Глава 14.
Дворец Хана Великого, Чандигарх, Индия
21 апреля 1994 года
Гневные выкрики и хором скандируемые лозунги, доносившиеся из-за крепостных стен, нарушили святость уединённого дворцового сада, в котором Хан пытался позировать для официального портрета. Вопли "Долой Хана! Где Хан?" достигли его слуха, как ни старался он отключится от действительности. Неблагодарные псы! - подумал он с возмущением. Кто они такие, чтобы судить меня?
читать дальше- Пожалуйста, Ваше превосходительство! – попросил его художник-немец, по мнению Хана, очень одарённый и потому избавленный им от карьеры нью-йоркского иллюстратора безвкусных обложек покет-буков. - Постарайтесь не хмуриться так!
- Мои извинения, господин Вогелледер, - ответил Хан. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить взвинченные нервы, он придал своему лицу более спокойное и величественное выражение, приподняв подбородок. Он словно заглядывал поверх не стоящих внимания тревог настоящего в то славное будущее, которое предлагал миру. Терпение, успокаивал он себя, хотя и с трудом: Рим не один день строился, и даже Цезарю приходилось иногда мириться с непостоянством черни.
На лоб Хана был надвинут тюрбан из золотистого цвета ткани, защищавший голову от немилосердного пекла утреннего солнца. Несмотря на то, что до полудня было ещё далеко, температура воздуха по ощущениям уже приближалась к сорока градусам по Цельсию; метеорологи Хана предсказывали необычайно жаркое лето, и пока что их прогнозы оправдывались на все сто. Хан бросил тоскливый взгляд в сторону заманчивой тени раскидистых крон манговых деревьев, в изобилии растущих неподалёку, у его личных покоев в задней части дворца; увы, художник предпочитал работать на прямом солнечном свете.
Ну, хоть Хоакин смог воспользоваться лёгкой прохладой, которую предлагали зелёные заросли. Телохранитель наблюдал за позированием с кованой скамейки под гнувшимися от тяжести плодов ветвями. Почти полностью оправившись от серьёзных травм, полученных во время сентябрьского землетрясения, Хоакин даром времени терять на стал и немедленно приступил к исполнению своих обязанностей в качестве личного охранника Хана. Тот ценил преданность Хоакина больше, чем когда-либо – особенно учитывая вопёж недовольной чем-то черни, как раз в этот момент терзавший его уши.
- Взгляни нам в глаза, Хан! Хан, убирайся прочь!
Для этого официального портрета, предназначенного для парадного банкетного зала дворца, Хан надел знаки принадлежности к племени сикхов: его правое запястье обхватывал традиционный серебряный браслет кара, а за пояс был заткнут кирпан, или кинжал. При всём при том, что кирпан являлся скорее церемониальным оружием, нежели боевым, Хану очень хотелось пустить в ход изогнутое серебряное лезвие, дабы перерезать недостойные глотки крикунов.
Настроение Хана ещё больше ухудшилось при виде леди Амент, проходившей под мраморным портиком, соединяющим сад с внутренними помещениями дворца. Казалось, в последнее время он и его некогда доверенный советник редко обсуждали что-нибудь с глазу на глаз, особенно внешние дела государства. Хан обнаружил, что всё меньше и меньше хотел делиться с Амент подробностями своих военных замыслов.
- Извините меня, Повелитель, - проговорила женщина, предусмотрительно воздержавшись от того, чтобы заслонить собой Хана от глаз Вогеллидера. - Сожалею, что прерываю, но боюсь, более насущные вопросы требуют вашего внимания.
Она многозначительно указала глазами в сторону галдящего сборища.
- Как вы сами можете судить, - добавила она сухо.
Хан испытывал соблазн отвергнуть эту просьбу с порога. Как она посмела указывать ему, что имеет для него первостепенную важность, а что - нет? Но здравый смысл возобладал, и он неохотно поднялся с простого белого плетёного кресла, которое выбрал в качестве фона портрета.
- Очень хорошо, - ответил он, поворачиваясь к занятому работой художнику. – На сегодня хватит, герр Вогеллидер. Я позову вас, как только снова буду готов позировать.
- Хорошо, Ваше превосходительство, - согласился немец, напоследок добавляя пару мазков на холст перед тем, как собрать кисти и краски. - Благодарю, Ваше превосходительство.
Амент подошла поближе и посмотрела на незаконченную работу.
- Портрет исключительный, - прокомментировала она. – Художник сумел поймать ваше наилучшее выражение.
Хан не мог не услышать намёк на критику в этом утверждении, словно он – в глазах Амент – не всегда соответствовал этому стандарту. Он ощетинился внутри, но не стал заглатывать наживку и переходить к обсуждению его личных недостатков.
- Ну? – бросил он отрывисто. - Что случилось такого важного, что вы сочли необходимым мне помешать?
Амент качнула головой в сторону доносившихся криков разгневанных людей, громко выражавших своё недовольство в непосредственной близости от цитадели.
- Я бы сказала, это очевидно.
- И что? – пренебрежительно спросил Хан. Он подошёл к высокому столику индийского палисандра на одной ножке, на котором был приготовлен для него кувшин пряного чая со льдом. Он налил себе стакан и спокойно сделал глоток, прежде чем снова заговорить: – Почему я должен обращать внимание на бессмысленные вопли малочисленной кучки недовольных?
Амент последовала за ним к резному деревянному столику. Она не попросила стакан для себя, и он не предложил ей.
- Потому, что это не первая подобная демонстрация, - настаивала она, - и, вероятно, не последняя.
Женщина говорила на хинди, чтобы уходивший портретист ничего не смог понять.
- Ваша популярность среди широких слоев населения падает. Инфляция и безработица растут по всему Пенджабу, как и в остальной части Индии и Пакистана, но простые люди боятся, что вы больше их не слышите, что вы заняты другими делами.
- Я борюсь за мир на всей планете! – яростно запротестовал Хан. Пряный вкус внезапно обернулся привкусом желчи. Он одним глотком допил чай, а затем поставил пустой сосуд на стол: - Вы знаете это так же хорошо, как и я.
Амент отказалась оставить эту тему.
- Может быть, мой господин, но люди не знают ни об этом, ни о вашей тайной войне с Хуньяди, Гэри Севеном и прочими. Они ощущают лишь последствия вашего пренебрежения, - она укоризненно покачала головой, напомнив Хану строгую директрису. – Одна только потеря "Каур" стоила нам миллионов, которые вместо этого могли быть потрачены на новые школы, больницы и создание рабочих мест. И ещё есть ракетная база в южной части Тихого океана, и генетические исследования доктора Дхасел…
- Хватит! - взорвался Хан, простирая руку, чтобы остановить поток укоризны, и злобно взглянул на женщину: - Я не собираюсь выслушивать поучения школьницы, сбившейся с пути истинного.
Его тон стал холодным и пренебрежительным.
- Вы забыли своё место.
Выражение разочарования, и даже печали, на короткое время омрачило безупречные черты лица египтянки. Хан впервые увидел намёк на боль в этих удивительных янтарных глазах, однако женщина быстро обрела привычную невозмутимость.
- Было время, - многозначительно напомнила она, - когда вы приветствовали подобное инакомыслие.
Это было до того, как мне пришлось пойти войной на своих же собратьев, размышлял расстроенный Хан. До того, как мечта о единой планете, наслаждающейся золотым веком мира и процветания под просвещённым правлением одного государя стала заложницей конфликта амбиций тех, кто должен был стать союзниками. До того, как мои возвышенные планы, направленные ко благу всего человечества, превратились в бесконечную череду ударов и контрударов, шпионажа, диверсий и убийств.
Он обнаружил, что мало прислушивался в эти дни к советам своей совести из плоти и крови - или, возможно, это та самая роскошь, которая больше ему не по карману.
- Оставь меня, - коротко сказал он. - Я сегодня не в том настроении.
- Как скажете.
Амент покинула сад с тем же изяществом, как и вошла, оставив его наедине с Хоакином и незаконченной картиной. Хан безрадостно смотрел на своё отражение в воде пруда в форме лотоса, где плавали лилии, и задавался вопросом, когда именно произошёл столь мрачный поворот в его судьбе. Пикетчики, скандирующие лозунги, будто насмехались над ним, пробуждая в его душе недовольство и обиду.
Идиоты! Крестьяне! Недоумки!
Хан в расстройстве сорвал с головы тюрбан и со всей силой швырнул комок золотого шёлка через сад. Как они могли не понимать, что всё, что я делаю, я делаю во имя лучшего будущего для них же? Они должны благодарить меня за то, что я, в отличие от других, вижу в них нечто большее, чем пушечное мясо!
Хоакин, встревоженный столь очевидно угнетённым состоянием Хана, встал со скамейки и, прихрамывая, подошёл к пруду с лилиями.
- Мне позвать дворцовую стражу и разогнать митингующих, Ваше превосходительство? - он с негодованием посмотрел в направлении, откуда раздавались вопли тех, кто осмелился бросить вызов воле его господина и хозяина. - Просто отдайте мне приказ, и я о них позабочусь.
Хан подозревал, что Хоакин подразумевал довольно жёсткий вид "заботы".
- Нет, мой друг, - ответил он. – Дадим им выкричаться - сейчас.
Печальная улыбка передавала всю степень труда, с которым он вернул себе терпение и сдержанность. Зачем рисковать, провоцируя бунт или погромы? Хан помнил площадь Тяньаньмэнь. У него мало желания пятнать своё правление подобным кровопролитием, по крайней мере, до тех пор, пока безжалостный ход истории ему это позволял. Не то чтобы Хуньяди и, скорее всего, кое-кто ещё проявили бы такую снисходительность, говорил он себе с сарказмом. Было бы занятно услужить этим каркающим воронам и позволить прочувствовать на своей шкуре тиранию истинного беспощадного супердиктатора.
- Но, Ваше превосходительство, - Хоакин говорил так, словно не мог поверить своим ушам. - Они бросают вызов вам у самой вашей двери! Мы должны вразумить их!
Хан отрицательно покачал головой.
- На их место придут другие, - с горечью предсказал он. – В мире слишком много необразованных неразумных людей. Слишком много примитивных умов. Человечество погрязло в варварстве, и всё благодаря законченному невежеству и предрассудкам.
Хан имел в виду плачевное состояние мира в целом. Война или её предвестники ощущались повсюду, куда не кинь взгляд. НАТО нанесло воздушные удары по сербским силам в Боснии. Северная Корея угрожала применить ядерное оружие против своего конкурента на юге. В Руанде полыхали клановые войны, возникшие после убийства всего пять дней назад её президента, вроде бы защищённого зубцами и бойницами. Погромы и терроризм царствовали на Ближнем Востоке. Кровопролитное крестьянское восстание в Мексике. Военизированные эскадроны смерти в Гаити. Гражданская война в соседнем Афганистане…
Волна отчаяния грозила придавить его к земле. Как мог один человек, даже такой, как он, искоренить весь хаос и дикость современного мира? Слишком много потрясений, слишком много людей, отстоявших по своему умственному развитию лишь на шаг от племени болтливых обезьян. Постоянно возникавшие препятствия на пути к славе нестерпимо его расстраивали, но что он мог поделать перед лицом нескончаемого противодействия со стороны как людей, так и сверхлюдей? Непокорная толпа снаружи представляла собой лишь незначительную часть многих миллионов капризных, косных примитивных личностей, которых он для их же блага хотел взять под своё доброжелательное управление. Казнь горстки ничего не даст, подумал он угрюмо; я бы истребил миллиарды, чтобы полностью подавить такое сопротивление.
- Прошу прощения, Повелитель.
Хан вынырнул из своей скорбной задумчивости и увидел дворцового служителя, стоявшего на почтительном расстоянии. Что там ещё? - нетерпеливо спросил себя снова побеспокоенный Хан, чувствуя, как поднимается в нём притихшее было недовольство.
- Да? - раздражённо бросил он.
Служитель по имени Атал, помощник камергера, побледнел от этого сварливого тона.
- Тысяча извинений, Повелитель, но пришёл незнакомец и просит аудиенции у Вашего превосходительства, - Атал с опаской взирал на лицо Хана, боясь навлечь на себя гнев хозяина. - Он говорит, что знал вашу мать.
Мою мать? Хан воззрился на гонца с большим интересом.
- Незнакомец, говоришь?
- Да, Ваше превосходительство. Думаю, он англичанин.
Теперь более заинтригованный, чем раздражённый, Хан почувствовал желание узнать побольше.
- Приведите его сюда, - приказал он.
- Ваше превосходительство… - начал предостерегающе Хоакин.
- Не бойся, мой друг, - заверил его Хан. - Наш посетитель не мог бы зайти столь далеко, не будучи тщательно обысканным нашей службой безопасности.
Он уверенно обвёл восхищённым взглядом высокие стены из песчаника, окружающие сад.
- Ты моя последняя линия обороны, но, к счастью, не единственная.
- Как прикажете, Ваше превосходительство.
Тем не менее, рука Хоакина легла на блестящую латунную пряжку ремня, скрывавшую нож. Он встал так, чтобы заслонить собой Хана; служитель отправился за безымянным незнакомцем.
Хан сомневался, что существовал такой убийца, кто смог бы в одиночку одолеть и его, и Хоакина. В конце концов, Хан тоже был вооружён церемониальным кинжалом, так что вполне естественно, что любопытство в его душе возобладало над осторожностью.
Кто-то из сотрудников моей матери? - в изумлении вопрошал он. После всех этих лет?
После закрытия проекта "Кризалис" бывшие коллеги Сарины Каур рассеялись по всему миру. Некоторые умерли, некоторые скрылись под новыми именами, а третьих власти поместили под пожизненное наблюдение или домашний арест. Хан предпринял несколько попыток завербовать в лабораторию на острове Кризалис пару-тройку уцелевших учёных, чтобы помочь Фулэн Дхасел, но в итоге пришёл к выводу, что это принесёт больше проблем, нежели преимуществ. Эти генетики, в конце концов, были просто обычными людьми; в отсутствии прозорливого гения его матери маловероятно, что они смогли бы предложить какие-либо навыки работы или понимание, выходившие за рамки того, чем уже обладали Дхасел и её команда.
И тем не менее, здесь находился предполагаемый соратник его матери, возникший на пороге дома Хана почти два десятилетия спустя после того, как первый Кризалис разрушила термоядерная катастрофа. Таинственный англичанин, не больше не меньше. Хан ощутил, как его пульс ускорился от волнения. Кто знает, какие новые возможности откроет передо мной непредвиденный гость? – думал он с надеждой, чувствуя, что она исцеляет от охватившего его перед тем упадка настроения. Разве не учил поэт Гомер: "От Зевса приходит к нам каждый странник и нищий"?
Протекли долгие минуты, пока Атал не вернулся с посетителем. На первый взгляд незнакомец разочаровывал; Хан нахмурился при виде низенького, унылого, пожилого мужчины, чей растрепанный и в целом нездоровый внешний вид внушал мало доверия. Лысина и лишний вес, обвисшие щёки и цвет лица, свойственный пьяницам, довершали безрадостную картину. Обрюзгший незнакомец выглядел лет на семьдесят и явно давно вышел в тираж. Его багровое лицо лоснилось, и пот пропитал перед полурасстёгнутой джинсовой рубашки, как и подмышки помятого жакета-сафари цвета хаки. Этот потрепанный жакет, да и весь облик мужчины, напоминал былые времена британского владычества в Индии и делал его похожим на опустившегося Великого Белого Охотника.
- Доброе утро, мистер Хан, - сказал гость, подобострастно прижимая к груди пробковый шлем со вмятиной на одной из сторон. Он побрёл через сад по направлению к Хану, тяжело дыша от усталости. - Огромное спасибо за то, что приняли меня.
- Милорд Хан, - строго поправил его Хоакин.
- Да, да, конечно, - мужчина от волнения запнулся, - милорд Хан, естественно.
От него несло табаком и джином.
- Полагаю, вы меня не помните, милорд Хан, - он с надеждой взирал на Хана снизу вверх, как будто тот был полицейским, внимательно изучавшим его фото на водительском удостоверении. - Доктор Дональд Арчибальд Уильямс. Помните тот давний проект "Кризалис"?
Хан напряг свою поистине энциклопедическую память. Ему исполнилось всего четыре года, когда погибла его мать, но какой-то расплывчатый образ из раннего детства напоминал этого изнурённого англичанина. Мысленно раздвинув плотную завесу времени, он увидел Уильямса рядом со своей матерью, и выглядел тот лишь немногим моложе и здоровее, чем сейчас... Хан с трудом мог вообразить, что столь жалкое подобие человека внесло хоть какой-то вклад в создание новой высшей породы людей, но отрывочные воспоминания подтверждали: его посетитель говорит правду, по крайней мере, отчасти.
- Довольно давний, как мне кажется, - холодно ответил Хан. Подумать только, моя мать погибла вместе с Кризалисом, а это низкопоклонствующее ничтожество выжило! Он почувствовал невольную неприязнь к Уильямсу, но решил выслушать этого человека, хотя бы гостеприимства ради. – Чем же я могу помочь вам, доктор?
- Ну, видите ли, - начал Уильямс. Внезапно одышка усилилась и перешла в сильный лающий кашель, прервавший эту речь. Переждав приступ и промокнув замызганным носовым платком выступившую на лбу испарину, он продолжил более умоляюще: - Не разрешите ли мне присесть где-нибудь подальше от солнца?
Хан кивнул Хоакину, который послушно помог ослабевшему посетителю добраться до кованой скамейки под деревьями манго. Уильямс с благодарностью на неё опустился; его грудь всё ещё тяжело вздымалась.
- Да, так намного лучше, - выдохнул он, явно исчерпав остаток сил этой короткой прогулкой по саду. - Большое спасибо.
Положив пробковый шлем рядом, Уильямс начал усиленно шарить по нагрудным карманам жакета. Хоакин напрягся на тот случай, если трясущийся от страха – или от болезни - англичанин так или иначе пронёс оружие, избежавшее обнаружения дотошной службой безопасности дворца. Он расслабился лишь немного, когда вместо этого Уильямс вытащил простую пачку сигарет и зажигалку.
- Вы не возражаете, если я закурю, Ваша светлость? - спросил он, по-видимому, намереваясь нанести ещё больший ущерб и без того загубленным лёгким.
- Курите, - коротко ответил на это Хан. Он начинал сомневаться, стоил ли этот дряхлый западник затраченного на него времени, и властно взглянул на сидящего: - Пожалуйста, переходите к сути дела, доктор Уильямс.
Хрипящее ископаемое смущённо спрятало сигареты.
- Как скажете, милорд Хан, - его водянистые глаза с покрасневшими белками уставились на Хана. - Как я уже пытался объяснить, я работал под непосредственным руководством вашей матери над тем давним проектом "Кризалис", в подземном комплексе под Раджастаном.
Мужчина тщетно старался уловить на неподвижном лице Хана какие-либо признаки сочувствия или мягкосердечия.
- Она была совершенно замечательной женщиной, Ваша светлость. Блестящий ум в сочетании с абсолютно несгибаемой волей и пониманием конечной цели. Никакого проекта "Кризалис" без неё бы не было, Ваша светлость.
- Это я всегда сознавал и без вас, - отрезал Хан. Угодливость и льстивая похвала матери неспособны были успокоить его растущее нетерпение; неужто этому человеку нечего предложить, кроме ностальгических воспоминаний о давно минувших днях? - Дальше, доктор.
До Уильямса, казалось, дошло, что он испытывает терпение Хана.
- Да, верно, - проговорил он поспешно. Нервная судорога сотрясла его хилое тело. - После того, как в семьдесят четвёртом всё полетело к чёрту, я решил, что в любом случае лучше на какое-то время исчезнуть из поля зрения. К тому же власти каким-то образом догадались, кто был кем до того, как прийти в проект, и ряд моих коллег оказались в тюрьме либо вообще пропали. Подозреваю, кого-то привлекли к тому или иному секретному проекту под эгидой правительств, а других просто навсегда "отстранили от дел", если вы понимаете, о чём я.
И престарелый учёный провёл пальцем по горлу, разъясняя смысл своих слов.
- Что касаемо меня, то ради сохранения тела и души в целости и безопасности я затаился и с тех пор вёл научные исследования, как бы это точнее выразиться, подпольно.
Хан задался вопросом – не то чтобы его это очень интересовало, – с чем конкретно были связаны эти сомнительные "научные исследования" Уильямса. До него доходили слухи о недавних незаконных экспериментах по клонированию всего, чего угодно, от человеческих эмбрионов до туринской плащаницы. Впрочем, независимо от рода исследований потрёпанного жизнью англичанина, Хан был уверен – солидной репутации он на этом не заработал.
- Однако недавно, не по моей вине, заметьте, я неожиданно оказался в центре внимания пары, м-м-м, особо несговорчивых клиентов, - Уильямс сделал паузу, явно не желая конкретизировать детали, после чего перепрыгнул в своем повествовании несколько вперёд: – Таким образом, мне срочно нужна смена обстановки, и я подумал о вас.
Во взгляде, обращённом на Хана, загорелся проблеск хитроумия или расчётливости, скрытый доселе невзрачной оболочкой.
- Должен признать, я следил за вашей карьерой, и с немалым интересом, милорд Хан. Ваша мать была бы очень горда теми высотами, коих вы достигли, уверяю. Жаль, что она не дожила до того, чтобы увидеть, что вы полностью реализовали тот огромный потенциал, который она заложила в вас.
Полностью я его реализую лишь тогда, когда весь мир будет моим, подумал Хан, и ни секундой ранее. Он заметил, что с того момента, как он сел позировать Вогеллидеру, солнце на небе проделало немалый путь; утро стремительно заканчивалось.
- Разрешите, я сэкономлю наше драгоценное время, значительно сократив дорогу к истинной цели вашего прибытия сюда, - довольно пренебрежительно сказал Хан. – После того, как вы навлекли на себя гнев неустановленных лиц, деятельность которых, как я подозреваю, не совсем легальна, вы пришли ко мне в поисках покровительства и защиты, расчитывая исключительно на ваше давнее сотрудничество с моей покойной матерью.
Он не стал смягчать сарказм тона своих слов.
- Разве я не прав, доктор Уильямс?
- Да… то есть, нет, Ваша светлость!
Взволнованный и растерянный Уильямс заставил свою неряшливую тушу вскочить на ноги, в результате чего опять ухватился за грудь. На правом виске мужчины вздулась и жутко запульсировала вена.
- В смысле, да, я бы, конечно, высоко оценил как ваше гостеприимство, так и финансовую помощь в этот трудный период… но, нет, Ваша светлость, я пришёл сюда не с пустыми руками, претендуя на внимание всего лишь на основании факта прошлой службы у вашей матери! – и он ухватил рукав Хана, как будто опасаясь, что тот повернётся к нему спиной. - Я могу предложить вам больше, чем это. Намного больше!
Настроенный скептически Хан по-прежнему готов был позволить себя убедить.
- Объяснитесь, - потребовал он, выдернув руку из потных лап мужчины. – И немедленно.
На лице Уильямса, испещрённом красными прожилками, возникло выражение лукавства.
- Вы когда-нибудь слышали о некротизирующем фасците? - спросил он с отвратительной ухмылкой.
Сам термин Хану был немного знаком, но обучался он всё же на инженера, не на биолога.
- Какая-то разновидность бактерий, правильно?
- Плотоядных бактерий, - ответил Уильямс с положительно омерзительной радостью, - способных пожирать живые ткани, что приводит к летальному исходу с пугающей скоростью. В частности, речь идёт о штамме стрептококков, устойчивых к антибиотикам.
Он наклонился к Хану, понизив голос до заговорщического шёпота.
- Перед тем, как умереть, ваша мать разработала необыкновенно мощный штамм таких плотоядных бактерий. Она также убедилась в том, что вы, а также остальные дети Кризалиса, обладают генетическим иммунитетом ко всем формам стрептококковой инфекции.
Хан в шоке смотрел на Уильямса, разрываясь между ужасом и нездоровым любопытством. Он впервые узнал о существовании генетически избирательных бактерий.
- Но с чего бы моей матери делать такое?
- Да с того, что всё это было частью общего плана, Ваша светлость! – зловеще усмехнулся Уильямс, осмелев теперь, когда явно завладел вниманием Хана. - Для того, чтобы очистить мир от перенаселения, когда вы и другие будете готовы править. План, о котором знали лишь немногие, предусматривал, что до вашего совершеннолетия секрет этих бактерий будет храниться в тайне от всей планеты.
Хан сгрёб англичанина за засаленный ворот куртки.
- Это правда? - спросил он, не зная, что должен думать - или чувствовать – относительно столь поразительного откровения.
Бактериологическая война против всего человечества? Сама идея была просто ужасающа, и всё же… не он ли не далее, как полчаса назад, прямо здесь, в этом тихом саду, размышлял о том, как привести к миру воюющие миллиарды? Не он ли сетовал вслух, обращаясь к Хоакину, что на Земле чересчур много невежественных низших людей? Возможно ли очистить планету так, как описывает Уильямс?
Одной рукой он оторвал низенького толстяка-учёного от земли так, что ноги Уильямса заболтались в нескольких сантиметрах над полом.
- Не дай Бог, если вы мне солгали… - прорычал он прямо в лицо англичанина, оставив точный характер угрозы на волю воображения мужчины.
- Клянусь! Вот те крест! - Уильямс беспомощно трепыхался в тисках Хана, задыхаясь от душившего его воротника. С его искривившихся губ летела во все стороны слюна, выпученные глаза почти вылезли из орбит и налились кровью. - Доктор Каур… ваша мать… она даже договорилась с русскими о покупке ракет, оснащённых экспериментальными биологическими боеголовками, чтобы испытать бактерии!
Его дородное тело тряслось, как перезрелый плод, на который налетел муссон.
- Это правда, говорю я вам!
Страх, поглотивший Уильямса, внушал доверие к торопливо выкрикиваемым утверждениям. Речь умирающего, говорят, как полный звук вниманье поглощает, думал Хан вслед за Ричардом Вторым. Вместо того, чтобы сдавить горло англичанина ещё больше, он отпустил воротник куртки, поставив этот насмерть перепуганный реликт обратно на выложенный терракотой пол.
- И что с бактериями? - холодно вопросил он.
Трясясь и обливаясь потом, Уильямс согнулся, опираясь руками на дрожащие колени, и пытался перевести дух.
- То, что вы захотите, Ваша светлость! - выдавил он. - Я стащил рецепт - точную генетическую последовательность - прямо перед тем, как взорвался Кризалис!
Хан легко мог представить себе действия Уильямса в ту роковую ночь. Он присвоил драгоценную формулу и бросился спасать свою жизнь, оставив Сарину Каур погибать со своей мечтой.
- Другими словами, вы украли секреты моей матери, а затем бросили её!
- Нет-нет, Ваша светлость, всё было совсем не так, клянусь! – он держался за горло, массируя передавленную воротом трахею, а пульсирующая жилка на его виске угрожала вот-вот лопнуть. – Я никак не мог спасти вашу мать. Она была полна решимости бороться за Кризалис до победного конца!
В его голосе звучала полноценная паника.
- Я просто пытался спасти плоды её гения!
- Как и свою жалкую шкуру, - презрительно бросил Хан. Я был всего лишь ребёнком, в отчаянии думал он, у меня не было иного выбора, кроме как покинуть мать, когда эвакуировался Кризалис. Но чем мог оправдать своё дезертирство Уильямс? Он предал Сарину Каур в тот момент, когда она больше всего нуждалась в помощи…
Рука Хана легла на эфес серебряного кирпана. Его так и тянуло казнить Уильямса прямо тут, запоздало покарать за проявленную двадцать лет назад трусость. Англичанин, должно быть, прочёл столь убийственное намерение по глазам Хана, потому что рухнул на колени и простёр к нему молитвенно сложенные ладони.
- Это не моя вина, - запричитал он, сплетая пальцы от ужаса перед неминуемой расплатой. - Это всё Севен и та проклятая блондинка! Это они ответственны за гибель вашей матери!
- Что? – прошептал Хан, чувствуя, как леденеет кровь. - Что ты сказал?
- Те американские шпионы, - настаивал Уильямс, и речь его полилась сплошным потоком. – Мужчина по имени Гэри Севен, и блондинка, выдавшая себя за доктора Веронику Нири. Они проникли в Кризалис ближе к концу работы. Мы никогда так и не узнали, на кого именно они работали, но этот Севен каким-то образом активировал процедуру экстренной самоликвидации. Весь комплекс поглотил термоядерный гриб, прихвативший и вашу мать!
Мутные от страха глаза с проступившими красными капиллярами смотрели на Хана; Уильямс дышал мелко и столь часто, что Хан подозревал: возможно, придётся вызвать ему дежурного врача.
- Я ничего не смог бы сделать, Ваша светлость! Жизнью моей клянусь!
Эти клятвы мало значили бы для Хана, но он знал, был полностью уверен в том, что Уильямс говорил правду. В глубине души он всегда подозревал, что Гэри Севен и его дерзкая на язык помощница сыграли не последнюю роль в разрушении Кризалиса. С чего бы ещё Севену так тщательно следить за судьбой Хана и других супердетей? Время от времени Хан даже думал, что помнит, как его уносит из Кризалиса закручивавшаяся синей спиралью энергия устройства переносчика материи Севена - даже невзирая на то, что прошедшие десятилетия делали воспоминания раздражающе нечёткими и ненадёжными.
Однако одно дело подозревать Севена и вездесущую мисс Линкольн в содействии смерти его матери, и совсем другое – услышать подтверждение своим ужасным догадкам. Тебе не следовало ни оставлять меня в живых, молча предостерёг он Севена, ни пытаться превратить меня в своего подручного! Его кулаки сжались так крепко, что ухоженные ногти впились в ладони. Хан с растущей яростью вспоминал все разнообразные методы, какими Севен старался перекроить судьбу Хана на собственный лад. Нет уж, довольно, поклялся он себе. И ты, и твоя вероломная исполнительница "чёрной" работы пожалеете, что когда-то ступили на индийскую землю.
- Молю, Ваша светлость! Пощадите! – стоявший на коленях Уильямс продолжал просить за свою жизнь. Пот струился по жалкому лицу, как гной из отвёрстой раны. - Я не имел в виду ничего плохого! Я лишь приехал сюда, потому что знал, что вы можете защитить меня!
Хан протянул руку и легко поднял раболепствующего учёного на ноги. В свете того, что он только что узнал о Гэри Севене, проступки самого англичанина больше не имели решающего значения. Ум Хана занимало дело, называемое законным отмщением сына за смерть матери – и её последнее наследство.
- Расскажи-ка мне побольше об этих плотоядных бактериях, - приказал он.
Заметки автора к Главе 14. Даже по индийским меркам лето 1994 года заслужило название "палящее" - температура в Нью-Дели превышала 50 градусов по Цельсию; не удивительно, что, позируя в саду художнику, Хан чувствовал себя некомфортно.
Его пессимистические настроения по поводу состояния мира в том же году также имели под собой почву. Длинный и скучный перечень геополитических горячих точек и кризисов, от Северной Кореи до Руанды, от Ближнего Востока до Балкан, слишком хорошо известен.
Подобно этому, были как нельзя более своевременными предостережения леди Амент. Инфляция и безработица охватили целые регионы Индии, пока нация переживала болезненный переход от псевдо-социализма к более свободной рыночной экономике.
Для обзоров
Перевод: Евгенические войны. Книга II. Глава 14.
Глава 14.
Дворец Хана Великого, Чандигарх, Индия
21 апреля 1994 года
Гневные выкрики и хором скандируемые лозунги, доносившиеся из-за крепостных стен, нарушили святость уединённого дворцового сада, в котором Хан пытался позировать для официального портрета. Вопли "Долой Хана! Где Хан?" достигли его слуха, как ни старался он отключится от действительности. Неблагодарные псы! - подумал он с возмущением. Кто они такие, чтобы судить меня?
читать дальше
Для обзоров
Дворец Хана Великого, Чандигарх, Индия
21 апреля 1994 года
Гневные выкрики и хором скандируемые лозунги, доносившиеся из-за крепостных стен, нарушили святость уединённого дворцового сада, в котором Хан пытался позировать для официального портрета. Вопли "Долой Хана! Где Хан?" достигли его слуха, как ни старался он отключится от действительности. Неблагодарные псы! - подумал он с возмущением. Кто они такие, чтобы судить меня?
читать дальше
Для обзоров