Глава 10.
Пещеры Айорра, штат Махараштра, Центральная Индия
30 сентября 1993 года
При виде огромного пещерного храма, некогда выточенного многими поколениями древних монахов и ремесленников прямо в гранитном склоне, у Хана захватило дух. Сооружение больше греческого Парфенона устремлялось к ночному небу; снаружи его щедро украшали замысловатые резные фризы, изображавшие живописные сцены из индуистского фольклора и мифологии. читать дальше Эпические сражения, королевские свадьбы и слившиеся в любовных соитиях пары – причём немыслимо акробатические позы любовников были переданы с тонкой прорисовкой деталей – покрывали стены снизу доверху. Грандиозность храма ещё больше подчёркивалась сознанием того, что он целиком, со всем богатым декором, был последовательно, сверху вниз, высечен в монолитной скале, а не пристроен к ней снизу вверх.
- Бесподобно! - произнес Хан. Даже в ночной темноте мириады граней, подсвеченные лишь фонариками Хана и его свиты, демонстрировали чересчур много визуальных деталей, чтобы воспринять их сразу все. Трудно представить, думал Хан, что такое поразительное произведение искусства и инженерной мысли создано обычными необразованными людьми.
Хоакин, что неудивительно, был слишком озабочен личной безопасностью Хана, чтобы по достоинству оценить представшее перед его глазами великолепие.
- Мне это не нравится, - угрюмо пробурчал он. Яркий белый луч его фонарика шарил кругом в поисках укрывшихся снайперов. - Чересчур тихо.
Днём, как и вообще в пик сезона, храм являлся главной туристической достопримечательностью, однако сейчас часы показывали лишь 3:45 утра. Ежегодный сезон дождей почти закончился, когда сюда по делам прибыли Хан со своим отрядом. Они стояли на скалистой равнине за главными воротами, откуда просторный двор храма был прекрасно виден. Вертолет, на котором они прилетели, отдыхал неподалёку на асфальтированной площадке, служившей, как правило, стоянкой туристическим автобусам. Хотя дождь как будто милостиво снизошёл к нуждам сверхлюдей и временно утих, нависшие тучи предвещали к утру еще один ливень.
- Такова и была цель, - сказал Хоакину Хан, имея в виду тишину и безлюдие. - Наш контакт просил о встрече в приватной обстановке, как помнишь.
- Слишком уж она приватная, - возразил телохранитель. Он всегда выказывал недовольство, когда Хан выходил за безопасные стены цитадели Чандигарха. – Может, это ловушка.
Хан опасений своего защитника не разделял.
- Мы приняли необходимые меры предосторожности, - заметил он, указав на команду сопровождавших их вооруженных воинов гвардии Экзон. Сам Хан тоже был готов к бою, его автоматический пистолет P226 надежно покоился на бедре. - Кроме того, я всегда хотел посетить это место.
Луч его фонаря выхватил из тьмы причудливую резьбу, взбегавшую по стенам на надвратную башню ворот храма, или гопурам.
- Захватывающе, не правда ли? Отдаю должное достижениям и художественному мастерству человечества.
Когда-нибудь, думал он, после того, как закончу эту великую битву, я стану самым знаменитым покровителем искусств и наук. При моей благосклонности, материальной помощи и защите интеллектуальный ренессанс наступит столь же неотвратимо, как во время правления итальянских Медичи.
Он надеялся, что этот день придёт.
Хоакин остался равнодушным к величию храма.
- Не стоило нам приходить сюда, - повторил он. – Время выбрано неудачное, обстановка слишком напряжённая.
Тут Хоакин попал в точку, Хан неохотно, но признал это. 1993 год для Индийского субконтинента оказался поистине кровавым, отмеченным месяцами религиозной розни и массовых беспорядков. Тысячи мусульман убиты воинствующими толпами индуистов, и эти действия разожгли пожар возмездия как в Индии, так и за рубежом. В одном только соседнем Бомбее прогремели почти десяток взрывов. Тем больше у меня оснований, подумал Хан, установить контроль над всем регионом. Невольно перед его глазами пронеслась мысленная картина испытанного им когда-то панического ужаса, скопищ людей на улицах Дели, преследовавших сикхов в страшные дни, последовавшие за убийством Индиры Ганди. Хана огорчало, что тонкие нити общественных связей его родины всё ещё терзало бессмысленное межрелигиозное насилие. Я положу конец этому сумасшествию, клялся он, даже если для того, чтобы сделать это, мне придётся завоевать весь мир.
- Не то чтобы я с лёгкостью игнорировал твои опасения, мой друг, - заверил он Хоакина, положив руку на мускулистое плечо телохранителя, - но не могу же я позволить одним лишь мрачным предчувствиям диктовать мне, как следует поступать. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Я полагаю, сегодняшняя награда полностью себя оправдает независимо от риска, на который мы пошли для того, чтобы явиться сюда.
Хоакин, казалось, смирился с тем, что отговорить Хана ему не удастся.
- Как вам будет угодно, Ваше превосходительство.
Он повернулся к гвардейцу Экзона, стоявшему ближе всех к храму; он сканировал внушительную постройку портативным устройством, разработанным Ханом лично.
- Ну? – требовательно вопросил Хоакин. – Каковы показания?
Солдат не сводил глаз со сканера.
- В храме регистрируется наличие только одного человека, - он дважды проверил данные, на всякий случай. – Однако местами гранит настолько массивен, что гарантия чистоты результатов не стопроцентна.
- Приемлемый риск, - бросил Хан Хоакину прежде, чем тот смог бы что-нибудь возразить. – Выставь часовых у каждого выхода. Мы должны быть уверены хотя бы в том, что никто не выходит из храма и не входит в него, пока мы внутри.
Темные глаза сузились, оглядывая неприступные каменные стены безлюдного храма.
- Мы пройдём туда одни, как и было условлено.
Обеспокоенный Хоакин, несомненно, предпочёл бы, чтобы Хана сопровождал весь отряд службы безопасности, но придержал язык. Лицо его сохраняло невозмутимое выражение, когда они с Ханом проходили под воротами храма, оставив вооруженных солдат снаружи. Осенний ветер свистел в надвратных башнях святилища, как скорбная мелодия шенаи, индусского музыкального инструмента наподобие гобоя. В отдалении послышался раскат грома.
Хан не оглянулся.
Миновав ворота, мужчины оказались в просторном дворе, вымощенном базальтовыми плитами; они были стёрты ногами бесчисленных паломников, приходивших сюда на протяжении веков. В дальнем конце центрального зала для коленопреклонений виднелась трехярусная святыня, чья пирамидальная конструкция имитировала гору Меру, гималайский дом богов. Сбоку этой гранитной пирамиды, в меньшей по размеру святыне, известной как шикара, и была назначена тайная встреча. Будем надеяться, говорил себе Хан, что поездка будет стоить потраченных на неё времени и сил.
Когда они проходили сводчатый портал – вход в зал поклонения, - по телу Хана пробежал лёгкий трепет, но он отмахнулся от него как от недостойного его высокого сана. Тем не менее, он оставался настороже, высматривая любой намёк на засаду и положив руку на рукоятку пистолета. Луч его фонарика исследовал глубокие ниши рукотворных пещер, выдолбленных в скале двенадцатью веками ранее. Яркий свет падал на расслоившиеся фрески, много поколений назад нарисованные темперой на сухой поверхности, оштукатуренной коровьим навозом. Их когда-то насыщенные цвета, киноварно-красные и лазурно-синие, за прошедшие века, разумеется, несколько поблёкли, но в целом этот гимн эротизму сохранил большую часть изначально заложенной в нём силы воздействия. Хан пришёл в восхищение, разглядывая развлекавшихся на свой лад богов, демонов и просто любовников, изображённых на стенах тоннеля, даже когда держался начеку, ожидая какого-нибудь коварства.
Наконец, они добрались до места встречи, описанного в закодированных сообщениях: тёмной молельни, или чайтьи, высеченной глубоко в сердце огромной пирамиды. Параллельные ряды декоративных каменных колонн поддерживали высокий ребристо-сводчатый потолок с танцующим каменным же Шивой в алтарной части капища. Барельефы великолепной работы, изображавшие различные эпизоды из жизни этого бога, украшали соединявшие колонны гранитные карнизы.
Другими словами, здесь имелось множество элементов декора, но ни следа эмиссара, с которым Хан договорился тут встретиться. На миг он осветил фонариком наручные часы. Они показывали ровно 3:50; он прибыл на несколько минут раньше.
- Покажись! – потребовал он, не желая дожидаться момента, который тот человек сочтёт для себя выгодным. Нетерпеливый голос Хана эхом отдался в рукотворной пещере. - Мое время ценно. Не трать его попусту.
- Будь по-твоему, Хан Сингх, - прошелестел хриплый голос откуда-то из тени. Хан посветил фонариком в сторону голоса и разглядел высокую худощавую фигуру, выступившую из-за одной из древних колонн. - Я далёк от мысли испытывать терпение таких же, как я сам.
Мужчина, говоривший с явным русским акцентом, казался скорее мертвецом, нежели живым человеком. Его изможденное лицо, худое, бледное и бескровное, напоминало лицо узника концлагеря, а из глубоко ввалившихся обесцветившихся глазниц на Хана смотрели слезившиеся глаза с покрасневшими белками. Несмотря на двубортную серо-стального цвета шинель – вполне обычная форма офицеров КГБ, – мужчину трясло, как от холода. Хан слышал болезненные хрипы при каждом вдохе русского и догадался, что человек фактически при смерти. Учитывая физическое здоровье своих ближайших сподвижников, он находил состояние подобной дряхлости незнакомца… тревожным.
Как долго русский простоял там, в кромешной тьме?
- Где твой фонарь? - спросил Хан, озадаченный поведением этого человека.
- Вот, - ответил осунувшийся русский, вынимая компактный фонарик из кармана шинели и направляя свет таким образом, чтобы он упал на лицо Хана; тот замигал и отвёл глаза. - Я просто приучал себя к темноте. Не такая уж плохая идея, согласитесь, учитывая, что здесь царит столь же беспросветная тьма, как та, в которой мы обречены в конечном счете провести вечность.
Хан проявил весьма мало интереса к философским размышлениям человека явно нездорового.
- У вас есть то, что вы обещали? – нетерпеливо спросил он, делая шаг вперед и отталкивая фонарик от своего лица. – Я хочу посмотреть это.
Он пришел к Aйорре в поисках знаний; в частности, ему нужны были технические ноу-хау в области передовой генной инженерии. Несмотря на всемерные усилия Фулэн Дхасел, её команде на острове Кризалис так и не удалось повторить успех Сарины Каур в области неоднократного клонирования оплодотворенной яйцеклетки человека. Этот шаг являлся ключевым пунктом крупномасштабного применения генной инженерии. Здравый смысл напоминал Хану, что яйцеклетка могла быть клонирована только дважды, прежде чем погибала, но его матери как-то же удалось разработать методику получения десятков идентичных копий одной клетки, тем самым увеличив вероятность успешной гибридизации позже. Увы, эта тайна, по всей видимости, сгорела вместе с ней в горниле катаклизма, уничтожившего проект Кризалис почти два десятилетия назад.
То есть, так казалось ещё несколько недель назад, когда Хан связался с тем человеком, который и стоял сейчас перед ним.
Мужчина утверждал, что обладает конфиденциальной информацией из сверхсекретного генетического исследовательского проекта, проведенного российскими военными за несколько лет до распада Советского Союза. Русский, которого Хан знал лишь под псевдонимом Стригой (прим.переводчика – малая ушастая сова, символ нежити или демона; в переносном смысле "предвестник несчастья"), предложил ему информацию в обмен на политическое убежище и щедрый пенсион, что Хан и готов был с радостью даровать россиянину-эмигранту - при условии, разумеется, соответствия данных заявленной ценности.
Теперь, когда он встретил эту Сову лицом к лицу и увидел плачевное состояние здоровья русского, он не мог не задаться вопросом: почему столь немощный человек так стремился обеспечить себе будущее, если очевидно, что как раз его-то у него и нет? Его псевдоним, русский синоним слова "вампир", подходил ему, как никому другому, учитывая безрадостное сходство мужчины с ходячим трупом.
Полагаю, философски заключил Хан, даже умирающие и больные до последнего цепляются за жизнь, как бы скудна она ни была. Ему нравилось думать, что, когда, наконец, придёт и его черёд - девяносто или сто лет спустя, - Хан Нуньен Сингх не окончит свои дни в мягкой постели. Я умру, собрав все силы ума и тела и сражаясь хоть против всей Вселенной вплоть до моего последнего вдоха...
Как же тогда он мог обвинять этого несчастного в том, что тот пытался сделать, как лучше, независимо от времени, которое ему осталось?
- Ну? – опять спросил он, зная об озабоченности Хоакина. Другу и бессменному стражу не терпелось завершить встречу и вернуть повелителя под защиту ожидающих снаружи охранников. - В чем дело? Дайте мне материалы.
Вместо того, чтобы передать Хану что-нибудь вроде папки или диска, русский окинул глазами богато декорированное святилище.
- Потрясающе, как думаете? – колеблющийся луч его фонарика, который сжимала дрожащая рука, метнулся вверх, к искусно вырезанному в камне барельефу с изображением бога Шивы в войне против армии демонов. Четверорукий Бог держал факел, рог, маленький барабан и трезубец. На шее божества красовалась гирлянда из черепов. – Как говорят, пришлось выбрать более 200 тысяч тонн породы, чтобы высечь этот храм и окружающие его стены. Можете ли вы представить, какая преданность делу, какая невиданная самоотдача необходимы для совершения подобного подвига?
У Хана складывалось отчетливое впечатление, что Сова просто тянет время. С подозрением разглядывая мужчину и не выпуская его из круга света, отбрасываемого фонариком, Хан заметил, что русский, по-видимому, что-то держит в левом кармане плотной шинели. Оружие? – на миг предположил Хан. Или, может быть, компьютерный диск с нужной ему информацией?
Он не стал ждать, пока чрезмерно непоследовательный россиянин опять обратит своё внимание на то дело, которое их сюда и привело. Со скоростью и свирепостью бенгальского тигра Хан прыгнул на мужчину и прижал его к ближайшей колонне. Затем, крепко держа человека одной рукой за горло, Хан отдал свой фонарик Хоакину, чтобы обшарить освободившейся рукой карманы пленника. Схваченная им шея казалась настолько иссушенной и хрупкой, что Хан поневоле должен был сделать усилие, чтобы не раздавить её, сжав слишком сильно.
- Хватит болтать попусту! – рявкнул он. Его пальцы сомкнулись на маленьком пластиковом предмете в кармане шинели. - Давайте посмотрим, что у вас тут.
К немалому изумлению Хана, изъятая вещица оказалась какой-то миниатюрной рацией. А что, если русский транслировал их разговор третьей, неизвестной стороне? Хан поднёс изобличающее устройство ко рту и нажал кнопку «Говорите».
- Это Хан Нуньен Сингх, - гневно сказал он. - Кто говорит?
- Добрый вечер, Хан, или я должен сказать доброе утро?
Голос с сильным акцентом принадлежал Василию Хуньяди; Хан легко узнал его.
- Я удовлетворен тем, что слышу. Ты и в самом деле там, собственной персоной, в точности так, как я рассчитывал, - у Хана перед глазами тут же возникло лицо балканского диктатора, в чьём единственном глазу светилась сардоническая усмешка. - Сожалею о катастрофических последствиях землетрясения для твоей страны.
Какое ещё землетрясение?
- Что ты имеешь в виду? - прорычал Хан, по-прежнему приперев левой рукой Сову к стене. При мысли о том, что дверца ловушки захлопнулась, в его крови вскипел адреналин. - Объяснись!
- Прощай, Хан! - бросил по-румынски Хуньяди, и передача оборвалась: коммуникатор издавал лишь треск статических помех. Хан, сжав руку в кулак, раскрошил в пыль отныне бесполезное устройство, намереваясь точно также поступить и с самим пленником, если он немедленно не ответит на готовые сорваться с языка вопросы.
И именно в этот момент недра впервые содрогнулись.
Оглушительный рёв раздался из-под земли, пол древнего храма затрясся, почти сбив Хан с ног. С потолка посыпались пыль и щебень, а затем и более тяжелые куски твердого гранита. Отпустив крепко сжатое горло русского, Хан в тревоге наблюдал, как массивные колонны зашатались, угрожая опрокинуться совсем - и обрушить святилище прямо им на головы.
На обычно бесстрастном лице Хоакина застыло выражение ужаса; он в панике выкрикнул какое-то предупреждение, но смысл слов затерялся в грохоте землетрясения. Колебания почвы выбили из его руки фонарик, и оставшееся бесхозным устройство брякнулось на бьющуюся в припадке землю и покатилось, увеличивая неровными вспышками света масштаб творившегося вокруг кошмара.
- Что вы наделали? – вскричал Хан, перекрывая мощью голоса подземный рёв. Очевидное вероломство Хуньяди его скорее разъярило, нежели испугало. - Что это такое?
Русский хрипло рассмеялся. Он скорчился на полу, не в силах устоять на танцующей земле.
- Тьма, о которой я и говорил, Хан Сингх, - поднявшаяся пыль усугубила и без того неважное состояние лёгких мужчины, и он заходился в конвульсиях кашля после каждого слова. - Было решено, что вы составите мне там компанию, и намного раньше, чем ожидаете!
Никакой секретной информации из СССР не существует, с ужасающей уверенностью осознал Хан. Изо всех сил стараясь оставаться в вертикальном положении, он прикрывал сложенными ладонами рот и ноздри, чтобы не надышаться пылью и мельчайшей каменной взвесью. Это самоубийственная миссия, и её цель непосредственно моя жизнь. Неудивительно, что на роль ширмы Хуньяди выбрал умирающего! Но как удалось вызвать землетрясение по желанию? Однако позже будет достаточно времени, чтобы это выяснить, разумно сказал себе Хан, сначала я должен выжить.
Несмотря на угрозу его собственной безопасности, Хана охватил нестерпимый соблазн убить коварного русского голыми руками. По крайней мере, прихвачу своего убийцу с собой на тот свет, думал он, но какой-то обломок вырвал возмездие из его рук, обрушившись на голову Совы и расплющив ему череп. Хан увидел, что, по иронии судьбы, мужчину прикончил фрагмент скульптурного фриза с изображением Шивы, конкретно тот самый, где этот бог придавил пятой демона Равану.
Хан опасался, что и ему с Хоакином также скоро предстоит последовать по пути Раваны. Острые осколки гранита бомбардировали его спину и плечи, угрожая переломать кости. Хан обернулся к верному телохранителю как раз вовремя: за спиной Хоакина встали на дыбы, разламываясь, твердые породы, сбившие богатыря с ног. От падения у него на мгновение перехватило дыхание, и он оказался беззащитным перед градом падавших обломков. Тяжёлые глыбы посыпались на безуспешно попытавшегося прикрыться согнутой рукой Хоакина, и спустя какие-то секунды его завалило окончательно.
- Друг мой! – крикнул Хан. Пригнув голову, спотыкаясь на качающемся полу, он кинулся к Хоакину. Голыми руками Хан отбросил зазубренные обломки и подхватил находившегося без сознания телохранителя под руки, намереваясь оттащить подальше от завала, чуть было не ставшего гробницей верного слуги.
Но куда? Хан в отчаянии оглядывался кругом, напряжённо пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь пыль и муть. Возможно, вон туда, между двух крепких колонн? Шатаясь, пробирался он в ту сторону по усыпанному осколками полу, когда услышал впереди жуткий звук трескающегося гранита. К своему ужасу, он увидел, как одна из этих чудом не рухнувших подпор отломилась от карниза и падала в его сторону. Ещё миг – и центнеры твердого камня обрушатся на голову Хана...
Только его сверхчеловечески быстрая реакция спасла обоих мужчин от мгновенной смерти. Выпустив всё ещё не очнувшегося телохранителя, Хан с быстротой молнии вскинул руки и поймал падающий столб, прежде чем он раздробил бы ему череп. От удара гигантской колонны с его губ сорвалось какое-то хрюканье. Ужасающий вес давил на руки, спину, колени, но, уперевшись сапогами в каменный пол, он сумел удержать колонну в воздухе, примерно под углом сорок пять градусов; смертоносное орудие остановилось всего в нескольких сантиметрах от головы.
К счастью, подземные толчки начали стихать, хотя обломки, большие и поменьше, продолжали срываться с расшатанных землетрясением стен и потолка. По какому-то курьёзу колонна, едва не погубившая Хана, теперь служила своего рода укрытием от острых обломков для него и Хоакина, за что следовало поблагодарить силу его напрягшихся мышц. Однако и они уже мучительно болели под немыслимой тяжестью отколовшейся опоры. Каменные глыбы падали по обеим сторонам столба, засыпав Хана по рёбра. Неужели вскорости его погребёт заживо вместе с преданным телохранителем и бездыханными останками русского предателя?
- Помогите! - закричал Хан, всё ещё удерживавший на весу упавшую колонну. - Стража! Кто-нибудь!
Зал-чайтья теперь почти полностью был завален мусором; не было места, куда можно было бы сбросить колоссальный груз, даже если бы Хан захотел рискнуть тем, что сверху на него опять посыпятся валуны. Упавший ранее на пол фонарик раздавило камнями, оставившими Хана в полной темноте.
- Помогите! Нам нужна помощь! – оглушающий рев землетрясения угас вслед за содроганиями земной коры, так что Хан услышал лишь свой собственный голос и вызывавший нервную дрожь звук оседания груд гранита вокруг него. Один хороший подземный толчок, из тех, что обычно следуют за основным землетрясением – и от участи быть похороненными в этом святилище их не спасёт ничто и никто, боялся Хан. - Кто-нибудь, помогите нам, я приказываю!
Никакого ответа. Мне нужно экономить воздух, сказал себе Хан, сознавая, что не мог знать, как долго сможет рассчитывать на запасы кислорода в замкнутом наглухо пещерном храме. Заставив себя сосредоточиться, несмотря на непосильный вес колоссальной колонны, он призвал на помощь проверенные временем методы управления дыханием йоги. Уместная помощь, иронично заметил Хан про себя, учитывая, что, по легендам, с йогой человечество познакомил сам бог Шива. Хан, хоть и происходил из древнего сикхского рода, не был религиозным человеком, но сейчас с радостью принял бы руку помощи, какое бы божество ни протянуло эту руку. Если уж не ради себя заключил бы он такую сделку, то ради раненного Хоакина, который получил эти раны у него на службе.
Однако контроль над дыханием не мог уменьшить вес огромного столба, неумолимо придавливавшего к земле. Мучительное напряжение искажало черты лица Хана, каждый мускул его тела буквально заходился в криках боли. Пот пропитал запорошенные пылью одежды, а зубы были сжаты сильнее, чем тиски. Он чувствовал себя Атлантом, обречённым на протяжении вечности держать земной шар на плечах, или, возможно, своего рода Самсоном, пытавшимся использовать каждую унцию своей сверхъестественной силы для того, чтобы поднять храмовые опоры, вместо того, чтобы сокрушить их.
Казалось, протекли века непрестанных мучений. В полной темноте, не имея возможности взглянуть на часы, Хан не знал другого способа определить время сколько-нибудь точно. Как долго мы находимся в этой ловушке? - задавался он вопросом, благодаря своё идеальное генетическое наследие за то, что клаустрофобия осталась уделом простых смертных. Сколько еще мне придётся терпеть? Даже его замечательная сила имела свои пределы; Хан понимал, что не может вечно удерживать на весу такую тяжесть. Не придётся ли ему выбирать между участью стать раздавленным насмерть и быть похороненным заживо? И какую судьбу назначит он Хоакину?
- Хоакин? Друг? – пробормотал Хан сквозь зубы. Поверженный наземь телохранитель по-прежнему оставался без сознания и не отреагировал на попытки своего повелителя пробудить его. Несмотря на то, что колонна защитила лежавшего от падающих обломков, Хан всё-таки опасался за жизнь мужчины. Дыхание Хоакина было затрудненным и хриплым; по-видимому, его трахею частично заполнили сгустки каменной пыли. Единственные жалкие звуки, которые он издавал, были кашелем и бессвязными стонами, и эти стоны разрывали Хану сердце. Он сознавал: какой бы сверхчеловеческой выносливостью ни обладал Хоакин, ему необходима срочная медицинская помощь, но все, что Хан мог сделать, лишь не допустить колоссальную колонну придавить обоих. Не бойся, дружище, молча поклялся он. Пока в моих руках есть хоть крупица силы, я тебя не покину.
Скоро к страданиям Хана прибавились голод и жажда. Его губы пересохли и потрескались, ощущая вкус только струек смешанного с пылью пота, текшего по лицу. Голодное урчание в животе, напомнившее гул землетрясения, подсказало, что с момента последнего приёма пищи – съеденного на пути к храму небольшого количества тушёного бараньего фарша и йогурта - прошло уже несколько часов. Чёрт бы тебя побрал, Хуньяди, проклинал он про себя балканского диктатора. И на протяжении часов мучений, напрягая остаток сил и потея под гнётом полуобрушившейся колонны, с каждым часом медленно придвигавшейся все ближе к его голове, взбудораженный ум Хана измысливал дьявольски изобретательные и мучительные пытки для бесчестного одноглазого румына. Пусть и вымотан до предела, но я не повержен и должен выжить, решительно твердил себе Хан, хотя бы ради грозного возмездия Хуньяди…
Прежде, нежели проблеск света, до него долетел звук бура. Хан уже опасался, что сдерживать тяжесть колонны он больше не сможет. Сокрушающая кости боль в руках вынуждала его понемногу сдавать позиции, и столб миллиметр за миллиметром надвигался с жуткой неумолимостью, когда ушей коснулся звук сверлившей скалы мощной бормашины. На мгновение он забеспокоился: шум мог означать, что его истомленные разум и тело поддались слуховым галлюцинациям, но звук бура становился все громче. Хан понял, что спасательная команда была уже на пути к нему.
- Я здесь! - крикнул он, рискуя еще одним обвалом. - Спешите!
Наизлейшей иронией было бы сдаться за несколько минут до того, как до них доберутся спасатели. Он глубоко вдохнул, собирая в кулак всё, что осталось от его поистине сверхчеловеческой силы и выносливости. Нет, подумал он с вызовом, я не вздохну с облегчением при малейшем признаке избавления. Напрягшись до предела, он толкнул колонну вверх и в самом деле сумел поднять её на несколько сантиметров.
- Сюда! - прошипел он сквозь зубы. - Быстрее!
- Ваше превосходительство!
Возбужденный голос перекрыл шум работавших на больших оборотах буров. Хан услышал грохот скатившихся на землю камней, а вслед за этим яркий луч прорвал тьму. После бесчисленных часов, проведённых в черноте вечной ночи, свет казался Хану ослепительным до невозможности, но он приветствовал разливавшийся в пещере огонь, зная, что это предвестник скорого освобождения.
- Держитесь, Ваше превосходительство! – прокричал через щель в груде обломков воин в форме подразделения Экзон; Хан предположил, что помощь шла, пробивая тоннель из расположенного выше центрального зала поклонения. - Мы работаем так быстро, как можем!
Отлично, думал Хан, гордясь рвением служивших ему сверхлюдей. Разве можно когда-либо в них усомниться? Человек превосходящий может достигнуть всего, чего угодно, пока воля его непреклонна. Теперь он нёс свой груз с удовольствием, подбадриваемый терпеливым ожиданием неизбежного освобождения. Тебе меня не одолеть, Хуньяди, понял? Ибо побеждает сильнейший и достойнейший лидер…
Люди еще несколько минут работали с завидной осторожностью, расчищая дорогу к месту заточения Хана. А потом солдаты бросились к нему, чтобы поднять колонну и позволить беспрепятственно выскользнуть из-под почти невыносимого груза. Впервые за, как думал Хан, много часов вес столба больше не давил на него. Он едва смог опустить задеревеневшие и онемевшие от тяжести руки.
- Осмотрите Хоакина, - приказал он, озабоченный тем, чтобы раненному телохранителю была как можно скорее оказана медицинская помощь. – Только осторожнее; я не знаю, каковы его травмы.
Пока команда инженеров работала над тем, чтобы укрепить наклонившуюся колонну – как и остальные части разрушенного землетрясением святилища, – заботливый врач опустился на колени рядом с лежавшим на спине Хоакином и осмотрел всё ещё не пришедшего в сознание мужчину.
- Множественные переломы грудной клетки, таза, конечностей, - сообщил доктор после быстрого исследования, - но позвоночник, кажется, не повреждён. Нет никаких признаков паралича, хотя шок и внутренние травмы налицо.
Врач, смотревший одновременно и с облегчением, и явно впечатлённый результами осмотра, поднял глаза на Хана.
- Если учесть, сколько часов вы пробыли в этой западне, я ожидал бы худшего.
- Хоакин сделан из на редкость крепкого материала, - ответил Хан, благодаривший того генетического гения, который наделил их обоих большей, нежели обычно, устойчивостью к нагрузкам. Несмотря на это, он понимал – их спасение, принимая во внимание всё, неслыханная удача. Я не смог бы продержаться еще хоть час.
Пока Хан наблюдал за осмотром телохранителя, фельдшер перевязал его исцарапанные и кровоточащие ладони. Несколько глотков прохладной воды успокоили пересохшее горло, но он не покинул разрушенную чайтью, пока не увидел, что Хоакина осторожно положили на носилки и понесли к выходу. Несмотря на то, что мужчина так и не пришёл в себя, мучительные стоны и всхлипы утихли; очевидно, оказала своё действие милосердная инъекция мощного анальгетика, нашедшегося в аптечке предусмотрительного доктора.
Другие носилки предложили Хану, но он предпочёл выйти из храма на собственных ногах, независимо от того, насколько они болели или устали. К выходу его сопровождала бригада медиков и спасательная партия. Кто-то набросил ему на плечи армейское одеяло, в которое Хан задрапировался с таким величием, словно это горностаевая мантия.
Под надвратной аркой гопурам его встретила леди Амент с чашкой горячего пряного чая с молоком. То, что она успела проделать путь в тысячу двести километров, разделявших Айорру и Чандигарх, давало некоторое представление о том, сколь долго Хан оставался погребенным в разрушенном храме. К тому же встало солнце, и его лучи, вперемешку со струями дождя, пробивались то тут, то там сквозь разрывы дождевых туч и чертили на их фоне яркие полосы. Капли, падавшие на лицо, казались прохладой и свежестью после долгого изнурительного заключения в храме. Закат сменился рассветом, торжественно сказал себе Хан, и тьма последних часов канула в прошлое. Начался новый день...
- Рада, что с вами всё благополучно, Повелитель, - приветствовала Амент. Его пальцы были еще слишком негнущимися, чтобы обхватить чашу, поэтому женщина поднесла её к губам так, что он смог напиться. Горячий напиток на вкус был сладким и хорошо тонизировал. – Я огорчена несчастьем, случившимся с Хоакином, но уверена, что со временем он поправится.
Хотя телом Хан еще не оправился от тяжелого испытания, разум его уже обрёл привычную ясность.
- Подземные толчки, - хрипло проговорил он, обращаясь к Амент. - Так или иначе, но вызвал их Хуньяди.
Амент это не удивило.
- Все детали произошедшего нам пока не ясны, но есть подозрение, что кто-то произвёл у нижней границы близлежащего водоносного горизонта взрыв, вызвавший сильную ударную волну. Теоретически её сила плюс давление вод могли бы вызвать чрезмерное напряжение геологического разлома земной мантии ниже этого горизонта и спровоцировать сейсмическую активность поблизости, - она вытерла запекшуюся на лице Хана корку пыли чистым влажным полотенцем. – Разумеется, эта гипотеза нуждается в тщательной проверке.
Нет необходимости, злобно сказал себе Хан. Внутри него, как погребальный костёр, разгорался пожар гнева. Я и так знаю, кто несет ответственность за это.
*****
Вскоре, сидя в пассажирском кресле личного вертолета, Хан получил возможность в полной мере оценить масштабы катастрофы. Шёл сильный дождь, но Хан мог разглядеть остатки многочисленных небольших деревень, многие из которых практически полностью разрушило землетрясение. Стены традиционных построек из камней, скреплённых глиной, рухнули внутрь, несомненно, придавив спящих жителей. Расположенные на опорах цистерны с водой упали на землю и раскололись. Их разлившееся содержимое вносило немалую лепту в царивший вокруг хаос; спасательные работы из-за ливня были весьма затруднены. Хан смотрел на опустошения с возраставшей оторопью и гневом. Частенько все, что осталось от некогда процветающих деревень, заключалось в нескольких соломенных хижинах, которые, как ни странно, перенесли землетрясение намного успешнее, нежели более дорогие глиняные и деревянные конструкции. Земная кора местами разошлась или сдвинулась, и неровные изломы коренных пород выпячивались рядом с зиявшими пропастями и трещинами. Его землю ранили, твердил Хан, в не меньшей степени, чем тех несчастных, которые на ней обитали.
Сидевшая за ним леди Амент со знанием дела комментировала Хану видимую ниже трагическую картину.
- По неуточнённым пока данным, почти полностью уничтожены более двадцати деревень. Это означает, что примерно 130000 человек остались без крова. Что еще хуже, землетрясение произошло ровно в 3:53 утра, когда большинство жителей спали. Точное количество погибших остаётся неясным, но окончательное число жертв может превысить 30000.
Перед чудовищностью этой катастрофы Хан оцепенел. Подорваны основы существования целого народа, с растущей яростью восклицал он, и всё по вине Хуньяди. Он сжал кулаки, не обратив внимания на боль в стёртых до крови пальцах. Вертолет пролетел над разрушенным кирпичным зданием школы; теперь оно являлось не более, чем кучей рухнувшей кладки, и желание Хана отомстить безжалостному румыну-сверхчеловеку стало неотступным, как никогда ранее. Хуньяди не только пытался ликвидировать самого Хана, но и хладнокровно убил тысячи невинных душ, которых Хан считал своими подданными.
Приступ чувства вины напомнил ему, что он когда-то замышлял подобное злодеяние, намереваясь использовать "Утреннюю звезду" против населения Боснии. Но это случилось в момент острого гнева, и, кроме того, он в конечном счете отказался от этих планов, вытесненных обращением Амент к его совести. Хуньяди такой сдержанности не проявил.
Простая справедливость требовала, чтобы он заплатил за преступление против народа Хана, и Хан не мог придумать никого, кроме себя, кто лучше подошёл бы для исполнения неминуемого смертного приговора.
"Fiat justitia et ruat coeli", - со всей серьёзностью произнёс он, пока ливень нещадно поливал прозрачный корпус небольшого вертолёта.
Пусть свершится правосудие, даже если рухнут небеса.
Заметки автора к Главе 10. Катастрофическое землетрясение в Махараштре, произошедшее рано утром 30 сентября 1993 года, стало чем-то небывалым, учитывая, что эта область ранее рассматривалась как асейсмичная. Предположения потом строились вокруг водохранилища Нижняя Тирна, примерно в десяти километрах от эпицентра землетрясения; существовала гипотеза, что от дождей водохранилище переполнилось настолько, что оказало слишком большую нагрузку на низлежащий разлом коры. (Однако лишь Хан и его окружение заподозрили, что землетрясение фактически было вызвано подводным взрывом.) Число убитых, приписываемое землетрясению 1993 года, варьируется в широких пределах - от девяти до тридцати тысяч; учитывая столь масштабные разрушения, можно, разумеется, простить Хана за то, что он предположил худшее.
Пещеры Айорра, штат Махараштра, Центральная Индия
30 сентября 1993 года
При виде огромного пещерного храма, некогда выточенного многими поколениями древних монахов и ремесленников прямо в гранитном склоне, у Хана захватило дух. Сооружение больше греческого Парфенона устремлялось к ночному небу; снаружи его щедро украшали замысловатые резные фризы, изображавшие живописные сцены из индуистского фольклора и мифологии. читать дальше Эпические сражения, королевские свадьбы и слившиеся в любовных соитиях пары – причём немыслимо акробатические позы любовников были переданы с тонкой прорисовкой деталей – покрывали стены снизу доверху. Грандиозность храма ещё больше подчёркивалась сознанием того, что он целиком, со всем богатым декором, был последовательно, сверху вниз, высечен в монолитной скале, а не пристроен к ней снизу вверх.
- Бесподобно! - произнес Хан. Даже в ночной темноте мириады граней, подсвеченные лишь фонариками Хана и его свиты, демонстрировали чересчур много визуальных деталей, чтобы воспринять их сразу все. Трудно представить, думал Хан, что такое поразительное произведение искусства и инженерной мысли создано обычными необразованными людьми.
Хоакин, что неудивительно, был слишком озабочен личной безопасностью Хана, чтобы по достоинству оценить представшее перед его глазами великолепие.
- Мне это не нравится, - угрюмо пробурчал он. Яркий белый луч его фонарика шарил кругом в поисках укрывшихся снайперов. - Чересчур тихо.
Днём, как и вообще в пик сезона, храм являлся главной туристической достопримечательностью, однако сейчас часы показывали лишь 3:45 утра. Ежегодный сезон дождей почти закончился, когда сюда по делам прибыли Хан со своим отрядом. Они стояли на скалистой равнине за главными воротами, откуда просторный двор храма был прекрасно виден. Вертолет, на котором они прилетели, отдыхал неподалёку на асфальтированной площадке, служившей, как правило, стоянкой туристическим автобусам. Хотя дождь как будто милостиво снизошёл к нуждам сверхлюдей и временно утих, нависшие тучи предвещали к утру еще один ливень.
- Такова и была цель, - сказал Хоакину Хан, имея в виду тишину и безлюдие. - Наш контакт просил о встрече в приватной обстановке, как помнишь.
- Слишком уж она приватная, - возразил телохранитель. Он всегда выказывал недовольство, когда Хан выходил за безопасные стены цитадели Чандигарха. – Может, это ловушка.
Хан опасений своего защитника не разделял.
- Мы приняли необходимые меры предосторожности, - заметил он, указав на команду сопровождавших их вооруженных воинов гвардии Экзон. Сам Хан тоже был готов к бою, его автоматический пистолет P226 надежно покоился на бедре. - Кроме того, я всегда хотел посетить это место.
Луч его фонаря выхватил из тьмы причудливую резьбу, взбегавшую по стенам на надвратную башню ворот храма, или гопурам.
- Захватывающе, не правда ли? Отдаю должное достижениям и художественному мастерству человечества.
Когда-нибудь, думал он, после того, как закончу эту великую битву, я стану самым знаменитым покровителем искусств и наук. При моей благосклонности, материальной помощи и защите интеллектуальный ренессанс наступит столь же неотвратимо, как во время правления итальянских Медичи.
Он надеялся, что этот день придёт.
Хоакин остался равнодушным к величию храма.
- Не стоило нам приходить сюда, - повторил он. – Время выбрано неудачное, обстановка слишком напряжённая.
Тут Хоакин попал в точку, Хан неохотно, но признал это. 1993 год для Индийского субконтинента оказался поистине кровавым, отмеченным месяцами религиозной розни и массовых беспорядков. Тысячи мусульман убиты воинствующими толпами индуистов, и эти действия разожгли пожар возмездия как в Индии, так и за рубежом. В одном только соседнем Бомбее прогремели почти десяток взрывов. Тем больше у меня оснований, подумал Хан, установить контроль над всем регионом. Невольно перед его глазами пронеслась мысленная картина испытанного им когда-то панического ужаса, скопищ людей на улицах Дели, преследовавших сикхов в страшные дни, последовавшие за убийством Индиры Ганди. Хана огорчало, что тонкие нити общественных связей его родины всё ещё терзало бессмысленное межрелигиозное насилие. Я положу конец этому сумасшествию, клялся он, даже если для того, чтобы сделать это, мне придётся завоевать весь мир.
- Не то чтобы я с лёгкостью игнорировал твои опасения, мой друг, - заверил он Хоакина, положив руку на мускулистое плечо телохранителя, - но не могу же я позволить одним лишь мрачным предчувствиям диктовать мне, как следует поступать. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Я полагаю, сегодняшняя награда полностью себя оправдает независимо от риска, на который мы пошли для того, чтобы явиться сюда.
Хоакин, казалось, смирился с тем, что отговорить Хана ему не удастся.
- Как вам будет угодно, Ваше превосходительство.
Он повернулся к гвардейцу Экзона, стоявшему ближе всех к храму; он сканировал внушительную постройку портативным устройством, разработанным Ханом лично.
- Ну? – требовательно вопросил Хоакин. – Каковы показания?
Солдат не сводил глаз со сканера.
- В храме регистрируется наличие только одного человека, - он дважды проверил данные, на всякий случай. – Однако местами гранит настолько массивен, что гарантия чистоты результатов не стопроцентна.
- Приемлемый риск, - бросил Хан Хоакину прежде, чем тот смог бы что-нибудь возразить. – Выставь часовых у каждого выхода. Мы должны быть уверены хотя бы в том, что никто не выходит из храма и не входит в него, пока мы внутри.
Темные глаза сузились, оглядывая неприступные каменные стены безлюдного храма.
- Мы пройдём туда одни, как и было условлено.
Обеспокоенный Хоакин, несомненно, предпочёл бы, чтобы Хана сопровождал весь отряд службы безопасности, но придержал язык. Лицо его сохраняло невозмутимое выражение, когда они с Ханом проходили под воротами храма, оставив вооруженных солдат снаружи. Осенний ветер свистел в надвратных башнях святилища, как скорбная мелодия шенаи, индусского музыкального инструмента наподобие гобоя. В отдалении послышался раскат грома.
Хан не оглянулся.
Миновав ворота, мужчины оказались в просторном дворе, вымощенном базальтовыми плитами; они были стёрты ногами бесчисленных паломников, приходивших сюда на протяжении веков. В дальнем конце центрального зала для коленопреклонений виднелась трехярусная святыня, чья пирамидальная конструкция имитировала гору Меру, гималайский дом богов. Сбоку этой гранитной пирамиды, в меньшей по размеру святыне, известной как шикара, и была назначена тайная встреча. Будем надеяться, говорил себе Хан, что поездка будет стоить потраченных на неё времени и сил.
Когда они проходили сводчатый портал – вход в зал поклонения, - по телу Хана пробежал лёгкий трепет, но он отмахнулся от него как от недостойного его высокого сана. Тем не менее, он оставался настороже, высматривая любой намёк на засаду и положив руку на рукоятку пистолета. Луч его фонарика исследовал глубокие ниши рукотворных пещер, выдолбленных в скале двенадцатью веками ранее. Яркий свет падал на расслоившиеся фрески, много поколений назад нарисованные темперой на сухой поверхности, оштукатуренной коровьим навозом. Их когда-то насыщенные цвета, киноварно-красные и лазурно-синие, за прошедшие века, разумеется, несколько поблёкли, но в целом этот гимн эротизму сохранил большую часть изначально заложенной в нём силы воздействия. Хан пришёл в восхищение, разглядывая развлекавшихся на свой лад богов, демонов и просто любовников, изображённых на стенах тоннеля, даже когда держался начеку, ожидая какого-нибудь коварства.
Наконец, они добрались до места встречи, описанного в закодированных сообщениях: тёмной молельни, или чайтьи, высеченной глубоко в сердце огромной пирамиды. Параллельные ряды декоративных каменных колонн поддерживали высокий ребристо-сводчатый потолок с танцующим каменным же Шивой в алтарной части капища. Барельефы великолепной работы, изображавшие различные эпизоды из жизни этого бога, украшали соединявшие колонны гранитные карнизы.
Другими словами, здесь имелось множество элементов декора, но ни следа эмиссара, с которым Хан договорился тут встретиться. На миг он осветил фонариком наручные часы. Они показывали ровно 3:50; он прибыл на несколько минут раньше.
- Покажись! – потребовал он, не желая дожидаться момента, который тот человек сочтёт для себя выгодным. Нетерпеливый голос Хана эхом отдался в рукотворной пещере. - Мое время ценно. Не трать его попусту.
- Будь по-твоему, Хан Сингх, - прошелестел хриплый голос откуда-то из тени. Хан посветил фонариком в сторону голоса и разглядел высокую худощавую фигуру, выступившую из-за одной из древних колонн. - Я далёк от мысли испытывать терпение таких же, как я сам.
Мужчина, говоривший с явным русским акцентом, казался скорее мертвецом, нежели живым человеком. Его изможденное лицо, худое, бледное и бескровное, напоминало лицо узника концлагеря, а из глубоко ввалившихся обесцветившихся глазниц на Хана смотрели слезившиеся глаза с покрасневшими белками. Несмотря на двубортную серо-стального цвета шинель – вполне обычная форма офицеров КГБ, – мужчину трясло, как от холода. Хан слышал болезненные хрипы при каждом вдохе русского и догадался, что человек фактически при смерти. Учитывая физическое здоровье своих ближайших сподвижников, он находил состояние подобной дряхлости незнакомца… тревожным.
Как долго русский простоял там, в кромешной тьме?
- Где твой фонарь? - спросил Хан, озадаченный поведением этого человека.
- Вот, - ответил осунувшийся русский, вынимая компактный фонарик из кармана шинели и направляя свет таким образом, чтобы он упал на лицо Хана; тот замигал и отвёл глаза. - Я просто приучал себя к темноте. Не такая уж плохая идея, согласитесь, учитывая, что здесь царит столь же беспросветная тьма, как та, в которой мы обречены в конечном счете провести вечность.
Хан проявил весьма мало интереса к философским размышлениям человека явно нездорового.
- У вас есть то, что вы обещали? – нетерпеливо спросил он, делая шаг вперед и отталкивая фонарик от своего лица. – Я хочу посмотреть это.
Он пришел к Aйорре в поисках знаний; в частности, ему нужны были технические ноу-хау в области передовой генной инженерии. Несмотря на всемерные усилия Фулэн Дхасел, её команде на острове Кризалис так и не удалось повторить успех Сарины Каур в области неоднократного клонирования оплодотворенной яйцеклетки человека. Этот шаг являлся ключевым пунктом крупномасштабного применения генной инженерии. Здравый смысл напоминал Хану, что яйцеклетка могла быть клонирована только дважды, прежде чем погибала, но его матери как-то же удалось разработать методику получения десятков идентичных копий одной клетки, тем самым увеличив вероятность успешной гибридизации позже. Увы, эта тайна, по всей видимости, сгорела вместе с ней в горниле катаклизма, уничтожившего проект Кризалис почти два десятилетия назад.
То есть, так казалось ещё несколько недель назад, когда Хан связался с тем человеком, который и стоял сейчас перед ним.
Мужчина утверждал, что обладает конфиденциальной информацией из сверхсекретного генетического исследовательского проекта, проведенного российскими военными за несколько лет до распада Советского Союза. Русский, которого Хан знал лишь под псевдонимом Стригой (прим.переводчика – малая ушастая сова, символ нежити или демона; в переносном смысле "предвестник несчастья"), предложил ему информацию в обмен на политическое убежище и щедрый пенсион, что Хан и готов был с радостью даровать россиянину-эмигранту - при условии, разумеется, соответствия данных заявленной ценности.
Теперь, когда он встретил эту Сову лицом к лицу и увидел плачевное состояние здоровья русского, он не мог не задаться вопросом: почему столь немощный человек так стремился обеспечить себе будущее, если очевидно, что как раз его-то у него и нет? Его псевдоним, русский синоним слова "вампир", подходил ему, как никому другому, учитывая безрадостное сходство мужчины с ходячим трупом.
Полагаю, философски заключил Хан, даже умирающие и больные до последнего цепляются за жизнь, как бы скудна она ни была. Ему нравилось думать, что, когда, наконец, придёт и его черёд - девяносто или сто лет спустя, - Хан Нуньен Сингх не окончит свои дни в мягкой постели. Я умру, собрав все силы ума и тела и сражаясь хоть против всей Вселенной вплоть до моего последнего вдоха...
Как же тогда он мог обвинять этого несчастного в том, что тот пытался сделать, как лучше, независимо от времени, которое ему осталось?
- Ну? – опять спросил он, зная об озабоченности Хоакина. Другу и бессменному стражу не терпелось завершить встречу и вернуть повелителя под защиту ожидающих снаружи охранников. - В чем дело? Дайте мне материалы.
Вместо того, чтобы передать Хану что-нибудь вроде папки или диска, русский окинул глазами богато декорированное святилище.
- Потрясающе, как думаете? – колеблющийся луч его фонарика, который сжимала дрожащая рука, метнулся вверх, к искусно вырезанному в камне барельефу с изображением бога Шивы в войне против армии демонов. Четверорукий Бог держал факел, рог, маленький барабан и трезубец. На шее божества красовалась гирлянда из черепов. – Как говорят, пришлось выбрать более 200 тысяч тонн породы, чтобы высечь этот храм и окружающие его стены. Можете ли вы представить, какая преданность делу, какая невиданная самоотдача необходимы для совершения подобного подвига?
У Хана складывалось отчетливое впечатление, что Сова просто тянет время. С подозрением разглядывая мужчину и не выпуская его из круга света, отбрасываемого фонариком, Хан заметил, что русский, по-видимому, что-то держит в левом кармане плотной шинели. Оружие? – на миг предположил Хан. Или, может быть, компьютерный диск с нужной ему информацией?
Он не стал ждать, пока чрезмерно непоследовательный россиянин опять обратит своё внимание на то дело, которое их сюда и привело. Со скоростью и свирепостью бенгальского тигра Хан прыгнул на мужчину и прижал его к ближайшей колонне. Затем, крепко держа человека одной рукой за горло, Хан отдал свой фонарик Хоакину, чтобы обшарить освободившейся рукой карманы пленника. Схваченная им шея казалась настолько иссушенной и хрупкой, что Хан поневоле должен был сделать усилие, чтобы не раздавить её, сжав слишком сильно.
- Хватит болтать попусту! – рявкнул он. Его пальцы сомкнулись на маленьком пластиковом предмете в кармане шинели. - Давайте посмотрим, что у вас тут.
К немалому изумлению Хана, изъятая вещица оказалась какой-то миниатюрной рацией. А что, если русский транслировал их разговор третьей, неизвестной стороне? Хан поднёс изобличающее устройство ко рту и нажал кнопку «Говорите».
- Это Хан Нуньен Сингх, - гневно сказал он. - Кто говорит?
- Добрый вечер, Хан, или я должен сказать доброе утро?
Голос с сильным акцентом принадлежал Василию Хуньяди; Хан легко узнал его.
- Я удовлетворен тем, что слышу. Ты и в самом деле там, собственной персоной, в точности так, как я рассчитывал, - у Хана перед глазами тут же возникло лицо балканского диктатора, в чьём единственном глазу светилась сардоническая усмешка. - Сожалею о катастрофических последствиях землетрясения для твоей страны.
Какое ещё землетрясение?
- Что ты имеешь в виду? - прорычал Хан, по-прежнему приперев левой рукой Сову к стене. При мысли о том, что дверца ловушки захлопнулась, в его крови вскипел адреналин. - Объяснись!
- Прощай, Хан! - бросил по-румынски Хуньяди, и передача оборвалась: коммуникатор издавал лишь треск статических помех. Хан, сжав руку в кулак, раскрошил в пыль отныне бесполезное устройство, намереваясь точно также поступить и с самим пленником, если он немедленно не ответит на готовые сорваться с языка вопросы.
И именно в этот момент недра впервые содрогнулись.
Оглушительный рёв раздался из-под земли, пол древнего храма затрясся, почти сбив Хан с ног. С потолка посыпались пыль и щебень, а затем и более тяжелые куски твердого гранита. Отпустив крепко сжатое горло русского, Хан в тревоге наблюдал, как массивные колонны зашатались, угрожая опрокинуться совсем - и обрушить святилище прямо им на головы.
На обычно бесстрастном лице Хоакина застыло выражение ужаса; он в панике выкрикнул какое-то предупреждение, но смысл слов затерялся в грохоте землетрясения. Колебания почвы выбили из его руки фонарик, и оставшееся бесхозным устройство брякнулось на бьющуюся в припадке землю и покатилось, увеличивая неровными вспышками света масштаб творившегося вокруг кошмара.
- Что вы наделали? – вскричал Хан, перекрывая мощью голоса подземный рёв. Очевидное вероломство Хуньяди его скорее разъярило, нежели испугало. - Что это такое?
Русский хрипло рассмеялся. Он скорчился на полу, не в силах устоять на танцующей земле.
- Тьма, о которой я и говорил, Хан Сингх, - поднявшаяся пыль усугубила и без того неважное состояние лёгких мужчины, и он заходился в конвульсиях кашля после каждого слова. - Было решено, что вы составите мне там компанию, и намного раньше, чем ожидаете!
Никакой секретной информации из СССР не существует, с ужасающей уверенностью осознал Хан. Изо всех сил стараясь оставаться в вертикальном положении, он прикрывал сложенными ладонами рот и ноздри, чтобы не надышаться пылью и мельчайшей каменной взвесью. Это самоубийственная миссия, и её цель непосредственно моя жизнь. Неудивительно, что на роль ширмы Хуньяди выбрал умирающего! Но как удалось вызвать землетрясение по желанию? Однако позже будет достаточно времени, чтобы это выяснить, разумно сказал себе Хан, сначала я должен выжить.
Несмотря на угрозу его собственной безопасности, Хана охватил нестерпимый соблазн убить коварного русского голыми руками. По крайней мере, прихвачу своего убийцу с собой на тот свет, думал он, но какой-то обломок вырвал возмездие из его рук, обрушившись на голову Совы и расплющив ему череп. Хан увидел, что, по иронии судьбы, мужчину прикончил фрагмент скульптурного фриза с изображением Шивы, конкретно тот самый, где этот бог придавил пятой демона Равану.
Хан опасался, что и ему с Хоакином также скоро предстоит последовать по пути Раваны. Острые осколки гранита бомбардировали его спину и плечи, угрожая переломать кости. Хан обернулся к верному телохранителю как раз вовремя: за спиной Хоакина встали на дыбы, разламываясь, твердые породы, сбившие богатыря с ног. От падения у него на мгновение перехватило дыхание, и он оказался беззащитным перед градом падавших обломков. Тяжёлые глыбы посыпались на безуспешно попытавшегося прикрыться согнутой рукой Хоакина, и спустя какие-то секунды его завалило окончательно.
- Друг мой! – крикнул Хан. Пригнув голову, спотыкаясь на качающемся полу, он кинулся к Хоакину. Голыми руками Хан отбросил зазубренные обломки и подхватил находившегося без сознания телохранителя под руки, намереваясь оттащить подальше от завала, чуть было не ставшего гробницей верного слуги.
Но куда? Хан в отчаянии оглядывался кругом, напряжённо пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь пыль и муть. Возможно, вон туда, между двух крепких колонн? Шатаясь, пробирался он в ту сторону по усыпанному осколками полу, когда услышал впереди жуткий звук трескающегося гранита. К своему ужасу, он увидел, как одна из этих чудом не рухнувших подпор отломилась от карниза и падала в его сторону. Ещё миг – и центнеры твердого камня обрушатся на голову Хана...
Только его сверхчеловечески быстрая реакция спасла обоих мужчин от мгновенной смерти. Выпустив всё ещё не очнувшегося телохранителя, Хан с быстротой молнии вскинул руки и поймал падающий столб, прежде чем он раздробил бы ему череп. От удара гигантской колонны с его губ сорвалось какое-то хрюканье. Ужасающий вес давил на руки, спину, колени, но, уперевшись сапогами в каменный пол, он сумел удержать колонну в воздухе, примерно под углом сорок пять градусов; смертоносное орудие остановилось всего в нескольких сантиметрах от головы.
К счастью, подземные толчки начали стихать, хотя обломки, большие и поменьше, продолжали срываться с расшатанных землетрясением стен и потолка. По какому-то курьёзу колонна, едва не погубившая Хана, теперь служила своего рода укрытием от острых обломков для него и Хоакина, за что следовало поблагодарить силу его напрягшихся мышц. Однако и они уже мучительно болели под немыслимой тяжестью отколовшейся опоры. Каменные глыбы падали по обеим сторонам столба, засыпав Хана по рёбра. Неужели вскорости его погребёт заживо вместе с преданным телохранителем и бездыханными останками русского предателя?
- Помогите! - закричал Хан, всё ещё удерживавший на весу упавшую колонну. - Стража! Кто-нибудь!
Зал-чайтья теперь почти полностью был завален мусором; не было места, куда можно было бы сбросить колоссальный груз, даже если бы Хан захотел рискнуть тем, что сверху на него опять посыпятся валуны. Упавший ранее на пол фонарик раздавило камнями, оставившими Хана в полной темноте.
- Помогите! Нам нужна помощь! – оглушающий рев землетрясения угас вслед за содроганиями земной коры, так что Хан услышал лишь свой собственный голос и вызывавший нервную дрожь звук оседания груд гранита вокруг него. Один хороший подземный толчок, из тех, что обычно следуют за основным землетрясением – и от участи быть похороненными в этом святилище их не спасёт ничто и никто, боялся Хан. - Кто-нибудь, помогите нам, я приказываю!
Никакого ответа. Мне нужно экономить воздух, сказал себе Хан, сознавая, что не мог знать, как долго сможет рассчитывать на запасы кислорода в замкнутом наглухо пещерном храме. Заставив себя сосредоточиться, несмотря на непосильный вес колоссальной колонны, он призвал на помощь проверенные временем методы управления дыханием йоги. Уместная помощь, иронично заметил Хан про себя, учитывая, что, по легендам, с йогой человечество познакомил сам бог Шива. Хан, хоть и происходил из древнего сикхского рода, не был религиозным человеком, но сейчас с радостью принял бы руку помощи, какое бы божество ни протянуло эту руку. Если уж не ради себя заключил бы он такую сделку, то ради раненного Хоакина, который получил эти раны у него на службе.
Однако контроль над дыханием не мог уменьшить вес огромного столба, неумолимо придавливавшего к земле. Мучительное напряжение искажало черты лица Хана, каждый мускул его тела буквально заходился в криках боли. Пот пропитал запорошенные пылью одежды, а зубы были сжаты сильнее, чем тиски. Он чувствовал себя Атлантом, обречённым на протяжении вечности держать земной шар на плечах, или, возможно, своего рода Самсоном, пытавшимся использовать каждую унцию своей сверхъестественной силы для того, чтобы поднять храмовые опоры, вместо того, чтобы сокрушить их.
Казалось, протекли века непрестанных мучений. В полной темноте, не имея возможности взглянуть на часы, Хан не знал другого способа определить время сколько-нибудь точно. Как долго мы находимся в этой ловушке? - задавался он вопросом, благодаря своё идеальное генетическое наследие за то, что клаустрофобия осталась уделом простых смертных. Сколько еще мне придётся терпеть? Даже его замечательная сила имела свои пределы; Хан понимал, что не может вечно удерживать на весу такую тяжесть. Не придётся ли ему выбирать между участью стать раздавленным насмерть и быть похороненным заживо? И какую судьбу назначит он Хоакину?
- Хоакин? Друг? – пробормотал Хан сквозь зубы. Поверженный наземь телохранитель по-прежнему оставался без сознания и не отреагировал на попытки своего повелителя пробудить его. Несмотря на то, что колонна защитила лежавшего от падающих обломков, Хан всё-таки опасался за жизнь мужчины. Дыхание Хоакина было затрудненным и хриплым; по-видимому, его трахею частично заполнили сгустки каменной пыли. Единственные жалкие звуки, которые он издавал, были кашелем и бессвязными стонами, и эти стоны разрывали Хану сердце. Он сознавал: какой бы сверхчеловеческой выносливостью ни обладал Хоакин, ему необходима срочная медицинская помощь, но все, что Хан мог сделать, лишь не допустить колоссальную колонну придавить обоих. Не бойся, дружище, молча поклялся он. Пока в моих руках есть хоть крупица силы, я тебя не покину.
Скоро к страданиям Хана прибавились голод и жажда. Его губы пересохли и потрескались, ощущая вкус только струек смешанного с пылью пота, текшего по лицу. Голодное урчание в животе, напомнившее гул землетрясения, подсказало, что с момента последнего приёма пищи – съеденного на пути к храму небольшого количества тушёного бараньего фарша и йогурта - прошло уже несколько часов. Чёрт бы тебя побрал, Хуньяди, проклинал он про себя балканского диктатора. И на протяжении часов мучений, напрягая остаток сил и потея под гнётом полуобрушившейся колонны, с каждым часом медленно придвигавшейся все ближе к его голове, взбудораженный ум Хана измысливал дьявольски изобретательные и мучительные пытки для бесчестного одноглазого румына. Пусть и вымотан до предела, но я не повержен и должен выжить, решительно твердил себе Хан, хотя бы ради грозного возмездия Хуньяди…
Прежде, нежели проблеск света, до него долетел звук бура. Хан уже опасался, что сдерживать тяжесть колонны он больше не сможет. Сокрушающая кости боль в руках вынуждала его понемногу сдавать позиции, и столб миллиметр за миллиметром надвигался с жуткой неумолимостью, когда ушей коснулся звук сверлившей скалы мощной бормашины. На мгновение он забеспокоился: шум мог означать, что его истомленные разум и тело поддались слуховым галлюцинациям, но звук бура становился все громче. Хан понял, что спасательная команда была уже на пути к нему.
- Я здесь! - крикнул он, рискуя еще одним обвалом. - Спешите!
Наизлейшей иронией было бы сдаться за несколько минут до того, как до них доберутся спасатели. Он глубоко вдохнул, собирая в кулак всё, что осталось от его поистине сверхчеловеческой силы и выносливости. Нет, подумал он с вызовом, я не вздохну с облегчением при малейшем признаке избавления. Напрягшись до предела, он толкнул колонну вверх и в самом деле сумел поднять её на несколько сантиметров.
- Сюда! - прошипел он сквозь зубы. - Быстрее!
- Ваше превосходительство!
Возбужденный голос перекрыл шум работавших на больших оборотах буров. Хан услышал грохот скатившихся на землю камней, а вслед за этим яркий луч прорвал тьму. После бесчисленных часов, проведённых в черноте вечной ночи, свет казался Хану ослепительным до невозможности, но он приветствовал разливавшийся в пещере огонь, зная, что это предвестник скорого освобождения.
- Держитесь, Ваше превосходительство! – прокричал через щель в груде обломков воин в форме подразделения Экзон; Хан предположил, что помощь шла, пробивая тоннель из расположенного выше центрального зала поклонения. - Мы работаем так быстро, как можем!
Отлично, думал Хан, гордясь рвением служивших ему сверхлюдей. Разве можно когда-либо в них усомниться? Человек превосходящий может достигнуть всего, чего угодно, пока воля его непреклонна. Теперь он нёс свой груз с удовольствием, подбадриваемый терпеливым ожиданием неизбежного освобождения. Тебе меня не одолеть, Хуньяди, понял? Ибо побеждает сильнейший и достойнейший лидер…
Люди еще несколько минут работали с завидной осторожностью, расчищая дорогу к месту заточения Хана. А потом солдаты бросились к нему, чтобы поднять колонну и позволить беспрепятственно выскользнуть из-под почти невыносимого груза. Впервые за, как думал Хан, много часов вес столба больше не давил на него. Он едва смог опустить задеревеневшие и онемевшие от тяжести руки.
- Осмотрите Хоакина, - приказал он, озабоченный тем, чтобы раненному телохранителю была как можно скорее оказана медицинская помощь. – Только осторожнее; я не знаю, каковы его травмы.
Пока команда инженеров работала над тем, чтобы укрепить наклонившуюся колонну – как и остальные части разрушенного землетрясением святилища, – заботливый врач опустился на колени рядом с лежавшим на спине Хоакином и осмотрел всё ещё не пришедшего в сознание мужчину.
- Множественные переломы грудной клетки, таза, конечностей, - сообщил доктор после быстрого исследования, - но позвоночник, кажется, не повреждён. Нет никаких признаков паралича, хотя шок и внутренние травмы налицо.
Врач, смотревший одновременно и с облегчением, и явно впечатлённый результами осмотра, поднял глаза на Хана.
- Если учесть, сколько часов вы пробыли в этой западне, я ожидал бы худшего.
- Хоакин сделан из на редкость крепкого материала, - ответил Хан, благодаривший того генетического гения, который наделил их обоих большей, нежели обычно, устойчивостью к нагрузкам. Несмотря на это, он понимал – их спасение, принимая во внимание всё, неслыханная удача. Я не смог бы продержаться еще хоть час.
Пока Хан наблюдал за осмотром телохранителя, фельдшер перевязал его исцарапанные и кровоточащие ладони. Несколько глотков прохладной воды успокоили пересохшее горло, но он не покинул разрушенную чайтью, пока не увидел, что Хоакина осторожно положили на носилки и понесли к выходу. Несмотря на то, что мужчина так и не пришёл в себя, мучительные стоны и всхлипы утихли; очевидно, оказала своё действие милосердная инъекция мощного анальгетика, нашедшегося в аптечке предусмотрительного доктора.
Другие носилки предложили Хану, но он предпочёл выйти из храма на собственных ногах, независимо от того, насколько они болели или устали. К выходу его сопровождала бригада медиков и спасательная партия. Кто-то набросил ему на плечи армейское одеяло, в которое Хан задрапировался с таким величием, словно это горностаевая мантия.
Под надвратной аркой гопурам его встретила леди Амент с чашкой горячего пряного чая с молоком. То, что она успела проделать путь в тысячу двести километров, разделявших Айорру и Чандигарх, давало некоторое представление о том, сколь долго Хан оставался погребенным в разрушенном храме. К тому же встало солнце, и его лучи, вперемешку со струями дождя, пробивались то тут, то там сквозь разрывы дождевых туч и чертили на их фоне яркие полосы. Капли, падавшие на лицо, казались прохладой и свежестью после долгого изнурительного заключения в храме. Закат сменился рассветом, торжественно сказал себе Хан, и тьма последних часов канула в прошлое. Начался новый день...
- Рада, что с вами всё благополучно, Повелитель, - приветствовала Амент. Его пальцы были еще слишком негнущимися, чтобы обхватить чашу, поэтому женщина поднесла её к губам так, что он смог напиться. Горячий напиток на вкус был сладким и хорошо тонизировал. – Я огорчена несчастьем, случившимся с Хоакином, но уверена, что со временем он поправится.
Хотя телом Хан еще не оправился от тяжелого испытания, разум его уже обрёл привычную ясность.
- Подземные толчки, - хрипло проговорил он, обращаясь к Амент. - Так или иначе, но вызвал их Хуньяди.
Амент это не удивило.
- Все детали произошедшего нам пока не ясны, но есть подозрение, что кто-то произвёл у нижней границы близлежащего водоносного горизонта взрыв, вызвавший сильную ударную волну. Теоретически её сила плюс давление вод могли бы вызвать чрезмерное напряжение геологического разлома земной мантии ниже этого горизонта и спровоцировать сейсмическую активность поблизости, - она вытерла запекшуюся на лице Хана корку пыли чистым влажным полотенцем. – Разумеется, эта гипотеза нуждается в тщательной проверке.
Нет необходимости, злобно сказал себе Хан. Внутри него, как погребальный костёр, разгорался пожар гнева. Я и так знаю, кто несет ответственность за это.
Вскоре, сидя в пассажирском кресле личного вертолета, Хан получил возможность в полной мере оценить масштабы катастрофы. Шёл сильный дождь, но Хан мог разглядеть остатки многочисленных небольших деревень, многие из которых практически полностью разрушило землетрясение. Стены традиционных построек из камней, скреплённых глиной, рухнули внутрь, несомненно, придавив спящих жителей. Расположенные на опорах цистерны с водой упали на землю и раскололись. Их разлившееся содержимое вносило немалую лепту в царивший вокруг хаос; спасательные работы из-за ливня были весьма затруднены. Хан смотрел на опустошения с возраставшей оторопью и гневом. Частенько все, что осталось от некогда процветающих деревень, заключалось в нескольких соломенных хижинах, которые, как ни странно, перенесли землетрясение намного успешнее, нежели более дорогие глиняные и деревянные конструкции. Земная кора местами разошлась или сдвинулась, и неровные изломы коренных пород выпячивались рядом с зиявшими пропастями и трещинами. Его землю ранили, твердил Хан, в не меньшей степени, чем тех несчастных, которые на ней обитали.
Сидевшая за ним леди Амент со знанием дела комментировала Хану видимую ниже трагическую картину.
- По неуточнённым пока данным, почти полностью уничтожены более двадцати деревень. Это означает, что примерно 130000 человек остались без крова. Что еще хуже, землетрясение произошло ровно в 3:53 утра, когда большинство жителей спали. Точное количество погибших остаётся неясным, но окончательное число жертв может превысить 30000.
Перед чудовищностью этой катастрофы Хан оцепенел. Подорваны основы существования целого народа, с растущей яростью восклицал он, и всё по вине Хуньяди. Он сжал кулаки, не обратив внимания на боль в стёртых до крови пальцах. Вертолет пролетел над разрушенным кирпичным зданием школы; теперь оно являлось не более, чем кучей рухнувшей кладки, и желание Хана отомстить безжалостному румыну-сверхчеловеку стало неотступным, как никогда ранее. Хуньяди не только пытался ликвидировать самого Хана, но и хладнокровно убил тысячи невинных душ, которых Хан считал своими подданными.
Приступ чувства вины напомнил ему, что он когда-то замышлял подобное злодеяние, намереваясь использовать "Утреннюю звезду" против населения Боснии. Но это случилось в момент острого гнева, и, кроме того, он в конечном счете отказался от этих планов, вытесненных обращением Амент к его совести. Хуньяди такой сдержанности не проявил.
Простая справедливость требовала, чтобы он заплатил за преступление против народа Хана, и Хан не мог придумать никого, кроме себя, кто лучше подошёл бы для исполнения неминуемого смертного приговора.
"Fiat justitia et ruat coeli", - со всей серьёзностью произнёс он, пока ливень нещадно поливал прозрачный корпус небольшого вертолёта.
Пусть свершится правосудие, даже если рухнут небеса.
Заметки автора к Главе 10. Катастрофическое землетрясение в Махараштре, произошедшее рано утром 30 сентября 1993 года, стало чем-то небывалым, учитывая, что эта область ранее рассматривалась как асейсмичная. Предположения потом строились вокруг водохранилища Нижняя Тирна, примерно в десяти километрах от эпицентра землетрясения; существовала гипотеза, что от дождей водохранилище переполнилось настолько, что оказало слишком большую нагрузку на низлежащий разлом коры. (Однако лишь Хан и его окружение заподозрили, что землетрясение фактически было вызвано подводным взрывом.) Число убитых, приписываемое землетрясению 1993 года, варьируется в широких пределах - от девяти до тридцати тысяч; учитывая столь масштабные разрушения, можно, разумеется, простить Хана за то, что он предположил худшее.
@темы: ТОС. Книги, ТОС. Переводы, Грег Кокс. Евгенические войны