Безвыигрышный сценарий
читать дальшеКадет Джеймс Т. Кирк сидел, втиснувшись в кабинку терминала для просмотра записей – локти на коленях, кулаки подпирали подбородок.
На экране перед ним бегали лилипуты – то вперед, то назад, когда Кирк менял направление воспроизведения, шепча команды. Взрыв на экране ярко осветил кабинку; затем воцарилась темнота, скрывшая и изображение на экране.
Там остались лишь слова «Тест «Кобаяши Мару» №463981-009 завершен», вскоре тоже исчезнувшие.
«Я проиграл».
Эта мысль занозой сидела в сердце Кирка, как и пять раз до этого. После того, как его приняли в Звездный флот раньше стандартного возраста, после того, как во всех классах Академии он получал наивысшие оценки, Звездный флот засунул его в симулятор диаметром двенадцать метров меньше чем на пять минут, и он столь сокрушительно провалился, что даже одноклассники не решились над ним смеяться. Он приказал терминалу снова проиграть запись; недоверие сгорело в огне бессильной ярости.
– Настолько неуступчивыми могут быть лишь андорианцы, Джеймс Кирк.
Кирк резко выпрямился. У двери кабинки стоял светловолосый лейтенант-коммандер Констрев.
– Отбой давно прошел, – продолжил тот. – Ты должен быть в казарме.
Кирк часто разговаривал с Констревом до поздней ночи и был уверен, что эксперт по компьютерам его не сдаст. Повернувшись к маленькому экрану, он снова подпер подбородок кулаком.
– Я хочу посмотреть это еще раз.
«Хочу понять, что же, черт возьми, я сделал не так…»
Констрев по-турецки сел на пол рядом с кабинкой.
– «Кобаяши Мару»? – Кирк удивленно глянул на офицера, и Констрев улыбнулся. – Сейчас почти полночь. Думается мне, что ты уже не раз пересмотрел эту запись.
Кирк снова перевел взгляд на экран, пока Констрев не успел прокомментировать его удивление; ему не нравилось, что лейтенант-коммандер так легко читал его мысли.
– Я… расставляю временные отметки. – Он попытался ответить, как ни в чем не бывало. – А еще я хотел рассмотреть все более детально.
– Ясно. – Констрев некоторое время смотрел на экран вместе с ним. – Однажды, почти пятнадцать лет назад, – заметил он, словно Кирк попросил его привести статистику, – студент продержался в тесте «Кобаяши Мару» одиннадцать с половиной минут. Мне рассказал об этом мой командир, адмирал Хауэлл, – походя добавил он. – С тех пор такого никому больше не удалось. Почему тебе так нужно добиться успеха там, где остальные потерпели неудачу?
Кирк почувствовал, как его лицо налилось кровью, и на этот раз не стал сдерживаться с ответом.
– Потому что я сделал глупость! Клингонам понадобилось меньше времени, чтобы уничтожить меня, чем мне самому, чтобы об этом рассказать!
Он машинально сжал кулаки и с силой упер их в бедра, чтобы не ударить по чему-нибудь в кабинке.
– Я хороший стратег, – настаивал он тихим голосом, больше похожим на стон. – Черт побери, Констрев, я хороший командир!
Констрев мудро кивнул.
– Возможно, клингоны просто лучше.
– Нет. – Сама мысль об этом казалась Кирку слишком ужасной. Если клингоны «лучше» в этом простом учебном упражнении, какими же они окажутся в реальном мире? – Это просто компьютер, – наконец, оправдываясь, ответил Кирк. – Я должен был его победить.
– Просто компьютер. – Тихий смех Констрева рассеялся в большом зале. – Именно по этой причине ты никогда и не победил бы.
Кирк, нахмурившись, осторожно посмотрел на него.
Констрев улыбнулся. Никто не мог обсуждать компьютерную психологию так радостно и с таким умением, как Констрев; Кирк иногда считал, что величайшим желанием его друга было научиться мыслить в двоичной системе.
– Компьютеры не могут быть нерешительными, – сказал ему Констрев. – Компьютеры могут думать быстрее, чем любой известный биологический организм. Компьютеры располагают знаниями всех народов, а не всего лишь одного человека. Они умнее тебя, быстрее тебя, терпеливее тебя.
– Но они не могут чувствовать, – возразил Кирк. Ему не нравилось, что его сравнивают с машиной, к тому же не в его пользу. – У них нет инстинктов… у них нет сердца!
Констрев довольно улыбнулся.
– То есть ты считаешь, что духовно богатые биологические существа должны одержать победу над электроникой?
Кирк отвернулся к экрану, не удостоив саркастическое замечание ответом.
– Изучай философию, Джеймс Кирк. Корнелий Агриппа с Земли учит, что все существа – микрокосмические представления вселенной вокруг них: существо рождается, живет и умирает. Так же и вселенная – она когда-то родилась, стареет и когда-нибудь умрет. Твоя неудача – лишь представление того, как все существа, большие и малые, терпят неудачу и будут терпеть ее до самого конца вечности. Прими это и иди дальше.
Кирк смотрел, как пламя охватывает мостик «Потемкина», уже шестой раз за вечер. Он не интересовался тем, что Корнелий Агриппа думал о «Кобаяши Мару» – в конце концов, результаты выпускных экзаменов Агриппы от этого не зависели.
– Каким микрокосмом мы можем быть, – раздраженно спросил он у Констрева, – когда отдельные люди умирают каждый день, но наша раса по-прежнему процветает?
– В конце концов энтропия забирает даже самые процветающие расы. Все мы рано или поздно терпим неудачу.
Кирк резким движением выключил проигрыватель. На сегодня философии было достаточно.
– Спокойной ночи, Констрев, – коротко сказал он.
Констрев поднялся, не протестуя.
– Спокойной ночи, Джеймс.
Это было похоже на плохой кошмар.
Дым снова застилал глаза Кирку, во второй раз за две недели. Над головой пришли в движение мощные вентиляторы, разогнавшие дым; симуляционная камера открылась с громким шипением гидравлики. Студенты, рассеянные по разрушенному мостику, оглядывались, чувствуя неловкость и смятение. Их перепачканные лица и отведенные в сторону глаза были словно нож в сердце Кирка.
«Я подвел их».
Он смотрел куда-то на консоль штурмана и рулевого, когда на мостик вошел адмирал Хауэлл.
Хауэлл, в чьих темных глазах светилось сочувствие, остановился в арке, где когда-то висел обзорный экран, и объявил:
– Симуляция закончена.
Кадеты, все как один, облегченно вздохнули. Кирк не мог не изумиться, несмотря на отчаяние, как один спокойный голос может наполнить уверенностью целый экипаж мостика после такой катастрофы. Он завидовал Хауэллу за это спокойствие – спокойствие, которым, как совсем недавно считал в гордыне своей, обладал и сам.
– У вас тридцать минут, чтобы привести себя в порядок и организовать мысли, – продолжил Хауэлл, похоже, не замечая унижения Кирка. – Мы встретимся в конференц-зале имени Кейра в десять часов, чтобы оценить ваши действия. Все свободны.
Кадеты покидали симулятор группами по два-три человека. Все еще потрясенные, их движения были слишком быстрыми и размашистыми, голоса – слишком тихими или слишком громкими, они покинули Кирка, даже не оглянувшись. «Я этого заслужил», – с горечью подумал он. Второй класс кадетов, второй звездолет, второй «Кобаяши Мару». Вторая неудача. Кирка ужасала мысль, что это может превратиться в тенденцию.
– Вы собираетесь присоединиться к остальным, кадет Кирк? Или будете ждать здесь, пока вас не сметут уборщики?
Кирк посмотрел в смеющиеся глаза Хауэлла, затем заставил себя не отводить взгляда, когда понял, что краснеет.
– Я… рассматривал качество своей работы. Мне кажется, сейчас я готов уйти.
Хауэлл жестом попросил Кирка сесть, когда тот стал подниматься из командирского кресла.
– Рассматриваете качество работы? – переспросил адмирал, когда Кирк остановился и посмотрел на него, но отказался снова сесть. – Вам не хватило той ночи?
Кирк резко закрыл рот, обнаружив, что его челюсть отвисла.
– Констрев…
– Ничего мне не сказал, – закончил Хауэлл. – Но я знаю, что кто-то взял запись вашего последнего «Кобаяши Мару» на ночь, вы опоздали на проверку после отбоя, а Констрев на следующий день пришел в мой кабинет поздно и заспанным.
Он подошел поближе и оперся на навигационную консоль, положив руку на подбородок.
– Мистер Кирк, вы понимаете, что ваше время реакции на тест было намного выше среднего для подобной встречи? Оба раза.
Кирк снова покраснел.
– Я не считал проведенное время, адмирал.
Это было не совсем правдой. Он достаточно хорошо изучил первый сценарий, чтобы помнить, что погиб через четыре минуты тридцать семь и три десятых секунды. Вроде бы в этот раз ему удалось продержаться дольше, но он не был в этом уверен.
– Оба раза ваш подход был безупречен. Вы отступали от учебников, когда это было уместно, а ваш экипаж прекрасно помогал вам – учитывая то, что никто из них никогда на самом деле не служил на борту звездолета.
Хауэлл поднял одну бровь и с любопытством улыбнулся Кирку.
– Я в этот раз не ожидал пируэта Рейнгольда. Я даже не уверен, что подобное возможно на звездолете класса «Конституция». Но адмирал Уолгрен дал вам дополнительные очки за попытку. А на него нелегко произвести впечатление.
– Я потерял свой корабль. – Эти слова вырвались у Кирка прежде, чем он успел сдержаться. Стыдясь того, что потерял контроль над собой, он отвернулся, чтобы разглядеть разрушенный мостик. – Я потерял свой экипаж! Дважды…
– Вы сделали все, что смогли.
– Я должен был сделать больше.
Хауэлл пожал плечами настолько спокойно, что разъяренному Кирку захотелось его ударить.
– Может быть. Но это все равно ничего не изменило бы.
Кирк попытался возразить. Он изучал биографии великих командиров с детства – он знал, что Коррд, Гарт из Изара или Шайтани вырвали бы победу даже из зубов такого поражения. Господи, он пытался подражать именно Шайтани в первом сценарии, и даже тогда… даже тогда потерпел неудачу.
А это было невозможно.
Смотря в морщинистое лицо Хауэлла, Кирк искал подтверждение тому, о чем только что догадался. Он не понимал, почему, но теперь знал. Знал и ненавидел Хауэлла и остальных за то, что они заставили его участвовать в подобном.
– Вы запланировали это, – тихим, обвиняющим голосом сказал он. – Оба раза вы знали, что я проиграю.
– Я знаю, что проиграют все. – Хауэлл выпрямился и сурово посмотрел на Кирка. – В этом суть игры. Никто не может выиграть.
Хауэлл не злился на Кирка или на то, что Кирк только что обнаружил. Так что мичман не стал прерывать адмирала, когда тот продолжил.
– «Кобаяши Мару» – это безвыигрышный сценарий, – объяснил Хауэлл. – В реальной жизни вы столкнетесь с подобной неудачей лишь однажды. Но к этому обязан быть готов любой командир. – Он показал на закопченную панель перед собой. – Что бы вы ни делали, компьютер подстраивается под ваши действия и компенсирует их. Мы позаимствовали знания у всех командиров, когда-либо живших – никто из них не смог бы теперь победить этот компьютер. Всегда будет больше клингонов, больше повреждений, меньше времени.
Кирк кивнул, поняв больше, чем, по его мнению, казалось Хауэллу.
– Он жульничает.
Смех Хауэлла его удивил.
– Конечно, он жульничает! Потому что смысл сценария – в том, чтобы не дать вам победить! Это все, на что запрограммирован компьютер. Это все, что он знает.
– Но это нечестно, – возразил Кирк, упрямо сложив руки на груди. – Когда вы сказали, что я могу проходить этот тест сколько угодно раз, это тоже была ложь?
– Нет. – Хауэлл покачал головой. – Вы можете проходить его до тех пор, пока ад не покроется льдом. Или до тех пор, пока не закончится семестр – смотря что настанет первым. Но это ничего не изменит.
– Тогда почему вы мне все это говорите? Почему не позволите мне проходить его снова, снова и снова, как всем остальным?
– Потому что, – одними губами улыбнулся Хауэлл, – все остальные не проходят его повторно. Никто за последние двадцать лет не пытался проходить тест дважды. – Улыбка исчезла с лица адмирала, в его темных глазах Кирк увидел беспокойство. – Я думал, что если сообщу вам об этом, вы передумаете. Я не хочу, чтобы такой хороший студент тратил время на поражения.
Сходя с пьедестала, Кирк попытался изобразить целеустремленность, достойную богов. Он не был уверен, что у него это получилось; он чувствовал себя ужасно маленьким.
– Посмотрим, – сказал он Хауэллу, спустившись.
В филиале Мировой библиотеки в Олд-Эль-Черрито не было ничего про «Кобаяши Мару». Ни одной книги, ни одной статьи, ни одного примечания даже в самых малоизвестных журналах галактики.
Конечно же.
Кирк стучал пальцами по ноге, ожидая челнока, который доставит его назад в Академию, и проклиная себя за то, что хотя бы понадеялся найти письменные источники (особенно после того, как их не удалось найти в собственной библиотеке Академии). Четырнадцать пленок в карманах его куртки щелкали, словно расстроенные трещотки, когда его обдувал декабрьский ветер. Кирк закрыл ветрозащиту, затем раздраженно сложил руки на груди.
«Кобаяши Мару» не существовало за пределами распроклятого симулятора. Никто не говорил о нем, ни в одном учебнике его не упоминали, ни один из обширных поисков по базам данных Федерации не дал никакой ссылки ни на что с таким названием – даже хотя бы на космический корабль. Если бы не его сны, Кирк мог бы поклясться, что вообще никогда не проходил этого теста.
Он не мог сосчитать, сколько раз за последний месяц не смог заснуть ночью, злясь и потея, а затем остаток ночи проводил в туалете, разрабатывая новые стратегии. Мысли о тонкой грани между провалом и победой грызли его разум; после того, как первые компьютерные запросы закончились неудачей, он достал информацию о других военных поражениях. Если он не мог научиться у мастеров успеху, он вместо этого научится у них терпеть поражение. Некоторые поражения были глупыми, их настолько легко можно было предотвратить, что и рассматривать их не стоило: землянин Джордж Кастер при Литтл-Бигхорне уничтожил бы шайеннов, если бы просто дождался остальной части войск; Бабин при Рукбате-5, который ни за что бы не ввел в систему свой шестой флот, если бы не был настолько одержим идеей захватить Рукбат и обратил внимание на слухи о засаде ромуланцев.
Других поражений командиры в свое время избежать бы не смогли: наступление при Хоше в секторе Магеллан (Земля тогда еще не знала о транспортерах); Фр'нир при Гасте, чьи солдаты медленно умерли от отравления куритом еще до того, как хоть кто-то узнал, что же такое курит.
Затем, после сражений, он начал изучать командиров. Гарт, Бабин, Шайтани, Хоше-лла, Коррд, Дружелюбный Джон, Вон.
Биографическая информация и статистика их сражений постоянно крутились у него в голове, когда он бодрствовал. А прошлой ночью он увидел во сне битву при Тиатрисе и победил даже в ней, несмотря на превосходящие силы противника.
Там, где Дружелюбный Джон стал едой для михка, Кирк изгнал михка в море. Он даже помнил, как – проснувшись, он помнил каждое движение, каждый отданный приказ. И они были великолепными. Все они.
Сидя в челноке, курсировавшем между территорией Академии и библиотекой, он рисовал эскизы, думал и планировал, пока не смог перевернуть все эти исторические победы, словно они были спорами дошкольников. Некоторые из них он перевернул в меньшее время, чем потребовалось на исходный конфликт. Других он и вовсе мог избежать. Третьи он мог закончить еще до того, как их посчитали бы начатыми.
И после всех этих успехов его мысли снова возвращались к «Кобаяши Мару».
Тест был намного сложнее, чем любая битва, упоминание о которой он мог найти в исторической справке. Компьютер знал все, даже самое малоизвестное и маловероятное; клингонские подкрепления появлялись из ниоткуда, несмотря на то, что в Нейтральной зоне никогда не было больше четырех необнаруженных клингонских крейсеров. Кирк прятал под матрасом кучу исписанных бумажек – иногда его записи больше напоминали блок-схемы, чем планы битвы. Он составил двенадцать стратегий для победы в «Кобаяши Мару»; двенадцать раз он опровергал собственные схемы, увеличивая знания компьютера и количество клингонских кораблей. Это было похоже на попытку выиграть войну у Господа Бога – что бы он ни придумывал, появилось бы еще больше клингонов, или они просто не получили бы повреждений, или фатально повредили его корабль с помощью оружия, которое не должно было пробить щиты.
Кирк был связан законами физики, компьютер же ничто не ограничивало, кроме садистского воображения какого-то программиста. Без рамок реальности, внутри которых нужно было работать, произойти могло буквально что угодно.
Так что Хауэлл был прав: Кирк бы проиграл. Сколько бы ни пытался.
«В этом суть игры». Но это нечестно.
Сойдя с челнока, Кирк обнаружил, что территория Академии предсказуемо пуста. Зимний дождь загнал большинство студентов под крышу, не помогли даже грядущие выпускные экзамены. Кирк бы и сам остался, чтобы поучиться, но суббота была единственным днем, когда он мог покинуть территорию и отправиться в библиотеку, и он не хотел терять, возможно, последний шанс разжиться новыми данными до конца семестра.
Пройдя продуваемый всеми ветрами двор до половины, Кирк заметил одинокую фигуру под аркой одного из приподнятых тротуаров. Громоздкая парка закрывала верхнюю половину тела, но черные брюки выдавали офицера Звездного флота; улыбаясь, Кирк свернул, чтобы присоединиться к одетому в теплый костюм товарищу.
Он не понял, что это Констрев, пока не подошел к нему вплотную, и лейтенант не взглянул на него с любопытством. Бледно-голубые глаза компьютерного эксперта казались такими замерзшими под капюшоном парки, что Кирк засмеялся.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, когда Констрев снова начал разглядывать дальний угол двора.
– Пытаюсь приспособиться к погоде, – ответил тот. – Я буду учиться в Академии еще два земных года, и мне очень хочется иметь возможность покидать здания зимой.
Он пытался казаться рассудительным, но в голосе звучали нотки оправдания – похоже, Кирк был не первым, кто сегодня задал ему этот вопрос.
Кирк кивнул, пытаясь смотреть туда же, куда и Констрев, чтобы снова не рассмеяться, увидев парку.
– Тебе повезло, что Академия находится в Сан-Франциско, – заметил он. – Большинство людей вообще не считают здешнюю погоду холодной.
– Я не большинство людей.
Действительно, очень немногие люди родились и выросли на Вулкане.
Констрев не продолжил фразы, и Кирк спросил:
– На Вулкане холодно не бывает?
– Там есть зимний сезон, – сказал Констрев, – но не такой суровый, как здесь. Летом тоже гораздо жарче, в хороший год температуры доходят до плюс пятидесяти по стоградусной шкале.
Кирк присвистнул.
– Я-то думал, люди при такой температуре тают.
– Не я.
Они молча простояли рядом несколько минут; Кирк смотрел, как по двору летает ворох опавших листьев, и с трудом пытался не представлять их себе как армию, чьи маневры он должен превзойти. Получилось лишь наполовину, и он заставил себя посмотреть в другую сторону; листья снова свалились в неподвижную кучу.
– Где ты сегодня был? – спросил Констрев. Он тоже наблюдал за листьями, и Кирк не мог не задуматься, не знает ли он, о чем думает Кирк.
– В филиале Мировой библиотеки, – признался Кирк. – Я искал дополнительную информацию о тесте.
Если Констрев знал, то не стоило отрицать этого.
Констрев покачал головой, засовывая руки глубже в карманы парки.
– Я бы никогда не ушел так далеко от зданий в такой холодный день.
– Там, где я вырос, – сказал Кирк, – это вообще не считается холодом. Зимой в Айове – это район на Земле, где я вырос, – температуры опускаются до минус шестидесяти по стоградусной шкале.
Констрев издал недовольный звук.
– Полагаю, у вас и снег идет?
Кирк вздохнул.
– Там, где земля ровная, снег лежит на ней, как глазурь на торте. Когда восходит солнце, он становится таким ярким, что даже смотреть больно – словно на полях лежит множество звезд, так плотно упакованных, что пустот между ними не остается. Из него можно скатывать снеговиков, а можно лепить снежки и кидаться ими в брата. – Он улыбнулся, вспоминая более дюжины зим в Айове, когда его пальцы совершенно коченели и переставали подчиняться, когда после каждого выдоха изо рта вырывалось облако пара. – Я даже не могу начать объяснять, что снег значит для того, кто с ним вырос. Снег – это больше, чем просто химическое соединение. Это часть взросления.
Констрев долго не отвечал. Кирк посмотрел на друга и с удивлением увидел, как тот внимательно смотрит куда-то вдаль, словно изо всех сил пытаясь представить мир, нарисованный Кирком.
– Может быть, я когда-нибудь приглашу тебя в Айову, – добавил Кирк, внезапно почувствовав себя дураком. – Легче один раз увидеть.
Констрев отрешенно кивнул.
– У тебя душа поэта, Джеймс Кирк, – серьезно заявил он. – Почему ты хочешь потратить всю свою жизнь, ведя войну?
– Я не хочу вести войну, – сказал Кирк.
– Ты изучаешь этот тест, – заметил Констрев. – Ты проводишь в библиотеках больше времени, чем в собственной постели. Ты изучаешь уничтожение и тактику. Это не война?
– Нет, – возразил Кирк. – Это принцип. – Он встал перед Констревом, закрывая ему обзор несуществующего снега. – Я не верю в безвыигрышные сценарии, – сказал он. – Я считаю, что нечестно заставлять студентов принимать концепцию, которая, по моему мнению, неверна.
– Безвыигрышный сценарий – это основа нашей вселенной, – ответил Констрев. – В зависимости от того, с какой точки зрения смотреть, кто-то неизбежно проигрывает.
– Глупости.
– Если ты всегда побеждаешь, кто-то должен проиграть. Не так ли?
Эта мысль серьезно обеспокоила Кирка. Он пощупал компьютерные ленты, внезапно почувствовав неловкость и страх, что большую часть его личной философии можно разрушить таким простым заявлением.
– Это не одно и то же, – возразил он, хоть и довольно слабо. – Поражение и победа – это не одно и то же. Я верю, что можно потерпеть поражение. Я верю, что можно погибнуть. Но я не верю, что существуют ситуации, где победить невозможно.
Констрев посмотрел ему в лицо, взгляд его бледно-голубых глаз сбивал Кирка с толку. Отвернувшись, он наконец ответил:
– Возможно, ты прав. Но если то, что ты рассказал мне об этом тесте – правда, то его задача – не в том, чтобы точно отображать реальность. А в таком случае – зачем тебе так беспокоиться по этому поводу?
– Потому что…
Кирк замолчал, его поток мыслей неожиданно завела в тупик идея, расцветшая в разуме.
– Потому что он не настоящий, – выдохнул он, когда идея оформилась. – Потому что он нечестный. Он жульничает!
Он схватил Констрева за плечи и радостно потряс.
– Он жульничает, Констрев! И это значит, что я тоже не обязан играть по правилам!
Констрев не был так уверен.
– Мне кажется, что жульничество с результатами теста так просто с рук не сойдет.
– Минус на минус дает плюс, не так ли?
– Но двойное жульничество…
– …дает честный тест, – перебил его Кирк. – Верь мне – я кадет из командной школы.
Кирк на последнем издыхании вбежал в кадетские бараки за семь минут до побудки. Забравшись под одеяло прямо в одежде, он засунул в рот комок ткани, чтобы заглушить тяжелое дыхание.
«Что со мной случилось?» – не без страха подумал он. Всего несколько недель назад – до «Кобаяши Мару» – он и подумать не мог, что не будет спать после отбоя. Он был послушным маленьким солдатом: раздумывал, но не сомневался; удивлялся, но слушался.
Сейчас же он воевал с вышестоящими офицерами из-за философского вопроса, о котором он раньше и не думал. И эта война закончится сегодня ровно в десять ноль три. Его сердце колотилось от ожидания.
Когда сыграли побудку, сосед Кирка по койке даже не удивился, почему молодой кадет лежит под одеялом в одежде и обуви; Кирк подумал, что тот достаточно на это насмотрелся в последние несколько дней, чтобы перестать обращать внимание на его странные предпочтения. «Ты узнаешь, – сказал про себя Кирк, быстро заправляя кровать. – Скоро все узнают, где я пропадал ночами…»
Первые два урока прошли со скоростью умирающего, с трудом ползущего по пустыне. В десять часов его отпустили с занятий в симулятор. Кадеты вытянули шеи, смотря, как он напряженно шагает к выходу; ему было интересно, что бы они сказали, если бы знали, что у него холодные руки, а сам он полон нерешительности. Ему было очень интересно знать, что скажут адмиралы Хауэлл и Уолгрен, когда тест закончится.
Несколько студентов с факультета службы безопасности уже находились на мостике, когда явился Кирк. Он отметился у офицеров-наблюдателей, затем сел в командирское кресло. Ему казалось, что он идет сквозь холодное желе, так медленно, что все наверняка видят, что ему мешает чувство вины – что он на самом деле боится пройти через все это, даже после того, как потратил столько времени и усилий. Подлокотники командного кресла оставались недвижимы под его хваткой.
Кирк уже практически выучил тест наизусть. Он смотрел, как кадеты с серьезным видом хмурятся возле своих инструментов, пока рулевой не повернулся, чтобы попросить координаты, которые позволят избежать клингонской Нейтральной зоны. Затем заговорил старший офицер, работавший за панелью связи.
– Капитан… я получил сигнал тревоги.
– Выведите на громкую связь.
Слова прозвучали четко и уверенно, несмотря на то, что рот Кирка совершенно пересох.
– …обязательно! – зашептал перепуганный голос, перемежаемый симфонией помех. – Это «Кобаяши Мару», мы девятнадцать периодов назад вышли с Альтаира-6…
Кирк даже не дослушал мольбу о помощи до конца – он слышал ее уже слишком много раз. Впрочем, некоторого сотрудничества от него все же ждали, так что он с притворным беспокойством спросил:
– «Кобаяши Мару», это звездолет «Потемкин». Вы можете назвать нам свое местоположение?
– Гамма Гидры, – ответил далекий голос. – Секция десять.
– Нейтральная зона, – выдохнул рулевой.
Кирк подпер кулаком подбородок, чтобы не улыбнуться.
– …корпус пробит… системы жизнеобеспечения отказывают! «Потемкин», вы можете помочь?
«Я не знаю, почему улыбаюсь», – изумился Кирк, по-прежнему пряча ухмылку. Вылетать из командной школы – это не очень весело. У него было ужасное предчувствие, что он именно что вылетит. Пока что тест совершенно не отличался от обычного – ни на секунду, ни на слово. Ему вообще удалось что-либо сделать? Его вряд ли можно было назвать компьютерным экспертом.
– «Потемкин»? Мы теряем ваш сигнал… вы можете помочь?
– Направляемся к ним, – приказал Кирк, выпрямляясь.
Он даже не попросил статистических данных по топливному транспортнику. Он смотрел их в первый раз, пытаясь собрать нужную информацию; он смотрел их во второй раз, надеясь поддержать иллюзию того, что не знает, что его ожидает; на этот раз ему было наплевать.
– Капитан, это будет прямым нарушением договора, – начал первый помощник.
– Я очень хорошо об этом осведомлен, спасибо.
«Но если меня собьют, то я рухну в огненном облаке».
– Рулевой, поднять щиты. На всякий случай.
– Есть, сэр.
Компьютер едва закончил сообщение, предупреждающее, что они вошли в Нейтральную зону клингонов, когда офицер связи крикнул: «Я потерял сигнал!», а научный офицер доложил:
– Три клингонских крейсера приближаются со стороны кормы!
– Начать маневры уклонения, – приказал Кирк, схватившись за ручки командирского кресла в ожидании надвигающегося удара. Симулятор вздрогнул, а консоль рулевого взорвалась и загорелась еще до того, как это понял экипаж на мостике.
– Полную мощность на экраны!
Гибкая молодая женщина переступила через «мертвого» рулевого и нажала несколько клавиш.
– Экраны вышли из строя, капитан.
Кирк совсем недолго в раздражении смотрел на «умиравшего» штурмана. Он с силой ударил рукой по подлокотнику командирского кресла, страстно желая, чтобы от этого жеста стало больно не только ему самому.
– Свяжитесь с кораблями клингонов. Скажите им, что мы проводим спасательную операцию!
Он обвиняюще посмотрел на обзорный экран, зная, что Хауэлл и остальные наблюдают за ним, и желая испепелить их своим гневом; черный космос и три синих металлических «Боевых дракона» смотрели на него в зловещем молчании. Он даже не понял, что офицер связи не ответил на его приказ, пока старший помощник не напомнил:
– Капитан приказал вам вызвать клингонского командира, мистер.
Офицер связи на мгновение беспомощно замер. Кирк повернулся в командирском кресле, когда связист закрыл глаза, словно молясь, и робко нажал на кнопку.
– Вывожу на экран, сэр…
Кирк не смог подавить крик удивления.
– Это командир Козор, – объявил гортанный голос, искаженный передатчиком, – с корабля «Кх'йем». – Позади клингона с грубым баритоном Кирк слышал ворчание других сгенерированных компьютером клингонов, выполнявших сгенерированные компьютером задания. – Вы вошли в Нейтральную зону Федерации, нарушив договор. От имени Клингонской Империи «Кх'йем» объявляет войну!
Поерзав в кресле, Кирк с трудом придал лицу, как он надеялся, уверенное выражение (клингоны-то его не видели, а вот офицеры-наблюдатели – видели еще как).
– Это капитан Джеймс Т. Кирк со звездолета «Потемкин». – Он впервые произнес свое имя таким образом; от возбуждения у него перехватило дыхание. – Мы проводим спасательную операцию – поиски гражданского транспортника, зарегистрированного в Объединенной федерации планет. Мы не причиним вам вреда, но оставляем за собой право защищать себя в случае необходимости.
– Капитан Кирк? – переспросил клингонский командир. – Сам капитан Кирк?
Кирк попытался подавить улыбку, когда весь экипаж на мостике хором повторил: «Сам капитан Кирк?» Засмеялся даже «мертвый» штурман.
Кирк прокашлялся и продолжил.
– Я докажу это, если вы заставите меня.
Клингонский командир что-то рявкнул остальному экипажу на своем языке.
– Это не обязательно, – уже спокойнее ответил он. – Сообщите координаты транспортника, и «Кх'йем» окажет вам любую помощь, капитан Кирк.
Резкий хохот штурмана уничтожил всю торжественность момента. Кирк, у которого уже кружилась голова, ответил на изумленные взгляды экипажа самодовольной ухмылкой.
– Гамма Гидры, секция десять. Мы благодарим вас за ваши усилия, Козор.
– Конечно, капитан Кирк. Все, что потребуется…
Когда тест закончился, прошло восемнадцать минут двадцать семь секунд. Кирк руководил спасательной операцией словно в тумане, с некоторым изумлением обнаружив, что «Кобаяши Мару», который нужно спасти, действительно существует. Экипаж сработал прекрасно, клингоны были неожиданно расположены к сотрудничеству, а командир «Кобаяши Мару», Коджиро Вэнс, даже согласился вечером отобедать вместе с Кирком.
Симулятор все еще пах сгоревшей проводкой и расплавленным пластиком, когда обзорный экран открылся, и вошел адмирал Хауэлл. Вентиляторы на потолке высосали большую часть дыма, но из «уничтоженных» консолей тут же появлялись новые клубы. На грязном полу валялись обломки жидкокристаллических панелей. Хауэлл остановился внутри обзорного экрана и покачал головой, наблюдая за смеющимися, кричащими кадетами, которые направлялись в конференц-зал.
Кирк остался в командирском кресле, опустив голову и поглаживая кресло, словно призовую лошадь. «Мы сделали это, – с довольным видом думал он. – Мы победили безвыигрышный сценарий». Не то, что в данном случае он был безвыигрышным – Кирк изменил условия, – но сейчас это казалось незначительной технической подробностью.
– Очень интересное решение, – сказал Хауэлл, когда симулятор покинул последний кадет. – Адмирал Уолгрен собирается отдать вас под трибунал. Мне будет очень трудно его переубедить.
Он обошел консоль рулевого и сел.
Кирк улыбнулся и оглядел мостик.
– Я все же добился успеха.
– И что вы доказали? – Голос Хауэлла был смущенным, но в нем звучало искреннее любопытство. – Что жульничество себя оправдывает?
Сведение его решения к простому жульничеству задело гордость Кирка.
– Считайте меня уклонившимся от прохождения симулятора по идейным соображениям. Я не считаю это жульничеством, если сами правила игры несправедливы.
– Я уже объяснил это вам, – начал Хауэлл, но Кирк перебил его:
– Я не верю в безвыигрышные сценарии.
– И вы считаете, что доказали, что правы, перепрограммировав симулятор таким образом, чтобы клингоны посчитали, что вы – знаменитый капитан звездолета? – Хауэлл, прищурившись, посмотрел на Кирка. – Что вы собираетесь делать, когда встретите клингонов в реальной жизни? Убедите их всех, что вы – Гарт из Изара?
Кирк выпрямился в командирском кресле, внезапно почувствовав желание защитить свое туманное будущее, корабль и карьеру.
– Я с этим разберусь, когда дело до того дойдет, сэр, – жестко сказал он. – Возможно, мне не придется ни в чем их убеждать.
По темным глазам Хауэлла пробежала какая-то эмоция, затем пропала – до того, как Кирк понял, чего же увидел. Когда мичман слегка нахмурился, старый офицер улыбнулся и поднялся с сидения рулевого.
– Забудьте, что я вас об этом спрашивал, – уступил ему Хауэлл.
Подойдя к пьедесталу, он посмотрел на Кирка, словно подчиненный, пришедший с докладом.
– Давайте посмотрим, что на этот раз скажут остальные студенты, – предложил он. – Чувствую, вас ждет горячее время.
Кирк медленно поднялся и встал рядом с Хауэллом на пустой палубе.
– Да, сэр. Мне кажется, я заслуживаю любой уготованной мне участи.
Хауэлл улыбнулся ему.
– Да, мистер Кирк, возможно, это так.
Кирк почему-то понял, что адмирал говорит не только про сегодняшний день.