Скажите, мои переводы вообще кто-нибудь читает?
Глава четвертая
читать дальшеЛичный дневник Даниэля Лэтэма: 13 декабря 2267 года
День Посадки. Вроде бы в этот день должен быть праздник нашей колонии, а мне приходится начинать его с юрисдикционного слушания.
Господи, как я это ненавижу. Судить кого-то неприятно, но заседать в суде, чтобы определить, кто именно будет судить, еще неприятнее.
Утро было его любимым временем дня – по крайней мере, на Анегере. Закаты на Хельзаре-4 потрясающие – солнечный свет рассеивается в пыльной атмосфере и распадается на призматические лучи. А когда орбиты звезд Альфа Центавра A и B сводят их достаточно близко, и их обе одновременно видно на полуденном небе, вид просто изумительный.
Но на Анегере любимым временем дня точно было утро – не столько из-за того, что видно, сколько из-за того, что не видно. Анегер-2 был ближе к своей звезде, чем Земля к Солнцу, а его атмосфера – тоньше. Днем вода озера Кохрейна, поставлявшего колонии Серенити, размещенной у его берегов, столько всего необходимого, нагревалась на солнце. Поскольку у Анегера не было плотных слоев атмосферы, сдерживающих тепло, ночью воздух охлаждался. Очень сильно охлаждался. В результате утром, когда ветер с озера Кохрейна попадал во все еще морозный воздух колонии, образовывавшийся туман не крался, как писал Карл Сандберг, на «маленьких кошачьих лапках». Он больше напоминал мощную лапу вулканского сехлата.
Он появлялся почти каждое утро, вязкий, как пломиковый суп, и словно налипал на все, к чему прикасался. Лэтэм мог стоять в своем офисе в административном здании колонии и смотреть в окно, выходящее на главную улицу, не видя при этом даже соседних домов. Так что Лэтэм почти каждое утро стоял у окна и смотрел, как кружащаяся серая масса накрывает его колонию подобно савану. Тогда ему казалось, что его офис – это весь мир, что жизнь заканчивалась там, за окном, поглощенная сланцево-серыми миазмами.
Лэтэм смотрел, как первые лучи звезды Анегер пробиваются сквозь густой туман и превращают его сначала в прозрачную серебристую дымку, а потом рассеивают почти полностью. Он видел, как свет проходит через растворяющийся туман и потоками низвергается с небес на землю. Вскоре колонию полностью осветит восходящее солнце, и пелена тумана исчезнет. Ежедневный ритуал природы, на который Лэтэму нравилось смотреть не только потому, что он безумно красив, но и потому, что он внушал чувство обновления и уверенность, которых Лэтэму иногда отчаянно не хватало.
Кроме того, это было самое приятное время дня на Анегере-2: уже к середине утра из-за близости колонии к солнцу и тонкой атмосферы температура поднималась до тридцати восьми градусов по Цельсию.
А большинство колонистов еще спали.
Этим утром Лэтэм не стоял у окна. Он сидел за столом, окруженный простотой своего офиса. Четыре стены, жесткий пол, рабочий стол, несколько кресел, сервант, где лежал его открытый пустой дипломат, и компьютер, который, к счастью, оказался не поврежден пылью, накопившейся на нем за несколько дней простоя – больше в офисе ничего не было. В отличие от рабочего кабинета у него дома, в офисе не было никаких личных вещей, за исключением фотографий на столе. Никаких стеллажей. Никаких книг. Стандартная мебель, поставляемая Федерацией для колоний. Ничего не говорило о том, что комната принадлежит ему.
Именно так он обставлял офис в любой колонии, которую основывал. Так он напоминал себе, что то, чем он занимается дома – его личное дело, но в офисе нужно было заниматься делами. Не только своими делами, но и делами колонии – где бы ни находилась эта колония, – и множества колонистов, прибывших с ним. Он обнаружил, что колонии работают лучше, если он поддерживает в них строгость, эффективность и практичность, так что соответствующим образом оборудовал и офис. Это была система, которая хорошо работала в прошлом, но сейчас, после нескольких десятилетий первопроходческой деятельности, он впервые обнаружил, что его офис не практичный, а просто стерильный.
Он сидел за столом и писал. Сначала писал в дневнике, который всегда держал при себе. Потом начал писать в другой книге, которую принес с собой из дома. Хотя сказать «писал» – это, в общем-то, преувеличить. Он больше вычеркивал, чем писал. Написав абзац, он перечитывал его, хмурился и вычеркивал несколько строк. На каждое написанное предложение приходилось три отвергнутых.
Именно так он и любил писать: ручкой на бумаге. Так было всегда. Возможно, собственной мебели или книг в его офисе и не было, но там всегда было много ручек, которыми можно было писать, и блокноты. Он не мог диктовать свои мысли компьютерной программе по распознаванию голоса и позволить дуотронному декодеру преобразовывать его речь в написанные слова. По крайней мере, так, чтобы получилось нормально. Когда он пытался, то чувствовал паралич. Он не мог даже печатать на клавиатуре.
Он мог писать, только приложив ручку к бумаге и выводя слова вручную. Затем, закончив черновик, он надиктовывал его в компьютер. Его отец и друзья бранили его за неэффективную систему, но она, по крайней мере, позволяла ему закончить работу, а это – самое важное.
Он писал доклад в Федерацию о некоторых подозрениях, возникших у руководителей колонии, в том числе у него самого: клингоны заменяют персонал своих колоний, причем тайком.
Близость Анегера-2 к звезде и сильная жара делали освоение планеты в лучшем случае трудным, особенно работу на открытом воздухе, такую, как горные работы и сельское хозяйство. В этих условиях люди совершенно выдыхались уже вскоре после полудня. Но в клингонской колонии ничего подобного не было. Хотя клингоны и гордились своей силой и выносливостью, то, что они вообще не слабели под палящим солнцем Анегера, казалось очень странным.
Не просто странным, а подозрительным. А челноки с припасами, регулярно прибывавшие в клингонскую колонию, лишь подогревали эти подозрения.
В отличие от Серенити, производившей большинство пищи с помощью гидропоники, клингонская колония регулярно получала продовольствие на челноках, прилетавших от Высшего Совета. Продовольствие и, как заподозрили руководители Серенити, кое-что еще.
Челноки были беспилотными судами с заранее запрограммированным курсом, использовавшимися только для перевозок. Но руководители Серенити подозревали, что на челноках тайно прибывали новые колонисты, заменявшие шахтеров, истощенных работой в экстремальных условиях Анегера, чтобы у клингонской колонии всегда были свежие работники, и она выглядела намного эффективнее, чем на самом деле.
Не было ничего плохого в том, чтобы присылать новых колонистов. Органианский договор это не запрещал. Но это было неэффективным, и вряд ли клингонам удалось бы убедить органианцев, что они лучше способны колонизировать Анегер-2. Так что клингоны скрывали подмену рабочего персонала, провозя новичков тайно, чтобы всем казалось, что первые поселенцы легко справляются с работой без всякой помощи извне.
Несколько недель Серенити собирала доказательства, чтобы подкрепить свои подозрения. Теперь же руководство посчитало, что доказательств достаточно, чтобы обратиться с ними в Федерацию, и Лэтэм начал писать доклад.
Сам Лэтэм хотел добиться запрещения этой практики. Если Высший Совет клингонов хотел рисковать жизнями своих людей в завоевательных войнах, Лэтэм ничего с этим не мог поделать. Но если он сможет вывести на свет божий другой риск, которому Совет подвергал своих людей – рассказать, как Совет отправляет клингонов, одетых в скафандры, среди грузов в трюме транспортных кораблей, у которых не было ни систем ручного управления, ни систем жизнеобеспечения, – то, возможно, сможет спасти другие жизни. Все же по какой-то причине Лэтэм, как ни пытался, но не мог написать доклада, обвинявшего в этой практике Мак’Тора.
Он застрял.
В прошлом, когда он чувствовал, что не может писать, то обычно понимал, что застрял из-за того, что пишет что-то неправильно. Обычно он сначала не понимал, что именно неправильно. Все, что он знал – это не позволит ему писать дальше, пока он не разберется, в чем дело.
Он снова повернулся к книге, лежащей перед ним на столе. Несколько неудачных, перечерканных начальных абзацев словно смеялись над ним. Лэтэм раздраженно хватил кулаком по столу. Книга подпрыгнула, а ручка закувыркалась в воздухе, и это разозлило его еще больше, чем недописанные страницы.
Он сел, уставившись на книгу, лежавшую немного косо после повторного падения на стол. Сегодня эта книга, которой он доверял самые тайные мысли, заставляла его чувствовать себя более беспомощным, чем даже Хелен в худшие моменты их споров.
Лэтэм продолжил смотреть на книгу, потеряв счет времени, но в конце концов прозвучал тихий предупреждающий сигнал компьютера. Он поднял голову, увидел, сколько времени, и тихо выругался. В любой момент на встречу с ним мог прийти Григорий Немов. Григ принесет доклад шефа службы безопасности Луиса Александера о драке, случившейся прошлой ночью. О той самой, которую Лэтэм и Мак’Тор будут обсуждать на юрисдикционном слушании. У него уже не было времени писать. Он закрыл книгу и поспешно спрятал ее в дипломат, лежавший за ним. Одновременно с этим он приказал компьютеру выйти из спящего режима и открыть почту. Монитор включился, и на нем появились последние доклады о выработке шахт, которые прислал ему вчера Гомеро Гальдамис, главный горный инженер Серенити. Едва Лэтэм успел посмотреть на экран и притвориться, что с интересом читает его содержимое, вошел Немов.
– Даниэль, вот доклад Луиса о вчерашнем происшествии, – сказал Немов. Как всегда, его голос гремел, как у разъяренного льва. У него до сих пор остался небольшой русский акцент. Он пересек комнату, причем куда быстрее, чем можно было бы предположить по его крупной фигуре. Пока он шел, он ощупывал пальцами доклад, который принес Лэтэму. Ему был отлично знаком офис Лэтэма – пустынный, без всякой лишней мебели, – так что он даже не смотрел, куда шел. И очень удивился, когда наступил на валявшийся на полу предмет.
– Ваша ручка, – сказал Немов, наклонившись и подняв ручку; Лэтэм даже не заметил, что она свалилась со стола на пол.
– Спасибо, Григ. Возможно, я смахнул ее на пол, когда читал доклад Гомеро. Даже не заметил.
– Хорошо, вот доклад о происшествии и ваша ручка.
Лэтэм протянул руку и забрал у Немова доклад. Сам Немов в этот момент отпустил ручку, и она с легким стуком упала на деревянный стол. Лэтэм посмотрел на Немова и заметил легкую тень улыбки до того, как лицо русского снова стало непроницаемым. «Да, он сделал это специально», – подумал Лэтэм.
Он положил доклад на стол; на пустой столешнице он казался бедным родственником. Отлично. Может быть, Немов поймет весь символизм ситуации. Он взял ручку правой рукой и, демонстрируя полное безразличие к докладу Немова, с заметным щелчком надел на нее колпачок. Затем он открыл дипломат и вложил ручку в пенал. Закончив со служебными обязанностями, он наконец взял в руки доклад и начал читать.
Немов, возвышавшийся над ним, посмотрел вниз.
– Вам что-нибудь нужно, Григ?
– Я смотрю, у вас Диккенс.
Лэтэм поднял глаза, посмотрел туда же, куда и Немов, и понял, что тот смотрит на книгу в его дипломате.
– Я впечатлен. Вы даже узнали книгу.
– Я достаточно часто видел собрание сочинений в вашем кабинете.
– Мне кажется, что вы хотели поговорить не о моих литературных вкусах.
– Нет. Я…
– Не беспокойтесь, Григ, – сказал Лэтэм, смотря Немову в глаза. – Я знаю, что у вас на уме. И я не собираюсь обсуждать это снова. – Лэтэм опустил взгляд и начал читать доклад. Не поворачиваясь к Немову, он добавил: – Это все.
– Даниэль, вы же не планируете…
– Я сказал, что это все. Не хочу это сейчас обсуждать.
Немов повернулся на каблуках, словно кадет по команде «Кругом!», и вышел из комнаты, бормоча что-то про себя. Лэтэм отметил, что недостатком звучного голоса, каким обладал Немов – в том, что хотя Немов шептал, Лэтэм расслышал все его слова.
И ни одно из этих слов не было приятным.
– QaSuj’a’neS?
Мак’Тор, сидевший за столом, посмотрел на своего заместителя, скрыв раздражение. Это был довольно простой вопрос, но Мак’Тор знал, что не все так просто. Во-первых, Кхого на самом деле было все равно, беспокоит ли он командира – ему всегда было на это наплевать. К тому же Мак’Тор заметил паузу, которую Кхого сделал между вопросом и почтительным суффиксом neS. Небольшую, но тщательно рассчитанную, чтобы напомнить Мак’Тору, что, хотя он обращается к нему и уважительно, но делает это неискренне.
Нет, этим вопросом Кхого хотел спровоцировать Мак’Тора, и тому нужно было проявить крайнюю осторожность, чтобы не поддаться на провокацию. Хотя бы для того, чтобы дать заместителю порадоваться мелкому успеху.
Мак’Тор ненадолго отвел взгляд от Кхого, оглядев свой офис. В нем не было практически никакой мебели, кроме необходимой для работы. Не было даже окна. Земляне назвали бы его спартанским. Клингон – стандартным.
Его взор упал на единственное украшение, которое он позволил себе повесить в офисе – батлет, больше непригодный для боя, потому что одно из его изогнутых лезвий сломалось. Он сломал его с честью, командуя боевым крейсером «Кавек», который шел на помощь грузовому кораблю, попавшему под сильную атаку орионских мародеров. Он сломал батлет, нанеся удар chaQ под ребра орионскому капитану, когда тот воткнул нож глубоко в ногу клингона, и из-за этой раны он хромал и по сей день.
Высший Совет наградил его особой похвалой за ту победу, но отправил в отставку с действительной службы. В прошлом его бы назначили военным губернатором одной из планет, завоеванных Империей. Но после того, как этот toDSaH Кор потерял военную базу на Органии, вся Империя вынуждена была страдать от унизительного Органианского мирного договора.
Теперь, вместо того, чтобы стать настоящим военным губернатором, Мак’Тор возглавлял колонию. И ему приходилось жить рядом с Федерацией и мириться с ней. Это было не по-клингонски, по крайней мере, раньше было бы не по-клингонски. Но пока Высший Совет приказывал ему управлять колонией, честь требовала придерживаться этого курса. Даже несмотря на то, что Кор, из-за которого оскорбленной оказалась вся Клингонская Империя, стал командиром одного из новых боевых крейсеров класса «К’т’инга».
Мак’Тору захотелось плюнуть, когда он подумал о Коре. Больше всего на свете он желал, чтобы когда Клингонская Империя наконец признала Кора трусом, то Кор никогда не оказался бы в Сто-Во-Коре.
Все это пронеслось в сознании Мак’Тора за наносекунды, и он снова повернулся к Кхого.
– Что тебе нужно, Кхого?
Кхого протянул начальнику доклад о перебранке, случившейся прошлой ночью.
– Информация, которая вам понадобится для сегодняшнего слушания.
– Ты не одобряешь эти слушания, да, Кхого?
– Я могу говорить?
– Формальности? Ты раньше никогда не задумывался, прежде чем высказать свое мнение. – Мак’Тор вздохнул и устало махнул рукой. – Говори свободно.
– Я не понимаю, почему мы должны подстраиваться под землян. Почему мы не можем просто забрать у них эту планету.
– И потерять ее вместе со всем минеральным богатством по условиям договора, да, Кхого? Сомневаюсь, что Высший Совет позволит кому-нибудь из нас дожить до следующего дня рождения.
– Тогда зачем нужна процедура, определяющая, по чьим законам судить преступника? Если клингон причинит зло землянину, то он должен быть наказан по клингонским законам. А если землянин посмеет причинить зло клингону, то тоже должен понести клингонское наказание.
– Лэтэм и я решили, что механизм для определения, под юрисдикцией какой колонии расследовать нарушения, случившиеся в Нейтральной зоне, желателен, чтобы поддерживать то, что считается миром между нашими людьми. Мы ввели юрисдикционные слушания в качестве подобного механизма определения, пусть даже это решение совсем не элегантное и мало кому нравится.
Когда состоялось первое слушание, я рассказал Лэтэму, что ты назвал ее veQDuj. Нужно отдать Лэтэму должное: он достаточно знает клингонский и понимает, что это слово означает «мусорное ведро», но он не понял, в каком смысле ты его использовал. Я объяснил, что в некоторых частях Империи это слово приобрело второе значение: «корабль, который, хотя и по необходимости, но не обладает честью». Тебе, наверное, интересно будет узнать, что он рассказал мне, что у людей есть похожая фраза. Они называют подобные вещи «необходимым злом».
– Я не слишком уважаю землян, но эта фраза весьма элегантна. Но вам с Лэтэмом стоит помнить, что насколько необходимым ни было бы «необходимое зло», оно все равно остается злом.
Теперь, наверное, вам стоит пойти на слушание, la’’ a’.
Мак’Тор снова отметил небольшую задержку между предложением и почтительным обращением, завершавшим его. И умышленное использование слова la’’ a’, «комендант» – командующий офицер на местности, – вместо его настоящего военного звания, la’ – «командир». Кхого, возможно, и ненавидел почти все человеческое, как утверждал, но, похоже, хорошо усвоил такую типично человеческую черту, как сарказм.
Слушание закончилось именно так, как и предсказывал Мак’Тор, прочитав доклад. И Сейджер, и К’Вак были признаны виновными в драке: К’Вак – за то, что напал первым, а Сейджер – за то, что спровоцировал К’Вака. К’Вака заключили под стражу люди для последующего суда и наказания, а Сейджера передали клингонам. Но утро оставило неприятный вкус у него во рту, словно гагх, которому позволили умереть, прежде чем есть его, и Мак’Тор собирался что-то с этим сделать.
Когда Лэтэм прошел мимо него к выходу из комнаты заседаний, Мак’Тор схватил его за руку и развернул лицом к себе.
– Один момент!
Фраза Мак’Тора прозвучала как команда, а не как просьба. Ни Луис Александер, глава службы безопасности Федерации на планете, ни члены правящего совета Федерации уходить не собирались. Он опустил руку так, чтобы она слегка дотронулась до дисраптора, висевшего на поясе, посмотрел Александеру прямо в глаза и рявкнул:
– Наедине!
Александер двинулся было к Мак’Тору, но Лэтэм поднял руку и кивнул в направлении двери, давая всем остальным понять, что с ним все будет в порядке, и он встретится с ними позже. Снаружи.
После того, как все покинули комнату, Мак’Тор посмотрел на Лэтэма и сказал:
– Мне не нравятся эти юрисдикционные слушания. Это пустая трата времени. Их результаты известны заранее. Ни один клингон не обесчестит себя ложью, чтобы избежать правосудия, особенно вашего слабого земного правосудия. Но ни один человек не признает своей вины и не отдаст себя добровольно в руки правосудия клингонов. Мы слушаем свидетельства. Клингон говорит правду, человек лжет, и в соответствии с этим мы выносим вердикт.
– Я проигнорирую расовые инсинуации и то, что К’Вак зашел в человеческий бар, что само по себе было не меньшей провокацией, чем любые слова Сейджера, и окажу вам услугу, Мак’Тор: соглашусь с вами. Мне кажется, стоит найти альтернативу юрисдикционным слушаниям. Но не сейчас. Это мы можем обсудить позже.
Мак’Тор схватил Лэтэма за правое запястье и крепко сжал.
– Почему не сейчас? – требовательно спросил он.
Лэтэм посмотрел прямо в глаза Мак’Тору с такой энергией, на которую, казалось, его бледно-голубые глаза способны не были. Затем поднял правую руку, и его запястье, по-прежнему удерживаемое рукой Мак’Тора, повисло перед лицом клингона. Сначала никто ничего не говорил; комната наполнилась тишиной, и Мак’Тор наконец отпустил его запястье.
Лэтэм помассировал запястье другой рукой.
– Потому что сейчас у меня есть другие, более важные дела. Когда я закончу, нам нужно будет многое обсудить.
Лэтэм повернулся, направился к двери и, не оборачиваясь и не останавливаясь, добавил:
– Я дам вам знать, когда буду готов.
Затем он вышел из двери в коридор.
– Ну что, вы поддались, как и всегда? – догнал Лэтэма на полпути чей-то голос. Он повернулся и увидел компьютерного эксперта колонии, Чиаки Иино.
Чиаки, возможно, был не таким высоким и мускулистым, как шахтеры или фермеры, составлявшие большую часть населения Анегера; про него можно было даже сказать, что он поперек себя шире. Но маленький рост совсем не мешал Чиаки выступать в поддержку того, что он считал правильным. Он никогда не отступал и не сдавался. Этой чертой компьютерного эксперта Лэтэм обычно восхищался.
Обычно.
Лэтэм посмотрел вниз по коридору, не увидел Мак’Тора и порадовался, что Мак’Тор, скорее всего, вышел из зала собраний через другую дверь и ушел вместе со своими подчиненными. Лэтэм был уверен, что Мак’Тор подозревал о неурядицах в Серенити, но ему совсем не хотелось, чтобы клингоны подслушали этот разговор, и их подозрения подтвердились. После того, как Лэтэм убедился, что Мак’Тор ушел далеко, он повернулся к Чиаки и во второй раз за это утро ответил:
– Не сейчас.
– А когда? После того, как вы продадите клингонам все, что у нас есть?
– Я знаю, что вы расстроены, Чиаки. Я знаю, что Рон был вашим партнером. Но идите домой. Выспитесь. До того, как скажете что-нибудь…
– …о чем я пожалею? Даниэль, я жалею лишь о том, что вы больше думаете о клингонах, чем о своих сородичах! Я жалею, что вы отдаете своих людей этим ублюдкам для их «правосудия»! Что у меня до сих пор не прошли шрамы и хромота после их трудового лагеря, куда меня отправили вы! Что несмотря на то, что произошло со мной и многими другими, вы по-прежнему позволяете Мак’Тору это варварство! Дошло даже до того, что вы отдали им Рона!
Да, я жалею обо всем этом. Но больше всего я жалею, Даниэль, что никто еще ни разу не пригрозил вам фазером!
Иино развернулся и, гневно топая, ушел прочь. И каждый раз, когда Иино припадал на левую ногу, Даниэль Лэтэм вздрагивал.