Дружба - это когда ты готов встать рядом с человеком в беде, не задумываясь и не сожалея. Не затем, чтобы спасти - просто чтобы умереть рядом с ним...
Название: Путь к себе
Автор: Катть.
Категория: джен
Жанр: броманс, херт/комфорт, драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Кирк, Спок, Маккой, вся «старая гвардия» плюс Аманда Грейсон.
Таймлайн: "пропущенная сцена" между окончанием 3-го фильма и началом 4-го.
Размер: 38 000 слов
Посвящение: этот фик - подарок для kate1521, обещанный еще на прошлый ее День Рождения.
Благодарность: огромное спасибо Silver Witch, которая помогала разрешать сюжетные неувязки и поддерживала во всем! Без нее этого фанфика не было бы еще год. Ну и, конечно, самой имениннице с ее сногсшибательным постом о ТОСе, заставившим меня глубже взглянуть на некоторые сцены 2-го фильма.
Дисклеймер: все Парамаунту, мои только искренняя любовь к персонажам.
Примечание: не бечено. Так что тапочки принимаются. И да, автор будет очень благодарен любым комментариям, и позитивным, и негативным, и просто смайликам. Писать в пустоту очень неприятно (хотя здесь мне легче, именинница довольна, и это для меня главное).
Ссылка для скачивания документа
Ссылку исправила, вроде бы работает. Если будут проблемы - пишите на юмыл, перезалью на другой ресурс.
Пролог Пролог
Темный язычок пламени, не тревожимый движением потоков воздуха, колеблется на старинном тигле. Он смотрит в огонь, привычно воздвигая бастионы безразличия вокруг смятенного, потерявшего себя разума. А сознание, вместо того, чтобы погрузиться в спокойную тишину отрешенности, вновь и вновь перебирает неровные осколки зыбких, нечетких воспоминаний. Образы, звуки, ощущения… Имена. Отражение жизни, которой он не помнил. Тихо журчит фонтан внизу, чуждый и неуместный в городе, сражающемся с пустыней за каждую каплю пресной воды.
- Дом, - женщина с серебристыми волосами улыбается, отчего ее лицо прорезают десятки тонких морщинок. - Ты дома, Спок.
Она совсем не похожа на остальных женщин, с которыми он ежедневно занимается, совершенствуя ментальные дисциплины. Быстрая, порывистая, мгновенно вспыхивающая ясной улыбкой и так же мгновенно мрачнеющая, когда он говорит что-то не так. На этой планете она кажется еще более неуместной, чем фонтан, расходующий впустую десятки кубометров бесценной воды.
А-ман-да.
Она совершенно нелогична. Она много говорит, вкладывая в слова минимум фактической информации, и молчит, когда он просит об ответе. Она улыбается, в то время как ее быстро меняющиеся эмоции отражают совершенно противоположное состояние сознания. Она хмурится, с серьезным видом озвучивая очередную нелепую концепцию, а в глазах пляшут насмешливые искры.
- Ты все вспомнишь, нужно просто немного времени, - говорит она. Аманда улыбается, но он, за прошедшие дни научившийся читать все движения ее слишком выразительного лица, видит в улыбке грусть.
Грусть – эмоциональная реакция. В ней нет логики. Сожаление о уже случившемся не имеет смысла – но, когда он говорит ей об этом, она только качает головой, и улыбка становится еще более странной. Аманда смеется – негромко, чуть надтреснуто, вызывая ассоциации с чем-то, чему нет места в этом прокаленном солнцем мире. Она смеется – а в глазах стынет тяжелая, молчаливая тоска.
«Смех - невольное, гласное проявление в человеке чувства веселости, радости, веселого расположения духа» - знакомые строчки английского словаря всплывают перед глазами, заставляя его усомниться в собственных лингвистических способностях.
Он не понимает ее.
- Ты поймешь, - отвечает она на его недоуменные вопросы. – Ты это знал, Спок, тебе просто нужно это вспомнить. О, Спок…
Она вздыхает, поправляет ворот его плотной туники, без всякой нужны отряхивая и расправляя жесткую ткань, и он привычно смиряет реакцию собственного тела, заставляя себя не отстраняться, не прерывать вызывающий дискомфорт контакт.
Она имеет право.
Это осознание с трудом поддается логическому осмыслению, но он заставляет себя признать его, принять, не требуя доказательств.
Мать.
Он помнит это слово. Биологический родитель, являющийся родственником по Х-линии. Та, кто произвела на свет. И за сухими строчками энциклопедических фраз дрожит, прорезая и без того неустойчивое спокойствие сетью едва заметных трещин, нелогичное ощущение, что он… потерял что-то.
Он закрывает глаза, перебирая в памяти бесформенные фрагменты воспоминаний, но единственное, что удается уловить - это голос, дрожащий от ярости, обвиняющий и умоляющий. И – на самой периферии сознания – чьи-то глаза, золотисто-карие, затуманенные болью.
«Идите в лазарет, к отцу!»
Глава 1Глава 1
От зеленого бока клингонского «хищника», подбитой птицей распластавшегося на красноватом камне, ощутимо веяло жаром. Кирк в который раз уже за утро поднял руку к шее, ослабляя ворот форменной, порядком уже заношенной, куртки. Умом он понимал, что нехватка кислорода – ощущение субъективное: дозы триокса, которую док вводил всей команде раз в шесть часов, было вполне достаточно для нормального снабжения организма кислородом. Это понимание, впрочем, не помогало избавиться от несильного, но навязчивого ощущения удушья.
Шел уже второй месяц их вынужденного заключения на Вулкане, и с каждым днем экипаж становился все более мрачным. И Кирк не мог их в этом винить: ситуация, действительно, хуже некуда. Энтерпрайз уничтожен, клингонская «птичка», на которой они доставили Спока домой, что называется, дышит на ладан; Скотти осунулся и, кажется, вообще перестал спать, пытаясь привести трофейный корабль хотя бы в относительно рабочий вид. Командование Звездного Флота молчит, словно забыв о существовании некоего адмирала Кирка и его команды, и это молчание, даже больше, чем грядущее судебное разбирательство, нервирует команду. Дома же – если они когда-нибудь туда вернутся – их ждет трибунал чуть ли не по десятку статей. Саавик окончательно решила остаться на планете своей матери – Джим сам подписал прошение о досрочной отставке, и до сих пор не мог избавиться от острого ощущения досады за это решение молодого офицера. Спок, с головой ушедший в постижение неких непонятных философских дисциплин, при встрече вежливо здоровается, и Джиму каждый раз становится не по себе от холодного, безразличного взгляда, каким тот встречает бывших сослуживцев. И Дэвид… Ох, Дэвид…
Кирк скрипнул зубами, заставляя себя не думать сейчас о погибшем сыне, и с силой, словно вымещая на ни в чем не повинном корабле собственную ненависть к клингонам, саданул по раскаленной обшивке. Руку обожгло, и он с досадливой гримасой потер ссаженную о горячий металл кожу.
- Вот же черт…
Он тяжело перевел дыхание, заставляя себя не обращать внимания на тупую тянущую боль слева в груди, и вновь дернул воротник. Да что ж это такое?! В прошлый раз, когда он попал на Вулкан – на «свадьбу» Спока, будь неладна и она, и расчетливая Спокова невеста – в тот раз, кажется, у него не было этого постоянного ощущения удушья. Неужели он действительно стареет? Или это просто причуды памяти, стирающей какую-то часть воспоминаний?..
Сзади зашуршал песок под весом человека, тяжело спрыгнувшего с трапа «боевой птицы». Еще до того, как обернуться, Кирк знал, кто это.
- Привет, Боунс, - уныло поприветствовал он друга, не дожидаясь, пока тот поравняется с ним.
- Какого черта ты шляешься по солнцепеку, Джим? – мрачно отозвался бывший начальник медслужбы.
Это тоже было знакомо. После того, как катра Спока вернулась к своему настоящему хозяину, характер МакКоя, кажется, стал еще тяжелее. Хотя Кирк подозревал, что немалую роль в этом изменении сыграли отвратительные – для землян, разумеется – климатические условия Вулкана. Увеличенная сила тяжести, разряженный, бедный кислородом воздух и сводящая с ума жара лишали сил, заставляя с нетерпением ждать наступления ночи. Все было бы иначе, если бы они решились поселиться в одной из гостиниц в Шикхарском космопорту. По крайней мере, в номерах для инопланетян можно было отрегулировать подачу кислорода и температуру. Но адмирал, после короткого размышления, решил не рисковать. Вряд ли, конечно, ему или его команде грозила опасность в одном из крупнейших городов Вулкана… Но Кирк не намеревался дразнить гусей. Ни клингонских, ни тех, кто одет в форму федерации.
Впрочем, была еще одна причина, из-за которой настроение всей команды сгинувшего Энтерпрайза устойчиво держалось на отметке «отвратительное». Причина, по которой он сам предпочел относительно комфортабельную комнату в городской администрации тесной каюте на трофейном корабле, врастающем в песок на крошечном космодроме. Всего в десяти минутах ходьбы от дома посла Сарека.
…Но это они, по молчаливому согласию, последнее время старались не обсуждать.
- Джим, тебе нужно отдохнуть, - с тревогой произнес МакКой, вырывая Кирка из задумчивости. В голубых глазах плескалось беспокойство и сочувствие, но доктор был слишком опытен, чтобы лезть сейчас другу в душу со своими утешениями.
Джеймс криво усмехнулся и в очередной раз неосознанно дернул тугой ворот.
- Я именно это и делаю, Боунс. В ремонте от меня никакого толку, ты же знаешь. Как же я устал от безделья, ты бы знал…
- Я об этом и говорю. Ты день-деньской толкешься на космодроме, уже на тень стал похож. Как твой лечащий врач тебе говорю – отвлекись. Съезди куда-нибудь, уж не знаю! Черт, Джим! Да хотя бы напейся ты в космопорту, что ли! На тебя же смотреть больно.
- А ты не смотри, док, - усмехнулся Кирк. И тут же посерьезнел. – Не хочу я напиваться, пойми. Если я сейчас раскисну – не знаю, смогу ли потом снова собраться. У нас впереди бой, Боунс. Ты ведь понимаешь это. Нам это все так не спустят. И нам очень повезет, если команду просто понизят в звании. Я не имею сейчас права расслабляться.
Доктор остро взглянул на друга.
- Поправка «4» к Уставу? Не пройдет, Джим. Ты действительно думаешь, что ребята согласятся прикрыться «выполнением приказа» и оставят тебя на растерзание этим акулам из адмиралтейства?
- Не думаю, поверь, - серьезно отозвался тот, - Но и ты меня плохо знаешь, если думаешь, что я это так оставлю. Это было мое решение, Боунс. Моя война. И я не позволю, чтобы вас сгноили в какой-нибудь колонии из-за вашей верности мне. Тебя-то, док, я вообще похитил, если уж на то пошло.
- Знал бы ты, как ты мне надоел со своим самопожертвованием, - уныло пробормотал МакКой себе под нос, щурясь от мелкого, метущего в глаза песка. – Богом клянусь, я тебе устрою-таки медосмотр, ты уже два месяца увиливаешь… И накормлю седативными, если уж по хорошему не хочешь!
Джеймс негромко, невесело засмеялся. На секунду в янтарных глазах мелькнул знакомый лихой огонек, заставлявший женщин забывать обо всем рядом с бравым капитаном, а мужчин идти за ним в самые безнадежные сражения. Кирк тряхнул головой и знакомым жестом хлопнул доктора по плечу.
- Ладно тебе, Боунс. Может, все еще обойдется. И ты прав, мне действительно нужно развеяться. Последую вашим врачебным предписаниям, доктор. Думаю, в космопорту найдется бармен, который еще не знает меня в лицо и не погнушается налить мне чего-нибудь не слишком крепкого, - он усмехнулся и вздохнул, быстро серьезнея. Леонард только неодобрительно покачал головой. Словно и забыв, что сам только что советовал другу напиться, он встревожено нахмурился.
- Джим, ты не забыл, что сегодня после заката мы должны быть в доме Сарека?
Еще одна странная, грустно-усталая, улыбка, была ему ответом.
- Спрашиваешь… Не волнуйся, Боунс, я не опоздаю. Эти высокомудрые «монахи» и без того слишком редко позволяют нам общаться со Споком, чтобы я пренебрегал такими встречами.
И, коротко сжав рукой плечо доктора, опальный адмирал зашагал в сторону пустыни, где, невидимая из-за мелкой песчаной взвеси, располагалась стоянка флаеров.
Леонард МакКой несколько минут постоял неподвижно, провожая взглядом ссутуленную чуть больше, чем того требовала увеличенная гравитация, спину друга и командира. Настроение, в котором Джим находился с момента гибели Спока в реакторном отсеке, заставляло доктора бессильно скрипеть зубами. Но он слишком хорошо понимал, что бессилен сделать сейчас хоть что-нибудь для Кирка. Некоторые раны под силу излечить лишь времени, а его прошло еще слишком мало. Спок, медленно и мучительно умиравший на глазах у бессильно смотрящего на это Джима. Энтерпрайз, за который он готов был сражаться до последнего вдоха, который не раз вырывал из неумолимых зубов судьбы… Сгоревший в атмосфере чужой планеты по его собственному приказу.
И Дэвид, погибший от рук клингонов лишь потому, что самоуверенному ублюдку захотелось приструнить непокорного Джеймса Ти Кирка. Леонарду никогда не приходилось хоронить своего ребенка, но он слишком хорошо понимал, какая пустота остается в душе, когда вместо бесценного, любимого существа – пусть почти незнакомого, пусть дичащегося – в душе остается кровоточащая пустота. Сам он надеялся, что ему не доведется пережить свою маленькую Джоанну.
А теперь вот – еще и Спок, чья жизнь была оплачена столь щедро, упрямо не желает узнавать прежних друзей, вежливо и холодно называя Джима «адмиралом» и игнорируя все попытки поговорить по душам. Леонарду порой до дрожи хотелось схватить чертова упрямца за шкирку, встряхнуть, как следует, чтобы мозги на место вправились, и вкатить ему полную дозу концентрированной глюкозы. Но он понимал, что это только осложнит все. И поставит и так держащегося буквально на грани Джима в еще более тяжелое положение.
Господи, или как там тебя зовут, если ты вообще существуешь – за что ты с ним так?!
МакКой почти с ненавистью посмотрел на трофейный корабль и, тяжело вздохнув, направился обратно в прокаленную душную кабину. У Скотти вроде еще оставалось то мутное пойло, которое на Вулкане выдавали за шотландский виски…
***
Добравшись до флаерной стоянки, Кирк уже обливался потом и дышал так тяжело, словно пробежал с полной выкладкой километров двадцать. В который уже раз он подумал, что адский климат этой планеты вгонит его в могилу раньше, чем это сделают жаждущие мести клингоны. Не удивительно, что любой вулканец уложит человека на обе лопатки, даже не прилагая для этого особых усилий. Проверено на собственном, не таком уж и радужном, опыте…
…Машины никто не охранял, и это его уже не удивляло. Преступности на Вулкане нет, а местным мальчишкам, главным «похитителям» личного транспорта на Земле, и в голову не пришло бы без спросу взять флаер. Кирк достаточно знал о жизни на этой планете, но строгость здешнего воспитания до сих пор заставляла его нервно ежиться. Несчастных малышей с трех-четырех лет, по сути, лишали детства, заставляя подавлять эмоции и стремиться к некоему эфемерному совершенству. Результат такого воспитания двадцать лет сидел у него за научным пультом, и Джим с ужасом думал о том, что ему может не хватить жизни – или той ее части, где он будет относительно свободен – чтобы выковырять своего старпома из-под ледяной маски вулканского безразличия.
Он, с трудом переводя дыхание, вытер рукавом влажный от пота лоб. В ушах звенело, перед глазами плясали упрямые цветные пятна. Слева, в груди, опять тяжело заныло, засосало, заставляя болезненно морщиться и с трудом набирать в легкие горячий воздух. «Чертова жара», мысленно выругался он про себя. Сердце начало побаливать почти сразу после высадки на Вулкан, после долгой бессонной ночи на горе Селейя, когда мучительный страх за жизни двух самых дорогих ему людей сменился пьянящим восторгом и какой-то счастливой, чуть дурманящей эйфорией. Им не дали тогда толком поговорить со Споком, но ему было достаточно и того, что его друг жив, что он узнал их, узнал, словно и не было тех минут бесконечной агонии в реакторной. Словно все, что произошло тогда – слепые глаза друга, кровь на его обожженных руках, холод прозрачного пластика, пустое кресло на мостике и медленно сходящий с ума Боунс – все было не более чем ночным кошмаром. На какие-то минуты он чувствовал себя абсолютно счастливым, даже боль от гибели сына на время притихла, отступила в дальний угол сознания.
А той же ночью прихватило сердце. Тяжело, болезненно, до прерывающегося дыхания и выступающих слез. Несколько минут отчаянной борьбы с удушьем и подступающей паникой… А потом все прошло. Миновало, словно и не было никогда, заставляя его думать: «уж не померещилось ли?..»
Он не стал ничего говорить МакКою, прекрасно понимая, что в этом случае простым медосмотром он не отделается.
Пятна перед глазами медленно гасли. Кирк тяжело перевел дыхание. Выпрямился, с трудом сдерживая иррациональное желание потереть ноющую грудь. Он уже давно понял, что первый приступ не был просто сбоем вегетатики из-за слишком резкой смены эмоций, но идти сдаваться Боунсу все равно не спешил. Он слишком хорошо знал, каким перестраховщиком может быть его бывший старший офицер медицины. Его заботами он не вылезал бы из лазарета, а в десант спускался бы исключительно в инвалидном кресле с полным жизнеобеспечением. Да что там говорить: угроза послать на врачебное обследование некоторых младших – да и старших тоже – офицеров пугала больше, чем перспектива выговора с занесением в личное дело.
Последняя мысль вызвала невольную улыбку, но погасла она также быстро, как и появилась.
Он еще раз окинул взглядом ровный ряд блестящих на солнце флаеров и, внезапно передернувшись от отвращения, захлопнул уже открытую было дверцу. Постоял минуту, перекатываясь с пятки на носок и бездумно глядя в раскаленную красноватую даль. А потом развернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Куда угодно – в пустыню, в библиотеку, на самую высокую гору этой планеты или даже в пресловутый Гол. Только – не в космопорт. Не туда, где душа болит и рвется при мысли о потерях и ошибках, о жизнях, за которые он отвечал и которые не сумел сохранить.
Он не мог идти туда. Не сейчас. Не сегодня. Когда-то – казалось, целую жизнь назад – он чувствовал себя в этом людском муравейнике, как рыба в воде. Это было преддверье дома, пересадочная станция от серого бессмысленного существования к реальной жизни. Настоящей, полной опасностей и риска, наполненной дружбой, преданностью и радостью новых открытий.
Но теперь у него больше не было дома. Не было места, куда он мог бы вернуться после затянувшейся увольнительной «на берегу» - его дом сгорел, спасая жизни своих бессменных пассажиров. Погиб, преданный им. И Джим старался не вспоминать о том, что грядущее – завтра или через год – путешествие на землю будет, скорее всего, последним разом, когда он увидит космос с капитанского мостика.
Разумная, если вдуматься, плата за жизнь того, кто не раз становился между ним и смертью, принимая предназначенные ему удары судьбы. Только вот в этот раз его счет оплатили другие. Дэвид, Питер Скотт, парни из экипажа, мальчишки-кадеты, для которых первый полет стал одновременно и последним… Каждая потерянная в том проклятом походе жизнь была на его счету. Его ошибка, его самонадеянность, его просчет. Скотти, Чехов, Сулу, Ухура… Люди, которые доверяли ему… и заплатили за это доверие сполна: кто карьерой, а кто и жизнью. А его собственный счет затерялся где-то в пути, да вот уже почти три месяца все никак не найдет адресата…
Жжение в груди становилось все сильнее, но он не сбавлял шага. Давно уже за спиной осталась стоянка флаеров, скрылись за горизонтом громоздкие очертания трофейного «хищника». Он шагал, разбрасывая мысками сапог красноватый песок, словно надеялся уйти от собственной памяти и от неумолимых вопросов, которые упрямо не желали оставлять его в покое.
Беда в том, что он слишком хорошо знал ответ на них. И понимал, что именно его решения оказались, в итоге, тем, что сдвинуло лавину событий, разрушивших и искалечивших множество судеб. Там, в камере экстренной перезагрузки реактора, должен был быть он. Не Спок, не Скотти – он. Единственный человек, который всегда несет ответственность за любое событие, происходящее на звездолете. Он должен был увидеть тот единственный шанс спасти Энтерпрайз, увидеть его раньше, чем это сделал и сумел осуществить Спок… Капитан уходит на дно вместе с кораблем – и огромная честь суметь сделать это так, чтобы больше ничья жизнь не оказалась принесена в жертву безжалостной стихии. Он нарушил этот закон дважды. Один раз, когда допустил, чтобы другой – тот, чья жизнь была куда ценнее его собственной – исполнил его долг перед кораблем и экипажем. Второй – когда оставил Энтерпрайз погибать в атмосфере Генезиса ради призрачного шанса спасти Спока и Саавик.
И за это преступление ему тоже еще предстоит расплатиться.
Темная густая тень упала на него, защищая от яростного солнца Вулкана. С трудом вырвавшись из невеселых мыслей, он поднял глаза от земли… И почти без удивления посмотрел на освещенную косыми лучами громаду, высящуюся прямо перед ним. Утес к востоку от их временного пристанища. Тот самый, который Спок облюбовал в качестве наблюдательного поста.
Он не собирался идти сюда. Собственно, он вообще никуда не собирался, просто шел, куда несли ноги и бессознательное желание одиночества. Но сейчас, глядя на вздымающуюся к небу скалу, он думал о том, что это, действительно, логично. Уже которую неделю она вызывала у бывшего капитана Энтерпрайз бессильную злость и желание разнести проклятый кусок скалы фотонной торпедой. Не в силах похвастаться потрясающими размерами, она оказывалась пустой всякий раз, когда запыхавшийся изгнанник, твердо решивший поговорить со своим бывшим старпомом с глазу на глаз, добирался до ее вершины.
Джим взглянул практически на самое солнце, на глаз прикидывая высоту и наклон склона. В глазах тотчас замелькали пятна от слишком яркого, даже для послеполуденного времени, местного светила. «Даже не думай об этом», – мысленно приказал он себе, - «Даже не думай». Он устало привалился к теплой скале спиной, откинул голову, прижимаясь затылком к неровной поверхности. Его ждали. МакКой, Аманда, Спок… Старый друг, даже не помнящий об этом.
А он сам – чего ждал он?..
***
Объемистая бутыль опустела наполовину, а разговор все не клеился. Скотти, как ушел с головой в ремонт трофейной «птички», так и выныривал из него лишь для быстрой перекуски и краткого доклада о положении дел капитану. У Леонарда же и вовсе не было желания чесать языком. Так что посиделки «на двоих» с корабельным инженером быстро превратились в невеселое обоюдное молчание.
Прервал его резкий вой. МакКой невольно вздрогнул – он до сих пор не привык к чуждым звукам этого корабля – и лишь послышавшийся следом голос Ухуры напомнил, что это – вызов по внутрикорабельной связи, а не сигнал тревоги.
- Мистер Скотт, капитан с вами? – в голосе связистки звучала тревога, и офицеры моментально напряглись. Не дожидаясь, пока приятель найдется что ответить, МакКой сам потянулся к настенному интеркому.
- Кирка нет на корабле. Что случилось, Ухура?
- Странные сигналы, доктор. Мы с Павлом калибровали аппаратуру связи, и на одной частоте зацепили обрывки какого-то кода. Очень странно – это не язык в буквальном смысле; скорее, какой-то шифр.
- И клингонский канал связи был настроен на него, - вклинился в разговор возбужденный голос коммандера Чехова.
- Расшифровка-то удалась? - азартно уточнил Монтгомери Скотт, прислушивающийся к разговору. Бутыль была забыта, инженер с волнением и любопытством уставился на динамик интеркома: установить визуальную связь, несмотря на все старания, до сих пор не удалось.
- Нет, Скотти. Слишком короткий интервал. Мы разобрали половину консоли, так что я даже записать его не успела.
Скотт разочарованно крякнул, на заднем плане, в унисон ему, что-то по-русски пробормотал Чехов. А МакКой сразу вспомнил о капитане, так не вовремя отправившемся в космопорт, и почувствовал легкий укол тревоги. У Джима был талант влипать в неприятности. Хотя сейчас, вроде, он здесь был не при чем…
Остальные офицеры тем временем обсуждали загадочный сигнал, успев перейти на какие-то сугубо технические термины, совершенно не понятные доктору. Больше не прислушиваясь, МакКой вынул свой коммуникатор, открыл его – и задумался. С некоторых пор все, что было связано с клингонами, вызывало у него подозрение пополам с чуть ли не настоящей фобией. Невесть откуда взявшийся скрытый канал связи, по мнению судового медика, не предвещал ничего хорошего. С другой стороны, Ухура никогда не отличалась легкомыслием, и, усмотри она в пойманном сигнале малейшую опасность, первой связалась бы с капитаном по личному коммуникатору.
МакКой вздохнул и, захлопнув коммуникатор, с недовольным выражением потянулся к полупустой бутылке. Успеется. Часом раньше, часом позже… Не стоит срывать Джима на дежурство в тот миг, когда наконец удалось уломать его на хотя бы небольшой отдых. Он и так уже на пределе из-за напряжения последних месяцев.
Пусть отдохнет адмирал...
***
Целая горсть песка и мелкого щебня вырвалась из под ноги, и Джим поспешно замер, прижимаясь к скале. С губ против воли сорвалось ругательство; он проглотил остаток не самой приличной фразы, понимая, что она не стоит пересохшего горла, и, стиснув зубы, взглянул наверх.
Высота оказалась вовсе не такой уж шуточной, какой казалась Кирку издали. Добравшись едва до середины скалы, он уже чувствовал, как мелко дрожат от усталости мышцы рук и ног. Он запоздало понял, что, оценивая собственные силы, стоило бы сделать поправку на вулканский климат и силу тяжести. Отвык, расслабился. Ему невыносимо не хватало воздуха, легкие горели, судорожно сокращаясь и никак не набирая достаточно кислорода, чтобы прогнать цветные точки перед глазами.
Это уже было опасно. Не хватало еще сорваться отсюда.
Стоило задуматься об этом, как одна рука, как в насмешку, соскользнула с камня. Пальцы мазнули по выступу и тут же снова сорвались.
- Черт!
Кирк испуганно схватил воздух ртом, в последний момент вцепившись в скалу другой рукой. Он повис над пропастью, раскачиваясь и пытаясь зацепиться и удержаться на почти отвесной скале. Сердце, словно осознав, что его существование может закончиться уже спустя несколько секунд, сорвалось вскачь, стремясь наверстать оставшееся время.
Джим медленно, подавляя панику, выдохнул. Расслабил освободившуюся руку и, заставляя себя прекратить суетиться, закрыл глаза. Адреналин – это друг. Главное, уметь правильно использовать его. В сознании, работающем на полных оборотах, с огромной скоростью мелькало все, что он помнил или узнал на собственном опыте о альпинизме. Нужно дать отдохнуть рукам, пока что он держится, и не сорвется, как бы страшно не было от ощущения, что над пропастью его держит сейчас лишь кончики пальцев. Было и серьезнее.
Он медленно перевел дыхание. Спокойно. Спокойно-спокойно-спокойно. Все в норме, у него все в нор…
Он бросил короткий взгляд вниз. И тут же понял, что это было ошибкой. Серая скала и серо-желтый песок внизу внезапно слились в одно пятно, и внутренности скрутило от острого приступа тошноты. Мир перед глазами опасно закружился.
- А, проклятье… - он снова почти в панике мазнул ладонью по скале, пытаясь нащупать опору. Впервые за много лет высота вызвала в нем не жутковатый восторг победителя, а обычный, приземленный, глупый и постыдный страх. Он мог с легкостью погибнуть в сотне опасных миссий, что по сравнению с этим безвредные и не испытывающие к нему неприязни горы? Но почему-то именно сейчас ощущение стофутовой пропасти у него под ногами заставляло слабеть руки и кружиться голову. Одна ошибка – и он полетит вниз, и полет будет коротким и одновременно бесконечным. До самого конца жизни; а конец этот будет неминуемым и мучительным, знал Кирк.
Высота манила и цепенила. Памятью десятков успешных подъемов он осознавал, что должен отвернуться, переждать, справиться с секундной слабостью, не смотреть… Но не мог двинуться, словно вдруг все его мышцы и нервы мгновенно перестали слушаться команд разума.
Секунды текли, пальцы, не меняющие позы, слабели и разжимались. Если сейчас он не ухватится второй рукой…
Р-рраз! Левая нога неожиданно соскользнула с узкого выступа. Целая лавина мелких камешков посыпалась вниз с тихим шорохом. И неожиданно это, как пощечина эпилептику, отрезвило адмирала. Коротко выдохнув не то проклятье, не то просто бессмысленно вскрикнув, он отвел глаза от далекой земли. Извернулся, вцепляясь второй рукой в скалу. И одновременно, не давая себе времени передохнуть, безжалостно носок флотского сапога в небольшую щель. Перенес вес на ноги. Нащупал новый, более надежный, выступ, плотно хватаясь за него.
И лишь после этого, поняв, что секундная слабость, вместе с опасностью сорваться, миновала, со стоном прижался к скале и закрыл глаза.
Что он творит… Безумец, эгоистичный безумец. Только сейчас он осознал то, что должен был понять еще полчаса назад. И что он, оглушенный усталостью и жалостью к себе, отбросил как несущественное. Его жизнь по-прежнему была слишком ценной. И, по прежнему, принадлежала не ему одному, а всем тем, кто шел за ним, выполняя его приказы.
Его мелко затрясло – уже не от пережитого адреналинового всплеска, а от усталости и внезапно навалившегося чувства вины и изумления от собственного, собственноручно сотворенного, безумия. Зрелище собственного падения вниз, как реальное, стояло перед глазами. Он представил, что почувствовали бы Скотти, Ухура и остальные, если бы он не вернулся к вечеру… а под утро у скалы нашли бы его изуродованное тело.
Что почувствовал бы Боунс. Черт, Боунс…
Он бессильно выругался, только сейчас осознав, какой груз чуть было не свалил на своего друга. Уйти вот так, после того, как док, как умел, пытался вытянуть его из депрессии, в которую он сам себя вогнал… Да уж, отблагодарил, ничего не скажешь. Внутри замутило от острого отвращения к себе.
Альпинизм? Борьба с природой?
Чем он вообще думал, когда полез на эту скалу?! Один, без страховочного снаряжения, без перчаток и гидрационных таблеток… На планете с увеличенной силой тяжести и явными проблемами со здоровьем. Черт возьми, покончить с собой можно было и менее экстравагантным способом!
Глава 2Глава 2
Кирк запрокинул голову, оценивая оставшееся до вершины расстояние. В груди нехорошо засосало при виде практически отвесной стены, на которую он сам себя загнал. Безумец …
Он стиснул зубы. Шутки закончились. Найдя взглядом следующую опору, он мысленно наметил путь и, не позволяя себе больше отвлекаться, осторожно полез вверх. Правая рука. Камень. Левая нога. Щель. Левая рука… Неплотно сидевший булыжник неожиданно провернулся под пальцами, и он, невольно задержав дыхание, прижался к стене, на какую-то секунду почувствовав прямо под собой щербатую ухмылку вечности. В груди захолонуло от запоздалого страха. Плохо… Очень плохо. Он становится все более невнимательным. Усталость медленно брала свое, хотя, знал он, до той границы, когда у него начнутся трястись руки, еще далеко. Он зло усмехнулся. Раньше нужно было думать, самоубийца чертов. В его бедственном положении виноват лишь он сам, так что и вытаскивать себя из этого болота придется тоже самостоятельно. За волосы, если понадобится.
Настоящие проблемы начались всего в нескольких футах от вершины. Тянущему ощущению в левом плече он поначалу не придал значения, списав его на усталость и отвыкшие от таких нагрузок мышцы. Благо, подниматься оставалось всего ничего, а там, на вершине, его ждал отдых… И приличная выволочка от Боунса – мысленно напомнил он себе. Лишь когда пальцы левой руки, до этого цепко ощупывающие скалу, начали опасно неметь, насторожился. Он слишком хорошо знал, как коварны последние метры перед вершиной, как ложная уверенность в победе заставляет расслабиться, и чем может эта уверенность закончиться. Он нахмурился, распластавшись по стене, сосредоточенно перебирая в памяти подходящие под симптоматику заболевания. Ему точно рассказывали что-то подобное в академии – а может быть, уже позже, на «Фаррагуте»… Или на Энтерпрайз… Черт, как же давно это было!..
Левая рука медленно наливалась тяжестью. Заныл локоть, запястье – словно внезапно заболели перетянутые сухожилия. Горло опять сдавило ощущением удушья – уже совсем не фантомного. Он тяжело вздохнул, пытаясь набрать в легкие побольше разреженного горного воздуха…
Разреженного?!.
…И в этот момент вспомнил, когда и от кого слышал о подобных симптомах. И рванулся вверх, с яростью обреченного вцепляясь здоровой правой и немеющей левой в камни. Он уже не задумывался о правильном выборе опоры для ног. Слишком мало времени, слишком далеко еще до безопасной вершины…
…Гора была не настолько высокой, чтобы создать перепад давления.
Не обращая внимания на сбитую в кровь кожу, он вогнал правую кисть в едва заметную щель между камнями, всего в одном футе от поверхности. Провернул, сдирая кожу с костяшек и надежно блокируя кулак в трещине. А в следующую секунду грудь слева сдавило тупой болью, и он, подавившись воздухом, беспомощно повис на скале. Слабость навалилась так внезапно, что единственное, на что хватило времени – это вцепиться обеими руками в ненадежную, опираясь носками флотских сапог в небольшие каменные выступы. Воздуха не хватало. Он ловил его широко раскрытым ртом, как выброшенная на берег глубоководная рыба, и никак не мог набрать достаточно. А сквозь подступающую обморочную одурь медленно, настойчиво пробивался запоздалый страх. Он вспомнил симптомы. Не эффект оборванного вдоха, как при переломе. Не колющая боль, как при невралгии. Тяжелая неумолимая хватка, стискивающая грудь и заставляющая сбоящее сердце судорожно трепыхаться в попытках насытить кровь кислородом. Совсем как у гибкого, но слабого физически Хикару, ребенка колонии с низкой гравитацией.
«Не сделаешь тут ничего, Джим! - слегка пьяный Боунс раздраженно взмахивает бокалом, в котором плещется на донышке янтарная жидкость. – «Это физиология, понимаешь ты? Физиология, и я даже предсказать не могу, что спровоцирует следующий приступ!». Виски раскачивается в бокале, расплескиваясь по столу, Боунс кипятится. Говорит, громко и сердито. Не смотрит в глаза, отворачивается, отводит взгляд, прячет сочувствие и вину за напускным раздражением.
Первый их разговор после возвращения из тысяча девятьсот тридцатого. Первый – и самый тягостный. Слишком много боли, слишком много невысказанных – неопровержимых – обвинений. Слишком мало виски, чтобы забыть.
Он мог бы вспомнить эти симптомы раньше. Если бы не пытался забыть намеренно, если бы рассказ о состоянии Сулу не был ширмой для другого, безмолвного, гораздо более тяжелого, разговора.
Кирк глухо застонал, зажмуриваясь и прижимаясь лицом к нагретой скале. Боже, как глупо… Погибнуть от доисторического сердечного приступа, с которым самому захудалому доктору пять минут возни! Разбиться, когда до спасительной вершины остается меньше трех футов! Он еще надеялся, что приступ пройдет сам собой, как проходили до этого. Но с сосущим холодком под ложечкой уже понимал, что в этот раз – не пройдет. Если он сейчас не выберется на ровное пространство, то через полминуты сорвется. И тогда некому будет ждать естественного завершения кризиса.
Он с трудом перевел дыхание, старательно игнорируя боль в подреберье, и вновь впился взглядом в лежащую на расстоянии протянутой руки площадку. Он уже мог бы дотронуться до ее края пальцами, если немного поднатужиться и подтянуться на руках. Смешное расстояние для того, кто покорял Поющие скалы на Альтаире и поднимался на Эверест на старушке-Земле. Но сил не уже не осталось даже на такую малость. Теперь даже перспектива короткого полета вниз уже не вызывала никаких эмоций, словно он вдруг поменялся местами со Споком.
Мысль о почти чудом воскрешенном друге кольнула застарелой горечью. Спок – этот Спок, знакомый и в то же время старательно держащий дистанцию – наверное, он будет единственным из старого состава Энтерпрайз, кто ничего не почувствует при известии о смерти бывшего капитана. Преимущество? Возможно. Джим не был в этом уверен.
Он негромко застонал, с трудом перенося негнущуюся левую руку вверх и неловко нащупывая подходящую опору. Он еще не готов был сдаться. Только не так. Не здесь и не таким образом. Он потратил два месяца своей жизни, пытаясь достучаться до воскресшего друга, пытаясь вернуть Споку хоть часть того, что он потерял, спасая их всех. Потратил два месяца жизни своих ребят, которых, в отличие от него, не ждало неизбежное списание и ссылка на какой-нибудь кусок льда. Сорваться сейчас, когда спасение так близко – значит подвести их. Предать их доверие, превратив в бессмыслицу два месяца тревог и изнурительной работы.
Сорваться сейчас – значит подвести Спока. Даже если сам он этого уже не помнит.
Оставшиеся до вершины несколько футов он не запомнил.
Сознание словно вычеркнуло эти несколько минут ада из памяти, сохранив лишь обрывочные воспоминания о невыносимой усталости, тупой тяжести в подреберье и боли в содранных в кровь ладонях. Лишь когда под ногами оказалась ровная, твердая поверхность, а руки вместо шершавых камней загребли полные горсти мелкого песка… Бессильно распластавшись по этой благословенной земле… Уткнувшись лицом в мелкий горячий песок…
...Он поверил, что все-таки выжил. Вопреки планете, внезапно засбоившему сердцу и собственной глупости – выжил.
Он со свистом втянул сухой воздух, не замечая, что глотает вместе с ним мелкую горячую пыль. Теперь, когда опасность осталась позади, его начало мелко потряхивать. Только сейчас он позволил себе осознать, насколько близко был к смерти. Это не стоило того. Рисковать собой в самоубийственной попытке отвлечься – это вполне простительно зеленому кадету. Но совершенно недопустимо для офицера, на чьих плечах по прежнему лежит ответственность за судьбы пятерых доверившихся ему людей… И еще за одну судьбу, отныне не связанную с ним, но по прежнему бесконечно дорогую. Пусть даже он него уже почти ничего не зависит.
Мысли становились все более вялыми и спутанными. Тело требовало отдыха, но отдыхать пока было не время. Сперва – отойти (отползти?) подальше от края. Связаться с кораблем. И попытаться успокоить дыхание и пульс, пока еще есть время до прилета друзей. От операции теперь не отвертеться, но не ждать же подыхающей на берегу рыбой, пока его подберут! «И замаринуют на пару недель в больничной палате!» - услужливо подсказал внутренний голос. Проклятье…
Он с трудом поднял голову, чувствуя, как шумит в ушах кровь. Медленно встал сперва на колени, потом, пошатнувшись – на ноги. Неловко нашарил на поясе личный аппарат связи.
- Боунс, - неохотно окликнул он, как только легкое шипение сообщило ему о выходе на нужный канал. – Как насчет небольшой прогулки на Селейю, а?..
Ответом ему было молчание и треск статики.
- Боунс? – нахмурившись, повторил Джим, уже без особой надежды.
Тишина.
Подождав на всякий случай еще полминуты, Кирк захлопнул коммуникатор и нахмурился. При большом желании можно было допустить, что коммуникатор внезапно испортился. Хотя, имея главным инженером Монтгомери Скотта, подобные допущения уходили куда-то в зону невозможного. Но логичного объяснения тому, почему исправно работающий коммуникатор ловит лишь статические шумы, Кирк найти не мог. Вулкан недаром считался самой спокойной планетой в Федерации. Здесь не только средний годовой уровень преступности был почти равен нулю – здесь еще была одна из наиболее стабильно работающих станций связи. Расе, живущей на планете, что несется вокруг древнего, исправно ионизирующего пространство солнца, необходимо было создать максимально совершенную систему связи, чтобы не ждать поминутно окончания магнитных бурь.
Словом, из всего перечисленного неутешительно исходило одно: рядом есть что-то, что глушит сигнал. Что-то… Или кто-то. Придя к этому заключению, Кирк невольно напрягся и, повернувшись к горам, окинул их подозрительным взглядом. Нет, Лангол сами по себе вряд ли могли быть источником помех. Иначе педантичные вулканцы сообщили бы об этом людям, обосновавшимся на космодроме прямо у подножия этих гор. А вот сказать то же самое о тех, кто легко мог найти убежище в почти неприступных скалах, Кирк не мог. Конечно, Вулкан очень законопослушная планета.. Очень. Что не отменяет того факта, что здесь один из самых популярных и крупных космопортов в секторе. А видимость безопасности порой оказывается невероятно заманчивой личностям, имеющим неприятности с законом.
- Вот черт… - пробормотал Кирк, с сожалением провожая взглядом касающийся горизонта круг Эридана. А потом решительно отбросил мысли о неизбежном теперь опоздании и, сунув бесполезный коммуникатор в поясной зажим, зашагал к горам.
Идея в одиночку обследовать скалы, пытаясь найти кого-то, кто, возможно, спрятался там от бдительного ока планетарной службы безопасности, была не самой хорошей, и Джим прекрасно это осознавал. Но так же четко он осознавал, что просто уйти, оставив все на произвол судьбы, он не имеет права. Если у него просто разыгралась мания преследования, то он потеряет лишний час и с позором вернется на космодром. Если же нет…
За то время, что понадобится ему на спуск в долину, неведомые владельцы резонансного генератора успеют сделать свои дела и снова скрыться в неизвестном направлении. Возможно, навсегда.
Мысль, что эти самые «владельцы» были законопослушными гражданами, даже не пришла Кирку в голову. Никто в здравом уме не станет прятаться в горах, если есть возможность спокойно заняться своими делами на безопасном и легкодоступном высокогорном плато. Устроить такое могут разве что жаждущие романтики мальчишки – вот только на этой планете даже мальчишки куда рассудительнее и законопослушней, чем большинство землян преклонного возраста.
Подойдя к подножию скал, Кирк понял, насколько самоуверенной бравадой выглядела его идея поискать кого-нибудь в горах. Легче было бы найти мифическую иголку в целом амбаре с сеном, чем кого-либо в этом нагромождении камней. Он окинул взглядом высящуюся перед ним махину… А потом, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу, вытащил коммуникатор и, щелкнув клавишей включения, задумчиво взглянул на мигающий огонек приема.
Мысль, пришедшая ему в голову, была одновременно простой до безобразия и, в то же время, почти неразрешимой. Поле, глушащее связь, представляло собой волны определенной частоты. А у него в руке почти идеальный приемник, словно специально созданный для улавливания разного рода волн. Ключевое слово – почти. Споку или Скотти, да и Ухуре, не составило бы никакого труда переделать прибор в своеобразный компас, указывающий на источник излучения. Беда в том, что Кирк не был ни одним из них, и ему было бы легче провести корабль с закрытыми глазами по метеоритному поясу, чем правильно соединить несколько контактов в хрупком приборчике.
- Спок, знал бы ты, как ты мне сейчас нужен… - горько пробормотал он себе под нос, не в силах удержаться от бессильного обращения к другу. Глубоко в груди опять болезненно кольнуло – ничего общего с недавним приступом, но, видит бог, Джим предпочел сколько угодно инфарктов и операций, лишь бы за дверьми лазарета его привычно ждал его бессменный старпом, как всегда, готовый поделиться отчетами по ситуации и безмолвной, никому в мире, кроме них двоих, не заметной поддержкой.
Только вот Спока здесь не было. И – понимал Джим – уже не будет. Ничего, как раньше, не будет. Спок будет жить и процветать, будет – здесь, на Вулкане, или в любом другом месте. Но на Энтерпрайз, за правым плечом ее последнего капитана, его не будет больше никогда.
И с этим нужно было привыкать жить. Чтобы через пару недель – или месяцев – не свалиться в беспросветную депрессию, которая неизбежно настигнет его, если только он не привыкнет заранее к мысли о окончании его привычного «как раньше».
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Эпилог
Автор: Катть.
Категория: джен
Жанр: броманс, херт/комфорт, драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Кирк, Спок, Маккой, вся «старая гвардия» плюс Аманда Грейсон.
Таймлайн: "пропущенная сцена" между окончанием 3-го фильма и началом 4-го.
Размер: 38 000 слов
Посвящение: этот фик - подарок для kate1521, обещанный еще на прошлый ее День Рождения.
Благодарность: огромное спасибо Silver Witch, которая помогала разрешать сюжетные неувязки и поддерживала во всем! Без нее этого фанфика не было бы еще год. Ну и, конечно, самой имениннице с ее сногсшибательным постом о ТОСе, заставившим меня глубже взглянуть на некоторые сцены 2-го фильма.
Дисклеймер: все Парамаунту, мои только искренняя любовь к персонажам.
Примечание: не бечено. Так что тапочки принимаются. И да, автор будет очень благодарен любым комментариям, и позитивным, и негативным, и просто смайликам. Писать в пустоту очень неприятно (хотя здесь мне легче, именинница довольна, и это для меня главное).
Ссылка для скачивания документа
Ссылку исправила, вроде бы работает. Если будут проблемы - пишите на юмыл, перезалью на другой ресурс.
Пролог Пролог
Темный язычок пламени, не тревожимый движением потоков воздуха, колеблется на старинном тигле. Он смотрит в огонь, привычно воздвигая бастионы безразличия вокруг смятенного, потерявшего себя разума. А сознание, вместо того, чтобы погрузиться в спокойную тишину отрешенности, вновь и вновь перебирает неровные осколки зыбких, нечетких воспоминаний. Образы, звуки, ощущения… Имена. Отражение жизни, которой он не помнил. Тихо журчит фонтан внизу, чуждый и неуместный в городе, сражающемся с пустыней за каждую каплю пресной воды.
- Дом, - женщина с серебристыми волосами улыбается, отчего ее лицо прорезают десятки тонких морщинок. - Ты дома, Спок.
Она совсем не похожа на остальных женщин, с которыми он ежедневно занимается, совершенствуя ментальные дисциплины. Быстрая, порывистая, мгновенно вспыхивающая ясной улыбкой и так же мгновенно мрачнеющая, когда он говорит что-то не так. На этой планете она кажется еще более неуместной, чем фонтан, расходующий впустую десятки кубометров бесценной воды.
А-ман-да.
Она совершенно нелогична. Она много говорит, вкладывая в слова минимум фактической информации, и молчит, когда он просит об ответе. Она улыбается, в то время как ее быстро меняющиеся эмоции отражают совершенно противоположное состояние сознания. Она хмурится, с серьезным видом озвучивая очередную нелепую концепцию, а в глазах пляшут насмешливые искры.
- Ты все вспомнишь, нужно просто немного времени, - говорит она. Аманда улыбается, но он, за прошедшие дни научившийся читать все движения ее слишком выразительного лица, видит в улыбке грусть.
Грусть – эмоциональная реакция. В ней нет логики. Сожаление о уже случившемся не имеет смысла – но, когда он говорит ей об этом, она только качает головой, и улыбка становится еще более странной. Аманда смеется – негромко, чуть надтреснуто, вызывая ассоциации с чем-то, чему нет места в этом прокаленном солнцем мире. Она смеется – а в глазах стынет тяжелая, молчаливая тоска.
«Смех - невольное, гласное проявление в человеке чувства веселости, радости, веселого расположения духа» - знакомые строчки английского словаря всплывают перед глазами, заставляя его усомниться в собственных лингвистических способностях.
Он не понимает ее.
- Ты поймешь, - отвечает она на его недоуменные вопросы. – Ты это знал, Спок, тебе просто нужно это вспомнить. О, Спок…
Она вздыхает, поправляет ворот его плотной туники, без всякой нужны отряхивая и расправляя жесткую ткань, и он привычно смиряет реакцию собственного тела, заставляя себя не отстраняться, не прерывать вызывающий дискомфорт контакт.
Она имеет право.
Это осознание с трудом поддается логическому осмыслению, но он заставляет себя признать его, принять, не требуя доказательств.
Мать.
Он помнит это слово. Биологический родитель, являющийся родственником по Х-линии. Та, кто произвела на свет. И за сухими строчками энциклопедических фраз дрожит, прорезая и без того неустойчивое спокойствие сетью едва заметных трещин, нелогичное ощущение, что он… потерял что-то.
Он закрывает глаза, перебирая в памяти бесформенные фрагменты воспоминаний, но единственное, что удается уловить - это голос, дрожащий от ярости, обвиняющий и умоляющий. И – на самой периферии сознания – чьи-то глаза, золотисто-карие, затуманенные болью.
«Идите в лазарет, к отцу!»
Глава 1Глава 1
От зеленого бока клингонского «хищника», подбитой птицей распластавшегося на красноватом камне, ощутимо веяло жаром. Кирк в который раз уже за утро поднял руку к шее, ослабляя ворот форменной, порядком уже заношенной, куртки. Умом он понимал, что нехватка кислорода – ощущение субъективное: дозы триокса, которую док вводил всей команде раз в шесть часов, было вполне достаточно для нормального снабжения организма кислородом. Это понимание, впрочем, не помогало избавиться от несильного, но навязчивого ощущения удушья.
Шел уже второй месяц их вынужденного заключения на Вулкане, и с каждым днем экипаж становился все более мрачным. И Кирк не мог их в этом винить: ситуация, действительно, хуже некуда. Энтерпрайз уничтожен, клингонская «птичка», на которой они доставили Спока домой, что называется, дышит на ладан; Скотти осунулся и, кажется, вообще перестал спать, пытаясь привести трофейный корабль хотя бы в относительно рабочий вид. Командование Звездного Флота молчит, словно забыв о существовании некоего адмирала Кирка и его команды, и это молчание, даже больше, чем грядущее судебное разбирательство, нервирует команду. Дома же – если они когда-нибудь туда вернутся – их ждет трибунал чуть ли не по десятку статей. Саавик окончательно решила остаться на планете своей матери – Джим сам подписал прошение о досрочной отставке, и до сих пор не мог избавиться от острого ощущения досады за это решение молодого офицера. Спок, с головой ушедший в постижение неких непонятных философских дисциплин, при встрече вежливо здоровается, и Джиму каждый раз становится не по себе от холодного, безразличного взгляда, каким тот встречает бывших сослуживцев. И Дэвид… Ох, Дэвид…
Кирк скрипнул зубами, заставляя себя не думать сейчас о погибшем сыне, и с силой, словно вымещая на ни в чем не повинном корабле собственную ненависть к клингонам, саданул по раскаленной обшивке. Руку обожгло, и он с досадливой гримасой потер ссаженную о горячий металл кожу.
- Вот же черт…
Он тяжело перевел дыхание, заставляя себя не обращать внимания на тупую тянущую боль слева в груди, и вновь дернул воротник. Да что ж это такое?! В прошлый раз, когда он попал на Вулкан – на «свадьбу» Спока, будь неладна и она, и расчетливая Спокова невеста – в тот раз, кажется, у него не было этого постоянного ощущения удушья. Неужели он действительно стареет? Или это просто причуды памяти, стирающей какую-то часть воспоминаний?..
Сзади зашуршал песок под весом человека, тяжело спрыгнувшего с трапа «боевой птицы». Еще до того, как обернуться, Кирк знал, кто это.
- Привет, Боунс, - уныло поприветствовал он друга, не дожидаясь, пока тот поравняется с ним.
- Какого черта ты шляешься по солнцепеку, Джим? – мрачно отозвался бывший начальник медслужбы.
Это тоже было знакомо. После того, как катра Спока вернулась к своему настоящему хозяину, характер МакКоя, кажется, стал еще тяжелее. Хотя Кирк подозревал, что немалую роль в этом изменении сыграли отвратительные – для землян, разумеется – климатические условия Вулкана. Увеличенная сила тяжести, разряженный, бедный кислородом воздух и сводящая с ума жара лишали сил, заставляя с нетерпением ждать наступления ночи. Все было бы иначе, если бы они решились поселиться в одной из гостиниц в Шикхарском космопорту. По крайней мере, в номерах для инопланетян можно было отрегулировать подачу кислорода и температуру. Но адмирал, после короткого размышления, решил не рисковать. Вряд ли, конечно, ему или его команде грозила опасность в одном из крупнейших городов Вулкана… Но Кирк не намеревался дразнить гусей. Ни клингонских, ни тех, кто одет в форму федерации.
Впрочем, была еще одна причина, из-за которой настроение всей команды сгинувшего Энтерпрайза устойчиво держалось на отметке «отвратительное». Причина, по которой он сам предпочел относительно комфортабельную комнату в городской администрации тесной каюте на трофейном корабле, врастающем в песок на крошечном космодроме. Всего в десяти минутах ходьбы от дома посла Сарека.
…Но это они, по молчаливому согласию, последнее время старались не обсуждать.
- Джим, тебе нужно отдохнуть, - с тревогой произнес МакКой, вырывая Кирка из задумчивости. В голубых глазах плескалось беспокойство и сочувствие, но доктор был слишком опытен, чтобы лезть сейчас другу в душу со своими утешениями.
Джеймс криво усмехнулся и в очередной раз неосознанно дернул тугой ворот.
- Я именно это и делаю, Боунс. В ремонте от меня никакого толку, ты же знаешь. Как же я устал от безделья, ты бы знал…
- Я об этом и говорю. Ты день-деньской толкешься на космодроме, уже на тень стал похож. Как твой лечащий врач тебе говорю – отвлекись. Съезди куда-нибудь, уж не знаю! Черт, Джим! Да хотя бы напейся ты в космопорту, что ли! На тебя же смотреть больно.
- А ты не смотри, док, - усмехнулся Кирк. И тут же посерьезнел. – Не хочу я напиваться, пойми. Если я сейчас раскисну – не знаю, смогу ли потом снова собраться. У нас впереди бой, Боунс. Ты ведь понимаешь это. Нам это все так не спустят. И нам очень повезет, если команду просто понизят в звании. Я не имею сейчас права расслабляться.
Доктор остро взглянул на друга.
- Поправка «4» к Уставу? Не пройдет, Джим. Ты действительно думаешь, что ребята согласятся прикрыться «выполнением приказа» и оставят тебя на растерзание этим акулам из адмиралтейства?
- Не думаю, поверь, - серьезно отозвался тот, - Но и ты меня плохо знаешь, если думаешь, что я это так оставлю. Это было мое решение, Боунс. Моя война. И я не позволю, чтобы вас сгноили в какой-нибудь колонии из-за вашей верности мне. Тебя-то, док, я вообще похитил, если уж на то пошло.
- Знал бы ты, как ты мне надоел со своим самопожертвованием, - уныло пробормотал МакКой себе под нос, щурясь от мелкого, метущего в глаза песка. – Богом клянусь, я тебе устрою-таки медосмотр, ты уже два месяца увиливаешь… И накормлю седативными, если уж по хорошему не хочешь!
Джеймс негромко, невесело засмеялся. На секунду в янтарных глазах мелькнул знакомый лихой огонек, заставлявший женщин забывать обо всем рядом с бравым капитаном, а мужчин идти за ним в самые безнадежные сражения. Кирк тряхнул головой и знакомым жестом хлопнул доктора по плечу.
- Ладно тебе, Боунс. Может, все еще обойдется. И ты прав, мне действительно нужно развеяться. Последую вашим врачебным предписаниям, доктор. Думаю, в космопорту найдется бармен, который еще не знает меня в лицо и не погнушается налить мне чего-нибудь не слишком крепкого, - он усмехнулся и вздохнул, быстро серьезнея. Леонард только неодобрительно покачал головой. Словно и забыв, что сам только что советовал другу напиться, он встревожено нахмурился.
- Джим, ты не забыл, что сегодня после заката мы должны быть в доме Сарека?
Еще одна странная, грустно-усталая, улыбка, была ему ответом.
- Спрашиваешь… Не волнуйся, Боунс, я не опоздаю. Эти высокомудрые «монахи» и без того слишком редко позволяют нам общаться со Споком, чтобы я пренебрегал такими встречами.
И, коротко сжав рукой плечо доктора, опальный адмирал зашагал в сторону пустыни, где, невидимая из-за мелкой песчаной взвеси, располагалась стоянка флаеров.
Леонард МакКой несколько минут постоял неподвижно, провожая взглядом ссутуленную чуть больше, чем того требовала увеличенная гравитация, спину друга и командира. Настроение, в котором Джим находился с момента гибели Спока в реакторном отсеке, заставляло доктора бессильно скрипеть зубами. Но он слишком хорошо понимал, что бессилен сделать сейчас хоть что-нибудь для Кирка. Некоторые раны под силу излечить лишь времени, а его прошло еще слишком мало. Спок, медленно и мучительно умиравший на глазах у бессильно смотрящего на это Джима. Энтерпрайз, за который он готов был сражаться до последнего вдоха, который не раз вырывал из неумолимых зубов судьбы… Сгоревший в атмосфере чужой планеты по его собственному приказу.
И Дэвид, погибший от рук клингонов лишь потому, что самоуверенному ублюдку захотелось приструнить непокорного Джеймса Ти Кирка. Леонарду никогда не приходилось хоронить своего ребенка, но он слишком хорошо понимал, какая пустота остается в душе, когда вместо бесценного, любимого существа – пусть почти незнакомого, пусть дичащегося – в душе остается кровоточащая пустота. Сам он надеялся, что ему не доведется пережить свою маленькую Джоанну.
А теперь вот – еще и Спок, чья жизнь была оплачена столь щедро, упрямо не желает узнавать прежних друзей, вежливо и холодно называя Джима «адмиралом» и игнорируя все попытки поговорить по душам. Леонарду порой до дрожи хотелось схватить чертова упрямца за шкирку, встряхнуть, как следует, чтобы мозги на место вправились, и вкатить ему полную дозу концентрированной глюкозы. Но он понимал, что это только осложнит все. И поставит и так держащегося буквально на грани Джима в еще более тяжелое положение.
Господи, или как там тебя зовут, если ты вообще существуешь – за что ты с ним так?!
МакКой почти с ненавистью посмотрел на трофейный корабль и, тяжело вздохнув, направился обратно в прокаленную душную кабину. У Скотти вроде еще оставалось то мутное пойло, которое на Вулкане выдавали за шотландский виски…
***
Добравшись до флаерной стоянки, Кирк уже обливался потом и дышал так тяжело, словно пробежал с полной выкладкой километров двадцать. В который уже раз он подумал, что адский климат этой планеты вгонит его в могилу раньше, чем это сделают жаждущие мести клингоны. Не удивительно, что любой вулканец уложит человека на обе лопатки, даже не прилагая для этого особых усилий. Проверено на собственном, не таком уж и радужном, опыте…
…Машины никто не охранял, и это его уже не удивляло. Преступности на Вулкане нет, а местным мальчишкам, главным «похитителям» личного транспорта на Земле, и в голову не пришло бы без спросу взять флаер. Кирк достаточно знал о жизни на этой планете, но строгость здешнего воспитания до сих пор заставляла его нервно ежиться. Несчастных малышей с трех-четырех лет, по сути, лишали детства, заставляя подавлять эмоции и стремиться к некоему эфемерному совершенству. Результат такого воспитания двадцать лет сидел у него за научным пультом, и Джим с ужасом думал о том, что ему может не хватить жизни – или той ее части, где он будет относительно свободен – чтобы выковырять своего старпома из-под ледяной маски вулканского безразличия.
Он, с трудом переводя дыхание, вытер рукавом влажный от пота лоб. В ушах звенело, перед глазами плясали упрямые цветные пятна. Слева, в груди, опять тяжело заныло, засосало, заставляя болезненно морщиться и с трудом набирать в легкие горячий воздух. «Чертова жара», мысленно выругался он про себя. Сердце начало побаливать почти сразу после высадки на Вулкан, после долгой бессонной ночи на горе Селейя, когда мучительный страх за жизни двух самых дорогих ему людей сменился пьянящим восторгом и какой-то счастливой, чуть дурманящей эйфорией. Им не дали тогда толком поговорить со Споком, но ему было достаточно и того, что его друг жив, что он узнал их, узнал, словно и не было тех минут бесконечной агонии в реакторной. Словно все, что произошло тогда – слепые глаза друга, кровь на его обожженных руках, холод прозрачного пластика, пустое кресло на мостике и медленно сходящий с ума Боунс – все было не более чем ночным кошмаром. На какие-то минуты он чувствовал себя абсолютно счастливым, даже боль от гибели сына на время притихла, отступила в дальний угол сознания.
А той же ночью прихватило сердце. Тяжело, болезненно, до прерывающегося дыхания и выступающих слез. Несколько минут отчаянной борьбы с удушьем и подступающей паникой… А потом все прошло. Миновало, словно и не было никогда, заставляя его думать: «уж не померещилось ли?..»
Он не стал ничего говорить МакКою, прекрасно понимая, что в этом случае простым медосмотром он не отделается.
Пятна перед глазами медленно гасли. Кирк тяжело перевел дыхание. Выпрямился, с трудом сдерживая иррациональное желание потереть ноющую грудь. Он уже давно понял, что первый приступ не был просто сбоем вегетатики из-за слишком резкой смены эмоций, но идти сдаваться Боунсу все равно не спешил. Он слишком хорошо знал, каким перестраховщиком может быть его бывший старший офицер медицины. Его заботами он не вылезал бы из лазарета, а в десант спускался бы исключительно в инвалидном кресле с полным жизнеобеспечением. Да что там говорить: угроза послать на врачебное обследование некоторых младших – да и старших тоже – офицеров пугала больше, чем перспектива выговора с занесением в личное дело.
Последняя мысль вызвала невольную улыбку, но погасла она также быстро, как и появилась.
Он еще раз окинул взглядом ровный ряд блестящих на солнце флаеров и, внезапно передернувшись от отвращения, захлопнул уже открытую было дверцу. Постоял минуту, перекатываясь с пятки на носок и бездумно глядя в раскаленную красноватую даль. А потом развернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Куда угодно – в пустыню, в библиотеку, на самую высокую гору этой планеты или даже в пресловутый Гол. Только – не в космопорт. Не туда, где душа болит и рвется при мысли о потерях и ошибках, о жизнях, за которые он отвечал и которые не сумел сохранить.
Он не мог идти туда. Не сейчас. Не сегодня. Когда-то – казалось, целую жизнь назад – он чувствовал себя в этом людском муравейнике, как рыба в воде. Это было преддверье дома, пересадочная станция от серого бессмысленного существования к реальной жизни. Настоящей, полной опасностей и риска, наполненной дружбой, преданностью и радостью новых открытий.
Но теперь у него больше не было дома. Не было места, куда он мог бы вернуться после затянувшейся увольнительной «на берегу» - его дом сгорел, спасая жизни своих бессменных пассажиров. Погиб, преданный им. И Джим старался не вспоминать о том, что грядущее – завтра или через год – путешествие на землю будет, скорее всего, последним разом, когда он увидит космос с капитанского мостика.
Разумная, если вдуматься, плата за жизнь того, кто не раз становился между ним и смертью, принимая предназначенные ему удары судьбы. Только вот в этот раз его счет оплатили другие. Дэвид, Питер Скотт, парни из экипажа, мальчишки-кадеты, для которых первый полет стал одновременно и последним… Каждая потерянная в том проклятом походе жизнь была на его счету. Его ошибка, его самонадеянность, его просчет. Скотти, Чехов, Сулу, Ухура… Люди, которые доверяли ему… и заплатили за это доверие сполна: кто карьерой, а кто и жизнью. А его собственный счет затерялся где-то в пути, да вот уже почти три месяца все никак не найдет адресата…
Жжение в груди становилось все сильнее, но он не сбавлял шага. Давно уже за спиной осталась стоянка флаеров, скрылись за горизонтом громоздкие очертания трофейного «хищника». Он шагал, разбрасывая мысками сапог красноватый песок, словно надеялся уйти от собственной памяти и от неумолимых вопросов, которые упрямо не желали оставлять его в покое.
Беда в том, что он слишком хорошо знал ответ на них. И понимал, что именно его решения оказались, в итоге, тем, что сдвинуло лавину событий, разрушивших и искалечивших множество судеб. Там, в камере экстренной перезагрузки реактора, должен был быть он. Не Спок, не Скотти – он. Единственный человек, который всегда несет ответственность за любое событие, происходящее на звездолете. Он должен был увидеть тот единственный шанс спасти Энтерпрайз, увидеть его раньше, чем это сделал и сумел осуществить Спок… Капитан уходит на дно вместе с кораблем – и огромная честь суметь сделать это так, чтобы больше ничья жизнь не оказалась принесена в жертву безжалостной стихии. Он нарушил этот закон дважды. Один раз, когда допустил, чтобы другой – тот, чья жизнь была куда ценнее его собственной – исполнил его долг перед кораблем и экипажем. Второй – когда оставил Энтерпрайз погибать в атмосфере Генезиса ради призрачного шанса спасти Спока и Саавик.
И за это преступление ему тоже еще предстоит расплатиться.
Темная густая тень упала на него, защищая от яростного солнца Вулкана. С трудом вырвавшись из невеселых мыслей, он поднял глаза от земли… И почти без удивления посмотрел на освещенную косыми лучами громаду, высящуюся прямо перед ним. Утес к востоку от их временного пристанища. Тот самый, который Спок облюбовал в качестве наблюдательного поста.
Он не собирался идти сюда. Собственно, он вообще никуда не собирался, просто шел, куда несли ноги и бессознательное желание одиночества. Но сейчас, глядя на вздымающуюся к небу скалу, он думал о том, что это, действительно, логично. Уже которую неделю она вызывала у бывшего капитана Энтерпрайз бессильную злость и желание разнести проклятый кусок скалы фотонной торпедой. Не в силах похвастаться потрясающими размерами, она оказывалась пустой всякий раз, когда запыхавшийся изгнанник, твердо решивший поговорить со своим бывшим старпомом с глазу на глаз, добирался до ее вершины.
Джим взглянул практически на самое солнце, на глаз прикидывая высоту и наклон склона. В глазах тотчас замелькали пятна от слишком яркого, даже для послеполуденного времени, местного светила. «Даже не думай об этом», – мысленно приказал он себе, - «Даже не думай». Он устало привалился к теплой скале спиной, откинул голову, прижимаясь затылком к неровной поверхности. Его ждали. МакКой, Аманда, Спок… Старый друг, даже не помнящий об этом.
А он сам – чего ждал он?..
***
Объемистая бутыль опустела наполовину, а разговор все не клеился. Скотти, как ушел с головой в ремонт трофейной «птички», так и выныривал из него лишь для быстрой перекуски и краткого доклада о положении дел капитану. У Леонарда же и вовсе не было желания чесать языком. Так что посиделки «на двоих» с корабельным инженером быстро превратились в невеселое обоюдное молчание.
Прервал его резкий вой. МакКой невольно вздрогнул – он до сих пор не привык к чуждым звукам этого корабля – и лишь послышавшийся следом голос Ухуры напомнил, что это – вызов по внутрикорабельной связи, а не сигнал тревоги.
- Мистер Скотт, капитан с вами? – в голосе связистки звучала тревога, и офицеры моментально напряглись. Не дожидаясь, пока приятель найдется что ответить, МакКой сам потянулся к настенному интеркому.
- Кирка нет на корабле. Что случилось, Ухура?
- Странные сигналы, доктор. Мы с Павлом калибровали аппаратуру связи, и на одной частоте зацепили обрывки какого-то кода. Очень странно – это не язык в буквальном смысле; скорее, какой-то шифр.
- И клингонский канал связи был настроен на него, - вклинился в разговор возбужденный голос коммандера Чехова.
- Расшифровка-то удалась? - азартно уточнил Монтгомери Скотт, прислушивающийся к разговору. Бутыль была забыта, инженер с волнением и любопытством уставился на динамик интеркома: установить визуальную связь, несмотря на все старания, до сих пор не удалось.
- Нет, Скотти. Слишком короткий интервал. Мы разобрали половину консоли, так что я даже записать его не успела.
Скотт разочарованно крякнул, на заднем плане, в унисон ему, что-то по-русски пробормотал Чехов. А МакКой сразу вспомнил о капитане, так не вовремя отправившемся в космопорт, и почувствовал легкий укол тревоги. У Джима был талант влипать в неприятности. Хотя сейчас, вроде, он здесь был не при чем…
Остальные офицеры тем временем обсуждали загадочный сигнал, успев перейти на какие-то сугубо технические термины, совершенно не понятные доктору. Больше не прислушиваясь, МакКой вынул свой коммуникатор, открыл его – и задумался. С некоторых пор все, что было связано с клингонами, вызывало у него подозрение пополам с чуть ли не настоящей фобией. Невесть откуда взявшийся скрытый канал связи, по мнению судового медика, не предвещал ничего хорошего. С другой стороны, Ухура никогда не отличалась легкомыслием, и, усмотри она в пойманном сигнале малейшую опасность, первой связалась бы с капитаном по личному коммуникатору.
МакКой вздохнул и, захлопнув коммуникатор, с недовольным выражением потянулся к полупустой бутылке. Успеется. Часом раньше, часом позже… Не стоит срывать Джима на дежурство в тот миг, когда наконец удалось уломать его на хотя бы небольшой отдых. Он и так уже на пределе из-за напряжения последних месяцев.
Пусть отдохнет адмирал...
***
Целая горсть песка и мелкого щебня вырвалась из под ноги, и Джим поспешно замер, прижимаясь к скале. С губ против воли сорвалось ругательство; он проглотил остаток не самой приличной фразы, понимая, что она не стоит пересохшего горла, и, стиснув зубы, взглянул наверх.
Высота оказалась вовсе не такой уж шуточной, какой казалась Кирку издали. Добравшись едва до середины скалы, он уже чувствовал, как мелко дрожат от усталости мышцы рук и ног. Он запоздало понял, что, оценивая собственные силы, стоило бы сделать поправку на вулканский климат и силу тяжести. Отвык, расслабился. Ему невыносимо не хватало воздуха, легкие горели, судорожно сокращаясь и никак не набирая достаточно кислорода, чтобы прогнать цветные точки перед глазами.
Это уже было опасно. Не хватало еще сорваться отсюда.
Стоило задуматься об этом, как одна рука, как в насмешку, соскользнула с камня. Пальцы мазнули по выступу и тут же снова сорвались.
- Черт!
Кирк испуганно схватил воздух ртом, в последний момент вцепившись в скалу другой рукой. Он повис над пропастью, раскачиваясь и пытаясь зацепиться и удержаться на почти отвесной скале. Сердце, словно осознав, что его существование может закончиться уже спустя несколько секунд, сорвалось вскачь, стремясь наверстать оставшееся время.
Джим медленно, подавляя панику, выдохнул. Расслабил освободившуюся руку и, заставляя себя прекратить суетиться, закрыл глаза. Адреналин – это друг. Главное, уметь правильно использовать его. В сознании, работающем на полных оборотах, с огромной скоростью мелькало все, что он помнил или узнал на собственном опыте о альпинизме. Нужно дать отдохнуть рукам, пока что он держится, и не сорвется, как бы страшно не было от ощущения, что над пропастью его держит сейчас лишь кончики пальцев. Было и серьезнее.
Он медленно перевел дыхание. Спокойно. Спокойно-спокойно-спокойно. Все в норме, у него все в нор…
Он бросил короткий взгляд вниз. И тут же понял, что это было ошибкой. Серая скала и серо-желтый песок внизу внезапно слились в одно пятно, и внутренности скрутило от острого приступа тошноты. Мир перед глазами опасно закружился.
- А, проклятье… - он снова почти в панике мазнул ладонью по скале, пытаясь нащупать опору. Впервые за много лет высота вызвала в нем не жутковатый восторг победителя, а обычный, приземленный, глупый и постыдный страх. Он мог с легкостью погибнуть в сотне опасных миссий, что по сравнению с этим безвредные и не испытывающие к нему неприязни горы? Но почему-то именно сейчас ощущение стофутовой пропасти у него под ногами заставляло слабеть руки и кружиться голову. Одна ошибка – и он полетит вниз, и полет будет коротким и одновременно бесконечным. До самого конца жизни; а конец этот будет неминуемым и мучительным, знал Кирк.
Высота манила и цепенила. Памятью десятков успешных подъемов он осознавал, что должен отвернуться, переждать, справиться с секундной слабостью, не смотреть… Но не мог двинуться, словно вдруг все его мышцы и нервы мгновенно перестали слушаться команд разума.
Секунды текли, пальцы, не меняющие позы, слабели и разжимались. Если сейчас он не ухватится второй рукой…
Р-рраз! Левая нога неожиданно соскользнула с узкого выступа. Целая лавина мелких камешков посыпалась вниз с тихим шорохом. И неожиданно это, как пощечина эпилептику, отрезвило адмирала. Коротко выдохнув не то проклятье, не то просто бессмысленно вскрикнув, он отвел глаза от далекой земли. Извернулся, вцепляясь второй рукой в скалу. И одновременно, не давая себе времени передохнуть, безжалостно носок флотского сапога в небольшую щель. Перенес вес на ноги. Нащупал новый, более надежный, выступ, плотно хватаясь за него.
И лишь после этого, поняв, что секундная слабость, вместе с опасностью сорваться, миновала, со стоном прижался к скале и закрыл глаза.
Что он творит… Безумец, эгоистичный безумец. Только сейчас он осознал то, что должен был понять еще полчаса назад. И что он, оглушенный усталостью и жалостью к себе, отбросил как несущественное. Его жизнь по-прежнему была слишком ценной. И, по прежнему, принадлежала не ему одному, а всем тем, кто шел за ним, выполняя его приказы.
Его мелко затрясло – уже не от пережитого адреналинового всплеска, а от усталости и внезапно навалившегося чувства вины и изумления от собственного, собственноручно сотворенного, безумия. Зрелище собственного падения вниз, как реальное, стояло перед глазами. Он представил, что почувствовали бы Скотти, Ухура и остальные, если бы он не вернулся к вечеру… а под утро у скалы нашли бы его изуродованное тело.
Что почувствовал бы Боунс. Черт, Боунс…
Он бессильно выругался, только сейчас осознав, какой груз чуть было не свалил на своего друга. Уйти вот так, после того, как док, как умел, пытался вытянуть его из депрессии, в которую он сам себя вогнал… Да уж, отблагодарил, ничего не скажешь. Внутри замутило от острого отвращения к себе.
Альпинизм? Борьба с природой?
Чем он вообще думал, когда полез на эту скалу?! Один, без страховочного снаряжения, без перчаток и гидрационных таблеток… На планете с увеличенной силой тяжести и явными проблемами со здоровьем. Черт возьми, покончить с собой можно было и менее экстравагантным способом!
Глава 2Глава 2
Кирк запрокинул голову, оценивая оставшееся до вершины расстояние. В груди нехорошо засосало при виде практически отвесной стены, на которую он сам себя загнал. Безумец …
Он стиснул зубы. Шутки закончились. Найдя взглядом следующую опору, он мысленно наметил путь и, не позволяя себе больше отвлекаться, осторожно полез вверх. Правая рука. Камень. Левая нога. Щель. Левая рука… Неплотно сидевший булыжник неожиданно провернулся под пальцами, и он, невольно задержав дыхание, прижался к стене, на какую-то секунду почувствовав прямо под собой щербатую ухмылку вечности. В груди захолонуло от запоздалого страха. Плохо… Очень плохо. Он становится все более невнимательным. Усталость медленно брала свое, хотя, знал он, до той границы, когда у него начнутся трястись руки, еще далеко. Он зло усмехнулся. Раньше нужно было думать, самоубийца чертов. В его бедственном положении виноват лишь он сам, так что и вытаскивать себя из этого болота придется тоже самостоятельно. За волосы, если понадобится.
Настоящие проблемы начались всего в нескольких футах от вершины. Тянущему ощущению в левом плече он поначалу не придал значения, списав его на усталость и отвыкшие от таких нагрузок мышцы. Благо, подниматься оставалось всего ничего, а там, на вершине, его ждал отдых… И приличная выволочка от Боунса – мысленно напомнил он себе. Лишь когда пальцы левой руки, до этого цепко ощупывающие скалу, начали опасно неметь, насторожился. Он слишком хорошо знал, как коварны последние метры перед вершиной, как ложная уверенность в победе заставляет расслабиться, и чем может эта уверенность закончиться. Он нахмурился, распластавшись по стене, сосредоточенно перебирая в памяти подходящие под симптоматику заболевания. Ему точно рассказывали что-то подобное в академии – а может быть, уже позже, на «Фаррагуте»… Или на Энтерпрайз… Черт, как же давно это было!..
Левая рука медленно наливалась тяжестью. Заныл локоть, запястье – словно внезапно заболели перетянутые сухожилия. Горло опять сдавило ощущением удушья – уже совсем не фантомного. Он тяжело вздохнул, пытаясь набрать в легкие побольше разреженного горного воздуха…
Разреженного?!.
…И в этот момент вспомнил, когда и от кого слышал о подобных симптомах. И рванулся вверх, с яростью обреченного вцепляясь здоровой правой и немеющей левой в камни. Он уже не задумывался о правильном выборе опоры для ног. Слишком мало времени, слишком далеко еще до безопасной вершины…
…Гора была не настолько высокой, чтобы создать перепад давления.
Не обращая внимания на сбитую в кровь кожу, он вогнал правую кисть в едва заметную щель между камнями, всего в одном футе от поверхности. Провернул, сдирая кожу с костяшек и надежно блокируя кулак в трещине. А в следующую секунду грудь слева сдавило тупой болью, и он, подавившись воздухом, беспомощно повис на скале. Слабость навалилась так внезапно, что единственное, на что хватило времени – это вцепиться обеими руками в ненадежную, опираясь носками флотских сапог в небольшие каменные выступы. Воздуха не хватало. Он ловил его широко раскрытым ртом, как выброшенная на берег глубоководная рыба, и никак не мог набрать достаточно. А сквозь подступающую обморочную одурь медленно, настойчиво пробивался запоздалый страх. Он вспомнил симптомы. Не эффект оборванного вдоха, как при переломе. Не колющая боль, как при невралгии. Тяжелая неумолимая хватка, стискивающая грудь и заставляющая сбоящее сердце судорожно трепыхаться в попытках насытить кровь кислородом. Совсем как у гибкого, но слабого физически Хикару, ребенка колонии с низкой гравитацией.
«Не сделаешь тут ничего, Джим! - слегка пьяный Боунс раздраженно взмахивает бокалом, в котором плещется на донышке янтарная жидкость. – «Это физиология, понимаешь ты? Физиология, и я даже предсказать не могу, что спровоцирует следующий приступ!». Виски раскачивается в бокале, расплескиваясь по столу, Боунс кипятится. Говорит, громко и сердито. Не смотрит в глаза, отворачивается, отводит взгляд, прячет сочувствие и вину за напускным раздражением.
Первый их разговор после возвращения из тысяча девятьсот тридцатого. Первый – и самый тягостный. Слишком много боли, слишком много невысказанных – неопровержимых – обвинений. Слишком мало виски, чтобы забыть.
Он мог бы вспомнить эти симптомы раньше. Если бы не пытался забыть намеренно, если бы рассказ о состоянии Сулу не был ширмой для другого, безмолвного, гораздо более тяжелого, разговора.
Кирк глухо застонал, зажмуриваясь и прижимаясь лицом к нагретой скале. Боже, как глупо… Погибнуть от доисторического сердечного приступа, с которым самому захудалому доктору пять минут возни! Разбиться, когда до спасительной вершины остается меньше трех футов! Он еще надеялся, что приступ пройдет сам собой, как проходили до этого. Но с сосущим холодком под ложечкой уже понимал, что в этот раз – не пройдет. Если он сейчас не выберется на ровное пространство, то через полминуты сорвется. И тогда некому будет ждать естественного завершения кризиса.
Он с трудом перевел дыхание, старательно игнорируя боль в подреберье, и вновь впился взглядом в лежащую на расстоянии протянутой руки площадку. Он уже мог бы дотронуться до ее края пальцами, если немного поднатужиться и подтянуться на руках. Смешное расстояние для того, кто покорял Поющие скалы на Альтаире и поднимался на Эверест на старушке-Земле. Но сил не уже не осталось даже на такую малость. Теперь даже перспектива короткого полета вниз уже не вызывала никаких эмоций, словно он вдруг поменялся местами со Споком.
Мысль о почти чудом воскрешенном друге кольнула застарелой горечью. Спок – этот Спок, знакомый и в то же время старательно держащий дистанцию – наверное, он будет единственным из старого состава Энтерпрайз, кто ничего не почувствует при известии о смерти бывшего капитана. Преимущество? Возможно. Джим не был в этом уверен.
Он негромко застонал, с трудом перенося негнущуюся левую руку вверх и неловко нащупывая подходящую опору. Он еще не готов был сдаться. Только не так. Не здесь и не таким образом. Он потратил два месяца своей жизни, пытаясь достучаться до воскресшего друга, пытаясь вернуть Споку хоть часть того, что он потерял, спасая их всех. Потратил два месяца жизни своих ребят, которых, в отличие от него, не ждало неизбежное списание и ссылка на какой-нибудь кусок льда. Сорваться сейчас, когда спасение так близко – значит подвести их. Предать их доверие, превратив в бессмыслицу два месяца тревог и изнурительной работы.
Сорваться сейчас – значит подвести Спока. Даже если сам он этого уже не помнит.
Оставшиеся до вершины несколько футов он не запомнил.
Сознание словно вычеркнуло эти несколько минут ада из памяти, сохранив лишь обрывочные воспоминания о невыносимой усталости, тупой тяжести в подреберье и боли в содранных в кровь ладонях. Лишь когда под ногами оказалась ровная, твердая поверхность, а руки вместо шершавых камней загребли полные горсти мелкого песка… Бессильно распластавшись по этой благословенной земле… Уткнувшись лицом в мелкий горячий песок…
...Он поверил, что все-таки выжил. Вопреки планете, внезапно засбоившему сердцу и собственной глупости – выжил.
Он со свистом втянул сухой воздух, не замечая, что глотает вместе с ним мелкую горячую пыль. Теперь, когда опасность осталась позади, его начало мелко потряхивать. Только сейчас он позволил себе осознать, насколько близко был к смерти. Это не стоило того. Рисковать собой в самоубийственной попытке отвлечься – это вполне простительно зеленому кадету. Но совершенно недопустимо для офицера, на чьих плечах по прежнему лежит ответственность за судьбы пятерых доверившихся ему людей… И еще за одну судьбу, отныне не связанную с ним, но по прежнему бесконечно дорогую. Пусть даже он него уже почти ничего не зависит.
Мысли становились все более вялыми и спутанными. Тело требовало отдыха, но отдыхать пока было не время. Сперва – отойти (отползти?) подальше от края. Связаться с кораблем. И попытаться успокоить дыхание и пульс, пока еще есть время до прилета друзей. От операции теперь не отвертеться, но не ждать же подыхающей на берегу рыбой, пока его подберут! «И замаринуют на пару недель в больничной палате!» - услужливо подсказал внутренний голос. Проклятье…
Он с трудом поднял голову, чувствуя, как шумит в ушах кровь. Медленно встал сперва на колени, потом, пошатнувшись – на ноги. Неловко нашарил на поясе личный аппарат связи.
- Боунс, - неохотно окликнул он, как только легкое шипение сообщило ему о выходе на нужный канал. – Как насчет небольшой прогулки на Селейю, а?..
Ответом ему было молчание и треск статики.
- Боунс? – нахмурившись, повторил Джим, уже без особой надежды.
Тишина.
Подождав на всякий случай еще полминуты, Кирк захлопнул коммуникатор и нахмурился. При большом желании можно было допустить, что коммуникатор внезапно испортился. Хотя, имея главным инженером Монтгомери Скотта, подобные допущения уходили куда-то в зону невозможного. Но логичного объяснения тому, почему исправно работающий коммуникатор ловит лишь статические шумы, Кирк найти не мог. Вулкан недаром считался самой спокойной планетой в Федерации. Здесь не только средний годовой уровень преступности был почти равен нулю – здесь еще была одна из наиболее стабильно работающих станций связи. Расе, живущей на планете, что несется вокруг древнего, исправно ионизирующего пространство солнца, необходимо было создать максимально совершенную систему связи, чтобы не ждать поминутно окончания магнитных бурь.
Словом, из всего перечисленного неутешительно исходило одно: рядом есть что-то, что глушит сигнал. Что-то… Или кто-то. Придя к этому заключению, Кирк невольно напрягся и, повернувшись к горам, окинул их подозрительным взглядом. Нет, Лангол сами по себе вряд ли могли быть источником помех. Иначе педантичные вулканцы сообщили бы об этом людям, обосновавшимся на космодроме прямо у подножия этих гор. А вот сказать то же самое о тех, кто легко мог найти убежище в почти неприступных скалах, Кирк не мог. Конечно, Вулкан очень законопослушная планета.. Очень. Что не отменяет того факта, что здесь один из самых популярных и крупных космопортов в секторе. А видимость безопасности порой оказывается невероятно заманчивой личностям, имеющим неприятности с законом.
- Вот черт… - пробормотал Кирк, с сожалением провожая взглядом касающийся горизонта круг Эридана. А потом решительно отбросил мысли о неизбежном теперь опоздании и, сунув бесполезный коммуникатор в поясной зажим, зашагал к горам.
Идея в одиночку обследовать скалы, пытаясь найти кого-то, кто, возможно, спрятался там от бдительного ока планетарной службы безопасности, была не самой хорошей, и Джим прекрасно это осознавал. Но так же четко он осознавал, что просто уйти, оставив все на произвол судьбы, он не имеет права. Если у него просто разыгралась мания преследования, то он потеряет лишний час и с позором вернется на космодром. Если же нет…
За то время, что понадобится ему на спуск в долину, неведомые владельцы резонансного генератора успеют сделать свои дела и снова скрыться в неизвестном направлении. Возможно, навсегда.
Мысль, что эти самые «владельцы» были законопослушными гражданами, даже не пришла Кирку в голову. Никто в здравом уме не станет прятаться в горах, если есть возможность спокойно заняться своими делами на безопасном и легкодоступном высокогорном плато. Устроить такое могут разве что жаждущие романтики мальчишки – вот только на этой планете даже мальчишки куда рассудительнее и законопослушней, чем большинство землян преклонного возраста.
Подойдя к подножию скал, Кирк понял, насколько самоуверенной бравадой выглядела его идея поискать кого-нибудь в горах. Легче было бы найти мифическую иголку в целом амбаре с сеном, чем кого-либо в этом нагромождении камней. Он окинул взглядом высящуюся перед ним махину… А потом, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу, вытащил коммуникатор и, щелкнув клавишей включения, задумчиво взглянул на мигающий огонек приема.
Мысль, пришедшая ему в голову, была одновременно простой до безобразия и, в то же время, почти неразрешимой. Поле, глушащее связь, представляло собой волны определенной частоты. А у него в руке почти идеальный приемник, словно специально созданный для улавливания разного рода волн. Ключевое слово – почти. Споку или Скотти, да и Ухуре, не составило бы никакого труда переделать прибор в своеобразный компас, указывающий на источник излучения. Беда в том, что Кирк не был ни одним из них, и ему было бы легче провести корабль с закрытыми глазами по метеоритному поясу, чем правильно соединить несколько контактов в хрупком приборчике.
- Спок, знал бы ты, как ты мне сейчас нужен… - горько пробормотал он себе под нос, не в силах удержаться от бессильного обращения к другу. Глубоко в груди опять болезненно кольнуло – ничего общего с недавним приступом, но, видит бог, Джим предпочел сколько угодно инфарктов и операций, лишь бы за дверьми лазарета его привычно ждал его бессменный старпом, как всегда, готовый поделиться отчетами по ситуации и безмолвной, никому в мире, кроме них двоих, не заметной поддержкой.
Только вот Спока здесь не было. И – понимал Джим – уже не будет. Ничего, как раньше, не будет. Спок будет жить и процветать, будет – здесь, на Вулкане, или в любом другом месте. Но на Энтерпрайз, за правым плечом ее последнего капитана, его не будет больше никогда.
И с этим нужно было привыкать жить. Чтобы через пару недель – или месяцев – не свалиться в беспросветную депрессию, которая неизбежно настигнет его, если только он не привыкнет заранее к мысли о окончании его привычного «как раньше».
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Эпилог
@темы: МакКой, ТОС. Фики, Полнометражки, Кирк, Спок, Творчество
-
-
09.12.2014 в 19:49Коммуникатор в его руке тихо пискнул и заискрил.
- Черт! – Кирк с шипением отдернул руку от провода и поспешно вернул контакт на прежнее место. Первый опыт неудачный…
«Второй тоже», - мысленно прокомментировал он минуту спустя, когда очередная комбинация чувствительно щипнула его электричеством. Однако сдаваться он не привык, и уже третья попытка оказалась вполне успешной. Коммуникатор тихо загудел, включаясь. Кирк осторожно покрутил курсор настройки, боясь спугнуть удачу. Почти минуту ничего не происходило: прибор тихо шипел, регистрируя лишь белый шум, а потом, когда Джим уже почти был готов вновь разобрать это порождение пьяного механика, внезапно выдал короткий раздраженный писк. И на экранчике высветилось наконец долгожданное сообщение об установлении связи.
После этого сконструировать на основе устройства примитивный компас было делом пяти минут даже для человека, никогда не учившегося на инженерном факультете. Из жалких остатков, не нашедших места в компасе, получился вполне сносный маячок, который, правда, передавал сигнал лишь на пару сотен километров и представлял собой довольно хрупкую вещь; но за неимением лучшего…
Когда все было сделано, Джим тяжело, но облегченно выдохнул и взглянул на прибор с со смесью гордости и сожаления. Что ж, он не безнадежен. Возможно, после трибунала для него найдется место на каком-нибудь грузовозе в должности подсобного рабочего. Если очень повезет.
И его подозрения, похоже, оправдываются – сигнал определенно был искусственной природы, никакое случайно излучение не может иметь настолько четкую структуру. Но вот это Кирка почему-то совсем не радовало. Один, без связи с кораблем или планетарной полицией, с единственным стандартным фазером и даже без фонаря – если он попадется, за его жизнь вряд ли кто даст хотя бы ломанный цент. На секунду в голову закралась заманчивая мысль – отследить координаты источника излучения с помощью -мутанта-коммуникатора, а самому, не устраивая никаких героических глупостей, спуститься в долину и сообщить информацию местным властям.
Кирк раздраженно тряхнул головой, отгоняя малодушное желание. После чего прикрутил наскоро крышку «компаса» на место и быстро зашагал в ту сторону, куда указывал прибор. Коммуникатор он аккуратно повесил обратно на пояс, надеясь, что не разобьет его окончательно во время скалолазания в вечерних сумерках, и что, когда все закончится, его везения хватит, чтобы собрать его обратно в средство связи.
****
В просторной, не по-вулкански уютной гостиной дома Сарека царило тяжелое молчание. Лишь изредка его прерывали преувеличенно-бодрые вопросы Аманды и скованные ответы доктора МакКоя. Рядом с безразличным, словно и не узнающим его старым другом-соперником Леонард чувствовал себя донельзя неловко. Несколько раз он пытался было начать разговор, но тот угасал сам собой, неизменно натыкаясь на вежливые, односложные ответы Спока. МакКой проклинал про себя свою пунктуальность, заставившую его прийти точно в назначенный срок, и поминутно поглядывал на дверь, гадая, почему опаздывает Кирк. У того было больше шансов разговорить своего старпома – хотя МакКой и сомневался, что даже Джиму удастся достучаться до изображающего из себя ледяную статую Спока.
Сам вулканец даже и не пытался поддерживать тягостный разговор, видимо, не видя логики в общении, не несущем никакой объективной информации. На застывшего у стены бритого «монаха» в светло-песочном одеянии МакКой вообще старался не обращать внимания, решив для себя считать эту безразличную фигуру предметом обстановки.
Очередная реплика Аманды неловко повисла в воздухе, и Леонард, наблюдая за привычным зрелищем взметнувшейся к челке брови Спока, поймал себя на мысли, что совершенно не помнит, о чем говорила мать этого остроухого истукана.
- Мама, твое заявление не имеет логики. Могу предположить, что оно относится к тому, что на Земле называют… «шуткой»?
- Людям свойственно стараться разрядить обстановку, Спок, - мягко улыбнулась женщина. – Ты мог бы попытаться отвечать доктору МакКою более развернуто, и тогда мне не пришлось бы заполнять возникшие паузы.
- Разрядить? – с недоумением переспросил Спок, и МакКой ощутил острое желание схватить его за шиворот и хорошенько потрясти. Желание, которое, увы, не могло быть осуществлено ни в каком виде. А Спок тем временем продолжал, нимало не волнуясь о кровожадных мыслях доктора. – Каким образом можно разрядить нечто, не имеющего электрического заряда и представляющее собой совокупность субъективных факторов?
Весь его вид выражал искреннее недоумение в сочетании с фирменным вулканским равнодушием. И это, почему-то, стало последней каплей для и без того напряженного МакКоя.
- Черт вас побери, Спок, - взорвался он, сердито тыкая в него пальцем и отмечая, как левая бровь устремляется вверх, стремясь догнать уже доставшую челки правую, - Да вы издеваетесь! Вы могли бы не быть таким истуканом и перестать изображать из себя статую индейского вождя?! Вы прекрасно знаете значение фразы «разрядить обстановку», и не нужно мне тут симулировать ретроградную амнезию! Вы узнали Джима на вашей клятой горе, и про корабль тоже вспомнили, так какого ж дьявола вы корчите из себя невесть что?!
Спокойно смотрящий на него Спок внимательно выслушал его, не прерывая и не меняя своей гримасы вежливого недоумения. И, когда доктор выдохся, ровно произнес:
- Ваша эмоциональная вспышка так же нелогична, как и ваши слова, доктор МакКой. Моя память, которая, как вы справедливо заметили, возвращается ко мне, подсказывает, что это ваше естественное состояние. Тем не менее, позвольте поинтересоваться, что общего может быть между мной и трехмерным изображением предводителя доиндустриального народа, с которым вы меня сравниваете?
Леонард ошарашено уставился на бывшего сослуживца, с трудом вникая в смысл сказанной фразы. Спок неподвижно стоял напротив, привычно заложив руки за спину и взирая на него с вежливым ожиданием. Зато доктор ощущал, что его рот недоуменно открылся, и вид у него сейчас, должно быть, был довольно глупый. Все мысли, сколько их было, вылетели из головы птичками, и теперь он только и мог, что пялиться на это воплощение вулканской логики и гадать: только что сказанное – это искренний интерес, или изощренная издевка?
Странный кашляющий звук заставил его отвести взгляд от Спока и с изумлением повернуться к дивану. Аманда сидела, согнувшись и спрятав лицо в ладонях, ее плечи мелко содрогались. МакКою потребовалось несколько секунд, прежде чем он понял, что она смеется, а не плачет.
- Вам кажется это забавным, миссис Сарек? – мрачно уточнил он, игнорируя изобразившего недоумение Спока и неодобрительное выражение на лице неподвижного «монаха».
- Аманда, - махнула она рукой, вытирая слезы и выпрямляясь, - Я просила называть меня Амандой, доктор, разве не помните? Простите меня, иногда просто невозможно удержаться… Поверьте, мне совсем не весело, но вы двое…
Она покачала головой, серьезнея и глядя на сына с грустной улыбкой.
- Спок, Спок, иногда мне кажется, что я никогда не пойму до конца ни тебя, ни твоего отца. Тебе стоило бы постараться вспомнить твою жизнь до того, как ты проснулся на Селейе – это сделало бы все намного проще и для тебя, и для твоих друзей…
- Я помню, мать.
- Не все.
- Не все, - согласился Спок, - Полагаю, недостающие фрагменты восстановятся со временем. Возможно, тогда я сумею понять логику некоторых своих поступков.
- Не все можно понять логикой, ты, зеленокровый компьютер, - тихо и горько отозвался Леонард, отворачиваясь. В груди вдруг что-то болезненно сжалось, и он остро пожалел, что не дождался Джима на космодроме. Выносить это общение с не то воскресшим, не то переродившимся Споком оказалось невероятно тяжело. Словно разговор с голограммой погибшего друга. Внезапно он с ужасающей отчетливостью понял, что его друг, его вечный оппонент в спорах, его верный соратник – погиб. Сгорел в мучительном огне радиации, спасая их корабль и их жизни. Безвозвратно, как и положено любому живому организму в подобном аду. Это существо сохранило его внешность, его воспоминания, даже разум – но не душу. Самую человечную из всех, что знал Джеймс Кирк – да и, положа руку на сердце – и он сам. Бессмысленно ворошить могилу в надежде, что обугленные останки внезапно восстанут к жизни.
- Простите меня, Аманда, - упавшим голосом пробормотал он, отводя взгляд от внимательных и понимающих глаз хозяйки. - Пойду-ка я к нам на корабль. Передавайте привет Джиму, и, я надеюсь, вы не будете на меня в обиде.
Пожилая, когда-то очень красивая женщина грустно покачала головой. Бросила на сына взгляд, в котором причудливо смешалась печаль, сочувствие и укоризна, и, не встретив понимания, обернулась к МакКою.
- Доброй ночи, доктор… Мне очень жаль, поверьте.
- Доброй ночи, миссис Сарек.
И молча, про себя, добавил:
«Добрых поминок…»
-
-
09.12.2014 в 19:49Путь по горам оказался нелегким. Камни, как выяснилось, были шаткими и неустойчивыми и, хотя на Вулкане не нужно было бояться скользкого мха и прочих «прелестей» земных гор, тоже могли подкинуть немало неприятных сюрпризов альпинисту. Во первых, они были большими. Для того, чтобы преодолеть такой камушек, нужно было вскарабкаться по щербящейся стенке на пару метров, перевалить через острые, вычищенные ветром и песком до состояния клинка вершину и спуститься по противоположной стороне. А спустя пару десятков шагов все начинать сначала. В голову Джима закралась разумная мысль, что ума идти здесь пешком хватило только у него, а те, кого он выслеживал, явно пользовались каким-то транспортом. Вопрос был – как их не заметили? Впрочем, этот вопрос был явно праздным, и решать его придется, когда он этот самый транспорт найдет.
Что делать, когда это случится, адмирал так и не решил. Опыт подсказывал, что лучшим вариантом, как и в большинстве случаев, будет экспромт. Его жизнь всегда была щедра на странные события, предугадать которые не всегда смог бы и лучший аналитик в мире. Так что построение любых планов было лишь ненужной тратой времени. Но как же ему не хватало его проверенной команды! Хоть кого-то из его ребят, кто сможет поддержать и в бою, и в переговорах, кто не струсит во внезапной перестрелке и никогда не ударит в спину. Когда его команда была с ним – казалось ему порой – он может справиться со всем, будь то новая враждебная раса, плен или конец света.
Ему не хватало…
«- Вы хотите, чтобы я собрал мнемоцепи из медвежьих шкур и каменных ножей?..
- Если кто и может это сделать, то только ты.»
...Спока.
Не хватало с такой силой, что казалось – внезапно исчезла правая рука, мигом превратив в почти беспомощного инвалида. Он два месяца заставлял себя смириться с мыслью, что у его друга теперь иная жизнь и иная судьба, лишать его которой – преступление против связывающей их дружбы. Но так и не смог привыкнуть.
Ботинок опасно поехал на очередном неустойчивом камне, и Кирк остановился, привалился к скале, тяжело переводя дыхание. Тяжелей всего было следить за направлением, ежеминутно рискуя нарваться на кого-нибудь не особо дружелюбного. Коммуникатор, увы, остался тем, чем он и был – простеньким прибором, на скорую руку переделанным не особо опытным механиком-любителем. И, если направление он показывал вполне уверенно, то о расстоянии не стоило и мечтать. Поднимаясь на очередную скалу, Кирк был готов лицом к лицу столкнуться с теми, кто спрятался в этих горах для каких-то своих неведомых целей. Пока что ему везло – но одновременно и затягивало поиски. Время сейчас играло против него. Солнце Вулкана уже почти на половину спряталось за горизонт, бросая от скал длинные острые тени, и максимум через час здесь будет слишком темно, чтобы продолжать поиски: если, конечно, он не хочет сломать себе в темноте шею. О том, чтобы незаметно прикрепить маячок на транспорт загадочных «туристов», тогда и речи быть не может.
Кирк уже прикрутил звук на «ноль», боясь привлечь к себе внимание, и теперь ориентировался лишь на слабое мигание индикатора, который все труднее было различать в подступающих сумерках. И с каждой минутой все отчетливей понимал, что, когда – если – он найдет источник сигнала, перед ним встанет куда более серьезная проблема: вернуться обратно в долину так, чтобы его не заметили и чтобы его путешествие не закончилось где-нибудь внизу в виде переломанного трупа.
Время шло. Коммуникатор исправно мигал. Солнце садилось. На Вулкане ночь наступала, из-за меньшей по сравнению с Землей плотности воздуха, очень быстро, почти без перехода. Лишь верхушки близких гор еще тускло подсвечивались сзади багровым. Кирк уже привык к этой особенности планеты, и сейчас от зрелища краткого вулканского заката по позвоночнику словно прошел холодок волнения. На этой планете до сих пор были вещи, с которыми не стоит встречаться одному и в темноте. Скоро ему придется забыть о своих подозрениях и, если он не хочет стать чьим-нибудь обедом, возвращаться на космодром.
И ведь ничего, черт бы побрал его хваленое везение, не происходит! Источник сигнала мог находиться за следующим камнем или в десятке километров вверху, куда ему, без приличного альпинистского снаряжения, при всем желании не добраться. Кирку в голову даже закралась крамольная мысль – может, это своеобразный мираж, местная природная аномалия?
Но это не было аномалией. Это он понял спустя несколько минут совершенно отчетливо.
Солнце окончательно спряталось за горизонтом, и теперь горы освещались лишь тусклыми гаснущими отблесками, когда Кирк остановился. Устало привалился к очередной, так и не покоренной, скале высотой не меньше восьми метров, и прикрыл глаза. В душе боролись два противоположных чувства: разочарование от бессмысленного потраченного времени (времени, слишком ценного, поскольку это, возможно, были последние его часы рядом с постигающим какие-то неведомые вулканские искусства Споком), и злость на себя. Хорош, нечего сказать. Адмирал Кирк, почти легенда звездного флота. Застрял на ночь глядя в горах, где и днем-то не особо безопасно, и ловит зеленых человечков в мутной воде. С самодельным маяком для так и не найденных заговорщиков и полным непониманием того, что с ними делать, если все-таки найдет.
Недовольство собой отдавалось почти физической болью. Он не привык проигрывать, особенно – не привык проигрывать по собственной глупости. Два слова перед уходом – и уже через десять минут после исчезновения коммуникатора его уже ждал бы флаер. Для Ухуры отследить местонахождение члена команды по последним координатам – задача проще, чем сосчитать до пяти: и захочешь, а не ошибешься. Теперь же его верная команда, скорее всего, усиленно старается не волноваться и дать командиру «расслабиться», сочувствуя и изо всех сил стараясь этого сочувствия не проявлять. А виноват в этом он сам; виноват просто в том, что позволил себе расклеиться и соскользнуть в адреналиновую яму вместо того, чтобы искренне радоваться чудесному воскрешению друга. Что ж, капитан Кирк… Вы дурак, пост в адмиралтействе действительно плачевно сказался на ваших мыслительных способностях, Спок был прав. Как и всегда, впрочем.
Поморщившись от невеселых мыслей, он опустил руку, нащупывая на поясе коммуникатор… И неожиданно замер, затаив дыхание. Прямо за скалой, к которой он прижимался, послышались голоса.
Три мужских голоса, негромко переговаривающихся, были слышны так хорошо, словно разговор велся прямо рядом с Кирком, а не за полутора метрами сплошного камня.
- Хорошо, что у вас еще есть? - человек, говоривший это, был чем-то недоволен.
- Это все.
- Я уже говорил, что этого недостаточно!
- Ну уж сколько есть! Скажи спасибо, что это достали. Крейг нам так и не заплатил, так что пришлось договариваться с поставщиками.
Судя по всему, невидимые собеседники продолжали уже давно идущий разговор. Должно быть, они уже какое-то время стояли на том месте, возможно, ожидая чего-то или разглядывая что-то, невидимое Кирку. Оставалось радоваться, что адмирал, осторожничая, старался идти совершенно бесшумно. Он замер, стараясь даже не дышать и боясь пропустить хоть слово.
Разговор продолжался на все тех же повышенных тонах, но, судя по всему, собеседники знали друг друга и вступать в бой не намеревались.
- Насчет денег не волнуйтесь, про транспорт тоже можете не думать. Я беру то, что есть у вас. Выгребайте весь хлам, что у вас остался – детонаторы мне нужны уже сейчас, даже это старье, - раздался странный звук, не то вздох, не то хмыканье, - Остальное я жду в Сан-Франциско не позже, чем через четыре дня. Доставка за вами.
- С оплатой, - быстро уточнил собеседник. Кирк окончательно обратился в слух. Знакомое название заставило его подобраться.
- Разумеется, - Джиму показалось, что в голосе говорившего мелькнула насмешка и легкая брезгливость. Хотя, почему показалось? Он медленно выдохнул, заставляя себя не волноваться. Мысли, только что метавшиеся в голове перепуганными белками, успокоились и выстроились в четкую и ясную систему. Слов «Сан-Франциско» и «детонаторы» было достаточно, чтобы понять, о чем идет речь. Что бы конкретно не задумал невидимый покупатель, к полезным и законопослушным делам это не имело никакого отношения. А Кирк, несмотря на конфликт с адмиралтейством, по-прежнему был офицером и патриотом – кем бы не называли его в Совете Федерации.
О том, чтобы уйти, теперь не шло и речи. Он должен оставить на корабле маячок, а после этого добраться до своей команды. Добраться быстро, пока контрабандисты не заметили лишней детали. Оставался вопрос, как именно сделать это – но здесь Джим рассчитывал на свои способности к импровизации.
Осторожно сняв в пояса переделанный коммуникатор, он отключил его и, сунув на место, медленно двинулся вдоль скалы, за которой все еще слышались голоса. Теперь, насколько он понимал, шли торги. Кирка это устраивало. Пусть спорят подольше – тем больше времени ему будет на осуществление его плана.
Идея адмирала была проста. Подойти поближе к спорящим. Закрепить, пользуясь гулом двигателей, самодельный маячок на обшивке пиратского корабля. Если удастся, запомнить внешность и приметы контрабандистов, насколько это возможно в сгущающихся сумерках. И незаметно вернуться на плато, спустившись, пока они не успели далеко улететь, вниз. Не слишком простая задача, с другой стороны, они в двух своих пятилетних миссиях неоднократно делали подобное, почти каждый раз выходя победителями.
-
-
09.12.2014 в 19:50На то, чтобы преодолеть несколько десятков метров до небольшой расселины, у Кирка ушло почти пять минут. Камни неустойчиво шатались под ногами, порой заставляя замирать и ждать, пока потревоженные его движением обломки восстановят равновесие. Опыт, полученный в космосе, и еще раньше, на отцовской ферме, помогал двигаться бесшумно, не производя на каждом шаге маленькую лавину, однако простым этот путь не назвал бы даже самый наивный оптимист. Когда впереди показались габаритные огни небольшого шаттла, притушенные в целях конспирации, с Кирка уже градом катился пот. Каждую секунду он ждал, что контрабандисты, закончив торг, распрощаются и улетят. Но пока ему везло. Должно быть, незаконная торговля была не таким быстрым делам, как кажется непосвященным.
Впереди стали заметны яркие белые блики; это подсказало Кирку, что с местонахождением транспорта он не ошибся. Он осторожно приблизился к границе яркого круга, освещенного приглушенными прожекторами шаттла.
Площадка, открывшееся его глазам, представляла собой природное плато, разделенное некрупными скальными нагромождениями на две неравные части: бОльшую, выглядящую практически как идеальный космодром благодаря ровной, почти не имеющей камней поверхности; и меньшую, являющуюся, по всей видимости, усыпанным каменной крошкой скальным выступом.
Первое, что заметил Кирк, выглянув из-за скалы – потрепанный шаттл со сбитой маркировкой, судя по конструкции – более чем десятилетней давности выпуска. Зато с гипертрофированными, явно старательно переделанными, движительными выступами на корпусе. Для кого-то скорость являлось, похоже, главным приоритетом. Рядом с шаттлом лежало несколько крупных металлопластовых ящиков. А в двух десятках метров…
В двух десятках метров, почти невидимый из-за погашенных бортовых огней, стоял небольшой частный флаер.
И лишь сейчас Кирка, как громом, поразила запоздалая мысль: торговля предполагает продавца и покупателя, а значит, два отдельных транспортных средства. Он прислонился к скале, утерев дрогнувшей рукой пот со лба. Идиот… Об этом стоило бы подумать раньше; с другой стороны, какой смысл сейчас казнить себя? У него все равно, при всем желании, не хватило бы деталей на два маячка. Он, увы, не Спок, чтобы сконструировать сложный прибор практически из ничего.
Разговор до сих пор продолжался, люди стояли в двух десятках метров от Кирка. Как раз сейчас они что-то сверяли на экране падда, низко склонившись друг к другу. К досаде Кирка, освещения шаттла было недостаточным, чтобы позволить четко разглядеть их лица. Он понимал, что любая информация, которую он сможет получить об этих двоих, может спасти жизнь сотням людей. Увы, внешность преступников среди этой информации фигурировать явно не будет. С огорчением отвернувшись от собеседников, Джим принялся оглядываться вокруг. Теоретически, преступников могло быть больше, чем двое, хотя то, что знал адмирал об этой породе контрабандистов, говорило об обратном. Такие люди никому и ничему не доверяли, и явиться на встречу предпочитали так, чтобы как можно меньше людей было в курсе их планов. Исключение составляли лишь крупные артели, в которых имелось грубое подобие флотской дисциплины. Но эти люди не слишком походили на тех, кто работает в команде. Судя по виду шаттла, это скорее был одиночка. Конечно, скидывать со счетов сообщника было нельзя. Это была единственная причина, по которой Кирк не решился сразу перебежать дальше, спрятавшись в тени шаттла. Вместо этого он медленно высунул голову из-за своего укрытия и осторожно обвел взглядом полутемное пространство.
Корабли стояли очень неудобно: как раз посередине площадки, разделенные освещенным кругом и двумя заключающими сделку торговцами. Чтобы добраться хотя бы до одного, Кирку пришлось бы на несколько секунд покинуть защиту тени и пересечь освещенное пространство.
Закрепив в памяти увиденную им картину, Джим вновь быстро скрылся за скалой, не рискуя. Перед ним стоял всего один, зато жизненно важный, вопрос: какой корабль выбрать. Риск будет немалым вне зависимости от того, к какому из кораблей он решит пробираться, а вот цена ошибки, в случае чего, будет чудовищной. Ясно, что, как бы ему не хотелось задержать торговца оружием, куда большую опасность представлял сейчас покупатель. Сан-Франциско, через четыре дня. Возможно, и позже, но это уже не принципиально. Рисковать, оставляя поимку готовящего теракт преступника лишь полиции Земли, было бы по меньшей мере глупо. Тем более что неизвестно, как отнесутся на Земле к информации, полученной от опального адмирала, которого ожидает трибунал. Нет, рисковать было нельзя. Но как определить, какой из двух транспортов принадлежит покупателю?
Кирк в волнении ощупал в поясном кармане крошечный маячок и задумался. Ошибиться нельзя. Он поставил бы на флаер: для того, кто был контрабандистом, эта изящная машина была, пожалуй, слишком мелким и слишком неповоротливым вариантом. Беда в том, что как раз этот, похожий на элитную игрушку, летательный аппарат мог быть оборудован настолько мощными двигателями, какие модифицированному шаттлу и не снились.
Джим бессильно оглянулся на корабли и прикусил губу. Торг в любой момент может закончиться, и тогда человек, с грузом новейших бомб и невесть чего еще, скроется в неизвестном направлении. Конечно, что кому принадлежит, станет ясно, когда преступники разойдутся по своим кораблям. Но тогда будет уже поздно. Решать нужно было сейчас. И решать быстро.
Кирк стиснул зубы. Ну что ж, пан или пропал. Пригнувшись, он выскочил из-за камня и, пользуясь тем, что в его сторону никто не смотрит, кинулся под защиту шаттла. Несколько бесшумных шагов – и он вновь замер, низко присев возле поцарапанной обшивки. К сожалению, добраться до флаера было не так просто. От Кирка его отделяло пустое, почти полностью просвечиваемое пространство. Пересекать его прямо на виду у торговцев было бы сущим безумием. А другой путь, на который эти двое вряд ли станут обращать внимание, лежал через нагромождение осколков скал с другой стороны «площадки». Пробравшись там, Кирк смог бы подойти к флаеру почти вплотную. Плюсом этого пути было то, что во время перебежек куски скал будут служить ему отличной защитой, и он сможет двигаться за ними, не оставаясь на виду, и в то же время у него будет возможность держать преступников в поле зрения. Минусом – то, что на преодоление каменистого участка уйдет драгоценное время. Однако выбирать было не из чего. С сожалением хлопнув ладонью по обшивке заманчиво-близкого шаттла, Джим вздохнул, взглядом наметил свой ближайший путь и бесшумно бросился вперед.
Добравшись до нагромождения скал, Кирк осознал еще один минус выбранного им пути: мелкая каменная крошка скользила под ногами, проворачивалась, Джиму приходилось поминутно замирать, чтобы не вызвать обвала и не выдать себя с потрохами. На скорости продвижения это сказывалось катастрофически: Кирку казалось, что прошла уже целая вечность, а он не преодолел и половины пути. Тем временем, контрабандисты закончили свои дела и вместе двинулись к сваленным у шаттла ящикам. Ухватив один из них, они понесли его к флаеру.
Кирк до боли стиснул кулаки. Происходило то, чего он и боялся. У него не хватало времени установить маячок. И тогда он решился на отчаянный шаг: дождавшись, когда оба преступника, наклоняясь за очередным ящиком, повернутся к флаеру спиной, он пригнулся и, стараясь наступать на самые устойчивые камни, рванул вперед со всей возможной скоростью. Это был, разумеется, безумие. Но Джим надеялся, что шум, поднятый при подъеме ящика, заглушит возможные шорохи. Несколько прыжков – и он вновь замер, прячась за очередным осколком скалы.
Отсюда он не мог видеть входа во флаер, не рискуя быть замеченным, зато слышал все отлично. Прогрохотали шаги по трапу. Кирк надеялся, что его визави хоть на минуту, но задержатся внутри, дав ему время преодолеть оставшееся расстояние, но его надежды не оправдались. Голоса зазвучали вновь, уже снаружи:
- … Ну кто же знал, что этот Крейг такой идиот?! У клингонов мозги сносит, когда они слышат об оружии, - услышал Джим обрывок разговора.
- Странно слышать это от того, кого оружие кормит, -голос, звучавший с уже знакомой Джиму ленцой, слышался совсем близко. Кирк нахмурился. Невозможность приблизиться к флаеру нервировала.
- Не забудь, Рой, - с нажимом продолжил тот же голос, - - Все должно быть по графику. И я надеюсь, в этот раз будет без осечек.
- Можешь не волноваться.
- Надеюсь, что могу, - недобро усмехнулся покупатель в ответ.
Шаги наконец вновь зазвучали, удаляясь, и Кирк облегченно выдохнул. На миг его показалось, что погрузка завершена, и сейчас они разлетятся. Сама мысль о том, что придется отпустить торговца, вызывала в нем бешенство, но упустить еще и покупателя… Это было недопустимо. Отсчитав время, которое, как он помнил, нужно было сообщникам, чтобы подойти к шаттлу, он вновь осторожно двинулся вперед.
-
-
09.12.2014 в 19:50- Что это было? Ты слышал? – донесся до него встревоженный вскрик.
Кирк, стиснув зубы, вцепился руками в скалу, пытаясь остановить падение. Ногу прошило острой болью. Под ним оказалась глубокая щель, нога скользнула в нее и намертво застряла. Вниз с шорохом посыпалась целая лавина мелкой гальки. Снизу слышались возбужденные голоса и грохот отбрасываемых с дороги камней. Джим изо всех сил рванулся, понимая, что через несколько секунд его найдут. Рывок, другой… Пальцы скользили по камням, не давая достаточной опоры. Наконец, ему удалось восстановить шаткое равновесие и, поднатужившись, выдернуть ногу из коварной щели. Не задерживаясь больше, он метнулся назад, под защиту густой тени скал. Ногу на каждом шаге прошивало болью. Не перелом, нет – но он не без оснований подозревал, что получил минимум растяжение. Чудовищное невезение! Скрыться от двух здоровых и озлобленных людей, подстегиваемых, к тому же, страхом разоблачения – задача не из простых. Особенно, когда сам беглец с трудом ковыляет на одной ноге. Богатый опыт и здесь выручил: он успел добраться до крупных скал за несколько секунд до того, как из-за камней появились его преследователи. Перевалился за острую кромку, раздирая в хлам и одежду, и кожу на руках и животе. И замер, боясь пошевелиться и стараясь даже дышать через раз. Мысленно он проклинал себя – за неосторожность, нарушившую все его планы, за слишком долгие колебания, за глупость, погнавшего его в горы практически без снаряжения, из которого можно было бы попытаться сконструировать более совершенные самонаводящиеся маяки.
Голоса звучали уже почти вплотную: контрабандисты обнаружили место, где Кирка угораздило провалиться в расщелину, и теперь тщательно прочесывали местность. До Кирка доносились встревоженные реплики: «Где он?», «Ты его видел?», «Рой, если ты привел за собой хвост…»
Кирк, не вслушиваясь особо, прижался затылком к скале. От боли, напряжения и адреналинового всплеска его слегка потряхивало. Теперь и думать не стоило о том, чтобы прикрепить к флаеру маячок – и от этой мысли внутренности скручивало от острой злости на себя и страха. Он не сомневался, что менять свои планы «покупатель» ни в коем случае не станет – скорее уж, ускорит их выполнение. И виноват в этом лишь он. Черт побери… Он стиснул зубы, сглотнув. Обвинения клингонов в убийстве его не трогали. Тут уж скорее можно было гордиться, что хоть кто-то из этого чертова племени поплатился за свои преступления, за смерть Дэвида… Но в гибели людей в Сан-Франциско будет виноват лишь он – что бы ни решили на этот счет власти Земли.
Он осознавал, что сейчас его будут искать в районе скал, обшаривая местность по все расширяющемуся радиусу. Как это не парадоксально, но самым безопасным местом сейчас была именно площадка с кораблями. Мелькнула мысль – попытаться добраться обратно до флаера. Хотя бы установить маячок, как и намеревался. Если же повезет… Если повезет, возможно, у него еще есть шанс выйти живым из этой заварушки. Угнать шаттл у контрабандистов – такой наглости они, пожалуй, не ожидают.
Голоса отдалились и стихли. Однако Кирк не позволил себе обмануться: люди, пошедшие против закона, не совершат такую грубую ошибку. Его будут искать – до тех пор, пока не найдут либо его, либо его тело. Если у них есть хоть капля разума, они не позволят ему уйти. И то, что сейчас, казалось бы, поиски прекратились, говорит лишь об одном: поиски перешли на более серьезный уровень.
Будь на месте контрабандистов сам Кирк, он рискнул бы отключить глушащее поле и найти его с помощью корабельных сканеров. Если его враги догадаются сделать это…
Не позволяя себе запаниковать, он продолжал тихо и ровно дышать, прижимаясь всем телом к скале и спокойно обдумывая безумную на первый взгляд, но на деле вполне осуществимую мысль. Добраться до флаера. На установку маячка потребуется не больше нескольких секунд, главное, не задерживаться возле него, чтобы покупатель не заподозрил неладное. Самым сложным, пожалуй, будет добраться до шаттла. Сложно еще и тем, что логичнее сесть в гораздо близкий флаер, а до шаттла еще два десятка метров открытого пространства. Проклятье…
Внезапно он вздрогнул и прислушался. Показалось? Нет, действительно, совсем недалеко раздался скрип гальки под сапогом. Он в бешенстве стиснул зубы. Попался, как глупая щука на удочку… Разумеется, никто никуда не уходил! Его продолжали искать, просто у кого-то хватило ума заткнуться и попытаться заставить его расслабиться и начать двигаться.
Кирк прикрыл глаза и, вспоминая все, что было вбито в подкорку еще в академии и потом годами шлифовалось в инопланетных миссиях, попытался на слух определить положение обоих преследователей. Он четко слышал лишь одного – медленный осторожный шаг, неловкий – не то из-за темноты, не то из-за слабого знакомства с горами. Где второй? Уйти сейчас – задача сложная, но не невыполнимая. Но если второй находится где-то поблизости…
Шаги приближались, а Кирк все не решался шевельнуться. Слишком хорошо он понимал, что спрятаться в горах у него нет ни малейшего шанса. Контрабандисты прочешут каждый квадратный фут, задействуют корабельные сенсоры и выкурят его, как крысу из норы. Единственное спасение – два корабля, стоящих совсем близко. Нет, один – угонять флаер нельзя, иначе вся его затея с выслеживанием «покупателя» окажется бессмысленной. Где второй человек? Остался у транспорта? Заходит с другой стороны? Остался на корабле, настраивая сканирующую аппаратуру?
Едва слышный хруст камней раздался справа, в трех десятках шагов от него. И почти в ту же секунду, эхом, послышался шорох с противоположной стороны. Есть!
Не колеблясь больше не секунды, Кирк поднялся и, молясь, чтобы опыт и удача не подвели его, неслышно метнулся по направлению к освещенной площадке.
Десять шагов, двадцать. Замереть на миг, переводя дыхание, и…
- Попался! – он только и успел, что отшатнуться, когда из-за огораживающей площадку скалы раздался торжествующий вскрик, а потом все тело охватила нестерпимая боль, ослепительная вспышка ударила по глазам – и он, обрушивая неустойчивые валуны, безжизненной куклой покатился вниз.
-
-
09.12.2014 в 19:51Выйдя на широкую улицу и вдохнув сухой, уже начинающий медленно остывать, воздух, МакКой на секунду остановился и прикрыл глаза. На душе было гадко. Нет, черт побери! Он не был эгоистом, и, в общем-то, он был рад, что Спок действительно жив. Жив-здоров, хотя доктора до сих пор еще иногда перетряхивало запоздалым отчаянием, стоило вспомнить его последние обязанности по отношению к вулканцу. Хотя, по-хорошему, какие тут могли быть сомнения в причине смерти? Так что Леонард искренне радовался за остроухого, что тот жив, и сохранил рассудок, и даже, если повезет, со временем вспомнит свою прошлую жизнь. Какой-то частью своего разума он понимал, что это… существо – действительно их Спок. Такой, каким он мог бы стать к этому возрасту, не будь рядом с ним толпы эмоциональных землян. Только вот от этого было не легче.
Он мрачно открыл коммуникатор.
- МакКой Кирку. Джим, где тебя черти носят?
Ответа не последовало. Доктор недоуменно хмыкнул и увеличил мощность сигнала, но ничего не изменилось. Тихий треск статики в динамиках, и больше – ничего.
Он нахмурился. Вот это уже нехорошо. Джим никогда не опаздывал на назначенные встречи, если только это от него зависело. И уж точно, он не отключал коммуникатор, даже в увольнительных, даже во время свиданий с прекрасным полом.
Отсутствие ответа означало, что ним что-то случилось. И доктор старательно гнал от себя мысль, что это «что-то» может быть напрямую связано с его советом сходить в бар расслабиться. Впрочем… Он поспешно щелкнул переключателем частоты.
- Ухура, - скрыть растущее беспокойство в голосе оказалось не так-то просто, - Адмирал уже вернулся?
Возможно, Джим просто заявился, как это изредка бывало, наверное, с каждым офицером в увольнительной, в непрезентабельном виде – то бишь, с разбитым лицом и в порванной форме. И теперь пытается привести себя в порядок. А коммуникатор оставил в форме, или в том издевательстве, что Скотти с горем пополам приспособил под душевую. Или же Джим и вовсе просто задержался, и с минуты на минуту они столкнутся у ворот поместья.
Напряженный голос офицера связи развеял его робкие надежды.
- Нет, доктор, адмирал Кирк не приходил на космодром, - видимо, напряженный тон МакКоя встревожил и Ухуру, поскольку она на полминуты прервалась, а когда заговорила, голос ее звенел от неприкрытой тревоги, - Доктор, коммуникатор адмирала отключен, я не могу отследить его сигнал!
Леонард беспомощно выругался, витиевато упомянув в одной фразе вулканских чертей, проклятого сорвиголову-адмирала, его предков по материнской линии и противоестественные родственные связи, в которых они состояли. Ухура сочувственно молчала, не пытаясь его прервать.
- Зови Чехова, Ухура, и попытайтесь найти его сенсорами, - наконец взял себя в руки доктор, - Чем черт не шутит! А я пойду, подниму на ноги местную полицию – вернее, то, что здесь считают полицией…
***
Возвращение в сознание было тяжелым и мучительным. В голове все плыло, к горлу подкатывала тошнота. Какой-то частью сознания он узнавал симптомы оглушения фазером на приличной мощности, однако эти мысли почти заглушались безумным набатов в голове. Сквозь боль смутно вспоминались последние события, поход по горам, его попытка «пометить» флаер террориста, обнаружение, погоня…
- Хватит притворяться! – злой резкий голос резанул по ушам, и он против воли поморщился, пытаясь справиться с головной болью. Рядом послышались приглушенные раздраженные голоса. Кирк ощутил, как его грубо встряхнули за плечи, заставив голову безвольно мотнуться. Потом щеку обожгло. От пощечины в голове зазвенело, но сейчас он при всем желании не мог вынырнуть из дурнотного полузабытья, прийти в себя. Удар, другой, третий…
От застонал, пытаясь отстраниться… И наконец пришел в себя.
- С добрым утром, адмирал.
Джим поморщился. Голос буквально ввинчивался в виски. Подняв голову, он с трудом сфокусировал взгляд на говорившем. Напротив него стоял мужчина средних лет, в щегольском костюме, какие нередко носили космические торговцы, но явно гораздо более дорогом. Лицо его показалось Кирку знакомым; впрочем, возможно, это была лишь игра воображения.
Ничего не ответив на глумливое приветствие, Джим оглянулся, с недоумением осматривая небольшую каюту, в которой сейчас находился. Он сидел в глубоком пилотском кресле; руки, заведенные назад, были плотно стянуты в запястьях и дико болели. Рядом, на небольшой вмонтированном в пол столике, лежали все его вещи.
Ноги связаны не были. К креслу приковать его тоже не посчитали нужным, но, несмотря на относительную видимость свободы, Джим понимал сейчас абсолютно точно: сбежать отсюда у него нет ни малейшего шанса. Уж точно не в таком состоянии.
- Не узнаете меня? – с интересом спросил щеголь, заметив взгляды Кирка. По голосу Джим узнал покупателя. Значит, вот как выглядит его флаер изнутри…
- А должен узнавать? – сипло спросил он, в то время как память напряженно прокручивала все, что могло бы сейчас помочь ему в его положении.
- Как знать, как знать… Для вас, должно быть, наша встреча была рутиной. А мне чуть не разрушила жизнь.
Кирк промолчал. Желания вступать в переговоры он не испытывал, хотя разум, еще не оправившийся до конца от выстрела, робко подсказывал, что стоит попытаться потянуть время в надежде, что его команда, если уже прошло достаточно времени, заметит его отсутствие и начнет поиски.
Покупатель внимательно разглядывал связанного офицера.
- Джастин Куртц, - наконец представился он, так и не увидев узнавания в глазах Кирка. – О-о-о, вижу, вы все-таки помните.
И лишь теперь Кирк, глядя на это постаревшее лицо, вспомнил, где и когда он встречал этого человека. Память услужливо подкинула название планеты – Клисфера-4 - и быстротечный бой с пиратским кораблем, закончившийся его уничтожением и арестом всех выживших.
Да, Кирк помнил этого человека. Тогда, десять лет назад, этот человек, капитан взорвавшегося суденышка, бросал в него оскорбления и клялся отомстить. В бою он потерял свой корабль и весь товар, а вместе с ними – и свободу.
Джим не знал, что тот сумел сбежать с планеты-колонии, на которую его отправили.
- Испугались? – негромко спросил Куртц, не отводя взгляд от лица Кирка. – Мне есть за что не любить вас, капитан.. точнее, адмирал. А вы настырный. Второй раз вмешиваетесь в мои планы. Но теперь вы больше не навредите не мне, ни моим… друзьям.
На слове друзья он едва заметно запнулся, и Кирк позволил себе мысленную усмешку: какие могли быть друзья у того, кто предавал столь же легко, как и дышал?
По трапу раздались торопливые шаги, и в каюте появился еще один человек.
- Похоже, он здесь один, - не отдышавшись, выпалил он, - Я обшарил все, никаких следов.
- Один? – Куртц удивленно хмыкнул и, прищурившись, повернулся к Кирку. – Очень неосмотрительно, адмирал. Итак, не хотите ли теперь все-таки ответить на наши вопросы?
- На какие? – прохрипел Кирк. Корчить из себя героя не было никаких сил. Мысль, что нужно говорить и постараться потянуть время, была здравой, и адмирал принялся усиленно следовать ей.
- Во-первых, что вы здесь делаете.
- Гуляю, - язвительно отозвался Джим.
- Не правильный ответ, - с обманчивой мягкостью возразил Куртц. Отвернувшись от адмирала, он шагнул к столу и взял с него какой-то небольшой прибор. Ничего не говоря, поднес его к самому носу Кирка и демонстративно покрутил перед ним, с насмешкой наблюдая, как меняется лицо пленника.
- Вам знакома эта разработка, не так ли? Грубое средство убеждения, но лично мне нравится. Итак, адмирал?
Ничего не отвечая, Кирк смотрел на прибор в руках пирата. И, холодея, узнавал в нем отдаленную, слабо похожую внешне, уменьшенную и более изящную… Созданную в этом измерении копию агонизатора.
Куртц, не дождавшись ответа, укоризненно покачал головой. Агонизатор в его руке поднялся, указывая фокусирующей линзой на связанного адмирала, и тот. Курок с мягким щелчком утопился в корпусе. Удар показался одновременно обжигающим и сковывающим невыносимым холодом. Задохнувшись от дикой боли, Джим скорчился в кресле. Какой идиот сказал, что это “милосердный” прибор, позволяющий не калечить допрашиваемого?! Джиму казалось, что его внутренности заживо проваривают в раскаленной кислоте. Он молчал, судорожно пытаясь отстраниться: закричать, даже если бы захотел, он не мог. Спазм намертво перехватил горло.
Лишь спустя минуту он смог вновь нормально дышать и, с трудом выпрямившись, поднял голову.
- Какого черта вам нужно?.. – с трудом выдохнул он, изо всех сил сдерживая стон.
- А вы не догадываетесь? – допрашивающий его человек преувеличенно удивленно вскинул брови, вольно или невольно пародируя всего раз виденного им Спока, и это, неожиданно, взбесило Кирка.
- Догадываюсь, черт вас подери! – в бешенстве выпалил он, выпрямляясь и чувствуя, как мягкий пластик наручников до боли стягивают кожу. – Нетрудно догадаться, что может интересовать беспринципных мерзавцев вроде вас! Так вот...
-
-
09.12.2014 в 19:51- Так вот, идите к черту. Погуляйте по горам, может, найдете моих парней. Или еще что-нибудь. Я лично помолюсь за то, чтобы вы стали чьим-нибудь ужином!
- Эй, полегче, - недовольно пробурчал оставшийся контрабандист, до этого не вмешивающийся в разговор.
- А не слишком ли вы расхрабрились, адмирал? – поддержал его Куртц.
Джим неловко тряхнул головой, чувствуя, как опасно плывет сознание. Пожалуй, его вспышка была не самым лучшим решением. Но желание играть внезапно резко закончилось. Кирк отлично осознавал, что живым его не отпустят, что бы он не говорил и сколько бы информации не дал преступником. И он не собирался даже пытаться – только не таким способом. Вскинув голову, он твердо встретил взгляд преступника и зло, чувствуя, как тянет разбитые губы, усмехнулся.
- Не старайтесь, мистер Куртц.
По мелькнувшей на лице собеседника ненависти он понял, что вежливость закончилось. Тот открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, передумав, лишь зло дернул губой и поднял агонизатор. И мир потонул в океане боли.
***
В гостиной дома Сарека висела тяжелая тишина. Жрец, присланный Т’Лар в качестве, как выразилась землянка, «медбрата на случай нервного срыва», вежливо простился и ушел, стоило за доктором закрыться двери. В доме теперь оставались лишь двое: сам Спок и Аманда. Десять минут, что прошли с момента, когда встревоженный МакКой сообщил о пропаже Кирка, прошли в напряженной суматохе. На то, чтобы связаться с властями и попросить о начале поисков, не ушло много времени. Однако сама Аманда, испытывающая к адмиралу теплые чувства, волновалась и без конца ходила по комнате, совершая множество шумных и зачастую бессмысленных действий.
- Ты слишком взволнована, мать, - наконец, не выдержав, отметил Спок. – Возможно, тебе стоит отдохнуть.
- Взволнована? Да, дорогой, для нас, людей, это нормально, когда с дорогими нам людьми случается беда.
Спок вскинул бровь. Помолчал, анализируя все, что было известно ему о адмирале и о его краткосрочном знакомстве с Сареком и Амандой. И наконец, не найдя ответа, осторожно уточнил.
- Ты говоришь «дорогими»? Позволь спросить, разве адмирал Кирк является твоим другом? Если мои данные верны, вы знакомы в общей сложности…
- Несколько дней, - обезоруживающе улыбнулась Аманда. – Ох, Спок, разве это имеет значение? Капитан очень хороший человек, с ним легко общаться. А я обязана ему жизнь твоего отца; одного этого было бы достаточно, чтобы волноваться за его безопасность. А теперь - и твоей жизнью.
Спок прикрыл глаза, вспоминая.
- Дипломатическая миссия на Вавилон, - тоном утверждения произнес он. Женщина, не отвечая, с улыбкой наклонила голову. И почти тут же вновь нахмурилась.
Спок тяжело вздохнул. Эмоции матери были слишком заметны и достаточно утомительны, однако указывать ей на это он считал неэтичным. Его мать, землянка, добровольно приняла образ жизни вулканцев, однако у него не было права заставлять ее следовать их обычаям.
Время шло. Спок чувствовал, что его собственные эмоции находятся в большем беспорядке, чем было допустимо. Вторжение этого импульсивного землянина, доктора МакКоя, нарушило спокойствие, тщательно поддерживаемое занятиями и медитациями. Сейчас Спок чувствовал себя измученным и потерянным, однако даже не мог попросить мать об уединении, признавая за ней право находиться там, где она считает нужным. Даже если это – малая гостиная, где Спок каждый вечер занимался совершенствованием медитативных техник. Он мог бы отправиться в свою комнату – но что-то подсказывало ему, что это решение, в сложившихся обстоятельствах, может быть истолковано неверно. Поэтому он всего лишь старался отгородиться от бьющих в его щиты эмоций и, максимально очистив разум, погрузиться в неглубокий транс.
Мысли спокойно текли, не задерживаясь ни на чем. Он ровно дышал, медленно восстанавливая контроль над эмоциями и постепенно погружаясь все глубже в собственную память. И вдруг…
“Боль. Шок. Ужас.
Спо-о-ок!.. Помоги...”
- Спок! Спок, что случилось, милый?!
Спок резко вздрогнул и вышел из транса. Сердце тревожно колотилось в висках. Он поднял глаза и, нахмурившись, взглянул во встревоженное лицо Аманды.
- Что случилось, Спок? Ты нехорошо себя чувствуешь?
Боль, неожиданно пришедшая извне, медленно уходила, ощущение чужого присутствия гасло.
- Я… - голос звучал сипло. – Мое самочувствие удовлетворительно.
Нахмурившись, он смотрел на женщину По ее лицу было видно, что она ни капли не поверила в его «удовлетворительно», но не хочет лезть в душу – сколь бы абсурдной не казалась Споку подобная формулировка. В памяти сохранился голос, который он, как ему показалось, узнал. Однако это было крайне нелогично.
Он поколебался еще минуту, не зная, как ответить на вопрос. И, наконец, нехотя произнес.
- Человек, который привез меня на Вулкан. Кирк. Он звал меня. Это нелогично.
- Кирк? - Аманда нахмурилась… - Спок, тебе еще многое предстоит вспомнить, а пока просто поверь мне: когда речь идет о тебе и капитане Кирке, все очень логично.
- Капитане? – вулканец недоуменно вскинул голову. – Я полагаю, мы говорим об одном и том же человеке, в таком случае почему ты называешь его не принадлежащим ему званием?
- Ох, Спок… Ты поймешь это. Позже. Что ты видел?
- Я… не уверен. – Спок задумался и прикрыл глаза, восстанавливая в памяти обрывочное, словно пришедшее из глубин памяти, ощущение. – Полагаю, термин «видел» не вполне точен. Я слышал голос, принадлежащий адмиралу. Поскольку адмирал Кирк не вулканец и не владеет ментальными техниками, мои сензитивные данные могут быть вызваны…
Аманда огорченно всплеснула руками.
- Спок, Спок, порой я думаю, что ты слишком похож на своего отца! – и, не обращая внимания на то, как недоуменно взлетает бровь сына, импульсивно продолжила, - Кирк в беде. Неужели хотя бы чувства благодарности недостаточно, чтобы ты попытался прислушаться к себе, не пытаясь найти объяснение? Вы были друзьями. Даже тогда, когда я впервые узнала капитана, он был куда ближе к тебе, чем мы с отцом. Забудь вбитые тебе в голову утверждения о ментальных способностях, это не важно.
- Я не вижу связи между чувством благодарности и логикой, - недоуменно отозвался Спок. И замолчал, не объясняя больше ничего. Мать еще минуту помолчала, ожидая продолжения, после чего, скорбно покачав головой, вышла из комнаты.
Оставшись один, вулканец вновь медленно опустился на камень, заняв прежнюю медитативную позу. Покой и отстраненность в этот раз не желали возвращаться, потревоженные до сих пор звучащим в памяти Спока криком. Даже сейчас, пытаясь очистить мысли и вернуться к медитации, он не мог забыть боли, прозвучавшей в этом голосе. «Вы были друзьями». Спок помнил это – помнил теми обрывками собственной памяти, которые постепенно возвращались к нему, помнил глазами отца и жрицы, присутствующей при его воскрешении.
Но он не помнил их дружбы.
В памяти его было достаточно информации, чтобы определить, что именно понимают земляне под этим словом. Однако в ней все еще царил слишком большой хаос, чтобы он мог вычленить хоть что-то, что укладывалось бы в логичную, не подчиненную эмоциям картину.
Спок закрыл глаза и, соединив пальцы в жесте сосредоточения, погрузился в размышления. Сумбур в мыслях и в памяти мешал ему восстановить точную последовательность его жизни, мешал вспомнить и осознать то, что с ним происходило до пробуждения на вершине Селейи. Имя, безо всякого усилия вспыхнувшее в сознании при виде усталого измученного лица незнакомца. Пугающие, слишком яркие эмоции. Узнавание, ощущение чужой радости и иррациональное чувства уместности рядом со слишком бестактными и нелогичными людьми. Это было недопустимо. Нецелесообразно. Бессмысленно. Лишь логика могла помочь выстроить из разрозненных осколков памяти единую четкую систему. Однако избавиться до конца от вносящих разлад эмоций не удавалось, несмотря на все старания. Возможно, он недостаточно внимателен. Или же его смешанная природа не позволяет в должной степени освоить ментальные технологии, необходимые для полной реабилитации.
Прокручивая в голове все, что могло бы помочь землянам в поисках их адмирала, Спок все глубже погружался в медитативный транс, позволяя своему сознанию свободно плыть в бескрайнем пространстве вселенной. Мир становился четче и яснее, предметы, более не осязаемые органами чувств, принимали свой истинный вид. Недоступные людям нити ментальной связи обретали плоть и становились единственным, что имело значение. Спокойное, уверенное пламя – отец. Сорок световых лет, отделявших Вулкан от планеты, где сейчас Сарек выступал в Совете Федерации, не могли быть помехой связи между отцом и сыном. Яркий, щекочущий, ласкающий теплом и заботой огонек совсем рядом – мать. Четкие упорядоченные светочи сознания в нескольких десятках километрах – старейшины. Он мог бы сейчас прикоснуться к ним и испросить совета, как не раз уже делал в моменты, когда смятенный разум не способен был найти дорогу в окутывающем его мраке.
Он не стал их тревожить. Мысли его скользили вдоль тонких связей, связывающих его с родными, со своим народом, ощущая все их и каждую в отдельности, как обособленную и в то же время неотъемлемую часть самого себя.
-
-
09.12.2014 в 19:52- Джим! – собственный хриплый крик заставил его вздрогнуть и очнуться. Опрокинутый от резкого движения светильник с грохотом покатился по полу и погас. Дернувшись, Спок открыл глаза, но даже сейчас продолжал видеть неизвестную ему связь и ощущать, как удары энергии неясной природы прошивают мышцы огнем.
Ускорившийся до трехсот ударов в секунду пульс исступленно колотился в височной вене. Судорожное, точно после удушья, дыхание мешало сконцентрироваться. Спок неловко распрямился и резко поднялся на ноги. Несколько секунд он стоял, пытаясь привести в порядок собственные мысли и с отстраненным сожалением осознавая, что минувшая вспышка эмоций свела на нет труды двух месяцев. А потом, внезапно развернувшись, стремительно вышел из комнаты.
Спустя полминуты со стоянки рядом с поместьем сорвался флаер и с неподобающе высокой скоростью направился к частному аэродрому у подножия гор Лангол.
В сознании дрожала в агонии теплая золотая нить и звучал голос, повторяющий его имя.
***
Медленно выныривая из океана боли, Джим ощутил холод металлического пола под собственной спиной и соленый вкус крови во рту. За грудиной пекло, каждый вдох давался с трудом. Пульс, как безумный, колотился в висках, грозя разорвать гудящую голову.
- Кажется, очухивается, - донесся до него чей-то голос.
Слова звучали глухо, звук то и дело колебался, как в испорченном интеркоме, то истончаясь до едва слышного писка, то начиная греметь в ушах наподобие салюта. Не в силах окончательно вырваться из забытья, Джим чувствовал, как тяжелые волны обморока швыряют его из стороны в сторону. Ту-у-у-уда – почти к полному сознанию – сю-у-у-уда, обратно в беспамятство, ту-у-уда….
- Обязательно нужно было играться с этими штуками? – недовольно спрашивал кто-то прямо над ним.
- Да, пожалуй, я перестарался, - в неохотном голосе Кирк без особой радости узнал Джастина Куртца. – Не думал я, что наш бравый адмирал такой хилый.
- Да у него, похоже, с сердцем проблемы… Парни, а может, не будем с ним возиться? Еще пару минут под агонизатором – и он без нашей помощи сдохнет, кто подкопается, а?
- Флот подкопается, - отрезал третий голос. – Рой, ты совсем идиот?
Разговор велся совершенно равнодушно, слово обсуждали покойника. Впрочем, это было не так уж далеко от истины. Кирк почувствовал, как его руки, безвольно раскинутые в стороны, грубо схватили, на запястьях с тихим щелчком захлопнулись мягкие, но плотные тиски наручников. Глубоко вздохнув, он с трудом открыл глаза.
- Адмирал Кирк, - над ним наклонилось холеное лицо бывшего работорговца. – Вы меня слышите?
Джим не стал отвечать. Но его противнику, судя по всему, было достаточно ненависти в глазах адмирала, чтобы получить ответ на свой вопрос.
– Адмирал, я думаю, вам не нужно объяснять, насколько серьезно ваше положение. Вы подслушали то, что вас не касалось, вы следили за нами. Было бы неразумно это простить. Однако мы предлагаем вам сделку.
Он замолчал, выжидательно глядя на Кирка, и, не дождавшись ответа, со вздохом продолжил:
- Нам нужна наша безопасность. Вам нужна ваша жизнь. Я меняю вашу жизнь на небольшую информацию о Звездном Флоте.
Кирк продолжал молчать.
- Вряд ли вам стоит упорствовать, адмирал Кирк, - уже с раздражением проговорил Куртц, и контрабандисты поддержали его согласными смешками. – Звездный флот выкинул вас на свалку, объявил преступником всего лишь за то, что, как мы с вами понимаем, было актом дружбы. Вам не кажется, что глупо умирать ради тех, кто вас предал?
- Джастин, оставьте свои старания. Меня ваши предложения не интересуют, - не выдержал Кирк, чувствуя, как растет в нем бешенство. Где-то глубоко внутри зудела подлая мыслишка, что чертов пират, хоть они и враги, говорит сейчас правду. Его фактически выкинули, сдали клингонам свои же, а он…
...А он – нарушил присягу. И, что бы он ни говорил, насколько бы правильными не считал свои действия – это было преступлением. И он должен будет за это ответить. Если только хочет сохранить – не жизнь, но честь. Честь офицера Звездного флота. Ту ее часть, которая у него осталась после того, как он пошел против своих же сослуживцев в попытке отдать последний долг лучшему другу.
Куртц заинтересованно вскинул брови. Глаза его, не отрываясь, следили за лицом Кирка. Наконец, хмыкнув, тот подытожил:
- Красивая поза, адмирал. А толку-то? Кем бы вы себя не считали – скоро вы будете трупом. А ваш драгоценный флот еще и лишит вас посмертно всех регалий, так что в памяти Федерации вы останетесь именно как предатель. – он нагнулся, и его глаза буквально впились в зрачки Кирка. – Я предлагаю вам жизнь, адмирал. И с радостью предложил бы и работу, если бы вы захотели. Жизнь, безопасность, возможно, со временем, реабилитацию. У меня есть связи, хотите верьте, хотите нет. Взамен я прошу лишь коды контроля кораблей.
Он резко замолчал, увидев ответ на лице Кирка. Джим в бешенстве сузил глаза, кулаки его, против воли, сжались. Игры закончились. Одна мысль о том, к чему его подталкивают, вызывала отвращение и желание немедленно разорвать мерзавца.
- Идите ко всем чертям, Куртц! – с ненавистью выплюнул он.
Пусть убивают. Хоть сейчас, пусть потом. Он мог бы поторговаться, мог бы сыграть в эту игру, попытавшись, в который раз, выдать двойку за козырного туза.
Он не будет тянуть время. Есть вещи, которыми офицер, если он не предатель, не способен шутить. И будь что будет.
Ладно, - раздраженно бросил Куртц. – Черт с ним. Идемте, Рой, у нас мало времени. Полагаю, ваш брат не откажется последить за нашим гостем, пока мы с вами заканчиваем погрузку? Потом решим, что делать с ним.
Оба контрабандиста кивнули, соглашаясь. Кирка бесцеремонно подхватили под руки, подтащили к креслу и грубо бросили на сиденье. Голова его мотнулась, ударившись о мягкий подголовник, и бессильно упала на грудь. Прозвучали шаги по трапу; потом все стихло.
Кирк не сопротивлялся грубому обращению и не шевелился. В тот момент, когда контрабандисты решили уйти, оставив с ним лишь одного надзирателя, он вновь увидел свой шанс на спасение. Силы еще не вернулись к нему полностью, однако он быстро приходил в себя, и, если Митчелу не придет в голову дополнительно привязать его к креслу…
Что-то громко звякнуло о столешницу. Митч швырнул на стол отданный Куртцем агонизатор и с довольным вздохом плюхнулся в соседнее кресло.
- Чертов кретин, - сердито пробурчал он спустя минуту, - Столько проблем из-за тебя. Честное слово, лучше бы мы тебя пристрелили сразу, теперь возни меньше было бы…
Джим ничего не ответил на это. Его мозг лихорадочно перебирал возможные варианты, не видя ничего, что могло бы гарантировать успех. Сердце бешено колотилось в груди. Возможно, скоро он вновь получит свободу, если, конечно, сможет правильно разыграть выпавшие карты. А быть может, его жизнь закончится уже через несколько минут.
Нельзя было терять ни минуты. Наскоро прокрутив в голове сформировавшийся план, Кирк на пробу пошевелился и, дернувшись, громко застонал.
- Эй! Эй, а ну прекрати! – зло и одновременно испуганно прикрикнул на него Митч. Разумеется, Джим и не думал прекращать. Наоборот, застонав еще громче и жалобнее, он откинул голову на спинку и мелко задергался, пытаясь изобразить не то инсульт, не то приступ эпилепсии. Представил себя со стороны и добавил к «картине» задушенный хрип, который сделал бы честь любому актеру драматического театра.
Митчел в панике вскочил на ноги.
- Черт! Черт, что с тобой? Эй, адмирал, не вздумай сейчас сдохнуть!
Не реагируя на его слова, Кирк продолжал свой любительский спектакль. Знать бы, как он выглядел, когда отключился. Да только тогда он был не в том состоянии, чтобы думать, как выглядит и что делает. А познаний в медицине, подцепленных от МакКоя, все таки было недостаточно, чтобы достоверно сыграть сердечный приступ. Оставалось надеяться, что не особо умный Митч был таким же профаном в вопросах сердечных заболеваний, как и он сам.
- Вот же зараза… - потерянно пробормотал его надзиратель. Кирк понял, что еще минута – и парень, запаниковав, кинется за своими сообщниками. Больше тянуть было нельзя. Нужно было рискнуть и пойти на ва-банк.
- Дышать… Не могу… Помогите… - прохрипел он.
Он не мог видеть себя со стороны. Однако для Митчела корчащийся в кресле смертельно бледный, как покойник, человек выглядел более чем достоверно. Поколебавшись секунду, он подошел к пленнику и, нагнувшись, попытался расстегнуть пошире ворот кителя.
Большего Кирку было и не нужно. Контрабандист отшатнулся и взвыл, когда Джим с силой, рожденной отчаянием, ударил его головой по переносице. Согнувшись, он одной рукой схватился за сломанный нос, а другой с ненавистью рванул с пояса фазер. Однако было уже поздно.
-
-
09.12.2014 в 19:53Не давая контрабандисту времени опомниться от атаки, Кирк резко откинулся в кресле, заставляя его резко наклониться назад под весом его тела. Голова раскалывалась от нового удара; усилием воли Джим заставил себя отключиться от этого. Время для Кирка замедлилось, как всегда в минуты предельного напряжения воли. Равновесие опасно сместилось. Митч, на чьем окровавленном лице проявлялось выражение ненависти, уже наполовину вытащил фазер из кобуры… Понимая, что от падения - и от выстрела - его отделяют доли секунды, Джим вложил все силы в один, последний, рывок. Скованные мягкой лентой руки были почти бесполезны, однако ноги его никто не озаботился связать, считая, что у него все равно не хватит сил для побега. И Джим, напрягая все силы, отчаянно изогнулся в заваливающемся назад кресле, взметнув ноги вверх… И обвил щиколотками шею не ожидавшего настолько безумной атаки торговца.
Вряд ли Кирку удалось бы довести все до конца, сражайся они лицом к лицу. Однако кресло под его весом уже падало назад, а вместе с ним падал и Кирк. Митчел, чья шея оказалась зажата в тиски, только и успел вскинуть руки, пытаясь стряхнуть с себя Кирка… А потом двойной вес увлек его на пол, вслед за рухнувшим креслом. Зазвенел по полу выпавший фазер.
От удара в глазах у Кирка потемнело. Он чуть было не потерял вновь сознание, и лишь предельным усилием воли заставил его не разжать ног. Однако и его противнику падение даром не прошло. Сжав шею врага коленями, Кирк с минуту удерживал его, и, лишь почувствовав, как тело бессильно обмякло, со стоном отпустил его.
Только после этого позволил себе, зажмурившись, уткнуться лбом в холодный пол. Голова трещала с такой силой, что создавалось ощущение какого-то овоща на плечах, причем старательно разрубаемое невидимым поваром. Однако он вновь был свободен. И это осознание действовало на Кирка лучше самого хорошего лекарства.
Он позволил себе лишь несколько секунд слабости. Всего через полминуты он с трудом перевернулся на спину, стараясь не обращать внимание на боль в скованных руках. Стиснув зубы, он напрягся и, сделав резкий рывок, стал сперва на колени, а потом и на ноги. На то, чтобы вытащить из поясного кармана контрабандиста электронный ключ и отомкнуть наручники, ушло еще несколько драгоценных минут. Каждую секунду Джиму казалось, что сейчас кто-нибудь, заинтересовавшись шумом во флаере, зайдет в каюту, и его побег на этом завершится. Но, похоже, сегодня удача была на его стороне.
Замок наручников тихо звякнул и раскрылся. Джим, не позволяя наручникам упасть на пол, поспешно подхватил их непослушными пальцами и, бесшумно уложив их на стол, несколько секунд разминал руки. Глаза его в это время обшаривали помещение, пытаясь найти местечко поукромнее для маячка. Быстрее всего и проще было бы просто закинуть его под одно из пилотских кресел, но он опасался, что во время движения округлый приборчик может выкатиться наружу. Наконец, глаза его остановились на одном из кресел. Ему пришло в голову, что маячок можно затолкать под обивку; в этом случае его не найдут до тех пор, пока не станут устраивать полный ремонт или чистку транспорта. Да и риска, что сигнал перекроет какое-нибудь экранирующее покрытие, снижается почти до нуля – все-таки вряд ли кто-нибудь будет сидеть в кресле, запаковавшись в комплект ионной защиты.
Джим Кирк относился к тому типу людей, которые, несмотря на славу «горячих голов», умели быть собранными и осмотрительными. Однако, когда решение было принято, он не медлил. Одним движением он подцепил обивку и просунул в образовавшуюся щель самодельный маячок. Все. Дело сделано. Теперь, независимо от того, спасется ли он или обретет могилу среди этих скал, самое позже через сутки Куртц окажется в руках полиции.
Облегченно вздохнул, он на секунду прикрыл глаза и позволил себе мгновение слабости: прислонился спиной к переборке, давая отдых ломящему телу и голове, буквально вопящей о сотрясении и вообще нежелании служить такому безрассудному хозяину. Жаль, что контрабандисты уйдут от ответственности…
Уйдут?
Безумная мысль заставила Кирка вскинуться и, отлепившись от стены, рвануться к столу. Глаза его лихорадочно зашарили среди сваленных предметов в поисках его коммуникатора. Лишь сейчас он понял, как сглупил, не сообразив сразу: роль одностороннего маяка отлично может выполнять и раскуроченный коммуникатор; разумеется, если немного изменить сочетание контактов. Проклятье, ему бы еще немного времени!
Нагнувшись, Кирк быстро проверил пульс на сонной артерии своего пришибленного надзирателя. Теоретически, таким захватом, что применил он, можно было и убить. Но нет, контрабандист дышал. Джим прикусил губу. Идея с коммуникатором была хороша, вот только возникал вопрос: если маячок, благодаря его размерам, спрятать было относительно легко, то куда положить предмет размером с кулак, чтобы его не заметили в первые же полчаса? Вариант был лишь один. Чертыхаясь вполголоса, Кирк снова кинулся к креслу и, в тревоге прислушиваясь к звукам извне комнаты, выковырял из-под обшивки маячок. Поколебался секунду и, тряхнув головой, протолкнул на его место свой верный, хотя уже изрядно потерявший товарный вид коммуникатор. На кресле теперь остался виден едва заметный бугорок… Джим надеялся, что хотя бы в первые часы террористу будет не до того, чтобы рассматривать не использующееся им кресло.
Определив один прибор, Кирк вернулся к поверженному торговцу. Тот пока не подавал признаков жизни, и Джим нахмурился. Хотя особой жалости к пытавшим его людям он не испытывал, контрабандист должен был остаться жив и невредим, чтобы приятелям не пришло в голову выкинуть его прямо здесь, а вместе с ним и спрятанный на его теле маячок.
Добавить к вещам человека что-то, даже столь маленькое, далеко не такая простая задача, как кажется на первый взгляд. Любой человек, особенно если его жизнь связана с риском и незаконными делами, тщательно следит за своей одеждой, своими вещами, и изменение обнаружит очень быстро. Поэтому единственный вариант, если уж нужно пометить человека – прятать маячок на ту деталь одежды, которой человек касается реже всего. А это, в первую очередь, воротник, белье и обувь. Джим окинул его напряженным взглядом. Нелегкий выбор. Парень был ранен, хотя, вроде бы, не тяжело. А значит, его могут раздеть, чтобы оказать первую помощь. На чем остановиться? На глазок Джим попытался определить место на одежде, где дольше всего не заметят маячок. Наконец, решившись, он сунул крошечный прибор в один из сапогов, протолкнул его поглубже, постаравшись, чтобы тот попал в складку и не вызывал неудобства и желания разуться и избавиться от «камешка». И лишь после этого, забрав со стола свои вещи, кинулся к двери.
Через два шага он сообразил, что остался совершенно без связи. Вернувшись в один прыжок, он поспешно сорвал с пояса бессознательного контрабандиста его коммуникатор. Парни использовали аппараты военного образца – Джим невольно испытал гордость за почти неубиваемую стандартизированную разработку флотских умников – и внешне отличить их от коммуникатора Кирка было непросто. Кирк очень надеялся, что в устроенном им беспорядке исчезновение этого приборчика заметят не сразу.
А после этого, не задерживаясь больше ни на секунду, Кирк выскочил из каюты и бросился по тесному коридору к выходному шлюзу.
-
-
09.12.2014 в 19:55Если, глядя на изящный флаер снаружи, Кирк посчитал его скорее спортивной яхтой, чем кораблем для серьезных межпланетных путешествий, то теперь от свое мнение переменил. Кораблик был напичкан сложной аппаратурой, буквально каждый квадратный сантиметр был гимном функциональности. Невольно Джим испытал ревность – ревность капитана, увидевшего достойного соперника своей единственной любви. Эта игрушечка, пожалуй, могла бы потягаться в скорости даже с Энтерпрайз – правда, лишь на коротких дистанциях. В длительной гонке корабль Кирка все равно победил бы за счет своей инерционной массы и большего запаса топлива. Воспоминание невольно споткнулось на болезненном осознании: Энтерпрайз больше нет. Не с кем соревноваться…
Мысленно Кирк загадал, если удастся уйти живым, пробить корабль по базе и попытаться выяснить, кто из флотских умельцев ремонтирует корабли преступников. А то, что работа эта флотская, Кирк почти не сомневался.
Тесный коридорчик оказался совершенно пустым, и Джим, добравшись до выходного шлюза, позволил себе облегченный вздох. Он почти ждал, что на пути к свободе его остановят возвращающиеся подельники, и готов был сражаться. Но сейчас ему везло - и он надеялся, что везение продолжится и дальше. Еще одной схватки ему не выдержать, все тело и так буквально одеревенело от ушибов и остаточного действия агонизатора.
Кирк вынул фазер. Перевел его в режим оглушения и лишь затем нажал клавишу на панели управления, открывая шлюз. Пандус опускать не стал, понимая, что звук может привлечь к нему внимание. Хотя при мысли о необходимости прыгать на жесткие камни его передернуло.
Дверь открылась. Быстро оглядевшись, Кирк мягко спрыгнул на песок. Стремительный перекат через плечо – и вот он уже сидит, низко пригнувшись под защитой амортизаторов.
И…
- Стой! Стой, зараза! – взбешенный вопль разорвал тишину вулканской ночи, и почти сразу же мглу прорезал луч фазера. – Митч? Митч, Куртц, где вы, ко всем чертям?!
В ответ на вопли раздался грохот железного ящика, который то ли бросили, то ли споткнулись о который, и топот шагов. Не дожидаясь, когда к Рою придет помощь, Кирк, пригибаясь, метнулся к скальной гряде. Вслед ему ударил фазер.
Джим, не давая себе времени даже чтобы оглянуться, нырнул за камень, а кто-то уже палил ему в спину на поражение. Камень, за которым Кирк нашел укрытие, буквально взорвался крошевом мелких камней. Острый осколок больно резанул по щеке. Джим, чертыхаясь, рухнул на землю, отвернул лицо в сторону, защищая глаза от осколков, и, молясь про себя, чтобы никто не зашел с другой стороны, быстро-быстро пополз вперед.
Сейчас он хорошо понимал, что его шансы уйти живым и свободным уменьшаются с космической скоростью, и в груди кольнуло смесью ярости и страха. Умирать не хотелось.
А вновь даваться живым было нельзя. Если ему не судьба спастись, то смерть нужно встретить от оружия, как и подобает офицеру звездного флота. От такого оружия, следы которого заставят начать расследования немедленно, а не вступать в дискуссии о несчастном случае и халатности.
Не давая себе времени на раздумья, он пригнулся за камнем и на ощупь перевел регистр фазера на узколучевой режим. Руки действовали быстро и четко, несмотря на то, что внутри все передернулось при одном воспоминании о том, как выглядит рана, нанесенная вплотную в таком диапазоне. И насколько болезненна эта, почти мгновенная, смерть. Он не сомневался, что, в случае чего, у него хватит мужества сделать выстрел. Он лишь не был уверен, хватит ли на это времени.
Камень над его головой вновь взорвался и, оплавившись, потек вниз красными струйками. Ему вновь пришлось менять укрытие. Прислушиваясь к злым голосам, он понимал, что петля сужается. Третьего участника заговора до сих пор не было слышно: возможно, все еще не пришел в себя, а возможно, сейчас заходит с другой стороны, надеясь застать врасплох. Джим стиснул зубы. Загнали, как зверя в нору. Он не мог понять, откуда его преследователи так хорошо знают, куда стрелять. Неужели приборы ночного видения? «Если так», - мелькнула в его голове мысль, - «то дела плохи.»
Голос Куртца раздался совсем близко, и в ту же секунду Кирк, не теряя времени, стремительно выпрямился и выстрелил на голос. В ответ раздался вопль – скорее взбешенный, чем болезненный. «Промазал», - хладнокровно отметил Кирк, вновь прячась за камнем.
Вспышка почти не осветила пространство, однако ту секунду, что луч фазера все-таки разгонял темноту, Кирк успел заметить тени совсем рядом со своим укрытием. Действительно, двое. И слишком близко, черт возьми.
Не дожидаясь, когда они прицелятся получше, он приник к земле и неловко, на манер ящерицы, переполз к соседней скале.
Прислушался. Шаги смолкли, сейчас он не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания и грохота крови в ушах. Напрягая изо всех сил слух, он не замечал ничего, и не мог понять: то ли его преследователи залегли и не шевелятся, то ли подкрадываются к нему, но так осторожно, что он не слышит ни малейшего шороха.
Раньше, чем он успел сделать хоть какой-нибудь вывод, с расстояния всего в несколько десятков метров раздался скрежет каблуков по гальке и раздраженный голос:
- Эй, Кирк, тебе не надоело? Сдавайся, обещаю тебе жизнь!
«Да, а еще виллу на Ригеле и прогулочную яхту в придачу», - мрачно хмыкнул Джим про себя, даже и не подумав ответить. Ему было не до этого – он изо всех сил прислушивался, прекрасно понимая, что разговор может быть лишь отвлекающим маневром для второго – а то и третьего – человека, сейчас, возможно, как раз подкрадывающегося к нему с другой стороны.
- Эй! Ты меня слышишь?!
В голосе контрабандиста начало звучать нетерпение. И Джим решился. Возможно, это его последний шанс вырваться из окружения. Значит, нельзя его упустить.
Напряженно вглядываясь в темноту, он перехватил поудобнее фазер и, пригибаясь, начал осторожно пробираться вперед, туда, где, как он помнил, был выход в спасительное ущелье.
Голос сзади выкрикнул еще что-то, Джим уже не вслушивался. Он изо всех сил старался двигаться бесшумно, пот градом катился с него. Мышцы рук и ног мелко дрожали от усталости и перенапряжения.
А потом совсем рядом с ним, чуть сзади, что-то негромко стукнуло. В ту же секунду Кирк уже катился по камням, закрывая голову и пытаясь угадать возможную линию выстрела. Вскочил, метнувшись к спасительной скале чуть слева. И…
Вспышка показалась почти бесцветной. Кирк подорвался, пытаясь уйти от взрыва… И рухнул, парализованный. Фазер, вывалившись из руки, покатился по камням, а следом за ним, неловко гася собственную инерцию о камни, безвольно покатился и сам Кирк.
Удар о песок вышиб из его груди весь воздух, голова и рука взорвались резкой болью, но из онемевшего горла не вырвалось ни одного звука. По телу растекалась тупое, тянущее ощущение – шок он какого-то паралитического оружия, выставленного на полную мощность. Грудь запекло от удушья. Джим с усилием вдохнул – на миг ему показалось, что он уже не сумеет набрать кислорода, и эта мысль не вызвала даже страха – только немое бешенство и стыд офицера, второй раз за вечер попавшего в плен. Однако ощущения удушья оказалось фантомным. Легкие послушно развернулись, набирая воздух вместе с мелким серым песком, поднятым его падением. Кирк лежал на земле, нелепо раскинув руки и уткнувшись лицом в жесткую поверхность, а сзади уже слышались торопливые шаги.
- Отлично, - сквозь шум в ушах донесся до Кирка чей-то довольный голос, – Мне определенно нравится с вами сотрудничать, парни.
Прошуршали шаги и остановились прямо возле головы неподвижно лежащего Кирка. Краем глаза он видел запыленные высокие сапоги, которые носили почти все в космосе. Шок от удара медленно проходил, оставляя после себя холодную злость на себя и понимание того, что в этот раз ему уже не удастся так просто сбежать.
- Мы с Крейгом четыре года работали, - огрызнулся один из контрабандистов. – Какого черта нам тебя дурить? Можешь не сомневаться, все остальное тоже высшего качества, не только станнеры.
- Теперь – верю.
Кирк услышал, как со спины к нему приблизился еще один человек.
- Изворотливый, гад, - со злым восхищением протянул он и, брезгливо ткнув адмирала ногой, перевернул его на спину. В поле зрения его наконец появилось хоть что-то, кроме песка и чужих сапог. И увиденное Джиму не понравилось. Два лица, на которых написано жестокое удовлетворение, и блестящий прибор в руке одного из них, в коем адмирал, интересующийся всеми новинками вооружения, опознал портативный полицейский станнер. А сверху, заливая их равнодушным зловещим светом, смотрела огромная, низко весящая «сестра» Вулкана, багровая Т’Хут.
Щеголь-контрабандист довольно оглядел адмирала, как рыбак особо крупную рыбину, и отступил назад, оглядываясь на что-то невидимое Кирку с недоброй ухмылкой. Из поля зрения парализованного адмирала он скрылся, но голос его был слышан отчетливо. Контрабандист тоже оглянулся и рассмеялся.
- Эй, Миччи, посмотри, какую птичку мы поймали! Хорошо он тебя разукрасил, а? Красавец!
Кирк не удивился. Пора бы уже появиться третьему, оглушенному им участнику. Не так уж сильно он его и приложил, как раз времени хватило бы прийти в себя. Но в сердце екнуло. Не так хотел он встретиться с этим парнем. Не сейчас и точно не беспомощным и неподвижным, не способным даже защититься.
- Заткнись, Рой.
-
-
09.12.2014 в 20:00- Митч! Митч, хватит! – после нескольких ударов второй контрабандист, опомнившись, схватил приятеля за локоть. – Черт побери, Митчел, ты его покалечишь!
- А ты думал, я на нем жениться хочу? - тот с ненавистью вырвал руку.
- Да послушай же ты!..
Более сообразительный, Рой попытался оттащить Митчела от беспомощного пленника. А тот даже и тогда все старался вырваться и одновременно еще раз пнуть Кирка.
- Идиоты, - презрительно прервал сцену голос покупателя. – Вы хотите, чтобы за вами охотилась межпланетная полиция? Оставьте его в покое, его труп нужен нам не изуродованным!
Удары прекратились. Борющиеся приятели исчезли из поля зрения Кирка, теперь он слышал лишь их тяжелое дыхание и сдавленную ругань. Лишь теперь он смог наконец перевести дыхание. Еще пара минут – и горячий контрабандист, оглушенный им, просто убил бы его, в этом у Джима не было никаких сомнений.
«И возможно, это было бы к лучшему», - внезапно мелькнуло в его мозгу тревожное. Рядом шел сердитый разговор на повышенных тонах, и, несмотря на шум в ушах после побоев, Кирк изо всех сил прислушался, пытаясь понять, что еще ему готовят. Ничего хорошего – в этом он не сомневался.
- Он… Черт бы вас побрал, этот ублюдок мне нос сломал! – задыхаясь, выпалил избитый Кирком парень.
- Да ладно тебе, Митч…
- Переживешь! – а это уже покупатель. – Я не намерен из-за твоего чувства мести прятаться от властей. Когда они найдут тело, никто, даже самый внимательный медэксперт, не должен заподозрить, что смерть была насильственной.
- Ну тогда ищи, где залечь, - мрачно отозвался Рой. – Где ты найдешь идиотов, которые не отличат следов сапог?
Джим был с этим полностью согласен. Пришибленный Митч был несдержанным идиотом – и в этом адмирал видел свой хоть мизерный, но шанс. Главное, дождаться, когда пройдет паралич, а там можно будет попробовать сблефовать.
Следующие слова заставили его сглотнуть и похолодеть.
- После падения с плато? Черта с два кто-нибудь что-то разберет в той мешанине, что от нашего адмирала останется. Раз уж он здесь один, то вполне может сорваться в темноте. Тут мы вам поможем, Кирк, - внезапно обратился он с пленнику и негромко, недобро рассмеялся.
Кирк пропустил издевку мимо ушей, пытаясь успокоить зачастившее дыхание – единственное, что он мог сейчас сделать, чтобы сохранить хотя бы какую-то видимость достоинства. Перед глазами вновь встала почти отвесная стена горы и камни далеко внизу, и из глубин души начал подниматься тщательно подавляемый страх. Он не боялся высоты, да и к перспективе преждевременной смерти привык уже давно. Но при мысли о беспомощном полете вниз и том, что ждет его в конце этого пути, где-то внутри возникала опасная дурнота.
Однако сейчас, даже больше, чем собственная близкая смерть, его пугало понимание, что проданное оружие уже в ближайшие дни может быть использовано против Звездного флота. Против тех, кому Кирк приносил присягу, с кем его связывала общая работа и, возможно, даже дружба. Он не сумел предупредить никого. Даже если кто-то из ребят, найдя его тело, заподозрит что-то – что они смогут сделать, не зная, что именно искать?..
От мысли, как близок он был к побегу и как глупо попался, хотелось выть. Нельзя было предусмотреть появления новейшего полицейского вооружения у преступников. Нельзя – но это не оправдывало ни его ошибки, ни его неосторожности. И утешением, когда его добьют и отправятся готовить диверсию в Сан-Франциско, это тоже не будет.
-
-
09.12.2014 в 20:08- Доктор, наконец-то, - с облегчением обернулась к запыхавшемуся МакКою Ухура, когда он вбежал в полуразобранную рубку. - Есть какие-нибудь новости о капитане?
- Они начали поиски, - скривившись, отозвался тот. - У матери Спока неплохие связи, насколько я понимаю. Чертовщина какая-то! Такая развитая планета, а найти человека не могут! Можно подумать, они тут толпами бродят!
Неприятно пискнул пандус, пропуская из инженерного Чехова.
- Кто бродят, доктор?
- Люди, Павел, - негромко отозвалась связистка, не дожидаясь, пока начинающий закипать доктор ответить что-нибудь грубое. - Мы с доктором надеялись, что власти вулкана отследят местонахождение адмирала Кирка орбитальными сенсорами… Но…
- Но это видите ли незаконно! - сердито закончил МакКой. Пробормотав себе под нос какое-то проклятье, он вышел с мостика.
Оставшиеся в рубке Чехов с Ухурой переглянулись и удрученно замолчали. Собственный печальный опыт говорил, что пытаться переубедить вулканцев, когда речь идет о легитимности - пустая трата времени. Кирк потратил уйму времени, чтобы добиться от властей вулкана разрешения заниматься ремонтом на этом космодроме в обход директив Флота. И, подозревали офицеры, без поддержки посла Сарека это вообще было бы невозможно.
- Я попробую настроить корабельные сенсоры на капитана, - мягко проговорила наконец женщина, озвучивая их общее мнение. - Возможно, нам удастся…
- Если только эта чертова развалюха вообще поднимется в воздух! - в сердцах воскликнул ее приятель, с ненавистью стукая кулаком по топорщащемуся проводами пульту. Возраст и коммандерские нашивки на рукавах ничуть не уменьшили ни его импульсивности, ни отвращения к бездействию.
Потерев ушибленную ладонь, русский тяжело вздохнул и, присев рядом со связисткой, с кислым выражением взялся за инструменты. Азартная игра “собери из кучи мусора консоль связи” не относилась к его любимым. Вообще никто из старой команды Энтерпрайз - за исключением, быть может, Скотти - не питал любви к трофейному кораблю. Однако именно Чехов и МакКой почему-то испытывали к нему особую неприязнь.
Но тот факт, что найти Кирка без него становилось невозможно, сильно увеличивал шансы клингонской птички стать, в конце концов, на крыло.
***
Т’Хут, светящая прямо в глаза Кирку, медленно сдвигалась по ночному небу. Не отрываясь, он смотрел на ее багровый диск. Это было единственное, что он мог сейчас делать. К сожалению, ночь сгущалась слишком медленно, чтобы офицеры Энтерпрайз всерьез забеспокоились отсутствием адмирала и начали поиски.
Рядом слышались негромкие спокойные разговоры и приглушенно грохотали переносимые ящики с оборудованием. Контрабандисты не спешили. Они чувствовали себя в полной безопасности, и действовали неторопливо и даже с каким-то садистским удовольствием. Джима это не расстраивало – нужно было быть полным безумцем, чтобы стремиться приблизить собственную смерть. Он чувствовал, что оцепенение медленно начинает спадать. Пока что он еще не мог пошевелиться, однако знакомое пощипывание в руках и ногах подсказывало ему, что это уже ненадолго.
Из коротких реплик Кирк выяснил, что именно его ждет. Информация не относилась к радостным – но страх теперь отошел в сторону, уступив лихорадочной, напряженной тревоге о том, что готовит эта троица людям в Сан-Франциско. Сейчас, когда неизбежность гибели стала окончательно ясна, Кирк мог думать лишь об одном: его будут искать. Не сейчас, пусть! Но через полчаса, час, через два часа – МакКой непременно забьет тревогу, когда станет понятно, что на встречу в доме Спока он не явился. Контрабандисты этого не знают, для них он – всего лишь одиночка, вышедший прогуляться на ночь глядя. Если они протянут время… Если задержатся еще хотя бы на час… Этого хватит, чтобы развернуть полномасштабные поиски. Даже если будет уже слишком поздно, чтобы спасти его – во время сканирования местности полиция заметит глушащее связь поле, и его убийцам придется навсегда распрощаться со свободой.
Кирка не охраняли. Никто не считал нужным следить за человеком, полностью парализованным и не способным даже по собственной воле моргнуть. Прислушиваясь и изо всех сил скашивая глаза, Джиму удалось примерно определить положение всех троих. Тогда он, понимая, что времени ему остается все меньше, начал пытаться шевельнуться – сперва пальцы рук, потом, если хватит времени – все остальное. Если ему повезет прийти в себя раньше, чем его состояние заметят… Что он будет делать в этом случае, Кирк еще не решил. Однако сдаваться без боя он не намеревался.
Наконец, судя по звукам, все покупки были перенесены во флаер, и все трое подошли к Кирку. Рано, слишком рано!..
Но его, увы, не спрашивали. Бесцеремонно подхватив его с двух сторон, его понесли к шаттлу.
- Черт, а это еще что? – внезапно вскрикнул Рой, остановившись и разглядывая что-то – не то на лице Кирка, не то на одежде. Его грубо опустили обратно на землю, и Рой, нагнувшись, повернув голову пленника к прожектору шаттла. Его пальцы быстро ощупали висок, и кожу резануло болью. Лишь сейчас Кирк вспомнил об угле консоли, о которую ударился во время драки.
Рана, судя по всему, была не серьезной, но достаточно глубокой. Кровь стянула кожу и волосы в тугой болезненный струп, но, оглушенный побоями и остаточным шоком от выстрела, Кирк до этого момента не обращал внимания на легкое неудобство. Однако сейчас, мысленно представив свой вид, он вдруг понял, что это – его шанс. Возможно, его последний и единственный шанс. Сердце бешено заколотилось в волнении. Порез… Не ушиб о камни, а четкий разрез острым предметом.
Губы все еще почти не слушались, и звук, сорвавшийся с них, больше походил на предсмертный сип, чем на осмысленную речь. Но зато его услышали.
- Эй, Куртц, он кажется очухивается! – крикнул за спину Рой, приглядевшись к пленнику. – Что?
- И далеко вы уйдете? – повторно прошептал Джим, с трудом выталкивая слова сквозь неподвижные губы.
- Ну уж точно дальше, чем ты, - недобро прищурился тот.
- Подождите, - подошедший Куртц, нахмурившись, наклонился к пленнику. – Говорите, адмирал.
Кирк подавил торжествующую улыбку. Что ж, его услышали. Это – уже победа, даже если ничего из его затеи не выйдет.
- Думаете, что вулканцы… идиоты? Адмиралы флота не лезут в одиночку на скалы, тем более в темноте.
- Ну вы же здесь, - улыбнулся террорист в ответ.
- Один?
- Вы скажите.
- Вы уже… спрашивали. Лучше подумайте, как быстро вас выследят, когда поймут, что мои порезы получены… не во время падения.
Выдохнув последнюю фразу, Кирк замолчал и закрыл глаза, весь трясясь от усталости. Усилия, потребовавшиеся на несколько коротких фраз, вымотали его так, как не выматывала ни одна, самая тяжелая, вахта. Пот градом катился с него. Куртц долго молчал. Двое торговцев тоже не нарушали тишину, обдумывая сказанное.
- Что ж, ваши предположения кажутся мне логичными. Так, кажется, любят говорить ваши вулканские друзья. Мне жаль вас, Кирк. Это была хорошая попытка. Но я не стану оставлять в живых знающего меня в лицо врага, даже ради того, чтобы избежать подозрения в вашем убийстве. – он резко встал, и Джим понял, что переговоры закончены. Карты были скинуты – и оказались дешевкой. – Грузите его, парни. По дороге расскажу, что будем делать.
- Погоди, эй, Куртц, что ты там задумал? – встревожились оба контрабандиста. – Мы не хотим всю жизнь от Звездного флота прятаться!
- Вы это и так делаете, - хмыкнул тот в ответ уже откуда-то из шаттла. – Не паникуйте.
- Давай лучше как задумали! - раздраженно крикнул ему вслед Рой. Ему не ответили.
- Нельзя его оставлять так… - встревожено пробормотал Митчел. – Рой, а Рой, может, голову ему сразу разбить? Главное, рану расширить, чтобы не подкопались.
- Ну… Может сработать.
Кирк закрыл глаза и стиснул зубы. Внутри опять шевельнулся страх – он был готов к смерти, но не сейчас. Не так.
- У меня появилась идея получше, - с недоброй усмешкой в голосе произнес Куртц. Выпрыгнув из флаера, он подошел к Кирку и остановился рядом. От холодной жестокости, прозвучавшей в его словах, Джима пробрало невольной дрожью. Он не знал, что за идея могла прийти в голову покупателю, но не сомневался, что это ему не понравится. Неосознанно он вновь попытался освободиться, но тело все еще не повиновалось. Чувствительность только-только начинала возвращаться, до полной дееспособности еще было далеко.
Кто-то несильно пнул его мыском сапога в бок.
- Смотри, как бы нам твои идеи потом не аукнулись… - недовольно пробормотал кто-то из двоих контрабандистов – Джим не понял, кто именно.
- Успокойся, о вас он никому не расскажет, - отрезал Куртц. А потом добавил с хитрой усмешкой, – Как насчет того, чтобы проверить мой товар?
-
-
09.12.2014 в 20:09- Нет, вообще-то, нет… - неожиданно негромко протянул Митчел. – Если оставить его в нужном месте… Никто не подкопается. Главное, дозу правильно подобрать, чтобы все достоверно было.
«Дозу?» Кирк бессильно дернулся. Он, как ему показалось, понял, что именно собираются с ним сделать. Почему-то от этого его продрало ледяным ознобом паники и отвращения, словно смерть от удара о камни была предпочтительней, чем отравление какой-нибудь дрянью или передозировка. К медикаментам, законным и не очень, Джим всю жизнь испытывал тщательно подавляемое отвращение. А преступники, обращая на беспомощного пленника не больше внимания, чем если бы он был тюком сена, продолжали обсуждать свои планы. То, что Кирк был в сознании и отлично их слышал, их явно ничуть не волновало. И Джим не удивлялся этому: его не собирались оставаться в живых, и любые тайны, что он услышит, будут надежно сохранены им.
- Именно, Митчел, - продолжал спокойно говорить Куртц, - Не жадничайте, парни. Вам же выгоднее, чтобы он нашего драгоценного адмирала осталось поменьше. Покормим местный зверинец, заодно и я удостоверюсь, что вы мне приличный товар продали.
- Зверинец? – непонимающе переспросил Рой.
«Идиот»… - мысленно простонал Кирк – он и сам не знал, имел ли он в виду контрабандиста, который единственный из них четверых еще ничего не понял, или себя.
- Не тупи, братишка… - пробормотал приятелю Митчел. – Т’Хут светит, значит, хищники охотятся. Черт, мне это не нравится…
- А мне нравится, - ухмыльнулся Куртц. – Хотя я бы на вашем месте, адмирал, предпочел умереть, разбившись. Не так больно, наверное – хотя я не пробовал, а вы не расскажете, жаль… Зря вы начали хитрить, не так ли? Себе хуже сделали…
- Да оставь ты его в покое! – неожиданно разозлился. – Хищники так хищники, лишь бы он не очухался раньше времени!
- Далеко все равно не уйдет, - пожал плечами покупатель, и Джим бессильно проводил взглядом его легкомысленное движение. – Не съедят сразу – через час все равно отрубится, если вы, конечно, уверены, что яд не идентифицируется. А до утра им кто-нибудь поужинает, я эту чертову планетку знаю. С вас ампула, с меня план. Все честно.
- Яд не идентифицируется, не волнуйся, – коротко отозвался Рой, и Кирк, молча слушавший это издевательское обсуждение, услышал, как по песку, удаляясь, зашуршали шаги. Ну вот и все, адмирал. Больше шансов не будет. Идиот, какой же идиот…
Беспросветное отчаяние накрыло его. Раз за разом прокручивая их короткий разговор, Кирк не видел ничего, что он мог бы сделать, чтобы переиграть свою судьбу или хотя бы задержать преступников. Но мысль, что выпавший ему шанс был безвозвратно потерян, не желала уходить и дергала сердце болезненной смесью уязвленной гордостью, вины и страха.
Если двое контрабандистов до сих пор просто игнорировали свою жертву, мысленно списав Кирка со счета и относясь к нему с равнодушием привычных убийц, то их покупателя, пирата, имевшего счеты в адмиралу, беспомощность Кирка явно забавляла. Дождавшись, когда братья, недовольно ворча, уйдут в шаттл за гиппошприцем, он присел рядом с Кирком, наклонился так низко, что тот почувствовал на своем лице тепло его дыхания и, глядя в наполненные бессильным бешенством карие глаза, негромко проговорил:
- Забавно, да, адмирал Кирк? Сколько ваш чертов Энтерпрайз сорвал планов мне и моим людям – а кара вас постигла почти случайно. Не лезли бы не в свое дело, остались бы живы. Судьба все-таки на моей стороне, как вам кажется?
Джим промолчал. Даже захоти он ответить, губы практически не слушались его - оцепенение от удара станнера все еще не прошло до конца. Сил больше говорить не было, и он только и мог, что в ярости стискивать зубы, да представлять, с каким удовольствием вцепился бы в горло подонку. Увы, вреда от этого Куртцу не было никакого.
Пират помолчал минуту. Потом, вздохнув, поднялся на ноги, скрипнув каблуками по песку.
- Скучно, - пожаловался он, - Я так долго представлял, как я буду вас убивать… Медленно… С наслаждением. Но вы мне скучны, капитан. Жаль, что нет времени подождать, когда пройдет оглушение, я бы не прочь с вами пообщаться… Ну да черт с вами, отправляйтесь в ад. Я бы рассказал вам, как именно все произойдет – но какая разница, собственно? Сами все скоро узнаете.
Усмехнувшись собственному остроумию, он, размахнувшись, с силой ударил Кирка ногой под ребра. Джим задохнулся от боли, неспособный даже скорчиться и чувствуя, как опасно темнеет в глазах. Сквозь одурь послышался скрип обуви по песку и негромкие разговоры. Трое о чем-то спорили, но сейчас Кирк был не в том состоянии, чтобы вслушиваться. Он отчаянно боролся за вдох, пытаясь не позволить соскользнуть себе в забытье и понимая, что ему только что сломали ребро – а то и не одно.
Разговор завершился. Кто-то размеренным шагом двинулся к флаеру, а двое других подошли к лежащему не земле адмиралу. Джим увидел братьев-контрабандистов и ощутил, как его бесцеремонно хватают за ноги и плечи, поднимают и куда-то несут. Потревоженные ребра отозвались острой резью и дурнотой. Ругаясь, его носильщики втащили его по трапу и швырнули на пол. Грохот металлического покрытия пола слился с шумом в голове. Теперь он лежал, утыкаясь лицом в пол, и даже с открытыми глазами мог видеть лишь небольшой кусок помещения с пневматическими основаниями кресел. Мимо прошли чьи-то ноги (кому именно принадлежали эти ботинки флотского образца, Джим не помнил). Потом сквозь палубу донесся низкий, отдающийся тяжелой вибрацией во всем теле, гул двигателей.
“Взлетели”, - отметил Кирк. Внутри все похолодело. Он с удвоенной яростью принялся напрягать руки, пытаясь заставить их шевелиться.
- Прекрати, ты, - рявкнули над ним, и болезненный тычок в спину заставил его скривиться.
- Иначе что? - с трудом шевеля губами, прохрипел он.
- Иначе смерти будешь ждать как рождественского пирога! - еще один болезненный тычок пришелся чуть ниже лопаток, и адмирал прикусил губу, чтобы не застонать от боли, когда чужая нога задела сломанное ребро.
- Оставь его, Митч, - донесся голос сзади. И его мучитель, бурча себе что-то под нос, отошел. А Кирк, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота, бессильно прикрыл глаза. Лоб и ссаженный висок холодила полимерно-металлитовое покрытие. Это помогало удержаться в сознании, не соскользнуть в забытье. Джим понимал, что очнуться после этого ему уже не придется.
Нежелание сдаваться без борьбы не позволяло ему просто сложить руки и безвольно ждать конца. Он был связан. Парализован. Не видел, куда его везут, и не имел возможности послать о себе весть друзьям. Что ж… Это означало всего лишь, что ему нужно найти ту лазейку, которую его палачи не предусмотрели. А для начала - не провоцировать их. Никому не будет лучше, если “кормить” неведомый зверинец он отправится покалеченным и неспособным постоять за себя.
Негромкие разговоры отвлекали. Кирк закрыл глаза, отстраняясь от посторонних звуков, и постарался сосредоточиться на том, что предстоит делать ему дальше.
Итак… что у него есть? Он жив, относительно здоров, если не считать последствий станнера. И у него есть козырь в рукаве: запланированный визит к Споку, который он пропустил. Скорее всего, его уже ищут. И значит, речь идет уже не о том, чтобы победить и добраться до своих. Ему нужно просто продержаться до тех пор, пока его не найдут. “На этом и остановимся”, - мысленно подытожил Джим. Программа минимум не выглядела простой. Но и безвыходным его положение все-таки не было. Как бы не хотели этого его похитители.
Спустя несколько минут его покой вновь был нарушен. Раздались шаги двух пар ног - Джим уже привычно опознал братьев-контрабандистов - и чужие грубые руки встряхнули его за плечи, переворачивая. Лежа с закрытыми глазами, он чувствовал, как его бесцеремонно крутят, рассовывая все отнятые до этого вещи обратно по своим местам. Такая необычная для контрабандистов щепетильность не удивила Кирка: они собирались выдать его убийство за несчастный случай, а значит, не должно было остаться ничего, что могло бы навести его друзей на другую мысль. Все его вещи снова были с ним. Вернули все, включая фазер, коммуникатор и прочую мелочь, до этого лежащую в карманах пояса. До этого Кирк опасался, что ушибленный им Митчел обнаружит потерю своего коммуникатора. Однако пока что ему везло: никому не понадобилось выходить на связь.
А потом раздался негромкий свист системы, предупреждающей об открытии пандуса, и в помещение, мигом наполнив его ураганным ревом, ворвался теплый сухой воздух. Волосы Кирка затрепались под ударами ветра, в ноздри ударили мелкие песчинки песка.
Несмотря на то, что он ждал этого момента, сердце пропустило удар. А потом бешено заколотилось, так, что Кирку пришлось стиснуть зубы, чтобы скрыть охватившую его дрожь. Вдох. Выдох. Вдох. Навыки Спока к медитации были бы сейчас как нельзя кстати. В который раз уже Джим пожалел, что так и не собрался освоить эту полезную науку. Сколько раз они проводили время вместе, коротая минуты, а порой и часы безделья в разговорах и интеллектуальных играх… Сколько раз сам Спок был готов научить своего капитана обуздывать свой разум и чувства… Но каждый раз он находил более важные и более срочные занятия. Да и, чего греха таить - не таким уж полезным казалось ему умение справляться со своими чувствами вместо того, чтобы использовать их для победы.
А теперь уже поздно было сожалеть.
-
-
09.12.2014 в 20:19Спустя секунду он понял, что это была не ошибка. Просто его похитители не сочли нужным тратить время на разговоры с пленником, которому все равно не спастись. Сзади раздался легкий шум, и, с трудом повернув голову, он увидел краем глаза, как Куртц взял что-то из рук одного из близнецов. - Он разряжен, - спокойно сообщил Куртц, взглянув на индикатор состояния.
- Ему хватит, - успокоил его кто-то из близнецов.
“Чего хватит?” - мелькнуло в голове Кирка. Задать этот вопрос он уже не успел. Ему в спину уткнулась округлая линза какого-то оружия. Тихий щелчок. Короткая судорога удара... Ощущение разряда, потрясшего одновременно каждую его мышцу. Ноги Кирка подломились, и он бессильно повис на поддерживающих его руках.
Боль от самого выстрела этот раз была вполне терпимой. Зато резь в заведенных назад суставах, на которых он повис всем своим весом, заставила бы его вскрикнуть… Если бы мгновенно вернувшийся полный паралич позволил бы издать хотя бы звук.
«Станнер» - медленно всплыло в ошеломленном сознании слово. Можно было догадаться. Ему позволили тешить себя надеждой и проверять подвижность скованных рук, зная, что перед “казнью” все равно вновь лишат его малейших шансов защищать себя.
Спустя пару секунд его шее прижалось что-то, раздалось негромкое шипение. По звуку и ощущению легкого жжения он опознал гиппошприц. Не нужно было быть гением, чтобы вспомнить давешние разговоры о неком “неидентифицируемом яде” и понять, что дела его плохи. Сейчас он не чувствовал страха. Только нарастающую злость, которую предчувствие близкой смерти и уязвленное самолюбие только разжигало. Даже менее гордый человек взбесился бы, если бы его в течении часа ворочали, как подготовленную к разделке тушу. А Кирку достаточно было и меньшего. Мысленно он дал себе зарок найти каждого из трех и лично позаботиться, чтобы в ближайшие двадцать лет единственное, что они увидят, были заснеженные пустоши какой-нибудь особо гадостной тюремной колонии. Осознание, что до этого момента он может просто не дожить, ничуть не усмиряло бешенство.
- Ну что, адмирал, - сквозь изумленное оцепенение услышал он над собой голос Куртца. Звучащее в нем торжество и тщательно скрываемое злорадство заставила Кирка внутренне передернуться от ненависти, - Мне удалось вас удивить?
Бешенство и стыд, бурлившие в Кирке, казалось, заживо выжигают сосуды. Он не желал признавать поражение. Не сейчас и не перед людьми, породу которых он всегда презирал как отбросы общества. И в то же время он понимал: да, удалось. Удивил. Изумил. Он не ожидал такого хода. И не рассчитывал на него, надеясь, что в конце у него будет возможность полагаться на свои силы и опыт, а не лишь на слепую удачу.
Контрабандист ухватил его за волосы, поднимая голову так, чтобы глаза адмирала оказались на одном уровне с его лицом. Сзади кто-то раздраженно забурчал и встряхнул висящего кулем пленника, недовольный задержкой. А Кирк с бессильной ненавистью уставился в глаза бывшего пирата. Надеялся ли он, что тот прочитает в них все то, что он не мог сказать вслух? Или просто пытался сосредоточиться хоть на чем-то, чтобы прогнать скручивающий внутренности страх?
Куртц вздохнул. С сожалением, как показалось Кирку.
- Ничего личного, адмирал, - негромко проговорил тот в лицо своего пленнику. - Я не любитель таких игр. Хотя вы и попортили мне крови. Я бы действительно предпочел фазер… Или пропасть. Но вы виноваты сами.
“Сказал волк козленку” - со злобой подумал Джим. Желание вцепиться в это холеное лицо становилось просто невыносимым. Нытье в завернутых назад руках только усиливало его, создавая ощущение, что вот-вот удастся сжать руки в кулаки. Враг стоял всего в полушаге, казалось, соберись с силами - и дотянешься. Темный коротко стриженный ежик топорщился врывающимся во флаер ветром. А чуть дальше… Кирка буквально перетряхнуло, заставив мигом забыв о бесплодной ненависти. В полутора метрах за спиной Куртца зиял темный проем открытого пандуса, защищаемый прозрачной пеленой силового поля.
- Вы закончили, Рой? - перевел взгляд контрабандист на что-то, невидимое Кирку.
- Мы - да! - магнитный замок на поясном кармане Кирка громко щелкнул, - Если вы закончили со своими философствованиями…
Окончание недовольной фразы Роя и ответ Куртца Джеймс уже пропустил. Впившись взглядом в треугольник со слабо виднеющимися в нем очертаниями гор, он напряженно пытался запомнить увиденный пейзаж.
Спустя секунду его волосы отпустили, и голова безвольно упала вниз, но он был уверен, что узнал очертания горной цепи недалеко от их космодрома.
Когда его, встряхнув, как мешок потащили к шлюзу, в его голове билась лишь одна мысль: он должен запомнить направление. Высокий пик, стертый временем, и рядом еще один, похожий на обломанный клык. Зюйд-зюйд-ост от космодрома. Нужно запомнить. Нужно…
В лицо ударил теплый, обжигающий на такой скорости мелким песком ветер. Мелькнул перед глазами край пандуса; темнота внизу, заполненная свистом и гулом. В груди захолонуло от властно подавленной паники. Под ногами могло быть несколько метров, а могло - километры. “Я всегда знал, что умру один…”
Джим заставил себя не закрывать глаза. Спасется он или погибнет - но он сделает это как офицер Звездного Флота. С честью.
Несколько секунд он словно завис в вязком, как смола, времени. Ветер. Темнота. Нервные переговоры сзади. Боль в вывернутых суставах. Он услышал, как щелкнул замок наручников, и почувствовал, что его руки больше ничего не сдерживает. Свобода - настолько же эфемерная, как и его шансы на спасение.
А потом его с силой толкнули в спину, и он рухнул вперед. В темноту. В холодящую беспомощность свободного падения. Секунда, другая, тре... Вспышка боли взорвалась в сознании. Удар сотряс все тело, отзываясь оглушающей дурнотой в голове и помятых ребрах. Загрохотали камни, не закрытую формой кожу обожгло о камни, по которым он, обрушивая их за собой, катился куда-то вниз.
А потом в зажмуренных глазах вспыхнуло миниатюрное солнце, и на какое-то время наступила блаженная темнота.
-
-
09.12.2014 в 20:56- Нельзя же просто сидеть и ничего не делать! - долгое молчание, в котором офицеры Энтерпрайз сидели, почти не шевелясь и с тревогой глядя на интерком, прервал Чехов. - Послушайте, сколько можно ждать?! У нас есть корабль, сенсоры почти работают - почему бы нам не попытаться найти адмирала самим?!
Скотти крякнул, покосившись на импульсивного коллегу; остальные смотрели на Павла с сочувствием и почти с завистью.
- Ты, парень, думай, что говоришь. Этой малышке полчаса понадобится только, чтобы двигатели разогреть. Да и не уверен я, что она взлетит…
- У тебя и не взлетит? - запальчиво возразил Чехов и оглянулся на друзей в поисках поддержки. На лицах людей читалось одинаковое желание делать хоть что-нибудь. Останавливал их лишь страх своим вмешательством подставить адмирала Кирка, столько сил потратившего, чтобы получить политическое убежище на этой планете.
- Думаю, нам нужно продолжать собственные поиски, - поддержал приятеля Хикару.
Люди переглянулись.
- Полагаю, я смогу получить разрешение у властей на пробный полет, - наконец задумчиво сообщила Ухура, бросая лукавый взгляд на просиявших друзей. - Все-таки, нам необходимо проверить двигатели перед дальнейшим ремонтом...
- Коммандер, вы прекрасны! - с жаром отозвался Монтгомери Скотт, расплываясь в улыбке. Остальные тоже просияли, с надеждой и азартом переглядываясь друг с другом. Не теряя времени, старший инженер поднялся и поспешно двинулся в машинное отделение. Всего через полминуты тоскливое ожидание сменилось бурной деятельностью.
- Частный звездолет “Баунти”, регистрационный номер 16-би-231. Прошу разрешения на пробный взлет. Прием. Частный звездолет “Баунти”, регистрационный номер…
Изумленный вскрик от входного шлюза заставил ее отодвинуть наушник и оглянуться на вход.
- Павел? Что случилось?
- Прощу прощения, мисс Ухура. Позвольте подняться на борт, - увидев появившегося на пороге рубки гостя, она вздрогнула от неожиданности. Вулканец спокойно стоял, ожидая ответа. За его спиной маячили неразлучные приятели Чехов и Сулу, сейчас с одинаково ошарашенными выражениями лиц.
- Добрый вечер, мистер Спок, - наконец опомнилась женщина, заставляя себе прекратить таращиться на вулканца, как на привидение. - Добро пожаловать. Мужчины, наконец тоже подобравшие собственные отвисшие челюсти, неслышно проскользнули в рубку и молча направились к своим рабочим местам. Все, стараясь не удивляться, наблюдали, как бывший капитан, словно ничего и не случилось, уверенно двинулся к научной консоли и принялся стремительно набирать какие-то комбинации. Клингонские надписи на клавиатуре явно ничуть не мешали ему.
- Доктор, вам лучше пройти на мостик, - негромко проговорила связистка, открыв односторонний канал связи с лазаретом.
Все трое осторожно покосились на абсолютно спокойного вулканца. В отсутствие адмирала именно доктор и инженер считались старшими офицерами. Но, судя по повысившейся на несколько градусов нервозности во взглядах парней, они не разделяли выбора Ухуры в пользу МакКоя.
- Что случилось, Ухура? - раздался недовольный голос, и голова МакКоя показалась из тесного шлюза. Увидев Спока, он резко замолчал, вытаращившись на него с подозрением и изумлением.
- Здравствуйте, доктор, наверное, в отсутствие адмирала вы необходимы на мостике, - вмешалась Ухура, не дожидаясь, когда МакКой опомнится и скажет какую-нибудь колкость.
МакКой, не отвечая, молча прошел на мостик, не сводя с вулканца подозрительного взгляда. Радости в нем не было ни на йоту, зато раздражения и непонятной горечи - хоть отбавляй. Исполнять роль исполняющего обязанности капитана и общаться со странным гостем он явно не собирался. Вулканец на его настроения не обращал никакого внимания, но остальные члены экипажа сгущающееся напряжение ощущали почти физически.
- Чем мы можем помочь вам, мистер Спок? - понимая, что назревает взрыв, заговорил Сулу, стараясь разрядить обстановку.
- Помочь? - Спок, обернувшись, вскинул бровь, - Полагаю, это вам нужна моя помощь. Насколько я знаю, адмирал до сих пор не обнаружен. Возможно, я смогу ускорить его поиски.
- А зачем вам это нужно, Спок? - подозрительно вмешался в разговор МакКой. Все трое офицеров одинаковым движением закатили глаза. Более бестактный вопрос сложно было и придумать.
- “Частный звездолет “Баунти”, регистрационный номер 16-би-231, взлет разрешен”, - раздался безразличный голос из динамиков, заставив вздрогнуть четверых из пятерых находящихся в рубке.
- Есть! - радостно выпалил Чехов, не стесняясь. Ухура, ничего не говоря, прикоснулась к регистру переключения каналов.
- Скотти, можем взлетать.
- Понял, девочка!
Спок в жесте вежливого любопытства дернул бровью, но не прокомментировал. Включились двигатели. Офицеры, разом посерьезнев, схватились за свои приборы, напряженно глядя на мониторы. Короткие быстрые обмены командами. На виске Сулу дрожала капля пота, кожа на пальцах, уверенно сжимающих рычаги управления, побелела от напряжения. Чехов, выполняющий роль дублирующего пилота, прикусил губу и, не отрывая взгляда от мониторов, переключал тумблеры. Несколько минут тряски, тяжелый, возрастающий гул… Когда люди уже готовы были поверить, что ничего не получится, звездолет наконец тяжело вздрогнул и, покачнувшись, медленно отделился от земли.
- Так все-таки, Спок, - МакКой, неслышно поднявшись, остановился за спиной вулканца, сложив руки на груди. - С чего бы это вы воспылали таким беспокойством за Джима, что прервали свое самолюбование и посетили нашу юдоль скорби?
Спок недоуменно обернулся.
- Самолюбование? Юдоль скорби? Доктор, боюсь, ваш литературные эпитеты не вполне понятны мне.
- Ах, вот как? Тогда я выражусь проще: вам плевать хотелось и на Джима и на всех нас эти два месяца. С какой стати вы вдруг решили помочь?
Вулканец нахмурился и, поставив консоль с вводимыми вручную формулами на спящий режим, погрузился в размышления.
- Я полагаю…- наконец медленно произнес он, - Я полагаю, доктор, что с моей стороны будет разумным оставить мои соображения при себе. Более того, вы не являетесь ни моим родственником, ни родственником адмирала, и не имеете права принудить меня к ответу.
И, завершая разговор, вновь уткнулся в расчеты. Команда, занятая управлением, напряженно молчала. Однако неодобрительные взгляды, которые люди бросали на начмеда, лучше слов говорили: он дразнил гусей, и это нервировало экипаж.
К сожалению, МакКой был сейчас не в том настроении, чтобы воспринимать эти молчаливые послания. Он медленно багровел, закипая от злости.
- Вот значит как?! - взорвался он, видя, что вулканец успел уже забыть о своем собеседнике. - Черт побери, Спок!
Спок тяжело вздохнул, поворачиваясь, и МакКой, в ярости схвативший его за плечо, под холодным взглядом невольно стушевался и убрал руку.
- Вот значит как? - тише, с опасной яростью выплюнул он. - Ты меня чуть с ума не свел, чертов гоблин! Как насчет небольшого должка, а?
- Доктор, высота набрана, - прервал его звонкий голос Чехова. Парень говорил поспешно и с явной мольбой, и даже без воображения можно было понять, что коммандер изо всех сил отвлечь начальника медицинской службы от разговора с вулканцем.
- И что с того? - раздраженно отозвался тот.
- Начинать сканирование?
- Разумеется, начинать! Какого черта ты меня спрашиваешь, парень?
Доктор явно не желал понимать намеков, и напряжение, витавшее в рубке, нервировало всех, кроме работающего с уверенностью механизма Спока.
Получив скривившуюся гримасу МакКоя и недовольный приказ “не тратить время и найти наконец Джима”, Чехов поспешно включил аппаратуру и, в то время как Хикару удерживал корабль в нужном положении, принялся настраивать сенсоры.
Несколько минут царила тишина. Прервал ее, к удивлению всех, мистер Спок.
- Полагаю, доктор, ваше возражение справедливо. Вы действительно имеете право требовать ответа.
Его ровный голос прозвучал как гром среди явного неба. Все в изумлении обернулись к нему. Спустя пару секунд Сулу, опомнившись, поспешно повернулся к экрану; остальные продолжали смотреть на вулканца с молчаливым недоумением. Вулканец тщательно закончил введение формулы в консоль. Поставил программу на предохранитель и лишь после этого повернулся к людям. Окинув всех внимательным взглядом, он перевел взгляд на МакКоя.
- Во время погружения в arivne я увидел… нечто, чего не могу понять. Определенный род связи, какая нередко существует на нашей планете между родственниками. Поскольку адмирал не является моим кровным родственником, я считаю своим долгом выяснить причину этого… видения. Возможно, это поможет мне разобраться с некоторыми непонятными мне аспектами своей памяти.
Спок замолчал, опуская ресницы. В тишине ясно стал слышен неравномерный гул двигателей. Люди, застыв, смотрели на вулканца. Однако если на лице Ухуры было написано удивление и сочувствие, а на лицах пилотов – лишь недоумение, то МакКой внезапно искривился в горькой, почти презрительной гримасе.
- Вот значит как… Черт побери, Спок, я-то думал, тебе есть дело до Джима… Чертов компьютер! При чем здесь родственники? Хочешь, я расскажу тебе, что было с Джимом?! Что с ним было, когда мы тебя вытащили из того клятого отсека? Не родственники? Я что-то не видел твоих дядюшек и племянниц на Генезисе, и не помню, чтобы хоть кто-то из твоих остроухих сородичей озаботился выковырять твой труп с этой дьявольской планеты!
Он подавился возмущением и замолчал. Команда, ошарашенная его вспышкой, изумленно молчала.
-
-
09.12.2014 в 21:11- Что не устраивает? Твое равнодушие, черт бы тебя побрал! Если бы не Джим, ты бы до сих пор гнил на Генезисе. Поражаюсь тебе, Спок! Твой друг, человек, который спас тебе жизнь, в беде - а ты только и думаешь, что разобраться в своих перекошенных мозгах!
- Доктор, ради бога, достаточно! - не выдержала Ухура.
Вулканец вскинул бровь, отмечая как нервозность связистки и пилотов, так и немотивированную злость доктора. И ровно проговорил, обращаясь к медику.
- Доктор МакКой, если вы полагаете, что проявление эмоций поможет адмиралу, то вы ошибаетесь. Я не испытываю эмоциональной реакции при мысли о грозящей адмиралу Кирку опасности, однако это не означает, что я не испытываю благодарности к нему и вам. Разумеется, я постараюсь внести свой вклад в его спасение. И прошу меня извинить, общение с вами отвлекает меня от работы. Если позволите, я продолжу расчет параметров настройки сенсоров.
И, смерив застывшего с открытым ртом доктора, он повернулся и вновь уткнулся в монитор.
Неловкую тишину разорвал резкий звук интеркома и возбужденный голос Скотта.
- Парни, почему мы стоим на месте?
- Э… Простите, мистер Скотт, - Сулу, опомнившись, обернулся к приборам, заводя корабль на очередной виток. Стремительно покрасневший Чехов также поспешил отвернуться и уткнуться в приборы.
У Монтгомери явно было море вопросов - и по поводу внезапной остановки корабля, и по поводу странного тона обычно невозмутимого японца. Но задать их он не успел.
- Доктор, Скотти! - внезапно вскрикнула Ухура, стремительно разворачиваясь на своем кресле и прижимая наушник к уху. Глаза ее встревожено сияли. - Есть сигнал коммуникатора адмирала! Он… - она нахмурилась, и ее глаза расширились от изумления. - Он поднимается на орбиту!
***
Сознание возвращалось медленно и неохотно. Джеймс с трудом поднял гудящую, налитую тяжестью голову и попытался проморгаться. Перед глазами кружили цветные пятна, каждое движение отдавалось в висках колокольным набатом, а во рту образовалась небольшая Сахара. Джим болезненно поморщился. Воспоминания о том, где сейчас находится и как здесь оказался, вернулись рывком и не вызвали никаких радостных чувств. Кости были целы – похоже, высота оказалась не такой высокой, как показалось ему в темноте. Однако грудь при каждом вдохе прошивало острой болью, напоминая о сломанных ребрах, а в голове шумело и гудело. От удара? От усталости? Или уже начал действовать неизвестный Кирку препарат, который ввели ему контрабандисты? Сколько ему осталось? Его не просветили насчет клинического действия дряни, которой травили его, и сейчас Джим очень жалел, что не спросил об этом. Чем черт не шутит, а рассчитывать планы было бы проще.
Очередная тревожная мысль заставила его вновь открыть глаза и, превозмогая буквально лопающуюся от боли голову, взглянуть на темное небо. Т’Хут поднялась еще совсем невысоко, но света давала уже достаточно. Слишком мало, на взгляд Кирка, чтобы без проблем найти дорогу, и уж точно маловато для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Подтянувшись на дрогнувших руках, он неловко перевернулся и сел на песок. Эффект от станнера почти прошел, но Кирк не знал, значило ли это, что он валялся здесь уже приличное время, или просто режим поражения был выставлен на минимум.
Кирк уже понимал, что его похитители были не из тех, кто делают глупые ошибки. И все таки первое, что он сделал - вытащил коммуникатор и с лихорадочной поспешностью вызвал “Баунти”. Несколько секунд послушав тишину, он тяжело вздохнул и, с трудом сдержав стон разочарования, уронил руку. Разбираться в причинах поломки прибора не было никакого желания: он ничуть не сомневался, что причина будет вполне обыденной на вид и убедительной для следственной комиссии.
Со злостью взглянув на тускло блеснувший бок коммуникатора, он подавил недостойное желание запустить его в темноту. Вместо этого он сунул его обратно в магнитный зажим и, не спеша вставать, внимательно огляделся. Времени терять было нельзя, однако он все-таки потратил лишнюю минуту на то, чтобы восстановить в памяти картину, увиденную из флаера, и мысленно наметить кратчайший путь к космодрому.
Слова Куртца о “местном зверинце” беспокоили его. Хорошо помня лекции по ксенобиологии - так же, как и наскоро прочитанную им брошюру о природе Вулкана и редкие рассказы Спока о доме - он совсем не хотел встречаться с некоторыми представителями местной фауны. Понимать, что его перспективы на такую встречу очень велики, было неприятно. Но - опыт капитана исследовательского звездолета - он знал, что встречать такие опасности лучше с открытыми глазами, чем надеяться на некое загадочное “авось”. Слово, упоминаемое Павлом Чеховым, до сих пор было одной из главных лингвистических загадок в их экипаже. Сам Павел объяснял до странности не понятно. Те же, кто владели необходимыми знаниями (а их было всего двое, в лице одной связистки и одного полувулканца) на требования экипажа раскрыть значение слова отвечали с одинаковым единодушием: “Непереводимый фразеологический элемент”. Тем не менее, все сказанное не отменяло одного: полагаться на этот непереводимый фразеологизм офицеры очень не любили.
Дневной зной стремительно сменялся приятной – пока что – прохладой. После жары это казалось настоящим благословением, и Джеймс, осознавая свое не слишком веселое положение, тем не менее наслаждался короткими минутами комфортной для людей температуры. Постепенно возвращались силы. Он с удовлетворением отметил, что в глазах проясняется, а опасная дурнота отступает, по мере того, как стихает шум крови в голове.
Тяжело вздохнув, Кирк открыл глаза и, решительно хлопнув по песку ладонью, встал на ноги. Вокруг была темнота - хоть глаз выколи. Вообще-то, это было скорее психологический эффект, чем реальный: Т’Хут давала не так уж мало света. Но глаза человека, привычного к яркому освещению звездолета, никак не могли приспособиться к этим неверным красноватым бликам.
Джим поежился. При одной мысли о пути через эту мрачную пустыню становилось не по себе. Он с подозрением оглянулся, ожидая и боясь увидеть шевеление в темноте. Хотя тут конечно вопрос, что лучше: увидеть его, или же узнать о присутствии кого-то голодного, только когда тебя уже начнут есть. Он сам предпочел бы первый вариант.
Первые несколько шагов дались непросто. Затекшие от удара станнера и долгой неподвижности ноги подламывались, он спотыкался на каждом камне, как курсант, впервые высадившийся на незнакомой планете. Темнота и плывущие по плато тени мешали, сбивали с толку. На каждом шагу он оглядывался, намечая путь на следующие несколько метров, и опасливо обходил каждую подозрительную тень. На скорости продвижения это сказывалось катастрофически. Спустя несколько минут после начала движения он уже чувствовал, что устал и выдохся. А между тем, не было пройдено еще и сотой части пути.
Смутное движение слева вдруг заставило его замереть, а руку - метнуться к фазеру. Впившись взглядом в подозрительное уплотнение темноты, он напряженно застыл на месте, боясь шевельнуться. Кажется, это были просто кусты. Густые низкорослые кусты, стелящиеся вдоль земли. Колючки, покрывающие корявые ветви, отдаленно напоминали земную верблюжью колючку. Подождав минуту и не увидев ни малейшего движения, Джим еще раз окинул все вокруг тревожным взглядом и медленно шагнул к подозрительным кустикам. Последнее, что он собирался делать - это оставлять что-то представляющее опасность за спиной.
...И в унисон с его шагом, едва слышным искаженным эхом, сзади скрипнул песок под тяжелой ступней.
Въевшиеся в кровь рефлексы заставили его развернуться и метнуться в сторону, уходя от удара, раньше, чем опасность успел осознать разум. Не давая себе времени задуматься, Кирк плашмя рухнул на остывающий песок и покатился, царапая кожу о шершавую поверхность. Поврежденные ребра отозвались резкой болью, и он стиснул зубы, с досадой отмечая свою, далекую от идеальной, форму. За спиной раздался скрежет когтей по камню и раздраженное ворчание крупного хищника. «Промахнулось» - машинально отметил Кирк, мысленно прощаясь с наивной надеждой добраться до долины без происшествий. Не дожидаясь, когда промазавший противник опомнится, он перевернулся через плечо и поспешно встал на ноги. Развернулся в сторону нападающего, готовый в равной мере и сражаться, и бежать…
И светло-карие глаза человека столкнулись с ярко-желтыми – ле-матьи.
-
-
09.12.2014 в 22:26- Нет, сэр. Нет, мы не являемся патрульным кораблем. Однако… - Ухура отняла наушник и разочаровано повернулась к напряженно ждущим друзьям. - Они сказали, что по закону не имеют права привлекать нас к расследованию! Однако координаты приняли.
- Ну хоть за это спасибо! - нервно воскликнул МакКой. Женщина переключила связь.
- Скотти, они начали преследование, - взволновано повторила она для старшего инженера. Ответ команда слушала уже в пол уха. Не дожидаясь специальной команды, Сулу взглянул на координаты, переброшенные ему русским со своей консоли, и перевел рычаги, изменяя курс кораблика.
Единственный, кто высказал возражение, был, разумеется ,Спок.
- Мистер Сулу, позвольте вам напомнить, что по законам этой планеты…
- По законам Федерации, мистер Спок, - звонко отозвался Чехов, забыв о своей преклонении перед вулканцем, - Спасение человеческой жизни является приоритетной задачей любого офицера!
Вулканец заинтересованно вскинул бровь. Чехов, сообразив, что он ляпнул, покраснел и замолчал. Однако мистер Спок, против ожидания, не стал это комментировать и вновь обернулся к своему пульту.
Уже спустя несколько минут “Баунти” выходил на орбиту, по которой двигался преследуемый корабль. Крошечный флаер, один из самых современных моделей, приспособленных и для планетарных перемещений, и для космоса, с невероятной скоростью лавировал между сжимающимся кольцом патрульных крейсеров. Вулканцы считались очень хорошими специалистами. Однако, судя по пренебрежительной гримасе на лице Сулу, пилотирование среди их талантов не числилось.
Связистка, отслеживающая сигнал Киркова коммуникатора, не отрываясь, глядела в монитор. Ее ловкие пальцы быстро вводили все новые и новые данные, оперативно перекидывая на пульты пилотов меняющиеся координаты. Внезапно Чехов, непрерывно сканирующий приближающийся флаер, вскрикнул и, резко побледнев, обернулся к МакКою.
- Доктор! На сканерах всего один человек!
- Что?! - МакКой в ужасе подорвался с кресла, на котором неловко пытался устроиться и никому не мешать. - Боже, парень, ты с ума сошел?!
Все, кроме Спока, замерли, обернувшись к Чехову. Тот с лихорадочной поспешностью поправил настройки и, подняв глаза, упавшим голосом повторил:
- Один… - и тихо, уточняя то, что и так всем было понятно, пробормотал, - Один живой…
Экипаж подавленно замолчал. МакКой, сравнившийся цветом своего лица с формой гражданского медперсонала, незряче отступил назад и, нащупав подлокотник, почти упал в капитанское кресло.
- Джим?.. Не может быть… - беспомощно пробормотал он.
Ухура негромко передала сообщение о происходящем в инженерное, и вновь воцарилась тяжелая тишина. Клингонская птичка быстро приближалась к уже зажатому в кольцо флаеру. Благодаря мастерству Сулу, кораблик ловко срезал пару дуг и за несколько секунд добрался до границы, очерченной вулканскими кораблями. Из динамиков раздался спокойный, не окрашенный никакими эмоциями голос: вулканцы требовали отойти в сторону. Сулу зло дернул губой и проигнорировал приказ. Спок с интересом взглянул на него, но спорить не стал. Он разглядывал подавленных людей с любопытством, словно проводя некий эксперимент; однако несколько раз, когда на него никто не смотрел, выражение вежливого безразличия исчезало с его лица, сменяясь короткой болезненной гримасой.
Внезапно темноту космоса разрезали вспышки: флаер, не сумев вырваться из окружения, открыл огонь. Один из патрульных кораблей закувыркался с разбитым двигателем и, с трудом выправившись, направился в сторону орбитальной станции. Хикару с мрачной решимостью заложил крутой вираж, уходя от близко прошедшего выстрела, и при молчаливой поддержке команды еще прибавил скорость. Чехов молча стискивал кулаки. Пальцы, лежащие на пульте, побелели от напряжения.
- Гражданский борт 16-би-231, покиньте зону полицейской операции, - повторял ровный голос, - Гражданский борт…
Ухура протянула руку и отключила звук.
- Достань его, Павел… - тихо и грустно попросила она, смахивая с ресниц влагу. Никто, даже выразительно взглянувший на нее вулканец, не возразил против этой, не вполне законной, просьбы. Русский, стиснув зубы, щелчком вывел на ручное управление пульт управления огнем. Светло-малиновый, непривычного для землян цвета курсор прицела замигал, настраиваясь на схематичное изображение чужого флаера.
- Вот тебе, гад… - тихо, с ненавистью выдохнул он. С беззвучным толчком торпеды унеслись вперед. Несколько секунд - и левый борт флаера окрасился живописными цветами взрыва. Движительное кольцо. Это не могло повредить пассажирам, но летать теперь машина не могла. Разве что в качестве неподвижного балласта, взятого на буксир другим кораблем.
Люди молчали. Тяжелая тишина больше походила на традиционную военную минуту молчания, чем просто на отсутствие разговоров. Темнокожая связистка неслышно вытирала слезы; МакКой, буквально придавленный шоком и горем, неподвижно сгорбился в кресле, где еще недавно сидел Кирк.
К тому, что случилось потом, не был готов никто на Баунти. Один из огненных пятен на флаере внезапно вспыхнул ярче других, окрашиваясь зеленоватым светом. Вскрикнул что-то на родном языке Чехов. Одновременно Сулу стукнул по консоли, бросая машину в сторону, да так, что не справившиеся с инерцией гасители швырнули всю команду на пол. А потом раздался взрыв. И следующие несколько минут в рубке были слышны только стоны, экспрессивная ругань на нескольких языках и щелканье переключаемых рычагов. Даже полностью дезориентированные, офицеры Энтерпрайз не потеряли самообладания. Все, за исключением МакКоя и потерявшего сознание Чехова, вцепились в пульты и, не разбираясь, кто за что отвечает в обычной ситуации, пытались стабилизировать корабль.
С трудом сохраняющий равновесие Спок неловко, удерживаясь на ногах благодаря вулканскому чувству равновесия, добрался до навигаторской консоли и, перегнувшись через только-только начавшегося шевелиться Чехова, включил аварийный гироскоп. Почти одновременно с этим ручное управление сумел перехватить и Сулу, и корабль, последний раз дернувшись, начал выравниваться.
- Скотти! Скотти, ты цел?! - добравшаяся до консоли Ухура вжала кнопку связи.
- Черт побери! Девочка, как я рад тебя слышать! У нас правый двигатель вдребезги, перевожу энергию на запасные. Парни, сажайте птичку, да поскорее!
- Сколько у нас времени, мистер Скотт? - выдохнул Хикару Сулу. Не дожидаясь ответа, он уже поспешно переключал тумблеры.
- Ну уж не знаю, за пару минут поручусь, а там как бог положит!
Корабль вновь тряхнуло, он завалился на крыло, с воем входя в атмосферу. начавшаяся тряска вновь швырнула на пол только-только поднявшегося доктора. Однако уже через несколько секунд опытные пилоты выровняли машину, и Баунти, кренясь и вздрагивая, начал плавно спускаться к космодрому.
- Пресвятая дева… - простонал МакКой. Прижав рукав к носу, он запрокинул голову, пытаясь остановить кровь. - Что случилось?
- У него были фазеры, - виновато выдохнул Чехов. Парень, морщась, забрался на свое кресло. Криво улыбнулся бросившему в его сторону встревоженный взгляд Хикару и перехватил второй штурвал. - Простите, доктор, на флаерах таких моделей обычно…
- Именно, коммандер Чехов. - МакКой, похоже, успевший забыть о вулканце, оглянулся на него. Тот наклонил голову, - Доктор, если позволите, я выскажу некоторые предположения относительно местонахождения адмирала Кирка.
Все резко замолчали и помрачнели. В безумии последних минут офицеры словно отвлеклись от мыслей о мертвом Кирке, оставшемся на подстреленном флаере. Но сейчас боль потери вернулась, и люди, прошедшие с ним десятилетия службы, потерянно затихли. МакКой трясущейся рукой провел по глазам и повернул к вулканцу несчастное лицо.
- Что вы хотели, Спок? - безразлично пробормотал он. В его голосе, оглушенном горем, явственно звучал шок и нежелание верить в случившееся. - Джим был в том корабле…
- Неверно, доктор.
Эти два слова произвели эффект настоящей бомбы. Четверо людей в рубке и один в инженерном замерли, застыв каждый на середине движения.
-Н... Не было? - наконец раздались изумленные и недоверчивые голоса.
- Коммуникатор не является безусловной гарантией присутствия в этом же помещении его владельца, коммандер, - смерил громче всех выкрикнувшего Чехова вулканец. Он замолчал и непонятным движением прижал руку к виску. Коротко поморщился, словно от боли, и медленно, словно обдумывая что-то, продолжил, - Вероятность нахождения адмирал Кирка на преследуемом корабле составляет всего 67 процентов. Согласен, что в этом случае с вероятностью 92,4 процента адмирал мертв. Тем не менее, есть небольшая процентная вероятность, что его не было на этом корабле.
- Каким образом? - жадно спросил доктор МакКой, впившись взглядом в вулканца и даже не обратив внимания на его непонятные гримасы.
- Если бы вы проверили траекторию флаера, доктор, вы могли бы заметить, что, при расчетной скорости движения, точка его старта никак не могла находиться на территории ни одного из космодромов. Логично предположить, что у него были свои причины не пользоваться публичными местами. Возможно, адмирал Кирк стал свидетелем неких незаконных действий; в таком случае обратное следование по траектории флаера позволит обнаружить либо адмирала, либо его тело. К сожалению, мне недостаточно данных, чтобы достаточно точно высчитать траекторию флаера; тем не менее, мы можем выделить несколько наиболее вероятных секторов; также имеет смысл убрать из зоны поиска уже проверенные вами районы.
МакКой проглотил “обнаружить тело”, без звука, только дернулся, как от удара, и вместо этого стремительно подошел к пульту управления, вглядываясь в мешанину цифр. Разочарованно скривился, однако -- удивительное дело - не прокомментировал.
- Адмирал уехал в Шикхарский порт… - тихо проговорила Ухура.
- Вот как?.. В таком случае, полагаю, логичным будет попытаться отследить местонахождение индивидуумов, подходящих под параметры адмирала.
- В каком смысле индивидуумов… - начал было МакКой.
Спок, понявший его с полуслова, пояснил:
- Расовая принадлежность, возраст старше сорока, отсутствие протезов или имплантированных физиостимуляторов.
Чехов, не удержавшись, тихо присвистнул.
- На такую настройку уйдет полдня…
-
-
09.12.2014 в 22:47-
-
10.12.2014 в 11:50Ошеломленное молчание было ему ответом. Однако на лицах офицеров, впервые с того момента, как Чехов обнаружил лишь один биосигнал на убегающем флаере, наконец появилось выражение надежды и упрямой готовности идти за своего капитана в бой.
МакКой нервно потер руки. Взгляд его перебегал с одного члена экипажа на другого, проверяя, не нужна ли кому-нибудь помощь. Потом он моргнул и недоуменно перевел взгляд на пульт связи. Там мигал огонек входящего вызова. Связистка проследила за его взглядом. Тяжело вздохнув, она протянула руку к переключателю.
- ...орт 16-би-231, вы спускаетесь по экстренной траектории, - раздалось в рубке. - Вам нужна помощь?
Ухура переглянулась с друзьями и решительно нажала клавишу.
- Помощь не нужна, благодарю. Производим плановую посадку.
- Принято, - спокойно отозвался диспетчер. Связь прервалась. Офицеры облегченно вздохнули. Будь они на земле, от них не отвязались бы так просто, но вулканцы были слишком логичны, чтобы приставать с предложениями помощи к нему, кому она не требуется.
- В таком состоянии мы не сможем запустить сенсоры, - неожиданно негромко проговорил Чехов, хмурясь. И не сможем поднять птичку сразу же после посадки.
- Чем тебя не устраивает вариант с аэрокаром, парень?.
- Доктор, вы представляете, сколько времени нам понадобится при мощности даже самого современного флаера? Там максимальный радиус будет не больше пяти километров!
- Шесть километров двести двадцать семь метров, мистер Чехов, - ровно поправил его Спок. - Вы не точны в своих расчетах.
- Простите, - покраснел Чехов. И экипаж, несмотря на серьезность ситуации, невольно улыбнулся. Коммандер, кажется. опять забыл, что мистер Спок уже не его начальник, а он сам - не неопытный энсин, впервые севший за навигаторский пульт звездолета.
“Баунти”, тяжело вздрогнув, пошел на посадку. И больше времени на разговоры ни у кого не осталось. Бывшие офицеры погибшего Энтерпрайз напряженно молчали, пытаясь посадить “Баунти” как можно мягче. Все понимали, что от того, насколько быстро удастся снять сенсорные платы с корабля и установить их на аэрокар, зависит жизнь капитана.
Никто не хотел думать о том, что они, быть может, уже опоздали.
Экипаж адмирала Кирка, как и он сам, не верил в безвыигрышные сценарии.
***
Кирк, не отрываясь, смотрел на хищника. За прошедшие два месяца он немало узнал об этом жителе пустыни, но вблизи видел впервые. Заостренные, прижатые к узкой голове уши ле-матьи чутко подрагивали, длинный гибкий хвост яростно хлестал по бокам. Зверь был в ярости из-за своего промаха и неожиданной ловкости добычи, но Джим отлично знал, что ярость не помешает ле-матье разорвать его при первой же оплошности. В ее движениях и очертаниях гибкого напряженного тела было что-то от пумы или другой крупной кошки, только вот мелкие зеленоватые чешуйки, помнил Кирк, намного плотнее кошачьей шкуры. Этот естественный панцирь почти не брало холодное оружие, а фазерный огонь, до определенного предела, причинял этой хищной бестии лишь мелкое неудобство. Но даже сейчас, понимая, на каком тонком волоске висит его жизнь, он не мог не замечать: ле-матья была очень красива.
Он напряженно выдохнул, оценивая свои, неутешительные, прямо сказать, шансы. Рука его потянулась к фазеру… И замерла, коснувшись холодного металлического бока. Нет, он почти не сомневался, что успеет выстрелить раньше, чем зверь прыгнет. И, если ему повезет, у него даже будет время перевести фазер на максимальное поражение. Но…
Ле-матья сидела в двух шагах на него, настороженно глядя на человека своими желтыми кошачьими глазами. Это был хищник, опасный, смертоносный… Прекрасный своей первозданной силой и независимым нравом. Все в душе Кирка переворачивалось при мысли, что он должен будет уничтожить это уникальное творение природы.
- Прочь, - негромко, тоном приказа произнес он, не отрывая взгляда от пульсирующих зрачков зверя. – Убирайся, ищи себе ужин в другом месте. Я – не твоя добыча.
Он постарался вложить в свой голос максимум уверенности и власти. Большинство крупных представителей фауны на Вулкане имеют зачатки телепатических способностей. По-крайней мере, так утверждал их преподаватель по ксенобиологии в Академии, а у него за прошедшие годы так и не появилось возможности проверить это утверждение. Что ж… Теперь такой шанс у него есть.
- Уходи. Отсюда, - ровно и отчетливо повторил он. Хищница по-кошачьи склонила голову набок, прислушиваясь к звукам человеческого голоса, и насторожено зашипела. – Хочешь драться? Я не боюсь тебя, это моя территория.
От дикости и идиотизма высказываемого ему хотелось нервно смеяться, но это явно было плохой идеей. Ле-матья еще плотнее прижала уши к голове и недовольно заурчала. Джим не был уверен, было ли это знаком неуверенности или готовности к прыжку. Как бы то ни было, у него теперь не было выбора. Желтые глаза, не отрываясь, следили за каждым его движением, и он отчетливо видел в этих светящихся щелках если не разум, то уж сообразительность – наверняка. Он не сомневался: в тот момент, когда его напряженная правая рука вытащит фазер, хищница прыгнет.
Он сделал осторожный шаг вперед.
- Прочь!
Еще один медленный, плавный шаг. Он здесь – хозяин. Он – самый крупный хищник на этой скале, с самыми острыми, больно жалящими когтями, быстрый и умный. Он старался передать гигантской «кошке» эту свою уверенность, понимая, как глупо, должно быть, выглядит со стороны его разговор с диким животным.
Еще шаг. Теперь их разделяло всего пара метров – и Джим с облегчением увидел, как хищница, недовольно заворчав, начинается пятиться назад.
Он так и не понял, что именно он сделал не так. Возможно, подошел слишком близко, нарушив личные границы животного и вынудив ее отстаивать уже не свой ужин, а жизнь. Или, быть может, напряженная рука вздрогнула, опасно приблизившись к фазеру. Или хищник-телепат принял затопившее его облегчение за слабость.
Или она просто была голодна.
Это все было отныне неважно.
Гибкая зеленовато-песочная тень метнулась к нему с такой скоростью, что он даже не успел рассмотреть само животное, только движение. Негромкое шипение фазера и яростный вой ле-матьи слились в один звук, и в следующую секунду Джим уже лежал на песке, неловко переводя оружие в режим убийства. От столкновения с землей грудь, помятую Митчелом, прошило как огнем, и ему потребовалось на долю мгновения больше, чем обычно, чтобы установить нужный режим. Яркий светящийся луч прорезал темноту… Вот только ле-матьи в том месте уже не было.
Он ощутил острый укол внезапного страха-предчувствия: он упустил противника из виду, и теперь из соперника вновь превращался в добычу. А в следующую секунду на его плечи с пронзительным воем обрушилась огромная тяжесть и разом вышибла из его легких весь воздух, придавливая его к земле. Острые клыки впились его плечи, стремясь добраться до горла.
Вот только адмирал Джеймс Ти Кирк не был песчаным аалсом, застигнутым врасплох извечным врагом. Он был офицером Звездного Флота, и на такую добычу ле-матье еще не приходилось охотиться. Дикая боль в плечах и спине почти погасила сознание, но ему все-таки удалось резко повернуться, заставив животное на секунду потерять равновесие и отвлечься от человека. И этой секунду ему хватило, чтобы, изогнув руку, завести фазер за плечо и, рискуя сжечь себя, нажать на спуск. С глухим воем ле-матья отлетела в сторону.
Но почти тут же, пошатнувшись, поднялась на ноги. Длинный хвост коротко хлестнул по песку. Если фазерный луч и причинил ей вред, то незначительный. У человека такой выносливости не было. От боли и впитывающегося в кровь яда начала кружиться голова, вновь мучительно не хватало воздуха. Секунда раздражения на себя - а потом он, как на голоснимке, вспомнил сделанную ему перед столкновением из флаера инъекцию. «Только не сейчас!» - мелькнула в голове короткая, смешанная со злостью, паническая мысль.
Тыльной стороной трясущейся левой руки он провел по взмокшему лбу, не давая поту заливать глаза. Он не сомневался – следующие секунды решат все. Либо он убьет ле-матью и немедленно вызовет Боунса с его заветной медсумкой… Либо у ночных хищников сегодня будет славный ужин.
Ле-матья раздраженно рявкнула. В голосе теперь слышалась не только ярость, но и страх перед кусачей добычей. Несколько секунд два хищника смотрели друг другу в глаза, золтисто-карие против зелено-желтых. А потом ле-матья прыгнула.
В ту же секунду Джим вдавил гашетку фазера, отпустив только тогда, когда смертоносный луч погас, бессильно мигнув на последок. Он так и не отвел взгляда от чешуйчатой «кошки», даже когда тяжелая туша врезалась в него, сбивая с ног. Удар в очередной раз заставил его задохнуться. Он напрягся, ожидая боли от раздирающих его когтей, смерти…
-
-
10.12.2014 в 11:51Убита? Оглушена?
Неважно.
Только сейчас Джим позволил себе застонать. Тупая, ноющая боль от ушибов, жжение в сломанных ребрах и ядовитый холодок в израненных плечах заставили до крови прикусить и без того уже истерзанную сегодня губу. Но жалеть себя было некогда. У него было совсем мало времени – даже сейчас, опьяненный эйфорией победы и туманом подступающего обморока, он помнил о скорости действия яда. Нет, уже двух ядов: убитая им тварь тоже ядовита.
С трудом столкнув с себя неподвижное тело, он перевернулся на живот и, пошатнувшись, поднялся на ноги. В голове шумело, и неожиданно невыносимо, до дурноты захотелось спать. А вот этого делать нельзя.
Спустя несколько шагов он споткнулся и лишь тогда понял, что забыл на месте сражения фазер. Возвращаться было бессмысленно. Бросив взгляд за спину, он поморщился и, не останавливаясь, побрел вперед. Не расслабляться, он должен добраться до космодрома. Если он свалится здесь, то к утру уже будет трупом. Даже если его никто не съест - он чувствовал, что от растекающегося от раны яда начинают неметь конечности, а мышцы словно дергает мелкими острыми зубками. Каково действие дряни, которую ввели его контрабандисты, он не знал, но в его ситуации его не слишком волновало, что именно его убьет.
-
-
10.12.2014 в 11:53У людей, далеких от опасностей космической службы, поневоле складывается множество мифов - как о самих звездолетчиках, так и о их психологии. Джим сам не раз посмеивался, слушая байки “штатских” об офицерах флота. Почему-то люди считали, что в моменты смертельной опасности перед глазами должна пролетать вся жизнь. Это, на взгляд Джима, была просто глупостью. В такие моменты выживание зависело от того, насколько быстро ты сумеешь собраться, выкинуть из головы все лишнее и бороться за жизнь. Не говоря уж о том, что вся жизнь - да даже самые ее запомнившиеся события! - не уместятся в секунды, обычно проходящие между возникновением опасности и ее развязкой. Хотя.. кто знает, может, те, кто не выжил, и видели что-то из в этом роде…
Кирк никогда не относил себя к тем, кто, столкнувшись со смертью, начинает предаваться размышлениям и сожалениям. Всегда были более важные дела: успеть, спасти, выжить самому, выполнить долг…
Но сейчас он, спотыкаясь и с трудом находя направление, вновь и вновь вспоминал. То, что давным-давно прошло, что было когда-то - в прошлой жизни. когда еще не умер Спок и существовал Энтерпрайз; когда он не знал о существовании своего сына и был просто адмиралом, без высокопарной приставки “контр”. Одним из самых успешных и фартовых в звездном флоте. Перед глазами стояли события, ставшие историей много лет назад. И на боль этого его, неудачного приключения, накладывалась боль и торжество другой, одной из самых тяжелых и одновременно самых успешных миссий.
Он сам не понимал, почему сейчас, в двух шагах от смерти, из сотен его миссий и десятков опасных заданий в памяти всплывает именно эта. Последняя - во многих смыслах. Последняя в должности исполняющего обязанности капитана корабля; в той, четвертой, пятилетке; и просто последняя, в которой он участвовал. Миссия, после которой он получил почти трехмесячную госпитализацию на земле, орден “За вклад в развитие межпланетной дипломатии” и звание контр-адмирала. Словно просто адмиральских погон ему было мало!
Кирк споткнулся и на несколько секунд застыл на четвереньках, тяжело дыша и пытаясь набраться сил для еще одной попытки встать. Мотнул головой. Он не любил копаться в воспоминаниях тогда, когда нужно действовать. И уж точно - не в таких.
Но стоило ему, поднявшись, вновь зашагать вниз - как отступившие было воспоминания упрямо вернулись, с какой-то извращенной насмешкой стучась в путающееся сознание.
“Заложник” - одновременно кодовое название и, по иронии судьбы, краткое описание событий того дипломатического кризиса.
То задание он не забудет никогда. По двум - одинаково весомым, но несоизмеримо разным по важности для него лично - причинам. Первая заключалась в том, что после того самоубийственного спуска к террористам его подняли на Энтерпрайз практически в виде фарша. И то, лишь благодаря не совсем законным действиям его Первого офицера. И вторая, которая перевешивала первую в десятки - в сотни, в тысячи! - раз: у него снова, и уже навсегда, отняли Энтерпрайз. Оставили его на Земле, в звучной и бессмысленной должности. А его корабль, его экипаж, его жизнь - отправились в путь без него. Единственное, чего ему удалось тогда добиться - оставить после себя на мостике того, кому он мог доверить и сам звездолет, и жизни его экипажа.
И это хоть немного, но облегчало боль от осознания, что его, как прохудившийся корабль, поставили на вечный прикол в безопасном сухом доке.
Что по сравнению с этим боль от пыток и страх близкой смерти?..
Кирк тяжело вздохнул, переводя дыхание и пытаясь справиться с нарастающей болью. Перед глазами темнело - от яда, или просто “луна” Вулкана уходила за горизонт, он уже не понимал.
“Нелогичный поступок, адмирал”, - говорит ему Спок, пока его, под испуганными взглядами спасательной группы и ворчание Боунса, транспортируют на корабль. Рука вулканца осторожно придерживает на носилках его переломанное запястье, странным образом ухитряясь не причинять боли. А он не может даже двинуть губами, чтобы ответить, что поступок как раз был логичным. Что жизнь его корабля и его друзей стоит куда больше, чем жизнь немолодого и давно продвигаемого “на сушу” адмирала.
Кровь - красная, человеческая - густо пачкает рукава Спока. Он помнит, как золотой свет транспортации прервал пытку. Помнит бой, помнит боль в руках, когда его вздергивают на ноги, превращая в живой беспомощный щит для держащего его человека. Помнит жуткую, незнакомую ненависть в глазах его вулканца и ошарашенные лица офицеров десантной группы.
Темные пятна на светлой форме Спока кажутся ему похожими на цвет технического отдела той, первой их, миссии.
Он не знает, какие из них принадлежат ему.
...Лазарет. Удивленные лица медиков. Удивленные странной облегченной улыбкой на лице почти умирающего пациента и закаменевшим видом непробиваемого Первого офицера, не выпускающего его руки.
Короткие приказы Боунса. Гул аппаратов. Он чувствует боль. Лишь ее: страха нет. Ему неоткуда взяться, пока с двух сторон, не мешая друг другу, его держат два самых упрямых существа в мире.
“Я присмотрю за вами, Джим” - он не знает, слышит ли эти слова, сказанные успокаивающим голосом его старпома, или додумывает то, что давно не нуждается в озвучивании.
И падать не страшно.
Боль. Тянущее ощущение в пересохших губах. Размеренный писк аппаратов жизнеобеспечения.
...“Кажется, ты успел вовремя, Спок…” - с трудом выдыхает он сквозь непослушные губы, когда медикаментозный сон в очередной раз сменяется краткими минутами зыбкого бодрствования. И невыносимо мечтает, чтобы вулканец услышал именно, что он сказал. Но в глазах Спока отражается только боль, принадлежащая и одновременно не принадлежащая ему, и яростное, невыносимое для Кирка чувства вины.
...Темнота. Боль. Сливающиеся в фоновый шум голоса и стирающиеся в памяти минуты пробуждений.
“Добро пожаловать на Землю, адмирал” - слышит он. Чужие лица; белые, непохожие на флотскую форму, халаты; заученно-сочувственные голоса.
В лицо ему бьет яркий свет послеполуденного Сан-Франциско. Руки, ноги, грудь, шею - все сковывает плотный реабилитационный корсет. Он помнит, что был покалечен. Помнит испуг в глазах доктора Чепэл и упрямое выражение на лице Боунса. Помнит боль в перебитых костях и жутковатое чувство пустоты где-то совсем рядом с ним. Он не помнит лишь одного: как он позволил, чтобы его забрали из его дома, с его привычной суетой и едва слышным гулом двигателей, в этот безликий и чужой госпиталь.
...“Ты везунчик, Джим” - говорит ему Боунс. Губы друга едва заметно дрожат, и его рука, осторожно опускающаяся на его плечо, двигается непривычно бережно. “Знал бы ты, из какого фарша мы тебя собрали…”
А он уже знает, что на корабль ему не вернуться. Но отупевшее от огромного количества обезболивающих сознание сейчас не способно даже испытывать горя от мысли об этом. Боунс сочувственно вздыхает, с суетной неловкостью поправляет одеяло на нем. А ему хочется лишь одного - чтобы друг ушел и наконец оставил его наедине. С его тоской, его болью и его поражением.
...“Я прошу вас отменить приказ, Джим” - спина Спока безукоризненно выпрямлена, на лице - ни тени эмоций. Руки, побелевшие от напряжения, сцеплены за спиной. Сейчас Кирк не может видеть золотистых капитанских нашивок на рукавах своего старпома.
И осознание, что его Спок - капитан Спок! - завтра уйдет на патрулирование вместе с Энтерпрайз, обжигает в равной мере гордостью и болью. Он победил - последний раз, добившись того, в чем командование не посмело отказать инвалиду и герою. Капитанство - для того, кто давно заслужил этот пост более, чем кто бы то ни было.
“Отмените приказ, Джим!” - глаза Спока настойчиво держат его взгляд. Выдерживать его невыносимо тяжело. Рапорт об отставке лежит на прикроватном столике, и сейчас Джим рад, что его закованные в лангеты кисти не позволяют ему подписать его лично, в обход командования.
Они оба молчат о том, что приказывать Споку он сейчас не имеет права. И оба знают, что лишь этот - приказ? просьба? мольба? - могут заставить вулканца отправиться в экспедицию, оставив капитана (контр-адмирала! Отныне - и уже безвозвратно) долечиваться в госпитале на Земле.
Энтерпрайз в надежных руках. Не менее надежных, чем его о-бственные, на ближайшие два месяца бессильные поднять даже электронный стилос.
Почему же от этого так больно?..
-
-
10.12.2014 в 11:54В кабине небольшого частного аэрокара стояла напряженная тишина. Трое людей и вулканец, почти не переговариваясь, напряженно вглядывались в приборы и темноту за бортом, круг за кругом прочесывая местность в поисках подходящего биосигнала.
В отличие от людей, вулканцу, неподвижно застывшему возле выходной двери, теснота была не слишком приятна. Выпрямив спину и сложив руку возле лица в жесте сосредоточения, он явно старался пореже соприкасаться со своими с спутниками. Получалось это не слишком хорошо: небольшие габариты кара не позволяли сидеть, не толкаясь локтями. Четырехместная элитная машина была выбрана за ее скорость, а не грузоподъемность. В случае, если бы капитан был обнаружен здоровым, не составило бы труда вызвать второй кар и добраться до космодрома со всеми удобствами. Однако надежда найти Кирка именно живым и именно здоровым уменьшалась с каждой минутой; в этой ситуации каждая лишняя секунда была, как сказали бы люди, на вес золота.
Настроение экипажа было далеко от радужного, но и обреченным оно перестало быть: патрульный крейсер, проводящий задержание нарушителя, сообщил, что тела адмирала во флаере не обнаружено. Единственный пассажир, он же пилот, магнат Джастин Куртц уже подал жалобу в Совет Федерации за незаконный арест. Его протесты, однако, никого не интересовали. Вулканцы славились своей дотошностью, и всего несколько минут обыска обнаружили столько оружия, сколько хватило бы на вооружение небольшого звездолета. В том числе и запрещенное для штатских полицейское оборудование. Но, к разочарованию экипажа Энтерпрайз, Куртц отрицал знакомство с адмиралом, и добиться от него хоть чего-нибудь, что пролило бы свет на судьбу Кирка, так и не удалось.
- Но коммуникатор, Хикару! - возбужденно говорил Чехов, размахивая руками, - Откуда бы тогда взялся его коммуникатор? Капитан был там! Он же врет, просто врет, неужели не понятно?! Они совершенно не умеют допрашивать!
- Ты тоже, Павел, - подколол приятеля Сулу, не отрывая взгляда от видового экрана.
- Нет, ну ты же понимаешь, что этот чертов…
- Достаточно, Чехов, - устало поморщился МакКой. Коммандер, покосившись на него, вздохнул и замолчал. Вид у доктора был измученный и помятый. Последний час был тревожным для всех, но доктор, кажется, пережевал больше остальных. Он осунулся, посерел, и даже перестал подкалывать сидящего рядом, напряженно выпрямившись, Спока. Хмуясь, доктор изредка бросал подозрительные взгляды на вулканца. Тот полностью ушел в себя, и лишь изредка коротко вздрагивал, словно его мучила боль. Опыт медика подсказывал МакКою, что дело тут не чисто; опыт же чрезмерно холодных и преувеличенно вежливых ответов Спока отбивал всякое желание лезть тому в душу и выяснить, что творится в этой логичной голове. Впрочем, несколько подходящих для вулканца препаратов были предусмотрительно уложены в медсумку, собранную ради Джима.
Внезапно Спок сильно вздрогнул, коротко вздохнул, явно выходя из транса, и резко выпрямился. Руки его, до этого расслабленно сложенные у подбородка, судорожно вцепились в подлокотники кресла. Покрытие жалобно скрипнуло, сминаемое сильными пальцами.
- Спок? - встревожено наклонился к нему МакКой. Вулканец не отреагировал, невидящим взглядом вперившись куда-то вперед.
- Эй, Спок!- помедлив пару секунд, негромко, но настойчиво повторил доктор, - Чертов вулканец, что с тобой? Ты позеленел весь…
Спок шевельнулся. Напряженное тело едва заметно расслабилось, и он, невольно поморщившись, повернул голову к МакКою.
- Нелогично, доктор, - сипло выдохнул он, - “Позеленел”- это естественное для вулканцев состояние. Непрофессионально переносить на представителей другой разы симптомы человеческого неблагополучия.
- Опять это слово на “л”... - пробурчал МакКой. - Я спрашиваю, что с тобой? Что у тебя болит? Я не хочу объясняться с твоими монахами!
- Я в норме, доктор.
- Действительно? А мне показалось иначе.
- Я в норме, доктор! - повысил голос вулканец, и тут же, поймав скептический взгляд медика, замолчал и, тяжело дыша, закрыл глаза.
Несколько минут прошли в подозрительном молчании. Сидящие впереди люди не заметили перепалки, а никто из спорящих не посчитал нужным обратить на себя внимание. А потом Спок внезапно резко поднялся, чуть не врубившись головой в крышу кара и, перегнувшись через плечо пилота, одним быстрым движением набрал на нем какую-то сложную комбинацию цифр.
- Мистер Сулу, следуйте по этим координатам. Мистер Чехов, на вашу консоль загружена формула пересчета полей. Переключите сенсоры аэрокара на эти параметры и начинайте сканирование местности в широком диапазоне.
Окаменевший взгляд вулканца и странное выражение на него лице отбивало всякое желание задавать вопросы. Спустя несколько секунд ошеломленного молчания Сулу молча переключил скорость, и аэрокар, круто развернувшись, полетел к горам.
Помедлив секунду, к приятелю присоединился и Павел со своим оборудованием.
- Что это, Спок? - подозрительно спросил МакКой, понижая голос.
Вулканец покосился на человека. Поколебавшись несколько секунд, он нехотя ответил:
- Приблизительные координаты адмирала Кирка, доктор.
Подозрительный взгляд МакКоя стал еще более колючим.
- Откуда такие сведения, мистер логик?
- Боюсь, я не могу объяснить это так, чтобы вы могли понять, доктор. Прошу вас приготовить медицинское оборудование.
Последние слова, несмотря на гул работающих на пределе моторов, услышали все.
- Что случилось, мистер Спок? - русский взволнованно оглянулся через плечо, окидывая тревожным взглядом напряженного вулканца и мрачного доктора.
- Случилось? Мистер Чехов, мне казалось, еще в начале наших поисков мы предполагали, что адмирал Кирк может быть ранен.
- Да, но…
- Достаточно, мистер Чехов. Доктор, вас я так же прошу помолчать. Я устал и хотел бы попытаться погрузиться в медитацию.
Это уже было грубостью, и лучше всего показывало, насколько не в себе был Спок.
Люди неохотно замолчали; даже МакКой, с подозрением косящийся на своего спутника, внял его просьбе. Однако тишина, нарушаемая лишь мерным гулом двигателей, не могла помочь успокоить смятенный разум.
Стараясь отстраниться от происходящего, Спок медленно, глубоко дышал. Ни о какой медитации сейчас, конечно, и речи не шло. Он был слишком взволновал. Частью своего сознания он испытывал недовольство от собственных неподконтрольных эмоций. Однако другая его часть, та, которая ощущала в себе странную, все крепнущую связь с человеком, виденным им в этой жизни лишь несколько раз, металась в ужасе. Эта нелогичная часть сознания требовала спешить, требовала забыть о логике и подчиняться эмоциям. Скорее, скорее, скорее!.. Он не мог усмирить этот яростный голос в своем разуме. Мысленно он испытывал настоящее ошеломление. Его двойственная природа всегда была причиной множества сложностей. Но никогда еще - никогда в той жизни, что он помнил достаточно четко - эта двойственность не проявлялась столь явно.
Мощные, тревожащие эмоции людей сбивали с толку и мешали вернуть так необходимое ему спокойствие. Люди требовали ответа. Требовали логического обоснования данных, которые он переслал на пилотский пульт. Однако он был неспособен их дать. Даже сам он не знал точного источника этого необычно яркого, уверенного знания. Сам себе он казался сейчас Ahkh-dorpa, древней стрелой вызова, стремящейся к своей цели. Он не мог сказать, откуда пришел этот болезненный приказ спешить. Не знал, что будет делать, когда придет к цели, и какая роль отведена в этом действии сопровождающим его людям и ему самому.
Он знал лишь одно: время на исходе. Боль, не принадлежащая ему и в то же время почти сводящая с ума, заставляла его трястись, как в огне плак-тау, и бессильно взывать к логике в попытках усмирить чуждые эмоции.
Золотая нить связи дрожала и звала вперед столь мощно, что сейчас он мог бы пройти по ней даже с закрытыми глазами. Что-то подсказывало Споку, что, одолев этот путь до конца, он найдет ответы хотя бы на часть занимавших его вопросов. Однако сейчас это уже не казалось ему важным. Он опаздывал. Память, к которой у него пока не было доступа, заходилась от ужаса при этой мысли. А тело, привыкшее стойко выносить любые невзгоды, бессильно вздрагивало, когда по натянутой, болезненно-напряженной связи приходила очередная волна чужой агонии.
Он открывал глаза, пытаясь за ощущениями внешнего мира укрыться от боли и пугающих его эмоций; но даже тогда ощущал, как течет по венам отравленная кровь, отнимая у спотыкающегося сердца минуты жизни.
-
-
10.12.2014 в 11:55Кирк остановился, прикусив губу и тяжело, сквозь боль и подступающую дурноту, дыша. Ноги дрожали, он уже с трудом удерживался в положении стоя. Набирать воздух было невыносимо тяжело; ему казалось, что следующий вздох сделать он не сможет. И он не знал, сколько еще выдержит. Едва слышный гул заставил его вскинуться и с облегченной улыбкой обернуться. Ну наконец-то...
...Лишь спустя секунду он понял, что внезапный звук - не гул прилетевшего за ним шаттла. Всего лишь свист ветра в только что пройденной расселине. Просто миражи этого чуждого мира...
Джим болезненно тряхнул головой и невесело усмехнулся. Что ж… Несложно понять, почему именно сейчас он вспомнил ту невеселую миссию с заложниками. Уж не потому ли, что когда-то один его друг пообещал, что всегда придет на помощь? А один наивный и глупый адмирал теперь, как ребенок, ждет чуда. Привычного и обыденного чуда, которое не единожды совершал ради своего капитана один невероятно логичный и упрямый старший помощник.
Он тяжело вздохнул. Пришла пора признать правду: ему слишком часто везло. И еще чаще его спасали. В последний миг, в ситуации, когда, казалось, уже не может быть никаких шансов. Буквально выдергивали его из зубов судьбы, удерживая на самом краешке. Боунс с его волшебными руками и неизменным ворчанием. Скотти, способный, кажется, даже ржавую подкову превратить в скоростной корабль. Сулу, лучший пилот во Флоте, и Чехов, лучший же навигатор за всю его историю. Ухура, его бессменный связист и советчик. Он сам не замечал, насколько доверял ее спокойным суждениям и отваге, которой могли бы позавидовать многие из офицеров-мужчин.
Спок.
Знакомое имя привычно отдалось болью в груди. Тот, кто спасал его настолько часто, что он давно уже перестал считать.
Даже сейчас, понимая, что лишь минуты отделяют его от смерти, он не мог избавиться от странного ощущения, что его слышат и к нему спешат. Казалось, крикни - и та странная, непонятная никому другому связь, что сложилась между ними двоими, позовет, укажет путь. Приведет на помощь, как ни раз приводила раньше, когда и лучшая техника, и поисковое оборудование, и логика оказывались бессильны.
Кирк прижал руку к упрямо закрывающимся глазам. Нелегко было вот так просто сдаться. А мысль, что он так бездарно выкинул на ветер свой послений шанс поговорить со Споком, делала его поражение еще более болезненным.
Но нет. Это как раз было правильно. Все эти дни на Вулкане он не оставлял надежды, что Спок все вспомнит. Даже не допускал иных мыслей, гнал их, не давая себе возможности обдумать все возможности.
И даже не понимал, что этим связывает своего друга. Тормозит его непонятными ему обязательствами и собственными, чуждыми ему, ожиданиями. Почему-то само собой разумеющимся казалось, что та жизнь, что была у Спока до… До их последнего вояжа, подходит ему лучше. Но правда в том, что это ему, Джеймсу Тиберию Кирку, она подходила лучше. Это он - он, а не Спок - подскакивал ночью в холодном поту при мысли, что может вновь потерять его. Это он хватался за прошлое, не желая себе признаться, что Генезис стал рубежом их жизней вне зависимости от того, что будет дальше. Это он лез в душу и пытался навязать другу точки зрения, не понятные и неприятные воскрешенному Споку.
Это он - он, и никто другой - панически боялся остаться один.
Не понимая и не в силах согласиться, чтобы их дружба, разделившись холодным стеклом реактора, перешла в новую форму, где у него будут воспоминания о прошлом, а у Спока - просто жизнь.
Пришло время отпустить Спока и предоставить его, наконец, его собственной судьбе. Пора в конце концов признаться себе: обряд фал-тор-пан положил конец их прошлой жизни. Их общим воспоминаниям, клятвам и обязательствам. Он слишком много получил от их дружбы со Споком, а отдал - слишком мало. Слишком часто рука того, кто был для него больше, чем брат, удерживала его от падения в бездну. Пришло время остаться одному.
Что ж… он всегда знал, что умрет в одиночестве.
Нечего бояться. И не о чем жалеть. Возможно, лишь о том, что даже теперь ощущение чужого надежного присутствия за плечом по прежнему столь сильно, что хочется обернуться, улыбкой встречая спокойный темно-карий взгляд?..
Колени Кирка подломились, и он без сил опустился на остывающий песок.
Ночь молча смотрела, как дрогнули губы проваливающегося в беспамятство человека, неосознанно выдыхая одно короткое слово.
Имя. Просто имя.
Того, кто всегда успевал заслонить его смерти.
Но сейчас это уже не имело значения.
Последнее, что увидел Кирк, прежде чем отключиться – огромный багровый шар Т’Хут, медленно плывущий над плоскогорьем.
-
-
10.12.2014 в 11:56Хикару Сулу, не отрываясь, следил за показаниями панели управления. Координаты, введенные мистером Споком несколько минут назад, быстро приближались. Словно понимая, что ответ их лишь еще больше запутает, офицеры молчали, избегая задавать новые вопросы. В кабине повисла напряженная тишина. Время уходило, и все понимали, что с каждой минутой вероятность найти адмирала живым уменьшается. Под плоским днищем флаера мелькнули и пропали тусклые огни знакомого космодрома; поисковая группа замкнула круг и сейчас шла по прямой, уходя от предполагаемого радиуса местонахождения Кирка. Внизу замелькал
желто-серый крутой склон. Сулу лихо заложил вираж, поднимая машину и выводя ее на плоскогорье.
- Где-то здесь, мистер Спок, если ваши координаты… - звенящим от волнения голосом сообщил Чехов, напряженно вглядываясь в показания сканера.
- Двести семнадцать метров четырнадцать сантиметров восточнее, - оборвал его тот.
Навигатор напряженно кивнул, не споря. Сулу, не дожидаясь указки, поспешно свернул в указанном направлении. Флаер теперь летел почти над самой поверхностью, легкую кабину раскачивало от ударов восходящих воздушных потоков. Впереди, в свете прожекторов, мелькнула громоздкая желто-зеленая туша какого-то крупного животного.
- Это что еще за?.. – недоуменно начал было доктор, но его прервал вскрик Чехова:
- Там! Там, смотрите! Хикару, вправо, да давай же!
Однако японца не нужно было подгонять. Он тоже уже заметил впереди, чуть больше чем в километре, темную точку. Спустя несколько секунд все сомнения исчезли: неясный силуэт превратился в лежащую на песке человеческую фигуру.
От крутого поворота пассажиров вдавило в кресло, а спустя секунду машина уже тормозила в нескольких шагах от тела. МакКой выскочил первым, на ходу раскрывая свою сумку.
- Черт бы тебя побрал, Джим, ты меня в могилу сведешь!
Он поспешно опустился на колени рядом с адмиралом, бросил короткий взгляд на трикодер и, стиснув зубы, поспешно принялся вводить ему одно лекарство за другим. Сулу уже связывался с местной Скорой помощью, Павел Чехов, не дожидаясь команды доктора, лихорадочно сворачивал в валик свою гражданскую куртку.
- Он ведь жив, да, док?..
МакКой раздраженно дернул плечом, не желая отвечать на глупый вопрос, и навигатор неловко замолчал. Опустившись на колени, он бережно приподнял безвольную голову Кирка и подсунул импровизированную подушку ему под шею. И внезапно резко испуганно выдохнул, выпрямляясь.
- Доктор…
На растерянно повернутых вверх ладонях маслянисто блестели темные, казавшиеся почти черными в багровом свете Т’Хут, пятна.
- Без тебя знаю, - проворчал доктор, не отрываясь от своего пациента. Он бы сейчас душу продал за портативный регенератор, но рядом не было ни одного черта, который согласился бы приобрести ее в обмен на прибор.
Он вставил в шприц очередную ампулу и повелительно бросил за плечо, обращаясь то ли к закончившему разговор Сулу, то ли ко всем сразу:
- Мне нужна нормальная система детоксикации и аппарат ИВЛ максимум через четыре минуты, так что пусть пошевеливаются. У него отравление белковым ядом и частичный паралич нервной системы, и еще по мелочи. А пока – живо снимайте куртки! Его нужно согреть; в машину тащить сейчас нельзя.
Напряженная тишина была ему ответом. МакКой раздраженно вскинул голову, бросая гневный взгляд на спокойную фигуру Спока и испуганных офицеров.
- Оглохли, молодежь?!
- Медики сказали, что будут через десять минут, - встревожено доложил Хикару. Его узкие глаза от волнения превратились в щелочки, руки нервно комкали кожаную «пилотку».
- Какого черта?! А ну-ка парень, вызови этих остроухих! Чтоб через две минуты были здесь, Джиму некогда ждать, пока они помедитируют на луну!
- Доктор, это нелогично, - неожиданно вмешался молчавший до этого момента вулканец. – На сбор экстренной медицинской бригады требуется четыре с половиной минуты, еще шесть – на дорогу от Шикхара до этого места. Нелогично предполагать, что ваше желание может изменить законы физики. Кроме того, медперсонал не может заниматься медитацией или другими личными делами в рабочее время, и ваше предположение лишено…
Яростный взгляд МакКоя и неприязненное молчание двух молодых землян заставило его замолчать, не закончив фразы.
- Ах ты ж, - негромко прошипел Боунс, поднимаясь на ноги и трясущейся от бешенства рукой указывая на вулканца. – Ну ты и сволочь, Спок! Джим умирает! Тебя это что, не волнует?! Он не протянет десяти минут, и – заткнись! – рявкнул он, заметив, что вулканец недоуменно вскинул бровь и намеревается что-то сказать. – Мне плевать, сколько там конкретно минут и секунд нужно вашим тупым черепахам!
Он почти не обращал внимание на самого Спока, занятый мыслями о раненом друге, и потому не заметил ни неестественной бледности вулканца, ни его странной заторможенности речи. Выговорившись, он внезапно сник, умолкая. Бросил взгляд на неловко молчащих Сулу и Чехова, осторожно укрывающих Джеймса кожаной курткой японца и, разом растеряв всю злость, потерянно опустился на корточки возле друга.
- Док, можно же что-то сделать… - тихо, беспомощно переспросил Чехов, поднимая взгляд на старшего медика Энтерпрайз. Руки его продолжали поддерживать голову Кирка.
- По-твоему, я не делаю? – горько отозвался МакКой. Он прижал к шее Кирка зашипевший гипошприц – стимулятор, судя по маркировке – и бросил взгляд на трикодер, словно надеялся, что показания вдруг могут поменяться. Разумеется, ничего не изменилось.
Боунс судорожно вздохнул и провел дрогнувшей рукой по глазам. Веки щипало. На тыльной стороне ладони, когда он опустил руку, осталась незаметная в темноте влага. Все его действия были теперь так же бесполезны, как и швыряние монеток в фонтан «на счастье». Он осторожно сжал плечо друга в молчаливом жесте поддержки, хотя и понимал, что Джим уже слишком глубоко в коме, чтобы почувствовать это. Поднять взгляд на Павла или Хикару не было ни сил, не смелости. Оба парня смотрели на него с надеждой и мольбой, ожидая от него очередного чуда… Но что он мог?!. Он так часто вытаскивал пациентов почти с того света, так часто удерживал чужую жизнь на тонюсенькой ниточке, в которую никто, даже он сам, не верил, что экипаж постепенно стал считать его чуть ли не волшебником. Но он не был чудотворцем. Всего лишь человеком. Обычным сельским врачом, старым и смертельно усталым. А его лучший друг умирал сейчас у него на руках – просто потому, что они прилетели на шесть минут позже, чем было нужно. Потому, что в их крошечном четырехместном каре неизбежная тряска убьет его почти так же верно, как и растекающийся по крови яд. Если бы они вылетели на несколько минут раньше… Если бы взяли флаер с компенсатором гравитации, где поврежденная нервная система Джима не подвергалась бы опасности качкой…
Он тяжело сглотнул болезненный комок в горле, пытаясь не прислушиваться к слабым неровным толчкам под своими пальцами. Не считать секунды до того момента, когда эти толчки прервутся – навсегда.
И поэтому не сразу заметил, что Спок, все это время державшийся поодаль, успел неслышно подойти и сейчас стоит рядом с ним, в полушаге от неподвижного тела Джима. Судорожно стиснутые руки вулканца едва заметно дрожали. Однако заметить это при неверном свете Т’Хут мог лишь он сам.
- Доктор…
- Чего вам, Спок? – горько отозвался он. Пресловутый комок в горле мешал говорить, и голос получился непривычно хриплым. Злость куда-то ушла, и вопрос прозвучал почти мирно. Безразлично.
Спок непривычно долго молчал, подбирая слова. На его лице, утратившем маску безразличия, было написано смятение. Короткая судорога боли исказила черты вулканца.Но в тот же миг он овладел собой и, слегка склонив голову, с сомнением произнес:
- Доктор, я не уверен, что подобная мера допустима. Однако, я полагаю, в данной ситуации… Кажется, люди говорят «все средства хороши».
- Вы можете помочь? – с надеждой вскинулся Павел, на секунду раньше, чем МакКой успел справиться со внезапно онемевшим языком.
Вулканец нахмурился. На секунду на его лице мелькнуло недовольство собой. Словно он уже жалел, что поддался эмоциональному порыву и предложил помощь. Впрочем, если это действительно было так, он быстро справился с сомнениями и ответил почти без паузы:
- Яд ле-матьи воздействует на центральную нервную систему. С помощью ментальных технологий я, возможно, мог бы несколько замедлить этот процесс. Это дало бы адмиралу необходимые шесть с половиной минуты. Хотя я не уверен, что подобное вмешательство этично.
- Slava tebe, Gospodiy, - облегченно прошептал Чехов по-русски. Перевода не требовалось, фраза на слабо знакомом языке выражала общее мнение. Он поспешно встал, освобождая место для вулканца, а МакКой почувствовал, как в душе вновь вспыхивает уже угасшая было надежда.
-
-
10.12.2014 в 11:57- Вряд ли в такой ситуации этичность имеет значение, мистер Спок, - рассудительно поддержал его коммандер Сулу.
Спок колебался. Словно не зная, что делать, он плавно опустился на колени рядом с Кирком, закрыл глаз. Напряжение на плато, казалось, можно было ножом резать.
- Ну же, Спок, скорее! – не выдержал наконец МакКой. – У Джима нет времени, черт бы вас побрал с вашей этикой! Если можете помочь, помогите ему! Бога ради!
Вулканец открыл глаза. На миг в них мелькнула неуверенность, но почти сразу он согласно склонил голову. Протянул руку к лицу Кирка. Потом, чуть ли не заставив людей заорать от волнения, снова остановился.
- Доктор МакКой, надеюсь, вы понимаете, что я не являюсь квалифицированным целителем, и не могу гарантировать результата?
- Господи, Спок, да делайте вы уже! – взорвался МакКой. Остальные только молча уставились на бывшего офицера с немой мольбой. Павел нервно сжимал и разжимал кулаки, Сулу, владевший собой лучше, просто застыл, вытянувшись в струнку.
Спок тихо вздохнул. Очень похоже на себя-прежнего, регулярно вынужденного терпеть нападки несдержанного начмеда. Его рука замерла возле лица адмирала, не касаясь кожи. Несколько секунд колебания – и вздрагивающие пальцы, неохотно преодолев оставшиеся миллиметры, легли на лицо человека.
А в следующую секунду внезапно отдернулись – вместе с коротким судорожным вздохом, почти похожим на вскрик, и болезненной гримасой на каменном лице.
Спок отшатнулся, тяжело переводя дыхание. Бросил короткий взгляд на застывших вокруг людей и покачал головой.
- Прошу прощения, доктор. Ощущения… Слишком интенсивны.
Он снова протянул руку, действуя, на этот раз, еще более осторожно, чем раньше. Коснулся бледной скулы, вздрогнул, словно под ударом тока, но больше не отдернул ладони. Люди, затаив дыхание, напряженно следили, как пальцы Спока осторожно ощупали щеку Кирка, висок, нашли точки катры… И плотно прижались, впиваясь, почти врастая в лицо умирающего.
- Мой разум… к твоему. Мои мысли… к твоим… Наши разумы…
А в следующую секунду он резко выпрямился, распахивая пустые, ничего сейчас не видящие глаза и стискивая зубы. Идеально прямая спина напряглась, ровное дыхание вдруг сменилось короткими рваными вдохами. МакКой невольно вздрогнул, увидев, как на лице вулканца с бешеной скоростью меняются столь редкие, почти пугающие эмоции: изумление, боль, отчаяние, страх… Он с трудом сдержался, чтобы не оттащить его от Джима. Лишь осознание, что этот непонятный шаманский ритуал, возможно, позволит Джиму продержаться, пока не прибудет помощь, заставил его остаться на месте.
Губы Спока беззвучно задвигались, проговаривая что-то, что, судя по всему, не касалось никого на этом плато… По крайней мере, никого, кто был в сознании. Офицеры Энтерпрайз стояли, боясь шевельнуться. Наконец, МакКой сбросил с себя оцепенение и тихо опустился рядом на колени. Показания на трикодере оставались такими же пугающими, но, по крайней мере, не летели вниз столь же стремительно, как две минуты назад. Похоже, теперь у Джима действительно был шанс дождаться реанимацию.
Доктор потянулся было за гипошприцем, чтобы ввести другу еще пару кубиков стимулятора, но вовремя опомнился. Черт его знает, не помешает ли это Споку. Хотя… Синусоидные кривые на графике ему совсем не нравились: судя по ним, совсем недавно у Джима - если, конечно, это не последствия отравления - был спазм миокарда. Это, разумеется, могло быть вызвано и ядом того зверя, с которым Джим ухитрился сцепиться… Но опыт подсказывал доктору, что на синусовый ритм стоило обратить внимание. В голове промелькнули тревожные воспоминания: одышка, приступы головокружения, болезненный жест, которым Кирк растирал вывихнутую еще на Генезисе руку… Возможно, эти симптомы были предвестниками серьезного заболевания? А он проморгал их, слишком обеспокоенный душевных здоровьем друга.
- Доктор, адмирал продержится, да?.. – тихо спросил его Чехов, когда он вновь поднялся на ноги, отодвигаясь от Спока, чтобы невольно не отвлечь его. МакКой взглянул в умоляющие глаза Чехова, потом – в такие же, наполненные надеждой, глаза Сулу, блестевшие на смуглом лице. И согласно кивнул головой.
- Продержится, куда ж он денется… Это же Кирк. Если только наши вулканские друзья не задержатся…
Он не договорил, но остальное было и так понятно. Жизнь Джеймса Кирка сейчас зависела от пунктуальности вулканских медиков и от непонятных действий Спока, и все трое боялись лишний раз вздохнуть, чтобы не спугнуть неохотно повернувшуюся лицом к адмиралу капризную вертихвостку-удачу.
Внезапно Кирк шевельнулся и, хватанув воздух ртом, тихо застонал. Двое младших офицеров Энтерпрайз вздрогнули от неожиданности, а МакКой, чуть было не подскочив на месте, в который уже раз за вечер схватился за трикодер. Показания на экранчике ясно говорили о возросшей нейронной активности, дыхание адмирала учащалось, опасно прерываясь на вдохе и продолжаясь тяжелым, смешанным с едва слышным стоном, выдохом. На лице его внезапно проступила смазанная еще беспамятством гримаса боли, и такое же выражение, к изумлению людей, появилось на лице Спока. А в следующую секунду – раньше, чем кто-нибудь успел что-то сказать – Кирк вздрогнул всем телом и открыл глаза.
- Спок… - еле слышно, с облегченным удивлением прошептал он. На серых бескровных губах мелькнула слабая, но радостная улыбка. Даже с расстояния в несколько шагов люди увидели, как вспыхнул его взгляд. Рука Джима шевельнулась, и, с трудом перебарывая все больше охватывающий тело паралич, опустилась на протянутое к его лицу запястье Спока. Невооруженным взглядом было видно, каких усилий стоит ему этот простой жест.
На лице вулканца в единый момент отразилась целая гамма противоречивых чувств: изумление, тревога, непонимание, почти испуг… Он с нечитаемым выражением отшатнулся от Кирка, невольно пытаясь сбросить с себя чужую руку, словно она обжигала его кожу. У него больше не было многолетнего опыта дружбы с землянами, чтобы принять и оценить важность рукопожатия. Леонард внезапно с ужасом понял, что вот сейчас, в эту секунду Спок разорвет контакт – и тогда Джим умрет. Он не знал, откуда взялась эта уверенность, но почему-то даже не сомневался в этом. «Боже, только не!..» - панически мелькнуло у него в голове.
Но нет. Секунда слабости прошла, и Спок, справившись с собой, прекратил борьбу с другом, чьей дружбы он больше не помнил. Волевым усилием вновь приблизился к нему и закрыл глаза, явно пытаясь восстановить утраченный контроль над эмоциями.
Даже в темноте Боунс видел, как погасло лицо Джима – словно кто-то вдруг задул огонь, освещавший его изнутри и гревший всех, кто оказывался рядом. Улыбка исчезла, и смертельно усталое, опустошенное выражение сделало бледное лицо почти серым. Рука его соскользнула с запястья вулканца, глаза закрылись. Он вновь проваливался в беспамятство, и МакКой уже не удивился, бессильно следя, как неуклонно поползли вниз колонки физиологических данных.
Спок нахмурился. Поморщился, словно его мучила боль – вот только эта боль не принадлежала ему. Он явно пытался избавиться от какого-то непонятного ему ощущения, но, судя по всему, это не получалось. Напряженный темно-карий взгляд невидяще уперся в темноту. Это выглядело так, словно в нескольких шагах на невидимом стенде было написано что-то очень важное, и он изо всех сил пытался прочитать плохо видные слова. Губы вновь шевельнулись, беззвучно произнося что-то. МакКой отчетливо разобрал «я должен был знать…»
Трикодер отчаянно запищал, предупреждая об опасно низких показателях жизнедеятельности, и Боунс почувствовал, как его затопляет черное, непроглядное, как болото, отчаяние. Он уже ничего не мог сделать. До спасения оставались считанные секунды – но он был бессилен хоть чем-нибудь поддержать Джима. Хоть на минуту продлить его упрямо ускользающую жизнь! Он сделал все, что мог. И Спок тоже. Или?..
Спок внезапно вздрогнул, словно вспомнив что-то важное, и медленно перевел непонимающий взгляд на Кирка. Рядом с МакКоем тихо вздохнул кто-то из парней, беззвучно шепча не то молитву, не то ругательство.
И было отчего. Левая рука Спока, до этого неподвижно лежащая на его колене, шевельнулась и неуверенно, словно ее хозяин был сам удивлен своими действиями, нащупала безвольную кисть Кирка.
- Адмирал?.. – вопрос прозвучал неуместно, и это ощутил, похоже, даже сам Спок. Он поколебался, не то вспоминая, не то решаясь на что-то. И исправился:
- Капитан?.. Джим, - голос наконец приобрел странную уверенность. Он нахмурился, с трудом вспоминая что-то. – Вопрос?.. Должен был знать… Я… должен был знать…
Его голос затихал, словно вулканец разговаривал сам с собой, на лице сменялись бурные, даже для людей слишком интенсивные, эмоции. Он словно боролся с собой – или с чем-то, что не мог и не желал принять его разум. Зато Леонард, уже не в силах ни удивляться, ни радоваться, увидел, как почти предсмертные показатели Джима вновь дрогнули, повышаясь.
- Это простое чувство, да? – с изумлением услышали офицеры сиплый, срывающийся голос адмирала. Рука, в которой, по всем расчетам, уже почти не осталось жизни, с трудом дрогнула, сжимая удерживающую ее ладонь Спока. Скрепляя понятный только старой команде Энтерпрайза договор. А потом обмякла, бессильно обвисая. Но это уже не имело значения. Обморок, а не кома – с облегчением понял МакКой, кося одним глазом на друга, а другим – на экран трикодера.
-
-
10.12.2014 в 11:58Спок еще несколько секунд продолжал удерживать руку Джеймса, не торопясь прервать мелдинг и глядя куда-то расфокусированным, все еще хранящем следы удивлении и непривычного даже для него покоя, взглядом. Лишь когда приблизившиеся медики нагнулись над ними, сноровисто закрепляя на адмирале фиксационные ремни носилок, он опомнился. Опустил руки и медленно, как сомнамбула, поднялся на ноги.
На то, чтобы подключить Кирка к сложной системе жизнеобеспечения, ушло меньше двадцати секунд. Вулканцы вежливо, но непреклонно оттеснили от носилок МакКоя, не слушая его возражений и ругани. И спустя несколько мгновений обтекаемой формы машина уже исчезла в темном небе.
Леонард проводил медицинский флаер взглядом и, тихо выругавшись, сжал кулаки. Он прекрасно понимал, что в операционную его все равно не пустят. Просто куда легче было ждать поблизости, словно это оставляло надежду вмешаться в случае чего. Подхватить утекающую между пальцев дорогую жизнь, остановить, удержать.
Глупо. Стандартный комплекс военного медика, слишком долго отвечающего за четыре с лишним сотни жизней. Каждый лишний килограмм замедлял скорость флаера, и без них Джима доставят с клинику быстрее. Но остаться в стороне и бессильно ждать чуда, несмотря на это понимание, все равно было невыносимо тяжело.
- Даже не спросили, есть ли нам на чем вернуться, - со злостью буркнул он наконец, пытаясь скрыть свою досаду и беспокойство.
- Ну что вы, доктор, это же не логично, - радостно отозвался Чехов, начиная было нервно хихикать и поспешно замолкая под тяжелым взглядом МакКоя, - Не пешком же мы сюда добрались. Задавать лишние вопросы нелогично, правда, мистер Спок?
Вулканец не ответил. С самого отлета врачей он так и не сдвинулся с места, стоя с каким-то потерянным видом и рассеянно глядя куда-то в никуда. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал смысл вопроса и начал хоть как-то реагировать на действия окружающих.
Он медленно оглядел сияющих людей, и под его холодным равнодушным взглядом они ежились и невольно замолкали. Спок остановился взгляд на взъерошенном Чехове, едва заметно наклонил голову, не то соглашаясь с его последней репликой, не то демонстрируя удивление сообразительностью землянина.
И, повернувшись, зашагал к почти невидимому в темноте флаеру, больше не обращая на спутников никакого внимания.
На плато повисло тяжелое неловкое молчание. В один момент их Спок вновь превратился в незнакомого пугающего чужака. Застыл, заледенел в ставшем уже привычным за два месяца вулканском безразличии, словно и не было руки, бережно отвечающей на рукопожатие Кирка, кривящегося от принадлежащей другому боли лица и молчаливого разговора глазами.
Словно им померещилось.
Трое людей молча, не глядя друг на друга, поднялись во флаер. Сулу выжал сцепление, и машина, тихо заурчав, взмыла в ночное небо.
«Если даже этого оказалось недостаточно», - неумолимым рефреном билась в голове МакКоя тоскливая мысль, - «То что вообще нужно этому чертову компьютеру, чтобы стать собой?..»
***
Легкие шаги человеческой женщины прервали покой медитации, и Спок, подавив недостойное сожаление, плавно поднялся с колен, выражая почтение вошедшей.
- Мать, - склоненная голова и совершенно спокойный голос. Не тени того смятения, что вот уже третьи сутки владело его разумом.
- Спок? Я прервала тебя?
- Ты имеешь право.
- Да… Да, я не это имела в виду, но… Адмирал Кирк вышел из комы. Он даст показания по делу Куртца через четыре дня в администрации Шикхара. Я думаю, тебе стоит это знать.
- Я удовлетворен, - склонил Спок голову.
Женщина постояла еще минуту, явно ожидая какого-то продолжения. Потом, поняв, что его не будет, тяжело вздохнула.
- Спок, это сообщение пришло на мой личный коммуникатор, - она протянула прибор сыну. Коротко взглянув на текст, тот непонимающе поднял голову.
- Я принял к сведению, мать. Однако позволь узнать, какое это имеет отношение к предмету нашего разговора?
- Самое большое! – внезапно вспыхнула женщина и, в отчаянии всплеснув рукам, стремительно подошла к сыну. Тот с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться. Однако Аманда в последний момент вспомнила о личном пространстве и, остановившись в шаге от Спока, укоризненно взглянула ему в глаза.
- Я просила Т’Лар сообщить мне, если ты примешь подобное решение. Проклятье, Спок, я как чувствовала! И не смей говорить, что это неэтично!
Спок едва заметно дрогнул, когда буря эмоций землянки ударила в его ментальные щиты. Однако на лице его не отразилось ничего, и он, склонив голову, ровно произнес:
- Это твое право. Т’Лар поступила верно.
- Вот как? Рада слышать это, милый. А теперь будь добр, объяснись!
В голосе матери звучал приказ, наполненный настоящей яростью, и Спок, мысленно вздохнув, прямо взглянул ей в глаза.
- Я не способен разобраться в собственном разуме. Собственные эмоции смущают и путают меня, память меня подводит, логика не помогает найти верный путь. Kolinahr поможет мне обрести целостность. Это логичное решение, мать.
- Логичное?! – она всплеснула руками. В голосе ее прозвучало отчаяние, смешанное с изумлением. – Логичное?! Спок, где логика в желании себя искалечить?..
Она внезапно замерла, и в ее глазах отразилось понимание и печаль.
- Это из-за адмирала Кирка?
- Адмирал здесь не причем, мать.
Мысленно Спок вздрогнул. Он сам не был уверен, являлись ли его слова ложью или истиной. Он не мог ответить на этот вопрос, не погрешив против истины.
- Вот как?
Спок поколебался. И нехотя ответил, осознавая, что в сознании опять вспыхнул опасный огонек беспокойства при воспоминании о ведущей его раскаленной золотой нити.
- Во время поисков адмирала я… запутался в себе, мать. Его эмоции столь нелогичны… Столь беспорядочны… И в то же время, я чувствовал целостность личности этого человека. Это противоречит друг другу.
Аманда молчала, и Спок, не видя в ее глазах ни укора, ни насмешки, неуверенно продолжил.
- Я… Я видел в его памяти себя. Помнил то, чего не могу вспомнить сам. Чувствовал его страх и его горе. Умирал вновь и чувствовал, что его боль столь же сильна, как и моя. Я слышал его крик, слышал, как он зовет на помощь. Его боль привела меня к нему. Однако это невозможно. Мы не является кровными родственниками, более того, принадлежим разным расам. Я должен признать, что мой разум… В смятении, мать. Я должен найти себя. Мать?.. – оборвав свою, как он сам осознавал, беспорядочную и спутанную речь, он резко замолчал и взглянул в лицо родительницы. Она стояла, впившись глазами в его лицо, и в них отражалась страдание.
- Я расстроил тебя?
Аманда тяжело вздохнула. Блестящая капля влаги, задрожав на ресницах, вдруг сорвалась вниз и покатилась по щеке.
- Мать? – встревожено нахмурился Спок.
- Нет-нет, все хорошо. Спок… - она внезапно порывисто шагнула к нему и, не давая ему времени отстраниться, мягко взяла за руку. И, глядя ему в глаза, взволнованно заговорила:
- Спок, ты имеешь право распоряжаться своей жизнью. Я всегда знала, что у тебя свой путь, отличный от того, который выбирает большинство. Но прежде чем принимать решение об отказе от эмоций, ответь мне: логично ли, имея сокровище, осознанно ломать его? Логично ли отсекать от него важный элемент лишь потому, что окружающие не видят в нем ценности? Логично ли нарушать целостность предмета ради соответствия общественному мнению?
-
-
10.12.2014 в 11:58- Такое поведение нелогично. Но я не понимаю, что ты хочешь сказать, мать.
Она развела руками.
- Разве логично ты поступаешь, пытаясь отказаться от части своей личности лишь потому, что вулканцы не способны оценить ее важность?
- Я вулканец, - напомнил Спок со все возрастающим чувством неудовлетворения. Он знал, что поступил правильно, ответив на вопрос о причинах решения пройти обряд отказа от страстей. Но сейчас, странным образом, чувствовал, что это откровенность запутала его и лишила опоры, столь нужной в разговоре с его нелогичной матерью-землянкой. - В эмоциях нет логики. Ты не понимаешь, мать.
Последняя фраза прозвучала почти с отчаянием.
- Разумеется, - согласно кивнула та, - Я человек, и я не могу понять и принять отказа от привязанностей, от дружбы, от любви. Возможно, я нелогична, Спок. Но ты мой сын, и, пытаясь отказаться от моего наследия, ты ведешь себя не менее нелогично. Ты наполовину человек, и ты не сможешь избавиться от этой части своей души, не изуродовав при этом вторую половину.
Спок растерянно промолчал, обдумывая странные, затрагивающие какую-то болезненную струнку внутри него, слова.
- Я не понимаю, мать… - наконец неохотно произнес он, вновь и вновь пытаясь найти ошибку в своих выводах – и не находя ее.
- Разве? – она прищурилась, на подвижном лице сверкнула хитрая улыбка. – Три дня назад твое нелогичное, эмоциональное решение спасло жизнь адмиралу Кирку. Эмоции нашли выход там, где логика не видела никакого решения. Разве это не доказательство их важности?
Она подошла вплотную. Отпустила его ладонь и взамен взяла его теплыми пальцами за подбородок. Повернула, заставляя его посмотреть себе в глаза. И в этот раз, неожиданно, прикосновение не вызвало такого нестерпимого отторжения, как прежде.
- Если ты решишь избавиться от эмоций, то ты навсегда потеряешь все, чему учился почти тридцать лет. Нерациональное решение, не так ли? Ты можешь не понимать ценности дружбы, любви, сочувствия… Но ты мой сын, и эти эмоции у тебя есть. И потеря их всегда будет причинять тебе боль, как бы ты не пытался убедить себя в обратном. Выполни одну мою просьбу, Спок.
- Разумеется, мать. Ты имеешь право требовать этого. Я сделаю, что ты просишь, если эта просьба не предполагает вреда для других разумных существ.
- О, нет, нисколько… - на лице ее мелькнуло странное лукавое выражение, и Спок внезапно ощутил, что попал в ловушку. – Несколько дней назад ты говорил мне, что не понимаешь причины некоторых своих поступков в минуты, предшествовавшие твоей… - она невольно запнулась, но договорила твердо, - Твоей смерти. Обещай мне, что не будет пытаться пройти Колинар до того, как найдешь ответ на этот вопрос.
Она грустно улыбнулась, отчего морщинки вокруг ее глаз еще больше углубились, и отступила назад. Двери тихо закрылись за ней, оставляя вулканца наедине с собой.
А Спок, потерявший себя между двумя частями своей личности, обессилено опустился на камень для медитаций.
Он чувствовал себя полностью опустошенным и измученным.
-
-
10.12.2014 в 11:59Сухой ветер проносился над древней пустыней, полируя песком склоны предгорий Лангол. Под закатным солнцем распластавшийся на камнях клингонский «хищник» казался бурым; в этот же сумрачный оттенок окрашивались стены помещений и даже пропыленные лица людей, собирающих последние инструменты перед стартом. Предполетная суета на космодроме не оставила места добровольным помощникам. Перед трапом, впервые за несколько дней, воцарилась тишина. Все разошлись по своим постам; поднялись прочь, на высокий уступ, редкие провожающие; уехали со взлетной полосы служащие космодрома. И лишь человек в потрепанной адмиральской форме еще долго стоял, глядя на узкий выступ скалы, где исчез, так и не собравшись нанести визит, воскрешенный вулканец из семьи S’chn.
Вернувшись из экзаменационного зала в свою комнату, Спок опустился на гладкий, испещренный древними письменами камень для медитаций и, сомкнув пальцы в жесте сосредоточения, закрыл глаза. Пассажирский лайнер, который доставит его на Землю для дачи показаний, должен был прибыть через восемнадцать целых, четыре десятых стандартных часа, и Спок отдавал себе отчет, что до отлета с планеты должен максимально полно восполнить оставшиеся пробелы в своем обучении. Ошибка, допущенная на последней ступени экзаменации, тревожила и вызывала недоумение; прокручивая в голове вопросы компьютера, он не мог найти алгоритма, по которому был задан последний вопрос. И, сожалея о потраченном времени, осознавал свою слабость.
Острое недовольство собой мешало сосредоточиться, заставляло вновь и вновь возвращаться мыслями к собственной неудаче, ища и не находя причину совершенной ошибки. Он отдавал себе отчет, что упускает что-то основополагающее, что-то несоизмеримо важное для завершения его реабилитации. Однако разум не мог найти объяснение, и, подстегиваемые беспомощностью, в памяти вновь и вновь крутились давние слова Аманды, столь разумно звучащие и столь нелогичные в то же время.
С сожалением он ощущал, что не способен продвинуться дальше, не прибегая к древним методикам избавления от вносящих разлад эмоций. Однако обещание, данное матери двадцать три дня назад, по-прежнему не было выполнено, и он вновь и вновь возвращался к зыбким образам все еще нечеткой памяти, пытаясь найти ответ. Не причина поступка, послужившего причиной его смерти, нет. Это было логично и обоснованно. Благо большинства превышает благо меньшинства. Однако странное желание инициировать личный контакт, более того, тратить время на общение вместо того, чтобы попытаться упорядочить собственные мысли перед прекращением существования, по прежнему казалось ему более чем… Нецелесообразным.
В памяти вновь вспыхнули образы недалекого прошлого: счастливые глаза человека, чье имя он, неожиданно для себя, вспомнил на Селейе; взбешенное лицо доктора МакКоя, требующего не быть компьютером; укор и грустное понимание в глазах матери. Странные, тревожащие образы, невольно увиденные в памяти адмирала Кирка. Спок против воли дернул бровью, ощущая, как едва-едва выстроенная стена покоя вновь разбивается на осколки, стоило вспомнить чужую боль и чужую радость узнавания. И, испытывая недовольство от собственной эмоциональной вовлеченности, он одновременно отдавал себе отчет, что сам факт недовольства – доказательство его эмоциональной нестабильности.
Справиться с собой никак не удавалось. Эмоции сбивали с толку, мешали сосредоточиться. Вернуться в памяти к событиям, предшествовавшим его воскрешению, было намного проще.
Транс постепенно становился все более глубоким и стабильным, дыхание замедлялось. Не шевелясь, он мысленно всматривался в картины прошлого, послушно встающие перед закрытыми глазами.
Боль. Волны радиации пронизывают тело, необратимо нарушая функционирование организма, обжигают невыносимым жаром. Там, за плотной прозрачной стеной остались люди, за жизни которых он отвечал. Осознание, что он сумел выполнить свой долг, приходит спокойно и уверенно: вулканцу, прослужившему тридцать два года на Энтерпрайз, не нужно слышать отчет, чтобы определить степень повреждения корабля. Секунда, вторая, третья… Боль и дурнота, туманящие сознание, раздирают его на части, в то время как разум продолжает бесстрастно отсчитывать время, оставшееся до детонации «Генезиса». Девять, восемь, семь, шесть…
Закрыть крышку реактора. Ослепительный свет разрушающихся протонов давно уже выжег зрительные нервы, однако эйдетической памяти все еще достаточно, чтобы делать все движения точно и четко, ориентируясь лишь на тактильные данные. Едва заметное вздрагивание палубы недвусмысленно подсказывает, что корабль только что перешел на варп.
Пять, четыре, три… Два шага до стены. Присущая всем вулканцам способность осознавать происходящие со своим организмом изменения сейчас скорее помеха, нежели преимущество. Он ощущает, как переполняется радиоактивным излучением каждая клетка его тела, и мысленно отмеряет себе время, оставшееся до окончательного коллапса: три минуты двадцать шесть секунд.
Два, один… Беззвучная вспышка ощущается скорее сознанием, чем органами чувств. И одновременно силы, упрямство, волнение за экипаж – все, что заставляло необратимо искалеченное тело слушаться приказов разума – исчезают. Подламывающиеся колени заставляют его неловко осесть на пол, опираясь на стену, и единственное, на что еще хватает гордости – опереться о гладкую вертикальную поверхность, не позволив себе растянуться на полу.
За прочной защитой полимерного стекла его зовут. Перешептывания, охи, бессильные ругательства. Кто-то произносит его имя, кто-то кричит, одновременно проклиная и умоляя, и в срывающемся голосе слышна паника. Разум привычно идентифицирует каждый голос, однако Спок не видит необходимости что либо отвечать. Каждое разумное существо имеет право выставлять для себя приоритеты, и он предпочитает уйти, сохранив достоинство.
Среди этих людей нет никого, ради которого Спок нашел бы в себе силы сделать еще хотя бы одно движение. И он надеется, что за оставшиеся ему две минуты сорок семь секунд в реакторном отсеке он так и не появится. И, одновременно, ждет этого. Нелогичным образом он сожалеет, что у него, скорее всего, не будет возможности проститься; понимая вместе с тем, что людям необходимость прощания порой приносит больше боли, чем сам факт гибели близкого существа.
Спок не знает, желает ли он, чтобы его адмирал прошел через это.
Ощущение присутствия вспыхивает в сознании несколькими секундами раньше, прежде чем…
- Спок! – бессильный выкрик, полный отчаяния. Он знал, как это будет. И все равно неосознанно вздрагивает – не от неожиданности, нет. От ужаса и горя, звучащих в сиплом голосе друга. Даже не видя Джима, он ощущает всю бурю эмоций, переполняющих его, и на мгновение задыхается, почти сметенный волной не принадлежащей ему, не физической боли.
Ему не нужно зрение, чтобы видеть лицо Джима, окаменевшее, искаженное отчаянием и пока еще не принятым осознанием конца. Ему кажется, что адмирал уже не ждет ответа. И не знает, хватит ли у него сил – и физических, и духовных – чтобы все-таки сделать это. Подняться невыносимо тяжело: даже вулканской силы воли недостаточно, чтобы заставить двигаться тело, уже почти уничтоженное напором радиоактивного излучения. В какой-то момент ему кажется, что попытка так ей и останется.
Пошатнувшись, он медленно, цепляясь за стену, с трудом поднимается на ноги. Руки неловко одергивают жесткую флотскую форму; привычный жест требует слишком много сил, но сейчас это привычное действо имеет несоизмеримо важное значение. Он не желает, чтобы Джим видел его слабость. Даже если оба они понимают, насколько жалки его попытки скрыть свое состояние.
Секунда неподвижности – единственное, что он позволяет себе, прежде чем повернуться лицом к выходу и, споткнувшись, сделать шаг вперед.
...Зрительная память, наконец, дает сбой – стекло оказывается на шаг ближе, чем ему казалось. Удар о стекло лицом и грудью отдается болью в обожженной коже. Он отбрасывает эти ощущения, как несущественные: боль – не более чем сигнал о повреждениях организма, и это для него уже не имеет значения.
-
-
10.12.2014 в 11:59И он задает вопрос – один-единственный, имеющий еще значение, невольно вкладывая в него иной, понятный лишь двоим, смысл.
- Корабль… в порядке? - обожженная гортань с трудом формирует звуки, и собственный голос даже ему самому кажется слишком хриплым и неразборчивым. Почти физически он ощущает, как вздрагивает Джим. Спок не ждет ответа. Сейчас он просто слушает тишину, наполненную собственной болью и отчаянием Кирка. Ему достаточно присутствия Джима и мерного подрагивания палубы под ногами. Корабль и его капитан, неразрывно связанные – и в жизни, и в с трудом удерживающемся на грани забытья сознании. Споку не нужен ответ. Ответ нужен Джиму.
Секунды тянутся. Без слов Спок ощущает, как его капитан бессильно хватает воздух ртом, пытаясь справиться с собой и найти хоть какие-то слова. И ненавидит себя за то, что заставляет Джима пройти через это. Понимая, что решение, за которое платит сейчас он и придется еще платить Кирку, было и остается единственно возможным. Энтерпрайз должен жить. Джим должен жить.
Когда Кирк наконец подбирает слова, его голос кажется таким же хриплым и сдавленным, как голос Спока.
- Да…
Джим давится невысказанными словами, и теперь – знает Спок – его очередь говорить. Его последний шанс попытаться сказать то, что уже не раз было озвучено, но все еще оставалось бесконечно важным. Единственно важным – для того, кому нужно успеть подвести итог целой жизни.
Обожженные губы отзываются на движение болью.
- Не печальтесь, адмирал… Это было… логично.
Логично, да. Одна жизнь – за триста девяноста три, и среди них – одну, за которую он и раньше не задумываясь пошел бы на смерть. Отчаянный протест, несогласие, нежелание принимать логику событий вспыхивает в голове подобно ослепляющей вспышке сверхновой, и лишь спустя несколько ударов сердца он понимает, что эта эмоция – не его. Чужая боль, столь острая, что перекрывает даже агонию распадающегося тела, захлестывает сознание. Против воли он закрывает и без того ничего не видящие глаза. Сожаление – о том, чего нельзя исправить. Вина – которую он уже не сможет искупить.
- Благо большинства превышает… - заполнившая легкие кровь обрывает очередной вздох, и он давится словами, которые сейчас звучат несправедливо и лживо..
- …Благо меньшинства, - беспомощный голос Джима подхватывает его слова, поддерживая и спеша избавить от необходимости напрягать гортань. Он еще не осознал, чьи интересы, не спрашивая согласия, принес он в жертву. Не в силах ответить искренне, Спок только качает головой:
- Или одного…
И не знает, хочет ли он, чтобы Джим осознал так и не произнесенное «прости» в его словах?
На разговор уходят последние остатки сил. Он чувствует, как подламываются колени, и из последних сил цепляется за гладкое стекло, пытаясь сохранить – уже не достоинство – видимость хотя бы относительного благополучия. И в ту же секунду понимает, насколько наивны его попытки. Понимание того, что адмирал осознает испытываемую им боль не хуже, чем он сам – его горе, оказывается ожидаемым и все равно невероятно тяжелым.
Чтобы удержаться, приходится буквально вцепиться в стекло; не видя, он всем своим существом ощущает, как Джим прижимает ладони с другой стороны, в неосознанной попытке подхватить, поддержать. Это не может помочь но, странным образом, позволяет вновь овладеть отказывающим телом.
- Я никогда не проходил Кобаяши-Мару… До этого дня, - с трудом выдыхает он, наконец найдя слова, которые, знает он, смогут пробиться к сознанию его капитана. Сейчас он сам не может понять, стремится ли он поддержать своего друга, или же пытается найти в собственном логичном и одновременно безрассудном поступке свою правоту, - Что скажете… о МОЕМ решении?
Слова звучат почти с вызовом. Он знает, что был прав. Решение было единственно верным: решение капитана, который, знал он, сделал бы и сам Джим… Если бы он не успел немного раньше. И тут же ощущает, что неуместный вопрос находит отклик: Джим не желает принимать случившееся. Но, несмотря на боль и бессильную ярость, понимает его – и иначе быть не могло.
- Спок…
И Споку кажется, что это страдание в срывающемся голосе ему выдержать труднее, чем собственное мучительное умирание.
Силы наконец заканчиваются. Бессильно цепляясь за стекло, он оседает на колени, ощущая, как неосознанно повторяет его движение адмирал, беспомощно скользя ладонью вслед за его слабеющими пальцами, словно надеясь продавить неразбиваемую преграду.
Он не знает, что делать. Весь опыт жизни оказывается бесполезным, когда нужно найти те единственные слова, которые стоит сказать другу, уходя навсегда.
В голове нарастает приближающийся гул. Двадцать четыре секунды. Неловко мотнув головой, он с трудом делает вдох; отказывающие легкие бессильно сокращаются, не в силах набрать достаточно воздуха. Боль пробивается сквозь все барьеры воли, и кажется – уже не хватит сил произнести ни звука.
Осталось последнее.
- Я был… И всегда останусь… твоим другом.
С трудом нащупав край плотной перчатки, он неловко сдергивает ее, оставляя на жесткой ткани куски обожженной плоти. Стиснув зубы, поднимает непослушную руку, и пальцы в последнем усилии, опираясь на надежную опору стекла, застывают в таале: уже не приветствие и не выражение почтения. Прощание.
- Живи… И процветай.
Гаснущим сознанием он слышит отчаянный протест Джима и его безмолвный крик. Ощущает, насколько жестокой насмешкой звучит сейчас традиционная формула прощания.
Но больше он ничего не может сделать для своего друга.
Даже сквозь стекло он ощущает, как прижимается к его пальцам дрожащая рука Кирка. Тепло чужой руки согревает немеющие пальцы – иллюзия? Фантомное ощущение гаснущего сознания?
Последний, невыносимо тяжелый вздох… Сердце останавливается, не в силах больше перегонять отравленную радиацией кровь по умирающему организму.
- Нет… - в голосе Джима уже нет страха. Только горе, пронизанное жестокой истиной принятия.
Последнее, что он видит перед тем, как наступает небытие – дрожащая золотая нить ментальной связи, которую у него так и не хватило сил разорвать.
Вздрогнув, Спок резко открыл глаза. Боль - собственная, возвращенная памятью, и чужая - медленно стихает. Чувствуя, как суматошно колотится сердце, он выпрямился и несколько минут медленно вдыхал и выдыхал, пытаясь привести в порядок ошеломленный разум. Воспоминания, к которым удалось получить доступ в этот раз, оказались чрезмерно яркими и четкими. Казалось, кожа до сих пор испытывала жар пронизывающих его волн радиации, а пальцы покалывало от слишком реального ощущения чужого прикосновения.
Руки, словно он был не вулканцем, а эмоциональным землянином, едва заметно дрожали. Заставляя себя успокоиться, он вновь медленно закрыл глаза, глубоко вздохнул, мысленно произнося формулу сосредоточения. Память о чужом отчаянии и горе, ощущаемых как свои, накатила, как песчаная буря, одним мощным ударом разрушив барьеры спокойствия и отрешенности. Воспоминания вернулись – но это нисколько не помогло разобраться в себе, скорее наоборот, внесли еще больший разлад в и без того смятенный разум.
Глубоко дыша, он неподвижно сидел на коленях в стандартной медитативной позе, а разум тем временем вновь и вновь изучал полученную информации, исследуя ее с дотошностью ученого. Неожиданных впечатлений и эмоций было достаточно для скрупулезного анализа; и, вместе с тем, оставалось непонятным, что делать с этим новым знанием.
Хмурясь, Спок вспоминал все, что знал он о человеке по имени Джеймс Тиберий Кирк. Спустя несколько минут он резко поднялся на ноги и стремительно вышел из дома.
***
Аманда, как он и ожидал, обнаруживается на нависающем над частным космодромом плато. Обхватив себя за плечи руками, она смотрит на небольшой клингонский истребитель, готовящийся к старту. Выражение в ее глазах не поддается интерпретации, и Спок решает не тратить на это время. Причина его прихода на космодром заключается не в выражении уважения улетающим офицерам, на котором настаивала его мать.
- Мать, - он наклоняет голову в приветствии.
- Спок? – усталый кивок и мягкая улыбка, ласкающая одобрением и пониманием. – Ты успел вовремя, твои друзья уже улетают.
Не отвечая на ее реплику, он несколько секунд разглядывает корабль со старательно написанным на обшарпанном боку названии, ища в памяти информацию о значении слова и вновь изумляясь нелогичности и странному чувству юмора людей. И лишь после этого вновь поворачивается к Аманде.
- Я принял решение не дожидаться пассажирского лайнера. В данной ситуации будет целесообразно воспользоваться кораблем адмирала Кирка; полагаю, что мне не откажут в месте на борту.
Нахмуренные брови Аманды, тревожно сдвинувшиеся при первых его словах, распрямляются, и на губах внезапно вспыхивает радостная и лукавая улыбка.
- О, Спок…
Она замолкает, качая головой; в ее голосе он явственно чувствует радость и одобрение. Ничего больше не говоря, она протягивает руку, чтобы погладить его по щеке и отступает назад.
Брови Спока непроизвольно взлетают вверх. Восстановленной памяти и опыта прошедших месяцев достаточно, чтобы понять: прощание с точки зрения Аманды мало похоже на то, что понимают под прощанием сами вулканцы. Однако даже по ее меркам ее нынешний поступок является довольно… неожиданным.
Мысленный хронометр подсказывает, что до старта «Баунти» остались считанные минуты, и Спок, отбросив все не связанные с предстоящим путешествием мысли, поднимает руку в прощальном жесте.
- Живи и процветай, мать.
- Удачи, Спок…
Негромкий шепот матери, свист ветра, горячее солнце Вулкана – он почти физически чувствует, как все это остается позади, стоит ему переступить порог входного шлюза. Все в крошечном кораблике пропитано присутствием землян, и это, вопреки ожиданиям, не вызывает дискомфорта.
Тихий шелест пандуса – и глаза всех присутствующих в рубке обращаются к нему.
- Разрешите подняться на борт, адмирал?..
END
-
-
10.12.2014 в 12:03- спасибо за такую похвалу! Мне очень приятно, что история захватила!
Продолжение уже выложила)))) Надеюсь, окончание истории не разочарует.
-
-
10.12.2014 в 18:49