Дитя Калеиды

[ST-TOS]

Долго ли, коротко ли, а оно всё пишется...

Название: Дитя Калеиды (глава 7)
Автор: .busine
Всетерпеливая бета: Нари
Фэндом: Star Trek: TOS
Рейтинг: G
Пейринг: Вроде бы есть, а вроде бы и нет.
Отказ: всех и вся взяла поиграться исключительно удовольствия ради
Размер: Макси, не закончен
Жанр: частично челлендж и кроссовер с Киром Булычёвым
Герои: команда Энтерпрайз, Мэри-Сью (и я тут посываю голову пеплом)
От автора: Дипломатия, скука, стокгольмский синдром. Ну а что - в космосе весны не бывает!

В предыдущих сериях

Глава 7

К всевеличайшему разочарованию Нины, экипажу не дали увольнительный день на Вулкане. Поэтому, когда «Энтерпрайз» покинула его орбиту, её калеидианское уныние разливалось волнами вокруг, где бы она ни находилась. Даже аммиачная водоросль булькала в ртути намного чаще обычного, как будто в знак солидарности с тем, что жизнь суть безрадостное, монотонное и печальное времяпровождение.

У Маккоя в последнее время язык не поворачивался обращаться к Нине по имени «Девять» – настолько нехарактерно вялой и подавленной она была. К удивлению Нины, в лазарете сочли уместным говорить о происшествиях последних дней вслух. Кристина и доктор единодушно восприняли происходящее как неизбежное зло, что, совершенно не стесняясь, обсуждали за обработкой результатов плановых анализов экипажа.

– Печально получилось, но Джиму не привыкать, – философически заметил доктор, – Не в первый раз и не в последний. Нина, не корите себя понапрасну. Таков уж Звёздный флот, это своего рода корпорация разбитых сердец, – продолжил он, бросая в сторону Кристины говорящий взгляд. – Это правило, а не исключение.

– Да, но не отразится ли это на ведении переговоров? – поделилась опасениями Нина, в очередной раз удивляясь тому, как спокойно земляне принимают некоторые вещи.

– Абсолютная ерунда. Будьте уверены, не отразится никоим образом. Уверяю вас, в жизни нашего капитана эту историю вряд ли можно счесть хоть сколько-нибудь трагичной, – настаивал на своём Маккой, явно припоминая про себя по-настоящему трагические истории.

– И всё же он мне этого не забудет, – мрачно заметила Нина.

– Даже если и так, он никогда не даст вам этого понять, – заверил её Маккой. – И вообще, у вас есть гораздо более насущные поводы для размышлений. Например, мне известно, что на борт поднялась группа дипломатов Федерации и сейчас они ведут переговоры относительно проведения церемонии примирения с пленными ромуланцами.

Доктор осёкся, но было поздно. При одном упоминании этой темы Нина моментально вспомнила свой опыт неформального общения с представителем этой расы. И если пять минут назад казалось, что мрачнее и печальнее уже некуда, то горизонты уныния значительно расширились. Нина вспомнила (и ей почему-то было стыдно за то, что не сделала этого раньше), что где-то на корабле прямо сейчас, совсем рядом испытывает мучительное ожидание и позор пленник, которому она так неосмотрительно позволила узнать себя чуть лучше, чем следовало. Предательски пытливый ум выдал резонный вопрос:

– Они больше не пытались покончить с собой?

– Ну уж нет, – победительно ответила Кристина, ожидая, что Нину это ободрит. – Каждый из них надёжно охраняется, и даже дышать они перестать не могут – мы подключили к ним датчики.

– Мы больше не могли рисковать, вы же понимаете, – подал голос Маккой, заметивший, как угрожающе Нина переменилась в лице.

– Да, наверное, вы правы, – дипломатично свернула разговор Нина.

«Что возиться с ненавистными врагами, какая разница, каково им?» – едко заметила она про себя.

Определённо, сознание Нины было в значительной степени подвержено влиянию внешних факторов, а когда гадости в жизни сыплются, как жухлая листва при дуновении ветра, сложно оставаться всерадостной и всебезмятежной. Нина с усмешкой вспоминала, как когда-то ей казалось долгим и тягостным ожидание окончания буксировки крейсера на базу или пребывание в госпитале на Ригеле-девять.

«Сейчас всё хуже. Намного хуже», – думала Нина, меланхолично протирая чёрную листву вестерианского кустарника.

– Доброе утро, старшина Грин. Доложите о ситуации в лаборатории.

– Лаборатория и виварий работают в штатном режиме, коммандер Спок, – с облегчением отрапортовала Нина.

Она была благодарна любому обстоятельству, которое отвлекало её от навязчивых мыслей.

Вопреки её ожиданию, Спок не ушёл. Нина уже знала, что сейчас начнётся «неформальная» либо «строго секретная» беседа, кои случались уже не раз за последние месяцы. Размышления привели её к выводу, что Спок по каким-то причинам (потому ли, что Девять когда-то три месяца была младшим энсином на «Энтерпрайз», пока её не доставили на Землю?) считает своим долгом контролировать некоторые обстоятельства её жизни. Видимо, это было сродни опеке, которой окружили её Ухура и Маккой, до сих пор считая своей протеже. Когда Девять сказала, что по Уставу Звёздного флота она может полгода числиться энсином на борту «Энтерпрайз», прежде чем поступать в академию Звёздного флота, Ухура, привязавшаяся к девочке, подговорила Маккоя оказать влияние на капитана. С тех пор Нина неоднократно замечала, что участники той истории оказывают ей протекцию. Скотт как-то раз даже назвал её «сыном полка», но почему она вдруг оказалась «сыном» и какого такого «полка», для Нины так и осталось неясным. Именно поэтому она крайне тяжело переживала размолвку с капитаном из-за Кенни.

Как оказалось, коммандер Спок, возможно, тоже принимал на себя долю ответственности за Нину.

– Я вынужден осведомиться о вашем эмоциональном состоянии, старшина. Вы подаёте признаки глубокого расстройства.

– Наверное, – согласилась Нина, – но я стараюсь, чтобы это не отразилось на работе.

– Вы хорошо стараетесь, мисс Грин. Я задержался именно затем, чтобы сказать вам одну вещь. Возможно, это будет важно для вас. Ваше поведение относительно капитана заслуживает уважения. Офицер Звёздного флота не мог повести себя иначе.

– Офицер Звёздного флота не допустил бы такого бардака, как я, – горестно призналась Нина.

Хотя она была тронута одобрением Спока, ей было трудно слушать похвалу за то, что она на самом деле собственноручно организовала на «Энтерпрайз» весь этот нелицеприятный круговорот событий.

– Капитан Джеймс Кирк – тоже офицер Звёздного флота. Но он так же подвержен человеческим слабостям, как вы наделены талантом порождать вокруг себя хаотические состояния. Вы оба несовершенны, – немного свысока заметил Спок, – но именно поэтому ваши поступки говорят о вас больше, нежели ваши слабости. Капитан это понимает. Надеюсь, вы тоже понимаете это, мисс Грин.

– Да, я понимаю.

– Это логично, не так ли? До свидания, – вежливо попрощался Спок и направился к выходу.




Нина разглядывала капли, срывающиеся вниз с изумрудных кончиков листьев дерева ан ак линнат. В условном переводе на английский его можно было бы назвать «способный подарить надежду». В засушливый год, сбросив листву или даже цветы, оно давало новые почки после первого же дождя. Тяжёлая серебристая вода отделялась от листа, и тогда он еле слышно шелестел. Род слуха, позволявший отслеживать такие звуки, был скорее интуитивным, нежели обусловленным физиологией. Это был медитативный процесс.

Созерцание листьев ан ак линнат во время дождя было одной из самых древних калеидианских духовных практик, призванной очищать разум от тяжёлых мыслей, отпуская их в почву Всевеликой и Всеблагой вместе с дождевыми каплями.

– Либо я слишком одряхлел и выжил из ума, либо ты отчаянно нуждаешься в помощи, – прозвучал под сводом ветвей тихий, вкрадчивый голос.

Это был Старый Лис. Как обычно, он появился словно бы ниоткуда, хотя тотемные звери Калеиды были, безусловно, материальными объектами и не позволяли себе пространственно-временных вариаций, за исключением межвременных волков. Но кем надо было быть, чтобы тебя выбрал в ведомые межвременный волк, Нина не имела представления.

– Ты понимаешь меня лучше, чем я сама, – ответила ничуть не удивлённая его появлением Нина.

– Я вижу твоё сердце, Девять, – лукаво улыбнулся Лис.

– И что же ты там видишь?

Старый Лис проводил взглядом очередную каплю от листа до земли. Зрачки его глаз сузились, и стали видны рыжеватые прожилки на коричневой радужке.

– Ты взрослеешь, Девять. И отрываешься от своих корней. Я вижу в твоём сердце перемены.

– Это плохо? – не скрывая страха, спросила Нина.

– «Плохо» – это слово Большого Мира. Просто это так, как есть.

– Но что я должна делать?

– Девять, ты всегда была сильным ребёнком. Поэтому я скажу только, чего делать не стоит. Никогда не…

«Старшине Грин предписано в течение пятнадцати минут явиться в малый конференц-зал. Повторяю: предписано явиться в малый конференц-зал…» – раздался безликий женский голос из интеркома.

Ан ак линнат растворился. Старый Лис уплыл в неизвестном направлении. Стряхивая с себя медитативный морок, Нина подумала, что противнее грубо прерванной медитации может быть только словосочетание «малый конференц-зал», с которым у неё в последнее время сложились не самые лучшие ассоциации.

– Предписание принято к выполнению, – с досадой буркнула Нина в микрофон.

Бортовой хронометр показывал двадцать один час тридцать шесть минут. Вызов в столь нерабочее время показался Нине по меньшей мере странным.







В конференц-зале её уже ждали двое. Одним из них был капитан Кирк, не подававший каких-либо признаков душевного неравновесия. Едва глянув на его душу, Нина увидела только озабоченность и напряжение. «Поразительно», – пробормотала она про себя. Доктор был прав: капитан достаточно быстро сумел взять себя в руки.

Другим сидевшим за столом оказался незнакомец зрелых лет, но не старик, с вьющимися, тронутыми сединой волосами. По кончикам его острых ушей и строгому, но вычурному костюму Нина догадалась, что это был представитель Вулкана на мирных переговорах.

– Старшина Грин явилась по предписанию, – отрапортовала Нина.

– Мисс Грин, это советник Сарек. Он возглавляет мирные переговоры от лица Федерации.

Вулканец степенно покачал головой в подтверждение слов капитана.

– Советник, это старшина Нина Грин, с которой вам предстоит работать.

Сарек снова безмолвно качнул головой.

– Для меня большая честь, советник, – предприняла попытку соблюсти протокол Нина.

И тут Сарек заговорил.

– Для меня тоже, Нина Грин, знакомство с вами является знаменательным. Судя по отзывам о вас и характеристике, хранящейся в кадровой картотеке Звёздного флота, наше с вами сотрудничество может стать весьма плодотворным.

– Я горячо надеюсь на это.

– Старшина Грин, – прервал официальную часть приветствия Кирк, – советник Сарек вызвал вас сюда, чтобы подготовить к церемонии примирения. Не буду мешать вашей беседе, советник.

Двери затворились за капитаном уже двадцать одну секнду назад, а советник Сарек всё ещё хранил молчание, разглядывая Нину по-орлиному пристальным взглядом из-под заострённых бровей.

– Мисс Нина Грин, я должен спросить вас, согласны ли вы вести со мной абсолютно открытый разговор.

– Мне нечего скрывать от Федерации, советник Сарек.

– Сарек. Зовите меня Сарек, – поправил её вулканец. – Вы здесь находитесь не на службе. Теперь, когда я изучил ваше личное дело и получил ваше устное согласие на полную откровенность, скажите мне, какие чувства вы испытываете к пленнику по имени Сервий?

– Простите, – запнулась Нина, – Сарек, но я не понимаю, что вы хотите от меня услышать.

– Правду, – характерно подёрнул бровью советник. – Разумеется, только правду. Мне известно, что вы спасли его от самоубийства. Я нахожу это нелогичным.

– Инстинкт сохранения жизни – любой жизни – является базовым для представителей моей расы. Я не могла поступить иначе.

– Вы хотите сказать, что в тот момент, когда вы спасали ему жизнь, вы видели в нём прежде всего умирающего, а потом уже врага?

– Да, это так.

Сарек удовлетворённо кивнул.

– Что ж… Это хорошо. Вы ещё виделись с Сервием после?

Нина чувствовала, что теряет понимание того, что же хочет выяснить дипломат.

– Да.

– Однажды?

Нина надеялась, что о втором визите к Сервию, когда состоялась их недолгая беседа, никто не узнал. Возможно, Сарек изучил её дело достаточно подробно для того, чтобы догадываться о том, что одним разом дело не ограничится.

– Нет. Я виделась с ним ещё два раза.

– Расскажите про оба.

Нина ощутила жжение на округлых кончиках своих порозовевших ушей. Однако спокойствие вулканца придавало ей уверенности. Как бы странно это ни было, она невозмутимо начала рассказ.

– В первый раз я зашла в лазарет вечером того же дня. Меня беспокоило одиночество пленника. Я заметила, что доктор Маккой и сестра Чепел уделили внимание лишь его гигиене раны, оставив без внимания всё остальное. Я умыла его и ушла.

– В вашей привычке проявлять подобную заботу?

– Я калеидианка, Сарек. В моей привычке заботиться обо всём, что нуждается в заботе.

Вулканец едва заметно кивнул.

– Что произошло во второй раз?

– Во второй раз я просто проходила мимо лазарета и решила туда заглянуть.

– Ваше решение было спонтанным?

– Да.

– И что вы сделали?

– Я просто сидела рядом, пока он не заговорил.

– Пленный говорил с вами?

– Он сказал, что я не в себе, если добровольно согласна ухаживать за ним и проводить время в его обществе. Что в первый раз ему показалось, что я пришла убить его, а второй раз убедил его в моей невменяемости.

– Как вы отреагировали на подобные обвинения?

– Я сказала, что мне просто жаль его.

На этой фразе брови Сарека в несколько мгновений сделали хитрый пируэт. По-видимому, он счёл подобные высказывания в адрес пленных ромуланцев весьма нелогичными.

– Он отреагировал на это слишком агрессивно и эмоционально, и я решила, что мне будет лучше всего уйти.

– И больше ничего?

– Нет.

Сарек откинулся на спинку кресла и свёл вместе кончики пальцев, не смежая ладони.

– Теперь я объясню вам суть моих расспросов, поскольку вы, судя по всему, ничего не поняли. Мне необходимо было убедиться, что вы действительно не испытываете ненависти или жажды мщения по отношению к ромуланцу, который командовал вашей пыткой. Будь я человеком, то усомнился бы в том, что у вас их нет, потому что для представителей человеческой расы это действительно феноменальное явление. Но вулканцы не склонны преувеличивать значение эмоций, а кадеидцы, судя по всему, и вправду настолько неагрессивны, как мне и говорили. Это крайне благоприятное стечение обстоятельств. Что же касается самого ритуала примирения, то он является необходимым условием заключения мира. Ритуал состоит в том, что самый старший из потерпевших излагает свои заверения в том, что не держит зла на того, кто причинил ему ущерб и целью заключения мира не является подготовка мести. Заверения принимает старший из причинивших ущерб. Но здесь присутствует одна тонкость – во время проведения ритуала заверения проверяются посредством телепатического контакта. Вижу, Нина Грин, вас пугает такая перспектива. Скажу больше, принимающей стороной был назначен Сервий, поскольку высшее командование учебного крейсера успело покончить с собой ещё до взятия под стражу или погибло при сопротивлении. Теперь вы понимаете, почему я так подробно расспрашивал вас о контактах с этим ромуланцем. В таких условиях невозможно имитировать заверения.

По мере того, как смысл сказанного Сареком доходил до сознания Нины, она начинала понимать, насколько зыбким было сложившееся политическое положение.

– Но что, если бы на моём месте был кто-то другой?

– Если бы на вашем месте оказался кто-то, кто был бы настроен более враждебно, ромуланцы дали бы по месяцу мира за каждого пленного. Но, возможно, нам с вами удастся добиться заключения мирного договора, расторгаемого лишь при нарушении его условий. Это очень большой шаг.

Нине нечего было на это сказать. Ответственность за Калеиду казалась ей весьма незначительной по сравнению с тем, что её поставили перед фактом ответственности за мир на рубеже Федерации.

– Теперь я расскажу вам о самом ритуале.

Нина внимательно выслушала долгие наставления Сарека. Вулканец подробно объяснял ей весь ход церемонии (хотя она и была недолгой) несколько раз и заставил пересказать саму Нину всё от начала до конца. В конце, когда Сарек удостоверился в нининой интеллектуальной состоятельности и был удовлетворён работой её памяти, он передал ей текст заверения на ромуланском языке («Именно во время его произнесения состоится телепатический контакт» – предупредил он) и почти что издевательски учтиво пожелал ей спокойной ночи. Не будь он вулканским дипломатом, Нина заподозрила бы в этом пожелании ехидство.

– У меня весьма благоприятный прогноз на это примирение, – сказал он на прощание. – Пленные ромуланцы ещё никогда ни с кем не заговаривали.

В этот момент Нине очень захотелось быть всеневозмутимейшим, уверенным в себе вулканским дипломатом.

Возвращаться в каюту вовсе не хотелось. Нина просто стояла у большого иллюминатора в переходе между отсеками и смотрела на пролетавшие мимо космические объекты. Где-то очень, очень далеко проплывал мимо пронзённый световой иглой расплывчатый диск квазара. Его было еле видно, но всё же достаточно для того, чтобы залюбоваться этим причудливым светящимся пятном. «Вот космос – всевеликий, всебесконечный и всепрекрасный… А мы тут занимаемся какой-то мышиной возней. Войны, переговоры… Кому есть до этого дело по большому счёту?». Нина успела бы подумать, что вот тому далёкому квазару определённо безразличен исход переговоров, но в коридоре раздались шаги. Это были рядовые из отдела безопасности. Только что сменившиеся и теперь довольно разбредающиеся по своим каютам на заслуженный отдых, они не обращали внимания на присутствие чьей-то спины у иллюминатора.

– Ох, и влетит тебе за это, Стенли, – обратился один охранник к другому. – Так врезать этой зеленокровой ромуланской сволочи, хоть бы у него швы разошлись! Нечего тут строить из себя аристократов…

– Ага, больно-то надо было менять его тряпьё на чистое перед встречей с дипломатами, – поддакнул ему третий.

Шаги уже затихли за поворотом, когда Нина поняла, что её встревожило в этом разговоре, пойманном краешком уха. Поняла и тут же ощутила тяжёлый, противный удар в под дых. Охранники говорили о её ромуланце! Ведь лишь у одного из пленников могли разойтись швы. Нина начала лихорадочно соображать, как из этого коридора добраться до зоны заключения. Найти же её, безусловно, следовало незамедлительно.

Вряд ли охранники «Энтерпрайз» видели когда-либо раньше взбешённую калеидианку, требующую пропустить её к военнопленному без допусков и разрешений. Так или иначе, не всем им хватило духу сразу забыть это зрелище: коротко остриженная, без макияжа, со шрамом на лице, доктор Нина Грин держала на повышенных тонах монолог о долге, чести и достоинстве служащего Звёздного флота, который никогда бы не допустил унижения любого (на этом слове Нина сделала угрожающее ударение) зависимого от него лица, а уж тем более побоев! Смена, которой не доложили о происшествиях, только в недоумении развела руками и проводила Нину в камеру к предполагаемой жертве.

Сервий лежал, свернувшись калачиком, лицом к стене. Как обычно, не отреагировав на появление посторонних. Нина в очередной раз попыталась прочесть его, но тщетно.

Было страшно. Страшно выглядеть глупо, если охранники говорили о другом пленном. Страшно, если всё же об этом и швы у Сервия разошлись. Но самым страшным представлялось подойти и выяснить, какие из опасений оправдаются. Глядя на свернувшуюся на койке фигуру Сервия, Нина вспомнила вспышку гнева в лазарете, когда она додумалась признаться пленному ромуланцу в жалости к нему. С тоской и совершенно некстати вспомнился и защитный костюм для работы с особо опасными видами.

Собравшись с духом, Нина на цыпочках подкралась к ромуланцу и наклонилась над ним, что выглядело бы весьма комично, не иди речь о галактической политике.

– Добрый вечер, – растерянно промямлила Нина.

Ромуланец сохранял абсолютную статичность.

– Это я, доктор Грин. До меня дошли сведения, что вас избили, – тихо проговорила она.

– Это вы, – с досадой прошептал в ответ Сервий.

– Да, – с облегчением подтвердила Нина. – И мне нужно осмотреть ваши швы.

Тяжело вздохнув, пленник сел и посмотрел прямо ей в глаза.

– Соскучились? Нечем заняться? Военнопленные к вашим услугам! – съязвил он, прежде чем поднять джемпер.

Несмотря на внешнюю грубость обращения, Нина почувствовала, что Сервий по каким-то причинам отказался от того, чтобы замыкаться в себе. «Возможно, его уже посещал Сарек и он уже знает», – подумала она.

– Посол уже был у вас? – спросила она, осторожно прощупывая тёмно-зелёную полоску.

– Хотите об этом поговорить? – усмехнулся ромуланец.

– Да нет, просто спросила.

Шов был цел. Однако Нина заметила, что пленный едва поморщился.

– Вам больно или просто вы не рады меня видеть? – сделала она ответный выпад.

– Доктор, вы некорректно ставите вопрос… Но второе определённо больше.

– Он был у вас, – констатировала Нина, готовая отдать всё, чтобы узнать, что же сказал Сервию Сарек.

Она аккуратно начала прощупывать рёбра. На седьмом ребре с правой стороны ромуланец непроизвольно дёрнулся.

– Вот оно, – с удовлетворением констатировала она.

– Поздравляю, – процедил Сервий.

– Перелома нет. Надо сканировать рёбра, там могут быть трещины. Охранники за это ответят, – пообещала она, поднимаясь, чтобы направиться к выходу.

Твёрдая рука поймала её локоть.

– Постойте.

Лицо Сервия было серьезным, даже озадаченным.

– Вы действительно хотите дать этому делу ход? Вы хотя бы на секунду задумались о том, что это может поставить под угрозу мирные переговоры?

– Но это же возмутительно, так обращаться с…

– Ваша принципиальность граничит с безумием, доктор. Впрочем, я, кажется, повторяюсь.

– Разве вы сами не расскажете об этом своим дипломатам? – удивилась Нина.

– Нет, – тяжело выдохнул ромуланец. – Я никому об этом не расскажу. Я промолчу, даже если это повторится. Только при условии, что вы избавите меня от своего общества и навязчивых забот.

– Я не понимаю, зачем вам… – растерялась Нина.

– Считаю до пяти, – с нажимом произнес ромуланец, подталкивая её к дверям. – Или вы хотите быть виновной в срыве переговоров?

– Нет.

– Тогда прощайте.

Охрана встретила Нину ухмылками.

– Наверное, мне послышалось, – процедила под их взглядами она, – травм нет. В любом случае, лучше не давать этим слухам ход, вы меня понимаете?

– Разумеется, доктор, – серьёзно ответил ей начальник смены.

Покидая зону заключения, Нина не верила своим глазам, ушам и даже разум подозревала в заговоре против Федерации. И всё же ей стало значительно легче на сердце. По ту сторону упавшей стены тоже было что-то живое. Пусть непонятное, но всё же ищущее мира. Это было самым странным для неё. Но, к сожалению, между миром и удовлетворением собственного любопытства Нина без колебаний выбирала первое.

Вернувшись в каюту, Нина впервые за долгое время уснула крепким, безмятежным и покойным сном.

Разливистая трель вестерианского соловья раздалась именно в тот момент, когда Нина ощутила собственное пробуждение – прекрасный, радостный знак. Напевая незатейливую песенку, она умылась и пригладила ёжик влажной ладонью. Волосы тут же ощетинились блестящими сосульками. Зеркало приветствовало её, скорчив забавную рожицу. Пританцовывая, она натянула короткую форменную юбку и поморщила нос. В таком дивном настроении Нина и отправилась в виварий, чтобы поделиться своей радостью с каждой из пятисот девятнадцати душ. Мир был прекрасен. Мир был гармоничен. Мир был справедлив. Теперь она точно знала это.

В двенадцать часов ровно в биолабораторию с ежедневным обходом зашёл Спок.

– Старшина Грин, доложите о работе лаборатории, – будничным тоном произнес он.

– У нас всё просто замечательно, офицер Спок, – радостно доложила Нина.

И тут же смутилась, поймав на себе непонимающий взгляд вулканца.

– То есть я хотела сказать, лаборатория работает в штатном режиме, – поправила себя она и, не удержавшись, добавила: – Всё идёт отлично!

«Эмоционально нестабильный гуманоидный вид» – констатировал Спок про себя, но вслух ничего не сказал. Портить наконец-то наладившееся настроение подчинённых было крайне нелогично.

Вера в лучшее, стоя за спиной Нины, приосанилась и удовлётворённо поглядела поверх её головы. Чемоданы можно было распаковывать.