Решилась выложить первый пробный шар, если можно так сказать

[ST-TOS]

Название: Самый скучный рейс на свете
Автор: .busine
Бета: разыскивается
Фэндом: Star Trek: TOS
Рейтинг: G
Пейринг: Отсутствует. Отдыхаем, так сказать
Отказ: всех и вся взяла поиграться исключительно удовольствия ради
Размер: Мини
Жанр: частично челлендж и кроссовер с Киром Булычёвым
Герои: Кирк, Спок, Маккой, Мэри-Сью (и я тут посываю голову пеплом)
От автора: Вообще, это первая глава большого, безымянного, незаконченного фанфика. Но вполне себе целостная. Восприятие этого факта остаётся на усмотрение читателя. Комментарии приветствуются. Продолжение будет выложено при желании.


Еле слышно гудела вентиляция. Мерно и нежно, едва ощутимо вибрировала стеновая панель. Половина искривления – слишком небольшая скорость для того, чтобы не ощущать вибрацию двигателя. Энтерпрайз степенно плыла (разумеется, плыла!) в межзвёздном пространстве. На буксире был крейсер, пострадавший в бою с клингонами. Тянуть его до ближайшей рембазы предстояло ещё двадцать четыре дня. Это был самый скучный рейс на свете.
Космобиологу и врачу второго ранга Нине Грин оставалось спать восемь минут. Вернее, семь минут и пятьдесят шесть секунд.
Глаза открылись сами собой раньше будильника.
«Проклятье!» - подумала про себя Нина, но озвучить мысль не решилась. К счастью, она уже давно не имела привычки сыпать ругательствами.
Не считая проблем со сном, которыми страдал экипаж (половина – от скуки, другая – от нетерпения), Нину раздражала необходимость занять себя чем-то в эти семь минут и четыре секунды. (Пятьдесят две секунды на раскачку – плохо, снова плохо). Не хотелось делать идиотскую высокую причёску. Ещё меньше хотелось снова натягивать на себя форму, едва прикрывавшую зад. Каждое утро Нина утешала себя за эти измывательства над нежным и свободным телом, любящим распущенные волосы и удобные брюки, одной и той же мыслью. Зато у неё есть Энтерпрайз. Это даёт возможность не задумываться, какое место в этой галактике следует называть домом.
Землю, с которой произошли её предки? Она училась на Земле – это шумная, странная планета с невменяемыми жителями. Спок, может, и находит их не в меру эмоциональными, но по сравнению с калеидцами земляне обладают весьма узким и поверхностным диапазоном чувств и эмоций. За пять лет, проведённых в Звёздной Академии, Нина так и не смогла свыкнуться с мыслью, что когда-то в начале времён её едва овладевшие письменностью предки были забраны именно с Земли.
О том, чтобы назвать домом планету Прекрасный Мир Объединённых Знаний и Искусств (в Звёздном справочнике – HR (M) 514) не могло идти и речи. Об этом даже думать было слишком больно. Нина до сих пор винила хримм н’далидал (дословно в переводе с калеидского – отвергших) в том, что она осталась одна. Она никогда не забудет, как сгорел в атмосфере Первый Дерзкий и Светлый Космический Шаттл Новой Калеиды. Если бы не проклятые садисты и предатели, все родные были бы живы. Нельзя было оставлять после высадки л’нариам ааку (инаких) на Калеиде чертежи звездолета. Было то равнодушием или скрытым геноцидом, не будь чертежей – не было бы корабля, не полети корабль в открытый космос…
Родная и всепрекрасная Калеида навсегда останется кладбищем. Триста восемнадцать могил. Два года, пять месяцев, семнадцать дней, девять часов и минута, проведённые в одиночестве и скорби. Теперь Энтерпрайз – это её последний дом. Другого нет и не будет.
Минута и шестнадцать секунд. Подъём. Можно и выключить бесполезный будильник. Подробный счёт – неплохой фокус. Подробный счёт, досканальная точность и порядок во всём – это отличное лекарство от ненужных мыслей. Последней представительнице вселюбящей Калеиды было бы глупо умереть от горя.
Короткая форма, высокая причёска, макияж (будь он неладен) и питательная биосмесь на завтрак. Лишь бы быть там, где чувствуешь себя как дома.
Космобиологическая лаборатория шелестела, посвистывала, побулькивала и шипела от нетерпения. Под единоличным наблюдением Нины находились шестнадцать беспозвоночных животных, пара млекопитающих, двести пятьдесят четыре растения (из них восемнадцать водорослей, одна из них – иножидкостная) и ещё одна волновая форма жизни в магнитной колбе. Итого – двести семьдесят три катастрофически обожаемых души. Местами, кстати, обнаглевших!
Нина почувствовала волну более или менее ярко выраженной радости, вызванную её появлением. Все души были безмятежны, здоровы и ощущали потребность в питании и уходе (кроме волновой, с которой уже восемнадцать суток не удавалось установить биологический контакт). Волновая форма, словно ехидствуя, пускала на поверхности своего кокона зелёные искры. Посмотри, мол, какая я красивая и интересная – а ты ничегошеньки во мне не смыслишь!
Тихонько вздохнув (разумеется, мысленно – физически выраженные вздохи уже давно были исключены из списка привычек вместе с проклятиями) мисс Грин приступила к работе. Впереди были пять часов тридцать минут, наполненных любовью, заботой и смыслом.
Шла двенадцатая минута четвёртого часа, когда в дверях лаборатории появился cтарший офицер по науке Спок. Вообще-то, появление начальства никогда не вызывало у Нины отрицательных эмоций. Начальство не требовало ничего, что не входило бы в Устав Звёздного флота и Должностную инструкцию Научного отдела звездолёта Энтерпрайз. Поэтому ежедневные визиты Спока в космобиологическую лабораторию (в отличие от дежурств в лазарете в компании Маккоя или Чепел) обычно не задевали Нину. Однако вот уже девятнадцатый раз при появлении Спока Нине хотелось провалиться под землю или хотя бы спрятаться в пустующий ящик для крупных и агрессивных видов.
Внимательно осмотрев питомцев, начальство начало пытку.
- Мисс Грин, доложите о состоянии волнового существа.
Очень хотелось выругаться и вздохнуть, но в девятнадцатый раз удалось достойно выдержать паузу и начать отчёт.
- Занимаемый объём, тепловое излучение, цвет и плотность волнового кокона без изменений. Поведение статическое, существо не двигается, не ищет питания, не подаёт признаков изменения настроения. Попытки войти в контакт оказались безуспешными.
- Снова, - подвело итог бессердечное начальство.
- Так точно.
Близилась кульминация казни. Нина не привыкла чувствовать себя не в состоянии что-либо объяснить или понять. Особенно стыдно было, конечно, признаваться в этом всебезупречному вулканцу.
- Возможно со вчерашнего дня у вас появилась гипотеза относительно этого существа?
- Я могу лишь расширить негативное определение его сущности, мистер Спок. Помимо того, что существо не реагирует на изменение температуры, радиацию, ультразвук, широкий спектр излучений, включая фазерное, и изменение освещённости, сегодня я могу добавить, что выявлена нечувствительность существа к ста сорока семи токсичным веществам из списка самых распространённых в галактике.
- Поразительно.
Нина не была уверена, относится ли эта оценка к существу, которое вновь проявило чудеса стойкости, или к ней самой, проявившей чудеса бесполезности. Дождавшись, когда начальство покинет лабораторию, Нина тихонько вздохнула в душе. Ртутная водоросль неблагозвучно булькнула аммиаком в знак солидарности.
Мисс Грин ясно и отчётливо видела, что ситуация с волновым организмом приближается к отметке «хуже не бывает». Волновой организм она лично взяла на борт в последнем увольнении двадцать дней назад. Вернее сказать, пыталась отсоединить его в полевых условиях от портативного сканера, к которому тот прилип намертво, когда почувствовала в нём живую душу. Пришлось потом ещё двадцать две минуты и восемь секунд убеждать Спока в целесообразности исследования! И вот теперь тот каждый день осведомляется о ходе работы, которому больше не на что опереться. Нина не была уверена в том, что готова узнать, где же заканчивается вулканское терпение и что будет, когда оно лопнет. Однако, она подозревала, что любой другой на месте Спока уже выразил бы сомнение в её компетенции, принадлежности кокона к животному миру и так далее и тому подобное. Да и само ощущение того, что она не может с чем-то справиться, ставило её в тупик. Нина привыкла справляться. Она справлялась с «трудом великой любви и заботы» – работой на ферме – на Калеиде, выучилась на космобиолога на Земле (диплом с отличием), получила степень бакалавра по специальности «терапия живых существ» и даже прослушала ради интереса курс по инженерному делу. И какой теперь от этого толк, если первая же форма жизни, отличающаяся от материальной, поставила её в тупик и грозит неприятностями со стороны начальства?
В том, что у волнового кокона есть душа, Нина ни минуты не сомневалась. Но рапорт с формулировкой «я калеидианка, даже камни на моей планете разговаривают, и поэтому я чувствую, что у волнового кокона есть душа» вряд ли устроил бы объединённый научный отдел Федерации. Поэтому Нина благоразумно умалчивала о том, что безошибочно отделяет живые предметы от неживых. И уж конечно никогда не объясняла Споку, что чувствует присутствие души у ртутной водоросли, например. Во-первых, Нина недолюбливала вулканский скепсис. Во-вторых, она не любила расспросы об отличии калеидцев от других рас, особенно от человеческой расы. Нина Грин предпочитала, чтобы её считали человеком внеземного происхождения.
- А вот и вы, Девять! Как поживаете? Как себя чувствует волновая?
- Спасибо, Маккой, мы обе поживаем как обычно.
Доктор Маккой был, судя по всему, в благодушном и лирическом настроении. Больных не было, до планового осмотра было ещё четыре дня, а неспешный полёт оставлял много времени и на исследования, и на болтовню. Это давало Маккою прекрасный шанс оседлать своего любимого конька – докопаться до Нины. Конечно, любимейшим объектом замечаний, рефлексии и подколок был командор Спок, в котором доктор уже который год тщетно выискивал «проблески земной наследственности», но за неимением оного доктор принимался за Нину. Маккой никак не мог смириться с тем, что за пять лет, проведённых на Земле, она превратилась из шебутной и выразительной девочки-подростка в уравновешенную молодую женщину. Поэтому дальнейший демарш, равно как и обращение «Девять», был направлен на поиски девочки. (Имя Нина сменила после того, как оно в двадцать шестой раз вызвало ошибку в компьютере деканата Звёздной Академии).
- Как обычно не подаёте признаков жизни, Девять? Дайте-ка руку, я поищу в вас пульс.
Нина безропотно подала доктору руку. Доктор, нащупав бьющуюся жилку, сделал удивлённое лицо.
- Ого, да у вас шестьдесят девять в минуту! А помните, когда вы были маленькой девчушкой, меньше восьмидесяти при встрече у вас и не бывало!
- Но я по-прежнему рада вам, Маккой, честное слово, - спокойно и уверенно ответила Нина.
- Бросали бы вы подражать своему начальнику, Девять. Равнодушная мина не подходит вашему прелестному лицу. Можете дурить Спока сколько угодно – он это заслужил – но я-то знаю, что в душе вы всё та же!
Традиционная сцена приветствия подходила к концу. Пришлось позволить себе театральный вздох, закатить глаза и сдавшись ввязаться в беседу примерно ещё на тридцать восемь минут.
- Туше, доктор! Вы меня снова раскусили. Как у вас? Бессонница не мучает?
Нина любила Маккоя как и любое другое живое существо. Она не могла не помнить, с какой добротой и пониманием он отнёсся к девочке по имени Девять, которую семь лет назад подобрала Энтерпрайз с цветущей, но опустевшей Калеиды. Девять была рада людям. Ей всё было интересно. Её непосредственность подкупала, её ласка обескураживала, а желание всё-всё знать сделали её желанной гостьей в любом отсеке звездолёта. Два года относительной пустоты необходимо было заполнить – и Девять приняла в своё горячее калеидское сердце целый корабль с экипажем на борту.
То, что Девять выросла в Нину Грин, разумеется, разочаровало не только Маккоя, но и Ухуру, Кристину, Скотта и даже немного капитана Кирка. Хотя последний разделял мнение Нины о том, что, в отличие от шестнадцатилетней девчушки, член экипажа, всё-таки, не должен перманентно изливать потоки любви и нежности на всех своих коллег. Для того, чтобы быть более продуктивной частью Энтерпрайз и не смущать калеидским отношением к живому экипаж, Нине приходилось сдерживаться. Она начала осваивать эти навыки ещё на Земле и теперь вполне свободно могла ограничиться поведением, свойственным большинству окружавших её людей. Маккой же, судя по всему, считал, что Нина перестаралась.
Нина тоже была об этом осведомлена, как бы ни желала иного. В конце концов, обратная сторона любви к живому существу – это боль, ощущаемая при его утрате. Калеидцы чувствовали сильнее и глубже, чем люди. Сила их скорби была такой же, как и сила любви. За пятьсот лет существования на планете, которая ощущала каждый шаг, разговаривала тысячами уст её обитателей, калеидцы привыкли ощущать общность как часть своей сущности. Любое угасание жизни вызывало боль, в том числе и физическую, сходную с потерей телом его части. В день великой скорби и гибели Первого Дерзкого и Светлого Космического Шаттла Новой Калеиды половина оставшихся на земле умерла от болевого шока (сто девять поселенцев). Ещё пятьдесят четыре светлых и горячих души угасло, отказавшись питать свою оболочку. Остальные пятьдесят пять мужчин, женщин и детей постепенно уходили из жизни ещё двадцать семь дней, восемь часов, пятьдесят одну минуту и десять секунд. В живых осталась только Девять. Несмотря на нестерпимую боль, она не могла стоять и смотреть, как тлеют останки Первого Дерзкого и Светлого Космического Шаттла Новой Калеиды и его команды. Надо было тушить пожар. Надо было предать тела усопших вечной любви великой и всепонимающей Калеиды. Надо было снять боль у оставшихся в живых. Девять хорошо снимала физическую боль, но их было много, так много, а боль была такой сильной… Надо было пытаться накормить тех, кто отказался от пищи, и лечить тех других, начавших болеть кто чем. В конце концов, надо было выжить самой. Пусть одной, пусть среди скорби и боли – но ведь кто-то должен был остаться, чтобы рассказать о конце? И может быть, когда-нибудь даже возродить калеидскую расу к жизни.
Ни один калеидец не пережил столько тяжёлых часов, сколько пришлось на долю Нины. Она помнила каждый из них, и, тем не менее, продолжала жить. Можно сказать, что до Нины калеидская раса не подозревала о том, что выше боли, и даже, быть может, выше любви есть что-то ещё, выражаемое словом «необходимость». Именно это осознание и отличало Нину Грин от девочки по имени Девять. Хотела бы она объяснить это Маккою? Пожалуй, это было бы слишком жестоко по отношению к землянину – он всё же не лишён чувств, и это было бы для него огорчительно.
Вечером (впрочем, это относительное определение, вызванное тем, что основной состав экипажа работал в штатном восьмичасовом режиме, а не посменно), в оставшийся свободный час после дежурства Нина нежилась в кают-компании в обществе Ухуры и ещё нескольких человек. Неприятный осадок, вызванный неудачей с коконом, и грустные воспоминания, потревоженные Маккоем, потихоньку отступали рядом с жаркой, как солнце Африки, Ухурой. Она была тем самым человеком, рядом с которым Нина не опасалась быть самой собой. Мудрая и мягкая в неслужебном обхождении Ухура согревала и успокаивала, никогда не говорила о работе, не спрашивала о слишком личном и в то же время с ней всегда было, о чём поговорить. Или помолчать о своём. Или просто послушать, как она поёт.
Компания обсуждала события на Ригеле-шестнадцать и политику нового губернатора тамошних колонистов относительно развития и освоения территорий.
- Нет, это не разумно устраивать там более крупные поселения, - распалялся сержант Мёрфи, темпераментный мужчина с ухоженной светлой бородкой – К чему, скажите, Федерации что-то кроме базы на этом Ригеле-шестнадать, если там нет ни одного более или менее ценного ископаемого, не считая залежей угля? Уголь в нашем веке никому не нужен!
- Зато эта планета с мягким климатом и отлично подходит для отдыха кораблей, - вступилась за Ригель-шестнадцать Ухура – И потом, губернатор собирается возделывать на ней полезные виды растений. Что согласитесь, Джонатан, вполне необходимо и в нашем веке.
- Растения, моя дорогая, требуют расширенного штата сотруников, начиная агрономами и заканчивая биохимиками! Да, губернатор Селл сделает из этой планеты цветущий садик, посадит там ещё полтора миллиона колонистов и вся эта идиллия продлится до первого рейда ромуланцев! Защитить два миллиона человек, допустим, не так уж сложно. Но спасти плантации, целиком покрывающие планету диаметром пятьсот тысяч метров – это утопия.
- Насколько мне известно, мистер Мёрфи, губернатор Селл не так прост, как вам кажется, - парировала Нина.
- Он намерен вырастить армию растений для защиты Ригель-шестнадцать?
- Нет, но ромуланцам придётся потрудиться, чтобы уничтожить растения, не чувствительные к радиации и другому излучению. Селл, насколько мне известно, ожидает вестей о том, что растительная культура, используемая для изготовления плазмы вариативного применения, будет успешно адаптирована к подобным условиям. У неё ещё нет названия, но космоботанический вестник за прошлый триместр пишет, что разработки завершены на восемьдесят два процента. Таким образом, Селлу уже можно начинать копать грядки.
Джонатан Мёрфи задумчиво погладил бородку.
- Мисс Грин, вражда, которую испытывают жители ромуланской империи к другим разумным существам, вряд ли отступит перед вашей замечательной агрономической культурой.
- Простите, Мёрфи, но я столь же плохо разбираюсь во вражде, сколь вы в ботанике.
Нина ласково улыбнулась.
- Ну всё, дискуссии оставляем на завтра, - засуетилась Ухура, - Около двух по бортовому времени нам предстоит проход сквозь первый пояс астероидов на нашем пути. Лучше попробуем поспать и набраться сил.
- Спокойной ночи, Ухура. До завтра, мистер Мёрфи. Всего хорошего, господа, - протянула нараспев Нина и направилась в свою каюту. Мёрфи её, разумеется, не убедил.
В свою самую первую ночь на Энтерпрайз Девять поняла, что даже самые тяжёлые события в этой жизни умеют заканчиваться. И тогда она пообещала себе верить в неотвратимо счастливое и всерадостное будущее. Так уж были устроены калеидцы.

Вестерианский соловей бодрой трелью взывал пробудиться и радоваться новому дню. Кое-как дотянувшись до будильника, Нина тихонько застонала вслух. Семь утра. Из положенных на сон восьми часов она сначала провертелась без сна около четырёх часов (приблизительность подсчётов огорчала), ещё полтора часа потратила на мутную дрёму. Нине виделись ригельские плантации, разоряемые ромуланцами, и сверхценная растительная плазма, мелкими лужицами покрывающая плодородную фиолетовую почву. Если верить последнему взгляду на хронометр, полноценного мирного сна сегодня у неё было чуть более двух часов.
Немного рассердившись на себя, Нина решила, во что бы то ни стало сегодня установить контакт с волновым коконом и мирно уснуть, подстраховавшись снотворным. Его ещё предстояло выманить у Маккоя, как можно меньше допуская доктора до своих калеидских переживаний.
Космический виварий вновь приветствовал Нину радостью, ожиданием и стабильностью зелёных искр на поверхности кокона. «Труд, любовь и забота» - повторила она про себя и, немного расслабившись под воздействием других душ, принялась за питание и уход.
В двенадцать часов ровно наступила пора переходить к научной деятельности. Насмешливо-зелёный кокон по-прежнему не подавал желаемых признаков. Нина осторожно перенесла магнитную колбу на стол, села на табурет напротив и уставилась на волновую форму. Она понятия не имела, с чего начать и чем продолжить. Мелкие изумрудные искорки красиво переливались и потрескивали на мутной поверхности волнового поля, сливаясь в нечто сияющее и непостигаемое…
Сквозь сон Нина ощутила навязчивое присутствие какой-то новой души. Явно не той, которая не помешала бы ей забыться сном на рабочем месте, медитируя на зелёные искорки волновой формы. Бортовой хронометр показывал тринадцать часов пятьдесят одну минуту. Сбоку слышалось ровное, медленное дыхание. И его принадлежность не вызывала у Нины сомнений.
Резко подскочив, она обернулась в сторону Спока. Очевидно, начальник наблюдал за ней, чуть нахмурившись, уже некоторое время. В переводе с вулканского на калеидский это обозначало светопреставление и бурю. Нина с ужасом поняла, что последние капли терпения Спока были потрачены на то, чтобы не нарушить приличия, потревожив её сон в неурочное время.
- Очень интересно. Вы пытались установить контакт во сне?
Отпираться было бессмысленно. Опытов не было, рапортовать было не просто не о чем, а абсолютно не о чем. Нина почувствовала, что больше не в состоянии оправдывать присутствие волнового кокона в лаборатории.
- Нет. Я почти не спала этой ночью, и уснула на рабочем месте.
Одну минуту и девятнадцать секунд Спок молча изучал Нину непроницаемым взглядом.
- Грин, вы отстранены от научной деятельности в космобиологической лаборатории на трое суток. Перед тем, как вы отправитесь на полный осмотр к доктору Маккою - тут Нина издала мысленное «оооооох!» - представьте мне рапорт с выводом о неисследуемости волнового «существа» и акт о снятии его с учёта в виварии.
Акт. О снятии. С учёта. В виварии. Нина поперхнулась собственным дыханием. Горячее калеидское сердце сделало кульбит. Акт о снятии означал, что существо не могло быть признано живым и направлялось на «детальное исследование» в физический отдел. Красивый волновой кокон будут исследовать по частям. Безмолвная и неконтактная, но живая душа будет испытывать страдания, и может быть, даже боль или смерть. Нина почувствовала, как теряет самообладание.
- Я не могу этого сделать, вы не понимаете, оно живое! – уставившись в пол, пролепетала Нина.
- Грин, извольте подчиниться приказу руководства. Я старший офицер по науке, и я приказываю вам прекратить опыты с этим предметом. Все факты указывают на то, что он не является живым организмом.
- Но у него есть душа! Вы же не хотите подвергать его страданию!
Нина почувствовала, что вот-вот заплачет. Спок подошёл к магнитной колбе и, глядя на волновое существо, продолжил:
- Вы очевидно переутомились, мисс Грин. Это просто сгусток энергии – и ничего больше. В последний раз повторяю вам свой приказ немедленно оставить исследования этого…
Договорить он не успел. Свет в лаборатории мигнул и погас, палуба мелко задрожала, и всё, что было незакреплённого в лаборатории, мерно и тяжело колыхнулось перед тем, как покинуть свои места. Нина ощутила сильный, тяжёлый толчок, и полетела прямо на стену боксов с растениями. Последнее, что она услышала, было звоном разбитой магнитной колбы.
Капельки прохладной обогащённой воды для полива заставили Нину очнуться. Яркий свет ударил в глаза.
- Очнитесь, Грин, оно спряталось от меня. И, похоже, не хочет выходить.
Шести секунд было достаточно, чтобы вспомнить. Известие заставило Нину экстренно взбодриться. Нина была в отключке десять минут.
- Что случилось?
- Один из астероидов повредил наш тяговый луч, и крейсер соскочил с буксира. Виварий цел и невредим, за исключением нескольких приборов и волнового существа. Поразительно, Грин. Я вынужден признать вашу правоту относительно волнового кокона. Как только колба разбилась, кокон немедленно скрылся из вида, при этом изменив цвет искр на ярко-красный и сократив свой объём в три и девять десятых раза.
- Наверное, испугался, бедняжка! – с естественной для калеидианки смесью облегчения, радости и беспокойства воскликнула Нина и стала осматривать виварий в поисках красных искр.
В лаборатории не было никаких признаков присутствия волнового кокона. Не обращая внимания на Спока, Нина присела на корточки, и ласково позвала:
- Эй, малыш, иди сюда! Ты испугался? Тебе не больно? Я не причиню тебе вреда, выходи!
Из-под раскидистого вестерианского кустарника, в естественных условиях служившего домом для соловья, раздалось негромкое потрескивание. Нина обернулась на звук и протянула руку. Осторожно, играя скептическими фиолетовыми сполохами, кокон выглянул из-под чёрных листьев и мягко заскользил по воздуху к Нине.
- Не трогайте его, Грин, это может быть опасно, - предупредил Спок.
Впрочем, никто его не услышал.
Коснувшись пальцев Нины, кокон изменил цвет искр на салатово-зелёный и, прибавив объема, аккуратно разместился на её ладони. Он излучал тепло. Искры приятно щекотали кожу. Нина погрузилась в ощущение единства с волновой формой – это был долгожданный биологический контакт.

«48.14.39.
Космобиологическая лаборатория звёздного корабля Энтерпрайз.
Рапорт младшего офицера по науке Грин.
На двадцатые сутки пребывания волновой формы жизни, взятой на борт на планете Блок-44 (M), в лаборатории вследствие аварии на корабле существо освободилось от магнитной колбы, и был установлен биологический контакт.
Существо реагирует на человеческую речь, однако попытки войти в осмысленный контакт при помощи универсального переводчика не принесли результатов. Решено было признать существо живым и наделённым частичным рассудком, но не обладающим достаточно развитым для равного контакта разумом.
Также были установлены следующие реакции волнового кокона:
Цвет искры в состоянии покоя: от тёмно-зелёного до лимонно-жёлтого.
Реакция на угрожающую опасность: существо меняет цвет поверхностных искр и объём, сжимается, приобретает красный оттенок (со слов старшего офицера по науке Спока). Так же способно проявлять настороженность (фиолетовый окрас).
Реакция на человеческую речь: интонационно чувствует расположение, призыв показаться и запрет. На данный момент идут эксперименты по расширению диапазона понимания.
Реакция на тактильный биологический контакт: положительная. Существо контактно и охотно принимает общество человека. Предпочтение отдаёт женщинам (зелёно-золотой окрас). К мужчинам тяготеет менее выражено, цвет окраса – от синего до голубовато-белого, однако не стремится прервать контакт.
Из вышесказанного можно сделать заключение о том, что внутренние состояния существа отражаются окраской искр кокона. Возможно, это способ коммуникации как с другими видами, так и между собой. Исследование данного свойства не завершено.
Влияние на другие биологические виды:
Человек: Без изменений. При телесном контакте возникают щекочущие ощущения от искр.
Вулканец: Без изменений.
Иные живые организмы: без изменений.
Растения: При взаимодействии с коконом в течение 1 минуты обретают стойкость относительно следующего воздействия:
Яды из списка наиболее распространённых (147 видов) – 22 часа и 8 минут (минимально).
Радиактивное излучение – перманентно.
Фазерное излучение высокой мощности – 1 час (минимально).
Ведутся дополнительные исследования.
Заключение:
1. Признать существо, обозначенное как волновой кокон с планеты Блок-44 (М) живым, частично-рассудочным организмом.
2. Рекомендовать существо к подробному исследованию сообщества особей в полевых условиях планеты Блок-44 (М), а так же составить полное описание вида в лабораториях вулканской академии наук.
3. Дополнительно сообщить о результатах исследования относительно влияния существ на растения группе, разрабатывающей устойчивую к внешнему воздействию агрокультуру для планеты Ригель-шестнадцать.
4. Исследуемый образец назначить на постоянное обитание в виварии звездолёта Энтерпрайз под личную ответственность младшего офицера по науке Грин».