"Дело о трупе колониста", глава 1

[ST-TOS]

Перебирая ТОСовские романы, наткнулся на весьма неожиданную вещицу - детектив в духе "Перри Мейсона", где главный персонаж - Самуэль Когли.
Мимо пройти не смог

Глава первая.

– Ваша честь, я должен выразить протест!

Александр Уоррен вскочил на ноги так быстро, словно выпущенная из аппарата фотонная торпеда, практически выпрыгнув из-за прокурорского стола, чтобы еще сильнее подчеркнуть свой протест.

Самуэль Т. Когли оглянулся через плечо на внушительную, мускулистую фигуру Уоррена и увидел, что лицо прокурора было алым, словно закат на Большом небе. Старый, не обладавший столь мощным телосложением адвокат усмехнулся про себя. Даже в далеких просторах космоса он не мог забыть образов Земли. Можно забрать человека из Монтаны, но Монтану из человека – никогда…

Уголком глаза Когли посмотрел на адвокатский стол. Его ассистентка Жаклин Ла Салль переложила ручку Когли с его стопки бумаги на стол – Когли бы никогда так не поступил. Он свято верил, что у всего должно быть свое место, и все должно быть на своем месте. Ручки не должны лежать на полированных столешницах, когда рядом есть отличная стопка бумаги.

Он улыбнулся и бросил взгляд на Джеки. Ее ярко-зеленые глаза и широкая улыбка выскочили на него, как из засады, из-под густых каштановых волос. Джеки говорила ему, что подготовка закончена. Когли потянул за полу своего простого коричневого пиджака. Настало время для главного.

Когли подошел к столу оппонента, практически встав рядом с Уорреном. Стоя бок о бок, прокурор и адвокат казались плохо подобранной парой. Уоррен возвышался над худым, приземистым Когли. Но Когли не пугала разница в комплекции. Он устремил взгляд бледно-голубых глаз на Уоррена и развел руки в стороны, открыв ладони и демонстрируя, что в них ничего нет. Затем он повернулся к судье Фаур и улыбнулся ей, словно спрашивая: «Кто, я?»

– «Должен»? Простите, ваша честь, я и не знал, что нацелил свой луч смерти на мистера Уоррена.

– Простите? – спросил Уоррен.

– Вы сказали, что «должны выразить протест», подразумевая, что вас заставили возразить. Я уверяю почтенный суд, что у меня нет никаких телепатических способностей. Таким образом, я могу лишь предположить, что, должно быть, нацелил на вас луч смерти или иное смертоносное оружие.

Взрыв смеха оказался громче, чем даже рассчитывал Когли. Несмотря на то, что судья непрерывно стучала молоточком по столу, требуя немедленно восстановить порядок в зале суда, Когли понял, что добился своим замечанием того, чего хотел: все присутствующие оказались застигнуты врасплох и не знали, что произойдет дальше.

Особенно свидетель.

Когда хохот притих, Когли оглянулся на адвокатский стол и своего клиента Аарона Коула и опечалился увиденным. Коул заерзал в кресле, затем наклонился к Джеки, всем своим видом выражая беспокойство.

– Мисс Ла Салль, не зря ли мистер Когли затеял такое в суде? – спросил Коул.

Джеки улыбнулась; это выражение лица должно было ободрить клиента. У нее было множество возможностей довести его до совершенства.

– Не беспокойтесь, Аарон. Когда Сэм начинает подобные штучки, это значит, что он завел всех туда, куда надо ему. Просто смотрите.

Когда смех наконец стих окончательно, что, очевидно, заняло намного больше времени, чем хотелось судье Фаур, Когли повернулся к ней и заговорил до того, как она успела открыть рот.

– Извините, ваша честь. Мистер Уоррен просто допустил небольшую речевую неточность. В конце концов, слова – это по-прежнему наши инструменты, самое важное средство общения… когда их используют верно. Мне кажется, я просто забылся.

– Если мистер Когли желает точности, я с удовольствием удовлетворю его пожелания, – сказал Уоррен, его голос был острым, как клингонский батлет. Затем он продолжил, делая небольшую паузу перед каждым словом, словно демонстрируя, насколько точным может быть. – Он задает наводящие вопросы собственному свидетелю.

– На редкость враждебному свидетелю, ваша честь, если позволите показать…

Судья не успела ответить, а Когли уже повернулся к свидетельскому креслу и посмотрел прямо на крадианца, сидевшего в нем. Сахирн П'Тхалл окинул Когли испепеляющим взглядом, который адвокат мог бы назвать хладнокровным, обладай крадианцы системой кровообращения. П'Тхалл был одет в самое формальное убранство своего семейного клана, включавшее в себя, помимо прочего, церемониальную тунику, на перевязи которой гордо сверкал фамильный камень. Еще Когли заметил, что стебельки глаз П'Тхалла направлены в противоположную от него сторону; этим жестом крадианец показывал, что считает Когли в лучшем случае недостойным, а в худшем – достойным всяческого презрения.

– Мистер П'Тхалл, – начал Когли и увидел, как стебельки глаз повернулись в его сторону, а сами глаза расширились настолько, словно готовы были со стебельков соскочить. «Мистер» не было крадианской формой обращения; некоторые крадианцы находили это слово не почтительным, а даже оскорбительным. Если у Когли и были сомнения по поводу того, какие чувства питал П'Тхалл к людям, то сейчас они развеялись окончательно. – Какие именно чувства вы испытываете к Аарону Коулу?

П'Тхалл откинулся в свидетельском кресле и вытянулся во весь свой двухметровый рост, чтобы посмотреть на Когли сверху вниз. Он даже не посмотрел на Аарона Коула, но почти пренебрежительно махнул левой рукой в его сторону.

– Этот человек убил мою дочь Далил П'Тхалл. Как вы думаете, какие чувства я испытываю к этому грелтху?

Когли не пропустил заметного акцента, сделанного П'Тхаллом на слове «человек».

– А ваши чувства ко мне, человеку, – Когли произнес это слово с такой же интонацией, как и П'Тхалл, – представляющему мистера Коула, столь же возвышенны?

– Вы защищаете грелтха. Будь это в моей власти, я бы добился того, чтобы вы понесли такое же, несомненно заслуженное, наказание, какое ждет вашего клиента.

Когли повернулся к судье Фаур и улыбнулся.

– Как я и сказал, ваша честь, он враждебен.

– Можете продолжать, мистер Когли, – сказала судья Фаур, и Когли заметил, что она чуть-чуть наклонилась вперед. За время долгой адвокатской карьеры Самуэль Когли заработал репутацию благодаря трем вещам. Первая – он был эксцентричен, и эта эксцентричность граничила с обсессивно-компульсивным синдромом, выражавшимся прежде всего в любви к книгам и столь же сильной нелюбви к компьютерам.

Вторая – он любил устраивать в зале суда настоящие представления. Это было широко известно, и Когли был уверен, что об этом знают даже здесь, на курортном спутнике Версаль в отдаленном секторе пространства Объединенной Федерации Планет. Особенно учитывая то, что его последнее на данный момент представление, устроенное, когда он защищал Джеймса Т. Кирка на военном трибунале, чуть не привело к уничтожению звездолета Кирка, «Энтерпрайза». Нельзя чуть не уничтожить звездолет класса «Конституция» и после этого ожидать, что не поползут слухи.

Однако знаменитым Когли стал благодаря третьей вещи – он упрямо добивался правды в своих судебных тяжбах, и из-за этого судьи обычно позволяли ему любые театральные эффекты, если они позволяли вынюхать истину. По крайней мере, те судьи, которые действительно были заинтересованы в справедливом суде.

Когли изучал судью Фаур во время процесса и был почти уверен, к какому типу она принадлежит. Следующие несколько минут либо подтвердят, либо опровергнут его оценку.

– О боже, – сказал Когли, – похоже, я немного сбился с мысли. Ладно, начну сначала. Зачем вы здесь, мистер П'Тхалл?

– Простите? – переспросил П'Тхалл.

– Версаль. Курортный спутник для людей, имитирующий Францию восемнадцатого века по земному летоисчислению. Он примитивен, здесь запрещены космические корабли, транспортеры и любая технология, более продвинутая, чем повозки, движимые лошадьми, и масляные лампы. Возможно, для меня эти условия идеальны, но ваш семейный клан на Крадоре славится своими инженерными умениями и познаниями в технологии. Зачем вашему семейному клану вообще захотелось посетить именно Версаль?

– Мы начали торговать с людьми и решили, что должны больше узнать о них.

– Тогда почему вы отправились не на Землю, а сюда?

– Мы обнаружили, что гораздо больше можем узнать о расе по развлечениям, которые она выбирает, а не по ее обычным занятиям. Люди обычно более расслаблены и естественны, находясь в отпуске.

– Что вы могли узнать о людях, арендовав изолированный замок на острове посреди озера, находящемся в нескольких милях от ближайшего города?

– Мой семейный клан достаточно велик. Не только мои жены и собрат-муж, но и жены и мужья наших детей сопровождали нас. Замок, который мы арендовали, должен был быть достаточно большим, чтобы вместить нас всех.

– Ваша дочь порекомендовала это место?

– Возможно. Она уже была здесь раньше.

– На самом деле здесь, на Версале, работает Аарон Коул, и здесь же она с ним познакомилась, верно?

– Да.

– Мистер П'Тхалл, не это ли является настоящей причиной вашего прибытия на Версаль – чтобы встретиться с человеком, в которого влюбилась Далил?

– Это… сыграло свою роль, да.

– И что вы об этом думали?

– Боюсь, что я не понимаю вопроса.

– Вы одобряли роман Далил и Аарона?

– Не мое дело – одобрять. Моя дочь вольна сама выбирать, в кого влюбиться.

Когли вернулся к адвокатскому столу и взял толстую книгу, затем начал перелистывать страницы, словно в поисках какого-то ускользающего факта. Отчасти это было привычкой, отчасти – еще одним театральным эффектом адвоката.

– Поправьте меня, если я неправ: крадианцы как раса ценят и честь, и семью?

– Это верно.

– И вам было все равно, что Далил влюбилась в человека?

– Да. Как я сказал, то, кого она любила – это было ее дело.

– Похвальное поведение, мистер П'Тхалл, учитывая, что ее любовь к Аарону Коулу стоила вашей семье и чести, и положения среди других кланов, а также немалой части деловых сделок.

– Любовь не стоила нам ничего из этого.

– О? А я считал, что вы уже договорились о браке вашей дочери с представителем Д'Куас, семейного клана вашего крупнейшего клиента, а когда она отказалась, клан Д'Куас прекратил с вами деловые отношения.

П'Тхалл ответил не сразу, задумчиво уставившись на Когли, который, повернувшись спиной к крадианцу, положил книгу на адвокатский стол. Джеки протянула ему несколько листов бумаги. Когли взял бумаги, затем снова повернулся к П'Тхаллу, во взгляде которого кипела ярость. П'Тхалл очень медленно и осторожно проговорил:

– Ваша информация неверна.

– У вас очень хорошо получается, мистер П'Тхалл.

– Что получается?

– Лгать.

Уоррен вскочил на ноги и так громко вскричал «Протестую!», что в зале суда наступила полная тишина. Когли повернулся к прокурору и спокойно сказал:

– Я извиняюсь и беру свои слова обратно. В данный момент.

Он протянул П'Тхаллу верхний лист бумаги.

– Мистер П'Тхалл, что это?

П'Тхалл взял бумагу и прочитал ее. Сначала с его бледно-голубого лица исчезли все эмоции. Затем ярость, по-прежнему бушевавшая в глазах, перетекла с них на все остальное лицо.

– Где вы это достали? Это частная переписка. Вас арестуют за то, что вы украли это письмо из моего офиса.

– У писем, мистер П'Тхалл, есть адресат и адресант. В данном случае адресат – это вы. Но после того, как я объяснил клану Д'Куас – адресантам письма – что мне нужно и почему, они были только рады предоставить мне копию. Они, похоже, с радостью готовы рассказать кому угодно, кто будет слушать, о том, что разорвали с вами отношения.

Письмо, которое вы держите в руках, написано главой семьи Д'Куас, вашим клиентом – простите, бывшим клиентом, – и в нем сообщается, что после того, как ваша дочь опозорила их, отказавшись выйти замуж за представителя клана Д'Куас, они разрывают все заключенные с вами контракты?

– Да.

– Ну же, мистер П'Тхалл, вы думаете, что суд вас услышит, когда вы говорите так тихо? Ладно, в любом случае в записи будет отмечено, что вы сказали «да».

Есть еще и другие письма, не менее любезно предоставленные другими отправителями. Во всех них написано примерно следующее: из-за того, что вы так опозорили семью Д'Куас, они тоже разрывают заключенные с вами контракты. Это так? Помните, вы должны отвечать громко.

– Да, – выплюнул П'Тхалл.

– То есть, засвидетельствовав чуть ранее, что роман Далил с Аароном Коулом не стоил вашему семейному клану ни чести, ни положения, ни деловых отношений с другими кланами, вы сказали неправду, не так ли?

П'Тхалл ничего не ответил.

– Неважно, мне кажется, что ваше молчание красноречивее любого ответа. Так что вы прибыли сюда не просто для того, чтобы побольше узнать о людях? Вы прибыли сюда, потому что Далил была уже здесь с Аароном. Вы прибыли, чтобы заставить их расстаться?

– Я… мы прибыли сюда, чтобы напомнить Далил о ее долге перед семьей, да. И нам это удалось. Далил действительно разорвала с ним отношения. Вот почему он убил ее.

– Да, мне было интересно, как именно вам удалось заставить вашу дочь расстаться с Аароном. Но неважно, вы сказали, что она это сделала, значит, так и было. В конце концов, вы человек чести. Но действительно мне интересно, откуда вы знаете, что Аарон убил вашу дочь? Вы ведь не видели, как Аарон убил Далил, не правда ли?

– Вы отлично знаете, что когда моя дочь умерла, я с семьей был в опере здесь, в Новом Париже.

– Да, так оно и было. А как быстро вы добрались от вашего острова до Нового Парижа?

– Как вы сами указали, транспорт на этом спутнике умышленно примитивизирован. Если не ошибаюсь, вы, люди, называете подобное «причудой». Путешествие заняло большую часть дня.

– То есть… вы были далеко от острова, когда ваша дочь была убита?

– Верно.

– Тогда, раз вы не видели, что произошло, как вы можете с такой уверенностью утверждать, что вашу дочь убил Аарон?

– Никто больше не мог. Далил была одна на острове. Она не захотела пойти с нами в оперу и осталась. Полеты на Версале запрещены, так что единственный способ добраться до острова – на лодке. Записи капитана порта свидетельствуют о том, что единственная лодка, отправившаяся на остров, была нанята вашим клиентом, и что он находился в этой лодке один. Поскольку он – единственный, кто мог побывать на острове, это значит, что он убил Далил, а после этого сбежал.

Если у вас есть сомнения в его вине, спросите его, почему он ударился в бега еще до того, как мы на следующий день вернулись и обнаружили тело Далил.

– Аарон признает, что был на острове. Он говорит, что Далил вызвала его с помощью коммуникатора и попросила приплыть на остров, чтобы поговорить. Но когда он добрался туда, то обнаружил, что ее задушили, и она уже мертва. Он запаниковал. Он решил, что его обвинят во всем, и сбежал.

Он принял не самое мудрое решение. Из-за этого его действительно заподозрили. Но знаете что? Я верю ему.

До того, как прокурор успел вскочить из кресла, чтобы заявить протест, П'Тхалл презрительно то ли фыркнул, то ли усмехнулся и начал отвечать на незаданный вопрос. Когли видел своего свидетеля насквозь.

– Ваша доверчивость лишает вас лучших качеств, человек. Как вы можете верить своему клиенту, если он – единственный, кто мог быть на острове и, если следовать простейшей логике – единственный, кто мог убить Далил?

– Обычно вопросы задаю я, мистер П'Тхалл, но, поскольку вы опечалены гибелью дочери, я отвечу и на ваш вопрос. Очевидно, на острове был кто-то еще.

– Как? Другого способа добраться до острова просто нет.

– Кто-то мог воспользоваться транспортером, – сказал Когли.

П'Тхалл отреагировал немедленно. На этот раз он просто рассмеялся во все горло, не фыркая.

– Человек, как бы вы ни вели это дело, каким бы компетентным адвокатом вы ни были, вы явно не инженер. До того, как вы предложите невозможное, советую вам ознакомиться с основами работы транспортера.

– Невозможное? Почему невозможное?

– На всем Версале есть всего одна транспортерная станция – здесь, в Новом Париже. Поскольку ни одному космическому кораблю не разрешается садиться на этот спутник, нарушая его сентиментальное спокойствие, транспортер используется, чтобы переправлять посетителей с кораблей, находящихся на орбите, на этот маленький курортный рай.

Наш остров – на другой стороне спутника. Целая луна отделяет его от Нового Парижа. Транспортерные лучи передвигаются по прямым линиям и, таким образом, не могут огибать поверхность спутника. Хотя транспортеры и могут переносить людей и предметы сквозь слой твердых пород толщиной в несколько миль, но сквозь целую луну они никого не перенесут. Транспортер в этом городе не мог послать никого на наш остров.

Когли провел правой рукой по волосам, затем помассировал загривок.

– Да, здесь вы правы, – сказал он, улыбнувшись и застенчиво кивнув. – Хорошо, никаких транспортеров. Давайте поговорим об опере, которую вы смотрели. Вам она понравилась?

– Не слишком.

– Я тоже так не думал. Вы покинули свое место за двадцать минут до антракта.

– У меня была… определенная биологическая потребность, которую нужно было удовлетворить.

Когли снова кивнул.

– Ну, раз уж вам надо было уйти, значит, так оно и есть. Вы не могли потерпеть двадцать минут до следующего антракта?

– Я не видел в этом необходимости. Как я уже сказал, мне там не нравилось.

– Но вы достаточно тщательно подготовились – даже надели самую формальную тунику с фамильным камнем, как сейчас.

– Протестую, ваша честь. Это не относится к делу.

– Я пытаюсь понять отношение свидетеля к людям, ваша честь. Оно склоняется к предвзятости, которую мне позволено исследовать.

– Вкратце, мистер Когли. Не слишком вдавайтесь в подробности.

– Я совершенно не собираюсь этого делать.

Когли вернулся к столу и взял у Джеки несколько фотографий. Ее глаза весело блеснули – единственное проявление веселости, дозволенное судебным этикетом.

– Я показываю вам вещественное доказательство E, мистер П'Тхалл. Вы можете сказать мне, что это?

– Это просто изображение – моя фотография на приеме перед оперой.

– И вы одеты в формальную тунику с фамильным камнем на ней, как сейчас, верно?

– Да.

– Правда, это разные туники. В вашу тунику вшит очень изящный филигранный узор. Он на самом деле очень красив.

– Мой портной будет рад это услышать.

– Но дело вот в чем, на тунике, надетой сейчас на вас, узор синий. Но на вещественном доказательстве F, увеличенном варианте доказательства E, узор скорее фиолетового цвета.

– У меня несколько таких туник, мистер Когли.

– Я так и думал. Хорошо одетый крадианец вроде вас, происходящий из такой достойной семьи, как ваша, естественно, возьмет в путешествие несколько туник. Но позвольте показать вам вещественное доказательство G. Вы узнаете его?

– Конечно. Это изображение меня, моих жен и мужа-собрата, сделанное после оперы, когда нас представляли певцам, исполнявшим главные роли.

– Вы понимаете, в чем моя проблема?

– У вас очень много проблем, человек. Я даже не знаю, с какой начать.

– Тогда позвольте мне прояснить кое-что. Это вещественное доказательство H. Вы узнаете его?

– Да, это увеличенный вариант предыдущей фото…

– Вы запнулись на полуслове, сэр. Мне кажется, вы все-таки поняли, в чем проблема. Узор на вещественном доказательстве H – точно такого же синего цвета, как на тунике, которая на вас сейчас. Возможно, это даже та же туника, которая на вас сейчас, не так ли?

Моя проблема состоит вот в чем. Как вы успели переодеться из туники, в которой вы были на вещественном доказательстве E, в тунику, в которой вы были на вещественном доказательстве H, во время оперы?

П'Тхалл молчал. Когли ждал. Он подождал несколько секунд, прежде чем сказать:

– Никаких быстрых ответов? Никаких бойких замечаний? А всего несколько мгновений назад вы были весьма словоохотливы.

На этот раз прокурор не колебался.

– Я протестую, ваша честь. Мистер Когли пытается затравить свидетеля. Сахирн П'Тхалл – не обвиняемый в этом суде.

Когли ответил, не отворачиваясь от свидетеля, пристально смотря на П'Тхалла.

– В этом ваша ошибка, мистер Уоррен. Вы обвинили не того человека в убийстве прекрасной, невинной молодой женщины.

П'Тхалл по-прежнему молчал.

– Не можете ответить? Может быть, тогда ответите на этот вопрос: где туника, которая была надета на вас на вещественном доказательстве E?

П'Тхалл уставился на Когли. В его взгляде не было ни высокомерного презрения, ни дерзости. Если бы крадианцы могли потеть, его изящная туника была бы уже насквозь мокрой.

– Снова нет ответа? Ладно, на самом деле это неважно. Мне кажется, на этот вопрос я могу ответить сам.

Ваша честь, Версаль, возможно, и имитирует старинную Францию, но даже в отпуске люди не хотят терять связи с окружающей вселенной. У вас есть отличная современная система связи. В зале суда даже есть обзорный экран, чтобы вы могли выслушать свидетелей, которые не могут добраться до Нового Парижа. Если позволите?

Судья Фаур кивнула, и пристав нажал кнопку на столе. Часть стены, противоположная скамье присяжных, отъехала в сторону, и за ней обнаружился большой экран. Когли сделал знак Жаклин, и та сказала в свой коммуникатор:

– Давайте, Питер.

Экран ожил, и на нем появился мужчина лет пятидесяти пяти, лысеющий, с редкими островками черных волос среди седых. Морщины зрелости на его лице только-только начали превращаться в более глубокие старческие. Он спокойно стоял в пышной спальне, обстановка и стиль которой идеально вписались бы во дворец, давший название курортному спутнику Версаль.

– Мистер П'Тхалл… вы узнаете моего ассистента-следователя, Питера Лоуренса. Вы можете сказать нам, где он находится?

П'Тхалл посмотрел на экран, затем внезапно встал и резким движением устремил к нему руку.

– Как вы посмели! – закричал он. – Вы проникли в мою спальню! Неужели вы способны пасть и еще ниже?

– Я могу задать вам тот же вопрос. Но сначала позвольте мне исправить вашу естественную ошибку. Это не ваша спальня. По крайней мере, не только ваша. Это курортный дом. Вы арендуете его. Мы получили разрешение его владельца. Питер, – сказал Когли, обращаясь к экрану, – вы нашли наше неожиданное вещественное доказательство?

– Безусловно.

Улыбающийся следователь поднял формальную тунику семейного клана, похожую на ту, что носил П'Тхалл. Точно такую же, как на вещественном доказательстве E.

– Где она была?

– Спрятана в шкафу. На вешалке, под другой одеждой.

– Вы можете поднести ее поближе к камере?

Питер приложил тунику к себе, чтобы все смогли разглядеть фиолетовый узор. Даже Александр Уоррен не решился протестовать.

– Питер, мне кажется, или я вижу, что туника порвана спереди?

Лоуренс поднес руку к разрыву и оттянул ткань, чтобы суд увидел, насколько сильно она порвана.

– Это туника, которую вы надели, когда отправились в оперу, не так ли, мистер П'Тхалл? – спросил Когли.

П'Тхалл хотел ответить «Нет», но слово застряло в горле.

– Из-за вашей дочери вы лишились деловых отношений, репутации, чести. Единственный способ восстановить честь – убрать Далил из семьи.

– Нет.

– Но убить ее было недостаточно. Вы хотели еще и отомстить Аарону Коулу, из-за которого были опозорены.

– Нет.

– Так что вы прилетели на Версаль и заставили дочь расстаться с Аароном.

– Нет.

– А затем использовали голосовой чип, чтобы подделать сообщение от вашей дочери и заманить Аарона на остров в ту ночь, когда Далил осталась одна.

– Нет.

– Той ночью вы покинули свое место в опере за двадцать минут до антракта, чтобы гарантировать, что останетесь одни, транспортируясь на остров, в арендованный замок. Вы запланировали ее убийство, чтобы Аарон Коул оказался единственным подозреваемым, и убили собственную дочь!

– Нет.

– Далил боролась, дралась за свою жизнь, когда вы убивали ее, и порвала вашу тунику. Вам пришлось заменить ее и надеяться, что никто этого не заметит.

– Нет.

– К сожалению для вас, я многое замечаю.

– Нет. Это неправда. Все это ложь. Этот грелтх убил Далил. Не я. Я не смог бы этого сделать. Я был во многих милях оттуда.

– Во многих милях, мистер П'Тхалл? В скольких именно милях? Досягаемость транспортерных лучей достигает более пятнадцати тысяч миль.

П'Тхалл встал во весь рост и злобно посмотрел на Когли. На лицо крадианца вернулась насмешливость, а в голос – презрение.

– Память подвела вас, человек. Это по-прежнему невозможно. Любой транспортерный техник подтвердит, что я не мог транспортироваться из Нового Парижа на остров. Ни вокруг планеты, ни сквозь нее. Это сделать невозможно.

А каким иным образом я мог бы добраться от Нового Парижа до острова за несколько минут? Как мне это удалось, мистер Когли?

– Как, мистер П'Тхалл? Мне кажется, что примерно вот так.

Самуэль Когли щелкнул пальцами.

В следующий момент Питер Лоуренс, по-прежнему державший тунику П'Тхалла, материализовался посреди зала суда.