Маккой. – Ворф прав. Джозеф не должен спарринговать с отцом в клингонской боевой яме и побеждать только потому, что он твой сын – или дочь. Он должен бороться с другими детьми, лазать по деревьям, грязнить ногти, набивать ссадины на коленях… быть ребенком, а не… не кадетом в личной отцовской Академии Звездного флота.
Кирк почувствовал, как закипает от гнева, слушая отповедь Маккоя, и увидел, что друг заметил этот гнев в его глазах.
– Ты просил диагноз – вот тебе диагноз.
В глубине души Кирк хотел немедленно забыть обо всем, что сказал Маккой. Но из-за того, что это сказал именно Маккой, Кирк не мог этого сделать. Вместо этого он попытался побороть обиду и заставить Маккоя понять.
– Боунз… Я не хочу его ни в чем ограничивать.
– Детям нужны ограничения. – Маккой посмотрел на Ворфа. – Ты отец. У клингонов ведь то же самое, так?
Кирк почувствовал, как Ворф бросил на него испепеляющий взгляд.
– Да. От ограничений происходит безопасность. От безопасности – уверенность. От уверенности – смелость. А смелость – ключ к преодолению любых ограничений.
Кирк посмотрел на Ворфа, его не пугали ни размеры клингона, ни поведение.
– Мне казалось, что у вас не сложились отношения с сыном.
Ворф сузил глаза, его ноздри раздувались, как у хищника, готового к прыжку.
– У нас были… разногласия. Если бы я тогда знал то, что знаю сейчас, возможно, наши разногласия не достигли бы такой… крайней степени.
– А у нас с Джозефом нет разногласий.
Кирк внезапно понял, что не будь он гостем Дома Марлок, Ворф бы уже нанес первый удар, защищая свою честь.
– У отцов и сыновей всегда есть разногласия, – бесстрастно сказал Маккой.
– У других отцов. У других сыновей. – С точки зрения Кирка, нежелательная и бесполезная дискуссия закончилась. – Я приму душ. Увидимся за обедом.
Ворф проворчал что-то нечленораздельное. Маккой нахмурился. А затем все трое одновременно повернулись – рефлекс, выработанный службой в Звездном флоте, – услышав первый едва заметный звук того, что могло быть лишь несущей волной транспортера.
По цвету силуэтов, появившихся в трех метрах от него, Кирк понял, что это луч Звездного флота, хотя два человека материализовались быстрее, чем он привык видеть, словно Звездный флот добился очередного технологического прорыва.
Затем, еще до того, как рассеялся луч, Кирк узнал новоприбывших и подумал, что настроение Ворфа должно скоро улучшиться благодаря им.
Кирк шагнул вперед и протянул руку.
– Коммандер… – Он запнулся, увидев звездочки на погонах гостя. – Капитан Райкер. – Кирк пожал руку Уиллу Райкеру. – Жан-Люк передал мне хорошие новости. – Он улыбнулся Деанне Трой, стоявшей рядом с Райкером. – Все сразу. Поздравляю вас обоих. Со свадьбой и новым командным назначением.
Но уже тогда у Кирка сдавило грудь, потому что улыбки и приветственные слова, которыми ответили Райкер и его невеста, были натянутыми и мрачными: улыбки старых друзей, принесших плохие новости.
Кирк посмотрел на Ворфа и Маккоя, увидел, что и они заметили невеселое настроение гостей.
– С капитаном Пикаром все в порядке? – спросил Ворф.
Вопрос про Жана-Люка в первую очередь пришел в голову и Кирку.
– Капитан в порядке, – ответил Райкер. Но темные, унаследованные от бетазоидов глаза Деанны Трой уставились на Кирка, и этот напряженный взгляд и понимание, что она пытается распознать его настроение, заставили Кирка оцепенеть. Причиной неожиданного визита был не Жан-Люк.
Кирк внезапно предположил самое худшее.
– Спок, – тихо сказал он.
Райкер кивнул, и Кирк почувствовал, как тяготение Кроноса исчезает, словно звезды посыпались с небес.
Словно что-то умерло и в нем самом.
@темы: "Кровь капитана", ТОС. Книги, ТОС. Переводы
Учту
А вобще скорость перевода у вас феноменальная))
А вобще скорость перевода у вас феноменальная))
Точно. Потрясающая.
И это хорошо. Значит, долго ждать перевода романа не придется.
- Я, например, ужё привыкла к "Й" в имени Тейлани
- ... а слове "трикодер" по сложившейся традиции нет второй "р"
- Несмотря на седые, как лунь, волосы и хрупкое телосложение Маккой может быть седым как лунь, а его волосы будут просто седыми... Понятно выражаюсь? Нет?
Перестройте фразу. Хотя бы так: "несмотря на то, что Маккой был седым, как лунь, несмотря на его хрупкое телосложение..." Как-то так...
а можно попросить ещё тег поставить с названием книги, думаю так удобнее будет) я старые записи сама поправлю, это так на будущее))))
Система званий традиционно не русифицируется? Тогда исправлю.
Совершенно верно. И вот еще. Корабль Шинзона принято называть "Скимитар". А Войны Доминиона - Доминионской войной. Но это уже в принципе по мелочам.
Потрясающе интересно!
И скорость перевода у вас такая, что не придеться лезть в оригинал))
Вопрос ко всем
Капитан Кирк тут живой по дефолту (авторскому произволу и прочее) или это продолжение чего-то, где его в очередной раз воскресили? Если да, то можно в двух словах, пожалуйста.
Это восьмая книга "Шатнерверса". Кирк воскрешен еще во второй книге и с тех пор не умирал
Ага, ясна, спасибо. Тогда новый вопрос - сколько ему по физическим характеристикам лет?
68 лет. Чуть младше Пикара, которому 75.
Спасибо большое!