читать дальше– Мы должны найти Джима и Маккоя, – сказал Пикар.
Ла Форж кивнул, но, как и Пикар, внимательно следил за реманским врачом в дальнем конце темного лазарета. Они вдвоем стояли около большой медицинской кушетки, оснащенной автономными медицинскими устройствами.
– Думаете, мы опоздали? – спросил инженер.
Пикар приложил руку ко рту, словно откашливаясь.
– Чтобы остановить гражданскую войну?
– Если это действительно гражданская война, – сказал Ла Форж. На мгновение он повернулся к Пикару.
Пикару его взгляд не доставил никаких неудобств. Он уже давно не замечал, что вместо глаз у инженера искусственные имплантанты. В конце концов, он дружил с полностью искусственным созданием – Дейтой. Сейчас он следовал указаниям, если не приказам, голографического существа. Пикар лучше, чем кто-либо другой, понимал, что внешний вид разумного существа никак не влиял на то, что действительно важно: дух, оживлявший его тело.
– Я и сам об этом думал, – сказал Пикар, затем они с Ла Форжем перевели взгляд назад на реманца.
– Третья сторона, – сказал Ла Форж. Пикар знал, какими словами Ла Форж ни за что ее не назовет. Эти слова слишком опасно произносить в системе.
– Умышленно провоцирующая гражданскую войну, – добавил Пикар. Для него это было лишь сомнительной теорией, обосновывавшей задание, но сейчас она начала сходиться с фактами. Если захват Джозефа действительно был единственной причиной нападения на «Калипсо», зачем тогда экипаж оставили в живых? Захватчики могли просто настроить дисрапторы на убийство. Конечно, если бы «Калипсо» вместе со всей командой просто исчезла, возникшая в результате ситуация была бы намного стабильнее. Сейчас выжившие могут поднять тревогу и настоять на продолжении расследования, а Джим Кирк обязательно попытается спасти сына, не обращая внимания на последствия; те, кто нес ответственность за этот вопиющий поступок, не могли сделать ничего лучшего, чтобы еще усилить напряжение ситуации.
Но если Ромуланская Империя уже на пути к войне, зачем тогда отвлекаться, чтобы напасть на экипаж «Калипсо»? Пикар так и не понял ни стратегии, которой руководствовались неизвестные противники, ни ее назначения.
– Вы видите, что он там делает? – спросил он Ла Форжа.
Инженер моргнул.
Пикар терпеливо ждал его ответа. Если Ла Форж моргал, это значило, что он меняет чувствительность имплантантов, возможно, чтобы заглянуть в инфракрасный диапазон.
– Мне кажется, он готовит шприцы-распылители.
– Это не слишком воодушевляет.
Ла Форж сложил руки на груди.
– Мы можем уложить его.
– Возможно, нам придется, – согласился Пикар. – Но тогда что? Беверли и мистер Скотт – в здешнем хирургическом отделении. А Джим с Маккоем – в ожоговом.
– Капитан, возможно, это не слишком приятное предложение, но здесь мы в явном численном меньшинстве. Думаю, лучше всего будет вернуться на «Калипсо» и вызвать сюда «Титан».
Пикару очень не хотелось даже обдумывать эту возможность, но выбора не было.
– И оставить наших друзей здесь.
– Судя по тому, как они с нами до сих пор обращались, не думаю, что им что-то угрожает.
Пикар не мог с этим спорить. Именно поэтому он сказал Маккою, что не стоит опасаться за жизнь Джозефа. Мальчика куда-то транспортировали люди, намеренные спасти его от похищения. Было бы странно, если бы спасители Джозефа затем захотели причинить ему вред.
– А с сенсорами «Титана», – продолжил Ла Форж, – мы найдем и Кирка с Маккоем, и доктора Крашер со Скотти… меньше чем за минуту. Транспортируем их на борт и уйдем.
– А Джозеф?
– Вы действительно думаете, что он все еще здесь?
Пикар долго думал об этом и в конце концов решил, что, вероятнее всего, сын Кирка на Реме. Сейчас он был согласен с Ла Форжем.
– Кто бы ни взял на абордаж «Калипсо», они слишком малы для реманцев. Что означает, что они, скорее всего, ромуланцы. Таким образом, Джозефа, скорее всего, транспортировали реманцы.
– С помощью транспортера Звездного флота, – скептически произнес Ла Форж, – сквозь работающие щиты.
– Когда мы разрешим эту ситуацию и вернемся домой, я обязательно прочитаю ваш инженерный доклад, – твердо сказал Пикар. И больше задумываться о физической невозможности того, что произошло с мальчиком, он не желал.
– Вот он идет, – предупредил Ла Форж.
Реманский врач, чье имя совпадало с должностью, подошел к ним, держа в руках поддон из того же материала цвета патины, что и трость, которую он дал Маккою. Пикар с трудом разглядел на нем два маленьких цилиндра – шприцы-распылители.
– Я приготовил для вас лечебный препарат, – сказал Врач. Его голос каким-то образом напоминал одновременно клингонский рык и андорианское шипение. В нем трудно было распознать угрозу или ложь, по крайней мере, так показалось Пикару. – Он поможет вашей печени переработать отходы, вызванные поражением дисраптора.
– Спасибо, – сказал Пикар, надеясь, что нюансы его голоса столь же непонятны реманцу. – Вы очень добры к нам.
Врач задумчиво посмотрел на Пикара. Пикар ответил на взгляд, спрашивая себя, легко ли стандартный язык Федерации переводится на реманский.
Вмешался Ла Форж, подойдя сбоку к реманцу, который был выше него на голову.
– Мне нужно закатать рукав? – спросил инженер, взявшись за рукав куртки.
– Позвольте мне подержать это, пока вы сделаете уколы, – сказал Пикар, подойдя к Врачу с другой стороны.
Реманец мгновенно встревожился.
– Нет, снимать одежду не обязательно, – сказал он Ла Форжу. – Не нужно, – ответил он Пикару, забирая поддон и отступая на шаг.
Но реманец опоздал. Ла Форж ударил его уже поднятым кулаком в лицо, а Пикар с другой стороны схватил поддон и с силой ударил Врача в голову.
С яростным шипящим визгом реманец отшатнулся, и Ла Форж с Пикаром воспользовались преимуществом, свалив его на пол.
Если бы реманец был клингоном, драка закончилась бы за несколько секунд.
Но реманец родился на планете с высокой гравитацией. Он вырос, отрывая руду от породы без всяких инструментов, голыми руками.
Когда преимущество внезапности исчезло, у двух жалких людей не осталось никаких шансов.
Лежа на спине, Врач размахнулся и ударил Ла Форжа кулаком, отшвырнув инженера на медицинскую тележку. Затем, когда Пикар, сидевший на нем верхом, попытался схватить реманца за горло, Врач врезал ему коленом в спину, сбросив его с себя.
Одним движением реманец вскочил на ноги; он рычал, с клыков текла слюна.
Пикар оперся на консоль и, борясь с гравитацией, с трудом поднялся; в нескольких метрах позади реманца медленно вставал Ла Форж.
Они двигались, словно одновременно поняли, что их единственная надежда – напасть сразу с двух сторон. На этот раз они не станут недооценивать силу и бойцовские качества врага.
Будто прочитав их мысли, реманец внезапно развернулся и побежал в дальний конец лазарета, заставив преследователей продолжать атаку вместе.
Пикар и Ла Форж немедленно бросились за ним, но затем Пикар крикнул Ла Форжу, чтобы тот остановился – реманец направлялся к медицинскому шкафчику. Они не знали, какие инструменты он сможет обратить против них.
Ла Форж немедленно поднял поддон за подставку с колесиками и схватил подставку обеими руками, как палицу.
Реманец зашипел, его большие заостренные уши сморщились, когда поддон и его содержимое с грохотом рухнули на пол. Проверяя, не нашли ли они слабое место реманца, Пикар схватил со стола узкий цилиндр. С него свисал мундштук – должно быть, это кислородный баллон, решил Пикар. Он, словно дубиной, бил цилиндром по всем попадавшимся твердым поверхностям, осторожно приближаясь к врачу.
Но шум не отвлек реманца.
Он отвернулся от шкафчика, держа в руке небольшой дисраптор.
– Отойдите! – рявкнул он.
Ла Форж и Пикар замедлили свое приближение, но не остановились. Опыт Пикара говорил ему, что гражданский может легко угрожать кому-то оружием, но вот выстрелить в другое живое существо ему гораздо труднее. Достаточно единственного момента нерешительности, и вместе с Ла Форжем они смогут подавить сопротивление противника.
Увидев, что предупреждение проигнорировано, реманец быстро изменил настройку оружия, прицелился в стол, стоявший между Пикаром и Ла Форжем, и выстрелил.
Пикар и Ла Форж отскочили, когда стол развалился напополам, а лежавшие на нем инструменты разлетелись в разные стороны.
– Подумайте хорошенько, люди, – произнес реманец. – Когда я уничтожу вас, честь потребует от меня уничтожить и всех ваших спутников.
После всех представившихся возможностей убить экипаж «Калипсо» кто-то наконец-то пригрозил им смертью.
Пикар знаком показал Ла Форжу оставаться на месте. Он знал, что ни он сам, ни инженер не станут рисковать безопасностью друзей. Судя по тому, что произошло со столом, оружие реманца явно было установлено на режим убийства.
Пикар предположил, что даже инопланетный врач не станет причинять вреда, если в этом нет абсолютной необходимости. Он бросил цилиндр и поднял руки.
– Никому не нужно причинять боль, – сказал Пикар.
Врач перевел дисраптор на Ла Форжа.
Пикар кивнул; Ла Форж отбросил подставку от поддона и тоже поднял руки.
– Но нам нужно увидеть наших спутников, – сказал Пикар. Ему было интересно, правильно ли он оценил ситуацию. Их оставили в живых, чтобы еще больше усложнить ситуацию? Или же мотивы реманцев были слишком чужими и непонятными, чтобы пытаться что-либо предсказать?
– Их лечат.
– Мы можем помочь.
– Вы не медики.
Пикар обдумал возможные варианты. Если врач не входил в число заговорщиков, доставивших их сюда, возможно, из него можно было вытянуть какую-нибудь информацию. «По крайней мере, удалось завязать разговор», – подумал он.
– Нас беспокоит то, что, возможно, нас и наших компаньонов держат здесь как заключенных, – сказал Пикар, надеясь, что врач подтвердит или опровергнет его предположение.
Вместо этого врач посмотрел на него с таким удивлением, что даже человеку оно казалось очевидным, несмотря на все различия между двумя расами.
– Вы на Реме. Здесь все заключенные.
– Но мы граждане Федерации, – возразил Ла Форж, развивая начатую Пикаром тему. – После того, как нас вылечат, нам позволят вернуться на корабль?
Врач покачал головой, словно не понял слов Ла Форжа.
– Вы на Реме, – повторил он.
Пикар попробовал еще раз.
– Но мы можем уйти?
– Никто не может уйти.
Пикар не мог решить, говорит ли врач о том, что экипаж «Калипсо» в плену, или же просто не понимает, что не все находящиеся на Реме обязаны навсегда здесь остаться.
Но среди реманцев бытовала легенда о Шинзоне, основанная на почти религиозной уверенности в том, что когда-то все реманские рабы обретут свободу. Пикар решил испробовать другой подход.
– Мы сможем уйти, когда новый Шинзон придет на Рем?
Суровое лицо врача стало блаженным, напряженное тело слегка расслабилось.
Пикар переглянулся с Ла Форжем, вспомнив, что Кирк рассказывал о благоговении, охватывавшем ромуланских Асессоров, когда они обсуждали свою религию – движение «Джолан».
– Когда придет Шинзон, – пробормотал врач, – все реманцы обретут свободу.
– Доктор, – внезапно спросил Ла Форж, – скажите, а что такое «свобода»?
Инженер заметил что-то в ответе врача. Что-то важное. «То, что упустил я», – подумал Пикар.
Блаженство покинуло лицо реманца.
– То, что мы получим, когда придет Шинзон.
– Но что это? – настаивал Ла Форж. – Какой будет ваша жизнь, когда вы обретете свободу?
Врач долго думал над ответом, но сказал лишь одно слово: «Лучшей».
Пикара внезапно охватила печаль, затем гнев, потому что этот инопланетянин, так долго пробывший рабом, сокрушенный ромуланскими репрессиями, не понимал даже самой идеи свободы. Как могла любая так называемая разумная раса заставить другую так безропотно служить себе?
На мгновение он задумался: а может быть, тщательно спланированная гражданская война – действительно то, что нужно Ромуланской Звездной Империи? В этот момент мысли Пикара полностью совпали с эмоциями. Если так – пусть пожнут разрушения, посеянные здесь. Пусть ромуланцы страдают так же, как заставляли страдать своих братьев-реманцев.
Но Пикар отбросил в сторону эмоции.
Ромуланская гражданская война не останется лишь проблемой Империи.
Нужно найти другой путь.
– Доктор, – тихо сказал Пикар, не двигаясь с места. – Мы с моим спутником извиняемся за то, что напали на вас. Я думал, что вы хотите причинить нам вред.
Лицо врача снова стало обеспокоенным. Пикар решил, что у реманцев нет такого понятия, как «извинения». А затем понял, что, вероятно, врач действительно хотел каким-то образом навредить им с помощью содержимого шприцов-распылителей.
– Вы будете сопротивляться лечению? – спросил врач.
– Позвольте нам увидеться со спутниками, и тогда… мы примем лечение.
Врач осторожно настроил дисраптор на меньшую разрушительную силу.
– Условия – это сопротивление.
Пикар видел, что врач намерен выполнить приказ. Их с Ла Форжем оглушат, а затем введут лекарство без их согласия.
Перед лицом трудной задачи, когда обе тактических альтернативы вели к одному и тому же нежелательному результату, Пикар задумался, как бы поступил Кирк. Одно дело – сказать «Измени правила», и совсем другое – сделать, особенно когда правил очень мало. Если только…
– Доктор, – быстро сказал Пикар, – мы не сопротивляемся лечению. Вам не обязательно оглушать нас. Но мы беспокоимся, что лечение может быть неподходящим для людей. Оно может сделать нас неработоспособными. Это будет пустой тратой ресурсов, которую обязательно заметят Асессоры.
Врача, похоже, эта перспектива обеспокоила. Он явно был готов предпринять любые действия против заключенных, оставленных в его ведении, но Пикар подумал, что Асессоры столь же готовы предпринять любые действия против реманского раба, виновного в снижении производительности труда.
– Лекарство испытывали на людях? – спросил Пикар. Если бы оно было испытано, врач, скорее всего, проигнорировал бы предыдущий вопрос.
– Не знаю, – признался врач.
– Отведите нас к Маккою. Он доктор.
– Я знаю, – нервно ответил реманец.
Пикар невозмутимо предложил врачу выход из положения.
– Скажите Маккою о лекарстве, и он определит, позволит ли оно нам работать и выполнять приказы Асессоров.
Врач перевел взгляд с Пикара на Ла Форжа. Его глубоко посаженных глаз не было видно в полумраке; о чем он думал, тоже было непонятно.
Наконец он принял решение.
– Когда мы пойдем, – сказал реманец, – вы будете держаться в двух метрах впереди меня. Если вы попытаетесь сбежать, мне разрешено вас убить.
– И вы отведете нас к Маккою? – спросил Пикар.
– Чтобы вы смогли работать на Асессоров.
Когда врач повернулся, чтобы закрыть шкафчик с инструментами, Пикар посмотрел на Ла Форжа. Во взгляде инженера читалось: «Хорошая работа».
И тут дверь лазарета вздрогнула и со скрежетом открылась. В дверном проеме появился маленький темный силуэт гуманоида, освещенный зеленым светом из коридора.
Пикар и Ла Форж одновременно бросились на пол. Силуэт слишком напоминал захватчиков, взявших на абордаж «Калипсо».
Но врач направил на фигуру дисраптор.
– Побег недопустим! – закричал он.
В ответ фигура подняла оружие, убедив Пикара и Ла Форжа в том, что они правы. Все происходило так же, как на «Калипсо».
Врач выстрелил первым.
Но маломощный луч дисраптора не смог пробить броню противника.
Затем противник тоже выстрелил, и луч смертоносной энергии пролетел над головой врача – тот пригнулся и кинулся в укрытие.
Захватчик крикнул: «Вниз! Вниз! Вниз!»
Воздух прорезали еще два энергетических луча.
Затем Пикар увидел, как врач выскочил из-за консоли и снова прицелился.
Слишком поздно. Последний выстрел неизвестного поразил врача в грудь, и реманец мгновенно умер. По лазарету пополз тошнотворный запах горелой плоти.
Пикар и Ла Форж встали плечом к плечу, лицом к убийце врача.
Враг уже стоял перед ними, направив оружие вниз и в сторону. Пикар помнил, что другие захватчики были меньше реманцев. Этот был еще меньше – макушка его шлема находилась на уровне глаз Пикара.
– Идите за мной, – сказал неизвестный; его слова тоже звучали через внешний динамик. Искусственный голос напомнил о нападении на борту «Калипсо».
– А что насчет наших друзей? – требовательно спросил Пикар, пусть и не мог заставить неизвестного ответить.
– Если вы поможете нам, мы сможем спасти их всех. Но мы должны торопиться.
Незнакомец отошел, но Пикар настойчиво схватил его за плечо. Скорость реакции противника была ошеломляющей: он мгновенно развернулся и вывернул Пикару руку так, что даже малейшее движение стоило бы ему перелома руки. Одновременно неизвестный нацелил дисраптор на Ла Форжа.
Раздражение Пикара вырвалось наружу. Он окончательно перестал что-либо понимать. Люди пропадали. Люди погибали. Для чего?
– Почему мы должны вам верить? Мы здесь из-за вас!
– Я не делал ничего, чтобы доставить вас сюда, Пикар. Но есть и другие, которые, не колеблясь, убьют вас и ваших друзей. А этого мы допустить не можем. Вы согласны?
Пикар не считал ответ обязательным, но незнакомец не отпускал его руку и не убирал оружия. Он ждал.
– Я согласен! – сказал Пикар.
Захватчик отпустил Пикара и отвернулся.
– Двигайтесь быстро, держитесь поближе ко мне.
Он бросился к открытой двери.
Пикар и Ла Форж удивленно переглянулись, прежде чем последовать за неожиданным освободителем. «Нашим личным Шинзоном», – пришла в голову Пикара дикая мысль.
Фигура в черной броне побежала налево, затем остановилась у ничем не примечательной секции коридорной стены. Неизвестный положил руку на стену, постучал по ней пальцами, одетыми в черные перчатки.
К удивлению Пикара, на стене появилась четкая линия, словно отодвинулся голографический занавес, затем расширилась – открылась потайная дверь.
Незнакомец прыгнул в нее, Пикар и Ла Форж – за ним.
За потайной дверью был другой, более узкий коридор. Незнакомец запер дверь за ними.
«Это больше похоже на инженерный тоннель, чем на коридор», – подумал Пикар, с трудом пытаясь разглядеть что-нибудь вокруг. Свет был еще тусклее, чем в главном коридоре. Одна стена была совершенно скрыта за трубами и проводами – никаких подписей, все одинакового тусклого серо-зеленого цвета.
Он увидел, что Ла Форж наблюдает, как закрывается дверь: две створки сошлись, образовав вертикальную линию, затем линия исчезла, словно ее никогда не было.
Именно тогда Пикар заметил, что незнакомец открыл дверь не рукой. У него был какой-то прибор. А сейчас он смотрел на пояс, открыв небольшой мешочек и пытаясь убрать прибор на место.
Пикар носил достаточно скафандров, чтобы знать, как трудно посмотреть вниз, когда надет шлем. Именно по этой причине большинство управляющих кнопок располагалось на предплечье.
На эти несколько мгновений их захватчик был уязвим, отвлечен, особенно потому, что не ожидал, что пленные смогут оказать сопротивление.
«Неожиданность», – подумал Пикар.
Он ударил обоими кулаками по затылку шлема незнакомца, надеясь, что удар еще усилится, когда внутренняя поверхность шлема ударит его по голове, а лицо затем ударится о забрало.
Ла Форж бросился на помощь, сорвав с пояса врага дисраптор.
Незнакомец осел на пол, и Пикар услышал странное шипение, словно скафандр неожиданно разгерметизировался.
Он запаниковал, внезапно испугавшись, что захватчик, возможно, дышал другой атмосферой. Но предсказать, как долго враг пробудет без сознания, было невозможно. Нужно было действовать немедленно.
– Быстрее, – сказал Пикар. Они с Ла Форжем перевернули незнакомца на спину и оперли его о стену.
Пикар почувствовал беспокойство. Противник казался слишком легким, словно практически весь его вес составляла броня.
Ла Форж вскрыл печать на шлеме, Пикар снял его, и у них обоих отвисли челюсти – под шлемом ничего не было. Скафандр тихо оседал на пол, как сдувающийся воздушный шарик. Он был совершенно пуст.
– Хорошо, – сказал Ла Форж, поднимаясь на ноги. – Вот теперь пора беспокоиться.
Пикар отчаянно пытался найти рациональное объяснение увиденному. Того, кто был в скафандре, забрали лучом неслышного, мгновенного транспортера? В скафандре были установлены миниатюрные силовые поля и соленоиды, создававшие иллюзию находившегося внутри человека? Или там установлен голографический излучатель, и голографическое существо, подобное доктору с «Вояджера», просто себя отключило?
Или же они с Ла Форжем до сих пор были пленниками на голографической палубе, где реальность можно легко контролировать?
Ответом ему стал прекраснейший голос из всех когда-либо им слышанных.
– Жан-Люк… Джорди… если честно… я разочарована в вас обоих, я не знаю, что сказать.
Пикар и Ла Форж медленно повернулись на голос.
– Лиа?.. – прошептал Ла Форж.
– Женис?.. – проговорил Пикар.
В тусклом мерцании коридора к ним приближалась женщина.
Пикар не понимал, почему у него засосало под ложечкой и участился пульс. Но затем он увидел то, что уже подсознательно понял: женщина была обнажена, ее тело казалось таким знакомым и зовущим.
Рядом с ним Ла Форж шагнул вперед, охваченный таким же восторгом от видения, как и Пикар.
Очарование моментом прошло, когда Пикар заметил это. Видение его потерянной любимой не могло так же подействовать и на Ла Форжа.
Видение… иллюзия… что бы они не видели, оно… она… не были настоящими.
Но она приближалась к ним, и Пикар понял, что ошибся. Это была не Женис, его первая несчастная любовь в Академии, просто женщина, напоминавшая ее. Точнее, женщина, напоминавшая ее в полумраке.
Не была она и обнаженной, в этом он тоже ошибся. Хотя это легко объяснялось – ее одежда очень плотно облегала тело.
Рядом с ним Ла Форж с облегчением вздохнул.
– Я думал, что это было… но как это может быть?
Затем женщина оказалась перед ним, и она уже напоминала не столько Женис, сколько Беверли. Она была ромуланкой, хотя ее лоб не настолько выдавался вперед, а форма ее заостренных ушей была чем-то средним между ромуланской прямой линией и вулканской дугой.
– Ты ведь не узнаешь меня? – спросила женщина. Ее голос звучал, словно дразнящая песня.
– Нет. – Пикар с трудом подавил желание заключить ее в объятия, не понимая, откуда ему в голову пришла столь неподобающая мысль.
Ла Форж прокашлялся, словно борясь с похожим желанием.
Женщина улыбнулась инженера, словно всю жизнь ждала встречи с ним.
– А ты, Джорди?
Ла Форж лишь покачал головой.
– Хорошо, – сказала женщина, хлопнув в ладоши. – Я бы удивилась, если бы вы ответили «да», потому что мы никогда не встречались. Конечно же, до настоящего момента.
Она протянула руку, показавшуюся Пикару прекрасной. Изящная, маленькая, предназначенная для того, чтобы ее защищали от любой опасности.
– Я Норинда, – сказала она.
Имя показалось Пикару знакомым, но ему было трудно думать, трудно вспомнить, где он слышал его. Если слышал.
Как выглядит ТОСовская эмблема Службы Безопасности? Как понимаю, в новом фильме она будет такая же, а мне для косплея осталось сделать рубашку с нашивками самое легкое, ога
читать дальшеСознание вернулось к Кирку как серия воспоминаний, переходящих одно в другое; все они были разными, но вместе с тем одинаковыми.
Это были воспоминания о боли, оцепенении, обжигающих вдохах. Они вызывались разными причинами: клингонским кулаком, андорианским ножом, поцелуем инопланетянки. Но, как и много раз до этого, приход в сознание сопровождался все тем же очень знакомым чувством: гулом и блеском медицинских приборов и хмурым лицом наклонившегося над ним Маккоя – корабельный доктор творил с ним чудеса не меньшие, чем Скотт с «Энтерпрайзом».
– Боунз… – Единственное слово вырвалось с лающим призвуком. Кирк закашлялся, прочистив легкие. – Ты в порядке.
– Мои собственные части тела в полном порядке. – Маккой отошел от Кирка, и, с трудом подняв голову и приспособившись к тусклому освещению, Кирк увидел, как Маккой хромает, опираясь на трость из бледно-зеленого металла, похожего на покрытую патиной медь. – К сожалению, это не особо важные части, – пробурчал Маккой себе под нос.
Доктор вернулся к кушетке Кирка со странным инструментом – необработанным рубином размером с кулак, в который было вделано что-то серебряное и блестящее.
Но медицинские инструменты Кирка не интересовали.
– Джозеф? – спросил он.
Лицо Маккоя было непроницаемым.
– Что ты помнишь?
Если бы любое другое существо в Галактике посмело ответить ему вопросом на вопрос, Кирк схватил бы его за горло и стал душить, пока не получил бы ответ. Но у Маккоя всегда находились причины тому, что он делал. Иногда причины даже бывали осмысленными.
Кирк снова лег на кушетку и закрыл глаза, быстро перебирая в памяти последние события.
– Скотти что-то сказал про замаскированный корабль, прикрепившийся к корпусу. Начались неполадки с гравитацией. «Калипсо» взяли на абордаж. Гуманоиды в боевых скафандрах. Никаких знаков отличия. Но они использовали дисрапторы. – Он открыл глаза, посмотрел на Маккоя. – Поскольку ты все еще с нами, они были настроены не на убийство. Но те, кто взял нас на абордаж, хотели забрать моего мальчика. Они угрожали убить всех нас, если он не пойдет с ними.
Кирк вдохнул, и мышцы груди расслабились. Что бы за инструмент ни был в руках Маккоя, боль от дисраптора уменьшалась. Но мука от потери сына, почти такая же сильная, как мука от потери Спока, никуда не исчезла.
– А что потом? – оживленно спросил Маккой.
– Джозефа куда-то транспортировали. Луч принадлежал Звездному флоту.
Это была единственная причина, по которой Кирк еще не перевернул все вверх дном в поисках сына. Как бы невероятно это ни звучало, Джозефа спас транспортер Звездного флота.
– Это был «Титан»?
Маккой положил странный инструмент на узкий поддон.
– Вот в чем дело, Джим. Ты помнишь то же самое, что и Пикар. Вы оба сказали, что Джозефа транспортировали с помощью технологии Звездного флота.
Кирк почувствовал, как похолодело в животе, но заставил себя не перебивать. «У Маккоя свои причины, – напомнил он себе. – Не трогай его».
– Но странность состоит в том, – продолжил доктор, – что на орбите Рема нет кораблей Звездного флота. Больше того, мы – единственный корабль Федерации на десять световых лет вокруг.
Кирк рывком сел. От быстрого движения у него закружилась голова, но лежать он уже не мог.
– Тогда куда он делся?
– Не знаю.
– Но это был транспортер Звездного флота, – настаивал Кирк.
– Пикар тоже с этим не спорит.
– Боунз, поблизости не может быть другого корабля-ловушки Звездного флота?
Маккой оперся на стол, повесил трость на столешницу и протянул руку.
– А это вторая странность. Скотти говорит, что когда на нас напали, навигационные щиты были активированы. На орбите столько мусора и обломков породы, что это, скорее всего, обычная мера предосторожности.
Кирк сразу понял, о чем говорит Маккой.
– Так как же Джозефа транспортировали через щиты?
Затем он увидел решение.
– Внутрикорабельная транспортация! Его транспортировали из одной части корабля в другую, не преодолевая щиты.
Сердце Кирка заколотилось. Джозеф мог остаться на корабле.
Но Маккой быстро разрушил его надежды.
– Нет, так не получится. Транспортационная система «Калипсо» на это не способна. На корабле всего один транспортер, и его невозможно нацелить сам на себя. К тому же Скотти подстрелили последним. Он сказал, что увидел бы, как включается транспортер. А этого не произошло.
– Тогда где же мой сын?
Кирк перекинул ноги через край кушетки. Только тогда он заметил, насколько она высокая, и понял, что попал туда, куда больше возвращаться совсем не хотел – на Рем. Это был реманский медицинский комплекс. Он надеялся, что этот лазарет находится на реманском корабле или обрабатывающей платформе на орбите. Но комната была слишком тихой, как и коридор, ведущий к комнатам Виррона.
Кирку пришла в голову еще одна мысль. Захватчики были не такого огромного размера и роста. Кем бы они ни были, они были слишком малы для реманцев.
– Пикар усматривает в произошедшем один положительный момент, – сказал Маккой. – Если подумать, то Джозефа спасли от группы людей, которые собирались похитить его под дулом оружия. Пикар говорит, что это значит, что к кому бы ни попал Джозеф, сейчас он, скорее всего, в безопасности. И я, в общем-то, с этим согласен.
Кирк сжал виски, чтобы подавить головную боль. Если Пикар прав, то ситуация все же поддавалась осмыслению.
– Захватчики, Боунз… они слишком маленькие для реманцев. Так что предположим, что это были ромуланцы, которые хотели помешать Джозефу стать новым Шинзоном.
Пикар мрачно кивнул.
– Про это Пикар мне тоже сказал.
– Тогда, возможно, Джозефа «спасли» реманцы.
– Ну, мотивы это объясняет, – задумчиво сказал Маккой, затем покачал головой. – Но не физику. Это не объясняет, как Джозефа транспортировали через щиты с помощью установки Звездного флота.
Но Кирк уже придумал, как сложить вместе кусочки головоломки.
– Вспомни, на орбите вместе с нами находится несколько десятков реманских кораблей. Даже три «Птицы войны». Не исключено, что один из них – если не все – оснащен для секретных операций. У них вполне могут быть модуляторы, позволяющие изменить внешний вид лучей.
– Но щиты, Джим? Как луч прошел сквозь щиты?
Кирк провел достаточно времени, анализируя произошедшее. Он должен был действовать, составить план на будущее. Он спрыгнул с кушетки, чуть не перевернувшись из-за неожиданно быстрого падения.
– Мне плевать, как это у них получилось, Боунз. Важно лишь то, что каким-то образом это было сделано. «Калипсо» – не звездолет. Ее системы намного проще. Если дать Скотти десять минут на диагностику, он точно скажет, где именно были пробиты щиты.
Кирк внезапно понял, что в лазарете присутствуют лишь они с Маккоем.
– Где все остальные?
Маккой нахмурился.
– Их растащили по разным местам, насколько я знаю. Я проснулся в другом лазарете. – Он показал худой рукой на закрытую дверь. – Где-то дальше по коридору.
– Проснулся? – спросил Кирк, удивившись, почему так долго не мог догадаться задать следующий вопрос, и надеясь, что это не показатель помутнения рассудка, которого он не мог себе позволить. – Как мы сюда попали?
– Реманский врач… то есть реманец, которого, похоже, зовут «Врач», сказал мне только то, что нас тоже «спасли» с «Калипсо», которая теперь дрейфует с отключенными двигателями.
Маккой оглядел тускло освещенную комнату; единственными источниками света, похоже, служили дисплеи и пульты управления непонятными медицинскими приборами.
– Так что добро пожаловать в Сегмент обработки 3.
– Ты знаешь, сколько мы были без сознания?
Чем больше прошло времени, тем дальше мог оказаться Джозеф.
Маккой покачал головой.
– У меня нет коммуникатора Звездного флота, так что сравнить единицы времени не так-то просто. А реманцы не пользуются звездными датами. Подозреваю, что жертвы дисрапторов были без сознания максимум час-два, но…
Кирку пришлось перебить его. «Снова заторможенная реакция», – обеспокоенно подумал он. Забыть спросить о других – это совсем не было похоже на него.
– Кто ранен?
– Ла Форж уже был в сознании, когда Врач подошел ко мне. Когда Ла Форж сказал, что я тоже врач, он привел меня в себя, чтобы я помог реманцу. Пикару пришлось хуже, чем тебе. Его подстрелили по меньшей мере дважды. Скотти достали на мостике. Они его оглушили, но, падая, он ударился головой о консоль.
Маккой не назвал одного члена экипажа.
– А что с доктором Крашер?
Маккой помрачнел.
– Совсем плохо. Джим, помнишь, что ее ударило?
Кирк снова прокрутил перед глазами бой на «Калипсо».
– Дверь каюты. Ее вбило прямо в… – Кирк посмотрел на свою руку, обожженную, когда выстрелили в дверь. – Я бы мог поклясться…
– Да, да, – сказал Маккой. – Не так жутко, как в последний раз, но у тебя были ожоги первой и второй степени на большом пальце и ладони.
Рука Кирка была целой и невредимой.
– Отличная работа, Боунз.
– Не благодари меня. Это все старая добрая реманская медицина. Ну хорошо, реманская травматология. Они великолепно лечат любые производственные травмы. Вот почему они сейчас ухаживают за Крашер и Скоттом.
– А что насчет Пикара и Ла Форжа?
Маккой показал большим пальцем на дверь.
– Насколько я знаю, все еще в первом лазарете. Они отправили нас с тобой сюда, потому что здесь есть регенерационная аппаратура, которая вылечила твою руку.
– Так… мы здесь. Жан-Люк и Ла Форж еще где-то. А Скотти и Крашер – в интенсивной терапии?
– Что-то вроде этого.
Кирк знал, что единственная надежда вернуть Джозефа – действовать всей командой. Но ее разделили. Случайное совпадение или намеренная манипуляция?
Он подошел к Маккою, оперся на стол рядом с ним, осторожно разглядывая комнату в поисках скрытых микрофонов и камер. Любой лазарет, предназначенный для лечения реманских рабов, скорее всего, подвергался наблюдению ромуланских Асессоров.
– Мне кажется, это неправильно, – тихо сказал он.
Маккой фыркнул.
– Тогда я объявляю тебя полностью здоровым.
– Я серьезно, Боунз. Мой сын пропал. У нас нет корабля. Нас еще и разделили.
Маккой снял трость со стола и решительно ткнул ей в пол.
– Мой основной долг – в отношении пациентов. Я выполнил его. Так что скажи, что нам делать дальше.
У Кирка на это был лишь один ответ.
– Найти Пикара и Ла Форжа. Сейчас нам важно количество.
Маккой озадаченно посмотрел на него.
– Что? – спросил Кирк.
– Ты как-то странно это сказал. Знаешь, когда мы с Джозефом пришли к тебе в каюту Пикара, мне показалось… что не все идет гладко?
Кирк не собирался сообщать невидимому наблюдателю, что Пикар подтвердил наличие третьего задания.
– Позже, – сказал он, посмотрев на потолок. – Когда у нас не будет слушателей.
– А такое вообще будет? – Маккой показал на дверь тростью. – Иди первым, герой. На случай, если там снайпер.
Несмотря ни на что, Кирк улыбнулся.
– Так приятно знать, что кто-то заботится обо мне.
Наступила тишина: оба подумали о том, кто должен был быть здесь, с ними, чтобы вместе пережить действие, опасность, встречу с неизведанным.
Горло Кирка сжалось.
– Да, – сказал Маккой, покачав головой. – И мне тоже.
Кирк направился к двери лазарета.
Она не открылась, когда он подошел.
Он нажал на кнопку, попробовал несколько комбинаций.
– Заперто, – сказал он.
– Ты удивлен? – спросил Маккой.
Кирк осмотрелся вокруг.
– Ты не видишь ничего похожего на экран связи?
Маккой показал на клинообразную зеленую металлическую панель на стене рядом с медицинской консолью. Панель была сантиметров тридцать в высоту и не больше десяти в ширину. На одной грани располагалось несколько кнопок, на другой – пустой дисплей и сетка динамика.
Кирк подошел к ней, всмотрелся в пульт управления.
– Эти кнопки… они все одного цвета, и ни одна не подписана.
– Видишь, каково жить на Реме? Если тебя точно не проинструктировали, как чем-то пользоваться, значит, ты не должен этим пользоваться. В коридоре тоже не было никаких указателей.
Кирк на мгновение представил себе паранойю, царившую на планете, где миллионами реманских рабов управляли лишь несколько тысяч Асессоров.
– Если не знаешь, куда ведет коридор, значит, ты не должен в нем находиться. – Он согнул пальцы. – Не думаю, что эта штука взорвется. – Кирк наугад нажал несколько кнопок.
Ничего не произошло.
Он коснулся экрана, сказал несколько слов в динамик, нажимал на кнопки по несколько раз. Никакой реакции. Кирк повернулся к Маккою.
– Пойдем дальше. Мы можем чем-нибудь воспользоваться, чтобы выбраться за эту дверь?
Маккой подвел Кирка к столу с инструментами и выбрал несколько ультразвуковых скальпелей. Как и инструмент, использованный Маккоем на Кирке, каждый скальпель состоял из двух половин: блестящая металлическая рабочая часть, глубоко утопленная в необработанный драгоценный камень, из которого получалась тяжелая, но надежная рукоятка.
Кирк посмотрел на изумруд размером с яйцо, в который был встроен его скальпель.
– Это какой-то источник питания?
– Сомневаюсь, – ответил Маккой, когда они подошли к двери. – Думаю, это больше напоминает традицию. Возможно, идущую с тех времен, когда ромуланцы не предоставляли реманцам никакой медицинской помощи. Дикари часто верят в глупости вроде той, что необработанные камни обладают некой необъяснимой силой.
– Необработанные камни вроде… урана и дилития? – спросил Кирк.
– Не начинай, а? – проворчал Маккой.
Они осмотрели дверь лазарета; даже в полутьме обнаружить запирающие механизмы оказалось довольно просто.
Кирк показал на первый из них.
– Доктор…
Маккой включил скальпель. Кирк восхищенно наблюдал, как Маккой осторожно вставил невидимое лезвие в самую узкую щель между дверью и косяком. Затем Маккой одним пальцем сдвинул контрольный бегунок, удлинив лезвие.
Через несколько секунд что-то хлопнуло, и от двери пошел дымок.
– Один есть, – сказал Маккой.
Поняв, что от него требуется, Кирк начал работать скальпелем со своей стороны двери. Хлопки сломанных замков звучали каждую минуту, пока им не удалось сломать девять. Судя по количеству замков, дверь явно была герметичной. Пришлось рассмотреть возможность, что коридоры выходят на поверхность Рема, где практически не существует атмосферы. Декомпрессия – жестокий, но эффективный метод подавления любой возможной революции.
Кирк ухватился за дверь и потянул ее в сторону.
Это было похоже на попытку сдвинуть упрямую лошадь, но в конце концов дверь поддалась.
Когда она открылась достаточно, чтобы они смогли выбраться наружу, Кирк перестал тянуть. Он не чувствовал сопротивления, свидетельствовавшего о том, что дверь может снова закрыться, но заставил Маккоя протиснуться в проем первым. Через секунду Кирк выбрался и сам. Вдвоем они снова задвинули дверь на прежнее место.
– Теперь куда? – спросил Кирк.
Маккой показал вправо, и они направились туда.
Коридор практически не отличался от того, по которому шел Кирк во время первого визита на Рем. Его снова поразило то, что в коридоре не было никаких боковых дверей или перекрестков до тех пор, пока они не дошли до двери, ведущей, по словам Маккоя, в первый лазарет.
Кирк попробовал нажать несколько кнопок. Никакого ответа.
Он достал ультразвуковой скальпель, то же сделал и Маккой.
Они снова начали искать запирающие механизмы, но затем Кирк заметил, что дверь слегка покачивается в косяке.
– Боунз… отойди-ка на секунду.
Маккой подчинился, и Кирк легко сдвинул в сторону незапертую дверь.
Лазарет был темным, освещенным только дисплеями и пультами, но пустым.
– Похоже, Жан-Люк и Ла Форж нас опередили, – сказал Кирк. – Думаю, удивляться этому не стоит.
Но Маккой оценивал ситуацию иначе, чем Кирк.
– Чувствуешь запах? – спросил он.
Кирк понюхал воздух. На самом деле у каждой посещенной им планеты был уникальный аромат, у каких-то более приятный, у каких-то менее. «Букет» Рема был промышленным: уникальное сочетание смазочных материалов, механизмов, сухой пыли. У ромуланских Асессоров и реманцев тоже были свои особые запахи. У ромуланцев – несвежий. У реманцев – острый. Кирк знал, что это вызвано отличиями в питании и системе жизнеобеспечения. Но запахи каждой новой планеты и расы были неотъемлемой частью исследовательской жизни, и Кирка они никогда не беспокоили и не оскорбляли.
Затем он понял, что именно имел в виду Маккой.
Острый запах озона от ионизированного воздуха. Не столь заметные запахи тепла и дыма.
– Кто-то стрелял, – сказал Кирк. Он взял скальпель, как нож, готовый пустить его в ход. – Оставайся здесь, – сказал он Маккою.
– Если еще раз скажешь что-то подобное, врежу тростью, – ответил Маккой. Он ни на шаг не отставал от Кирка, пока они осматривали лазарет.
– Здесь. – Кирк показал на перевернутый поддон с инструментами, содержимое которого было разбросано по полу.
Запах гари становился все отчетливее с их приближением, и в конце концов Кирк узнал запах, который оставался прежним на любой планете.
Сгоревшая плоть.
Кирк обошел консоль с инструментами, и его едва не стошнило, когда он почувствовал ужасную вонь.
Тело лежало на полу прямо перед ним, пробитая насквозь грудь дымилась, на внутренностях до сих пор поблескивала зеленая кровь.
– Врач, – пораженно произнес Маккой. Он дернулся было вперед, но Кирк удержал его. Спасти мертвого реманца было невозможно.
– Он был целителем, – испуганно сказал Маккой, – а не охранником. Это неправильно.
– Боунз, это сделал не Жан-Люк. И не Ла Форж.
Кирк склонился над телом, стараясь не смотреть в широко раскрытые глаза реманца. Вместо этого он обыскал залитые кровью карманы плаща и мешочки на поясе.
– Что ты делаешь? – прошипел Маккой.
Пальцы Кирка нащупали камень. Он достал металлическую карточку, в которой были выбиты квадратные отверстия, затем небольшой отполированный черный камень размером не больше ногтя. В камне была просверлена дырочка, словно его когда-то носили на тонкой цепочке или кожаном ремешке в качестве амулета.
Кирк внимательнее рассмотрел металлическую карточку в свете дисплея медицинской консоли.
– Реманцы, которым дозволено здесь работать, должны как-то добираться с место на место. Это, возможно, ключ для доступа к коммуникациям и по крайней мере некоторым дверям.
Маккой все не мог отвести глаз от трупа реманца.
– Но если ключ до сих пор у этого бедолаги, как выбрались Пикар и Ла Форж?
Для Кирка ответ был очевиден.
– Их забрали, Боунз. Те, кто убили Врача.
– Забрали в плен? – Маккоя, похоже, гипотеза Кирка не убедила. – Кто? Кто здесь еще есть, кроме реманцев?
– Ромуланские Асессоры.
– Но они же тоже реманцы, Джим. Ты сам так сказал. Каждый обреченный жить на Реме – реманец. – Маккой оперся на трость. Ему явно уже было тяжело справляться с реманской силой тяготения. – Знаешь, что я думаю?
– Знаю, что ты мне это скажешь.
– Мне кажется, что здесь идет война. А мы угодили прямо в самое пекло.
– Третье задание, – сказал Кирк, решив высказаться начистоту. За этим лазаретом вряд ли наблюдали. Иначе кто-нибудь уже пришел бы, чтобы забрать тело реманского врача и разобраться, что произошло.
– Жан-Люк, Ла Форж и Крашер… – продолжил Кирк, заметив непонимающий взгляд Маккоя. – У них есть другая причина участвовать в этой экспедиции.
Непонимание Маккоя лишь усилилось.
– Какая причина?
– Не знаю. Именно это мы… «обсуждали» в каюте, когда заявились вы с Джозефом.
– Перед нападением и нашим «спасением».
– Да, до всего этого, – согласился Кирк.
– Ну, я уверен, что будет очень интересно узнать, чем на самом деле занимались все остальные. Позже. Но сейчас-то нам что делать? – спросил Маккой.
Кирк повертел в руках металлическую карточку, обдумывая варианты.
– Если здесь идет война, мы уже в ней участвуем. И это значит, что придется выбрать сторону.
– А что случилось с нейтралитетом?
– Если идет война, то у одной стороны – мой сын, а другая хочет его захватить. Мне придется выбрать сторону, Боунз. Возможно, это единственный шанс снова увидеть Джозефа и забрать его домой.
В других обстоятельствах Маккой обязательно бы сказал Кирку, что у него нет дома. Но чувство было вполне понятным, и Маккой не стал его оспаривать. Однако осторожно заметил:
– Будем надеяться, что мы выберем ту же сторону, что и Пикар с Ла Форжем.
– Будем надеяться, – повторил Кирк, глядя на распростертое тело реманского врача.
Потому что любой, кто встанет между Джеймсом Т. Кирком и его сыном, окажется на вражеской стороне.
Пломиковый суп по рецепту Ниликса-Барахира Все любители сериала СтарТрек знают, что вулканцы любят пломиковый суп. Мы его вчера приготовили. Вулканцы любят еду пресную, но (как, опять же, известно любителям СтарТрека) повар Ниликс вечно добавляет в пломиковый суп побольше специй и пряностей, считая, что так будет вкуснее. Мы полностью разделяем мнение Ниликса. И, наконец, вулканцы (насколько я помню) - вегетарианцы. Капитан Кирк предлагает делать пломиковый суп на курином бульоне, да еще вливать в него перед подачей на стол чашку сливок. Барахир antony_mk модифицировал рецепт применительно к а) традиционному вегетарианству вулканцев и б) к потребностям граждан, которые соблюдают пост. Итак! Под катом! Картинки и описание приготовления ВКУСНЕЙШЕГО ПЛОМИКОВОГО СУПА! В роли пломиков - корень сельдерея. читать дальше «Овощи для супа» на Яндекс.Фотках
Берете все это. Корень сельдерея и морковь надо натереть на терке и добавить туда мелко нарезанного репчатого лука.
Налить туда растительного масла чашечку, ну в общем, не скупясь. И пассеровать, в общем, на медленном огне полчаса приблизительно. Овощи должны размягчиться, но не в кашу, а просто размягчиться.
Тем временем делается бульон. Берутся петрушка, укроп, еще что-нибудь зеленое, стебли отрезаются, измельчаются и варятся вместе с картофелинами. Картошка должна развариться совершенно, а стебли придадут бульону своеобразную нажористость.
Затем в бульон складываются овощи - сельдерей, морковь и лук, хорошенько протушенные или спассерованные (меня смущает это слово, я, в общем-то, просто это дело тушу!) - и еще варится некоторое время. Чтобы все ингридиенты привыкли друг к другу, пропитались друг другом и составили гармоничное сообщество. Когда это произойдет, измельчите их для дополнительной красы еще миксером. Вообще, совать миксер в кипящий суп и врубать на полную мощность - не рекомендуется. Это слишком по-клингонски, экстремально получается, и надо терпеть боль от ожогов и неудобства от того, что все кругом забрызгано жирным супом. Поэтому предпочтительнее слегка охладить и в блендере это дело покрошить. Получается такой суп-пюре.
Мы его даже в супницу перелили, он этого достоин. Перед раздачей в суп кладем нарезанную зелень, измельченный чесночок и сухарики белого хлебца. Маленькие.
Barbuzuka сделала всем поклонникам Star Treka подарок на 8 марта - клип по второму фильму. Печальный, конечно, но другого там быть и не может. Красивый.
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ «КАЛИПСО», ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 57485.9
читать дальшеБудь Пикар помоложе, он бы с удовольствием врезал кулаком по переборке тесной каюты.
Все выверенные планы Звездного флота, точнейшее планирование адмирала Джейнвей… они больше не имели никакого значения.
Кирк отказался продолжать задание.
И хуже всего было то, что Пикару не в чем было его обвинить.
– Они считают, что Джозеф – их спаситель, – зло сказал Кирк. Он был единственным в каюте Пикара, кто стоял. Доктор Крашер сидела на табурете у стола. Пикар и Ла Форж – на койке. – У реманцев есть легенды о сородиче, который родится свободным, вдалеке от Рема, и однажды вернется, чтобы покончить с их страданиями и объединить кланы.
Пикар видел, что Крашер и Ла Форжу сказать было нечего. Они явно понимали дилемму, стоявшую перед Кирком, и принятое им решение, и Пикар подозревал, что им, как и ему, нечего возразить.
Но все же он был их капитаном, мнимым лидером экспедиции, несмотря на невидимое присутствие личного представителя Джейнвей, Экстренной медицинской голограммы.
Так что Пикар постарался как-то успокоить Кирка.
– Джим, они же понимают, что Джозеф – не реманец, как они могут…
– У реманцев весьма своеобразные взгляды на тех, кто разделяет их страдания. Шинзон… – Кирк посмотрел на Пикара так, словно извинялся за то, что упомянул его клона, – первый Шинзон был человеком. Но в тот самый момент, когда его обрекли на рабство на Реме, даже он в их глазах стал реманцем. Виррон сказал мне, что на Реме живут политические заключенные из дюжины народов. Но всех их считают реманцами, как и ромуланских изгнанников.
Пикар мгновенно отбросил обсуждение реманцев и вместо этого сосредоточился на пугающей фразе, только что произнесенной Кирком.
– Что вы имели в виду под «первым Шинзоном»?
Кирк сразу понял свою ошибку.
– Шинзон – это имя-титул. «Освободитель». Ему служил «Вице-король», это еще одно имя-титул. Меня сопровождал «Посредник». Похоже, публичные имена, которыми друг друга зовут реманцы, отображают их функции. У них есть и личные имена, но ими они делятся только с равными себе. По крайней мере, мне показалось, что дело обстоит именно так.
Кирк с сочувствием посмотрел на Пикара.
– Простите, Жан-Люк, я говорил не о том, что на Реме живет еще один ваш клон.
Пикар позволил себе на секунду почувствовать облегчение, затем снова попытался спасти миссию.
– Джим, есть ли что-нибудь – что угодно, – что вы могли бы сделать, чтобы продолжить основное задание на Ромуле, не подвергая Джозефа опасности?
Кирк беспомощно развел руками.
– Вы считаете, я об этом не думал? Спок мертв, Жан-Люк. Убит. Может быть, у меня есть шанс узнать, кто это сделал и зачем. Но сейчас… мне придется бросить на одну чашу весов убийцу Спока, а на другую – безопасность моего сына. Как я могу это сделать?
Ла Форж наклонился вперед, так что Пикар откинулся к стене, отчаянно надеясь, что его инженер заметил возможность, упущенную всеми остальными.
– Капитан Кирк, – спросил Ла Форж, – как вы думаете, что реманцы намерены предпринять дальше?
– Они предложили мне вернуться в штаб-квартиру Веррона завтра, вместе с Джозефом. Они хотят провести какую-то церемонию.
– Что за церемония? – спросила Крашер.
– Крещение, или что-то подобное. Они хотят дать ему формальные семейные имена. И реманское имя-функцию.
Пикар нахмурился, поняв, что это будет за имя. Шинзон.
– Жан-Люк, – настойчиво сказал Кирк, – я знаю, что в тот самый момент, когда Джозеф ступит на землю Рема, я потеряю его. Они не позволят мне забрать его.
Пикар просто не мог ответить по-другому.
– Значит, мы не позволим Джозефу ступить на землю Рема.
Кирк глубоко вдохнул, словно ожидал более жесткой конфронтации.
– Спасибо. Тогда чем быстрее мы покинем орбиту, тем…
– Мы никуда не уйдем, – сказал Пикар. – Мы должны добраться до Ромула. Расследовать убийство Спока.
Кирк изумленно уставился на него.
– Жан-Люк… вы наверняка слышали о том, насколько свирепы реманские солдаты. Если мы останемся в этой системе, мы не сможем победить их в бою. Только убежать.
– Именно, – сказал Пикар. Он, как и Кирк, отлично знал, что у реманцев есть «Птицы войны», охраняющие их орбитальные обрабатывающие платформы, а на этих кораблях служат реманские солдаты, сражавшиеся в Войне Доминиона. – Мы сможем убежать от них к Ромулу.
Кирк расправил плечи, готовясь к бою, и Пикар понял, почему. Кирк слишком долго был капитаном звездолета, чьему каждому слову беспрекословно подчинялись, чьи приказы немедленно выполняли. Он не привык участвовать в спорах, в которых нельзя было победить, просто воспользовавшись командирским авторитетом.
– У нас нет допуска на Ромул, – гневно воскликнул Кирк. – И, учитывая отношения между двумя планетами, как вы думаете, какова будет реакция ромуланского правительства, когда оно узнает, что у нас на борту Шинзон, который когда-то освободит реманских рабов?
Пикар кивнул, спорить с этим было невозможно.
– Вы правы. Мы – гражданский корабль. Они нас просто в клочки разнесут, а потом уже начнут беспокоиться о возможных дипломатических последствиях.
Он посмотрел на сидящего рядом Ла Форжа, на Крашер в другом конце каюты. Увидел, что они оба безмолвно умоляют его нарушить приказы Джейнвей и рассказать Кирку все о задании.
Пикар заколебался, оценивая варианты.
Его нерешительность не осталась незамеченной.
– Что происходит, Жан-Люк?
Пикар встал напротив друга.
– Джим, я слишком вас уважаю, чтобы ответить «Ничего». Или «Не понимаю, о чем вы». Сейчас приходится принимать во внимание иные соображения.
Холодная ярость, застившая глаза Кирка, удивила Пикара.
– Когда вы просили меня о помощи, кто-нибудь из вас знал, что реманцам нужно от моего сына?
Кирк не сумел сдержать чувств, задавая этот вопрос, и у Пикара защемило в сердце. Он был бесконечно благодарен судьбе, что хотя бы на этот вопрос может ответить абсолютно честно.
– Нет, Джим. Даю вам слово. Мы все ожидали, что к этому времени уже доберемся до Ромула и начнем расследование убийства Спока. Никто – ни я, ни мой экипаж, ни Звездный флот – никто не предполагал, что в дело могут вмешаться реманцы.
Пикар заметил, что Кирк повторяет каждое произнесенное им слово, будто выискивая малейшую фальшь.
– «Иные соображения», – тихо, зловеще произнес Кирк. – Капитаны письменных столов из Звездного флота, вы их имеете в виду. Это они меня поставили в такое положение. Поставили моего сына в такое положение.
Пикар и представить не мог, что может почувствовать себя еще хуже из-за того, что солгал Кирку. Теперь он жалел, что вообще согласился на план Джейнвей.
– Джим… – начал Пикар, пытаясь навести хоть какой-то мостик между ними.
Но Кирк покачал головой и зло ответил:
– Не надо. Ничего не говорите. Я задал Джейнвей прямой вопрос, и она соврала мне в лицо, сказав, что никакого третьего задания нет. Я спросил вас, и вы мне тоже солгали.
– Все, что нужно знать, Джим. Оперативная безопасность. – Пикар ненавидел каждое произносимое слово, но приказы не позволяли ему сказать больше ничего. Ла Форж и Крашер благоразумно хранили молчание, не рискуя подливать масла в огонь.
Кирк сжал кулаки, попытался пройтись туда-сюда по каюте, но в ней было слишком тесно.
– Даже сейчас… – остальную часть фразы поглотил взрыв грубого, недоверчивого смеха. – Хорошо… я был нужен вам в этой экспедиции. Вы посчитали, что Джозеф послужит хорошей маскировкой. В конце концов, какой отец в здравом уме согласится рискнуть жизнью сына в тайной операции Звездного флота?
Пикар ничего не ответил, позволяя Кирку высказаться, чтобы понять ужасное решение, которое ему придется принять.
– А теперь вы спрашиваете, – вскипел Кирк, – что я могу сделать, чтобы помочь вам продолжить выполнение основного задания на Ромуле. – Кирк показал пальцем на Пикара. – Вывезти сына из ромуланского пространства. Немедленно.
Пикар разгладил китель, раздумывая, как продолжить диалог. Условия Кирка принять он не мог.
– «Калипсо», возможно, сможет обогнать любой корабль в этой системе. Но мы рискуем быть перехваченными до того, как доберемся до Нейтральной зоны. И наше основное задание на Ромуле будет провалено.
Но Кирк покачал головой.
– Нет. Вам останется «Калипсо». И ваше задание. Просто вызовите «Титан», чтобы забрать отсюда Джозефа.
Ла Форж присвистнул, что лучше свидетельствовало о невозможности выполнить просьбу Кирка, чем любые слова Пикара.
– Какие-то проблемы? – резко спросил Кирк.
– Несколько, – неохотно ответил Пикар. – И довольно значительных.
– Неправильный ответ, Жан-Люк.
Пикар в последний раз попытался подчиниться приказам Джейнвей, прежде чем наконец проявить инициативу самому.
– Джим, «Титан» выполняет дипломатическое задание в системе Латиум-4.
Латиум был одной из первых ромуланских колоний, основанных юной империей. Чтобы ограничить количество потенциально враждебных кораблей, посещающих их родную систему, ромуланцы основали колонию Латиум-4, чтобы вести торговлю и дипломатические переговоры с другими расами. Разрешение на посещение Латиума можно было получить намного легче, чем на посещение Ромула. Так что Звездный флот отправил небольшой дипломатический запрос, чтобы оправдать присутствие Уилла Райкера всего в десяти световых годах от Ромула.
– «Титан» всего в десяти часах пути отсюда, – сказал Кирк. – Он ведь для этого здесь находится? Чтобы прийти к нам на помощь?
Пикар знал, что дальше заходить нельзя. Последний шанс.
– Чтобы прийти к нам на помощь, Джим. Чтобы спасти задание.
Пикар замолчал, надеясь, что Кирк сумеет уловить то, что не было высказано.
– Спасти задание, но не моего сына. – Голос Кирка стал ровным, словно гнев и страх, обуревавшие его, внезапно куда-то исчезли. – Будьте вы прокляты.
После этого Пикар понял, что назад пути нет. Джейнвей отдавала приказы в одних обстоятельствах, но сейчас они изменились. Так что должны измениться и приказы.
Пришло время рассказать Кирку все.
Пикар достал свой гражданский коммуникатор из-под одеяла верхней койки. Зазвенел дверной звонок, затем в дверь постучали.
– Это мой сын, – сказал Кирк.
Он открыл дверь, и в каюту ворвался Джозеф, крепко обнял его и возбужденно воскликнул:
– Папочка!
Маккой остался в коридоре, пожав плечами, словно говоря Пикару о неистощимости энергии ребенка.
– Успокойся, сынок, – тихо сказал Кирк.
Джозеф освободился от объятий, затем посмотрел на остальных находившихся в каюте Пикара.
– А призрак здесь? – спросил он, широко открыв глаза.
– Призрак? – переспросил Кирк.
– Похоже, у нас корабль с привидениями, – вызвался отвечать Маккой. – Мы искали «призрака» на всех палубах.
Кирк постучал Джозефа пальцем по носу.
– Что я тебе рассказывал о призраках?
– Их не существует, – ответил Джозеф. – Разве что на этом корабле.
– Это все мы виноваты, – сказала Крашер до того, как Кирк попросил сына объясниться. Она встала и подошла к Кирку и Джозефу. – Он услышал, как мы разговаривали на камбузе, и ему показалось, что с нами был еще кто-то.
– Так и было, – настаивал Джозеф.
Кирк посмотрел на Пикара, дав понять, что не собирается разговаривать со всеми остальными так же, как с сыном.
– Так и было? – спросил Кирк.
Пикар открыл слот для батарейки.
– Не совсем, – сказал он.
«Калипсо» ощутимо тряхнуло.
Все в каюте схватились за то, что оказалось под рукой. Кирк притянул к себе Джозефа. Они ждали объявления, что проблема вызвана неполадками с искусственной гравитацией – это было бы мелким неудобством, – или столкновением – что стало бы катастрофой.
В динамиках раздался голос Скотта, заглушаемый сигналами тревоги.
– Экипажу срочно явиться на мостик! Замаскированный корабль только что прикрепился к нашему корпусу!
– Боунз! – Кирк, стоявший ближе всех к двери, толкнул Джозефа к Маккою, остававшемуся в коридоре. – Быстрее в спасательный модуль!
Маккой потянулся, чтобы взять Джозефа за руку, но внезапная вспышка дисрапторного луча свалила старого врача на пол.
Кирк немедленно оттащил Джозефа от двери и огляделся.
– У кого есть оружие?
Но захватчик был уже в дверях, целясь в них из дисраптора.
Когда Пикар бросился вперед, чтобы оттолкнуть Кирка с линии огня, Кирк развернулся и ударил захватчика ногой, отбросив его назад.
Кем или чем был захватчик, Пикар не знал. Он был одет в боевой шлем с маской, а запечатанная униформа, закрывавшая остальное тело, была черной, без всяких знаков отличия. Едва Пикар понял, что это скафандр, предназначенный для специальных операций – он позволял владельцу пережить даже взрывную декомпрессию, – он столкнулся с Кирком.
В дверях появились еще два захватчика. Искаженные помехами голоса из внешних динамиков приказывали всем отойти назад.
Когда Пикар и Кирк вскочили на ноги, Ла Форж выстрелил из ручного фазера, но энергетический заряд рассеялся вокруг скафандра первого захватчика.
Через мгновение Ла Форж распластался на полу – враг выстрелил в ответ.
Кирк выбил дисраптор из руки первого захватчика, второй в это время ворвался в открытую дверь. Пикар замедлил его продвижение мощным ударом кулака в грудь.
Корабль снова тряхнуло, гравитация изменилась, и палуба наклонилась. Все потеряли равновесие.
Но это не помешало Крашер с размаху ударить табуретом первого врага, когда тот потянулся к дисраптору.
Тот упал, задев второго захватчика, и они оба рухнули на палубу.
Победа, впрочем, оказалась недолговечной. В дверях появился третий захватчик, держа всех на прицеле дисрапторного ружья, и никаким ударом его было не достать.
– Отдайте ребенка. – И тон, и намерения владельца грубого механического голоса пугали.
Кирк и Пикар одновременно оглянулись назад и увидели, как Джозеф вжался в дальнюю переборку за стенным шкафом.
Пикар немедленно бросился вперед, борясь с все увеличивавшимся наклоном палубы, и встал рядом с Кирком, готовый к тому, что Кирк бросится вперед и перекроет линию огня третьего врага. Он не сомневался, что отец Джозефа готов пожертвовать жизнью ради сына. Но, возможно, одному из них удастся отвлечь на себя внимание, а другому – напасть.
Вместо этого Крашер попыталась захлопнуть дверь каюты, а Кирк схватился за край двери, выталкивая ногами тела первых двух врагов.
Дисрапторное ружье выстрелило, и дверь ударила Крашер, опрокинув ее на палубу рядом с Ла Форжем. Кирк схватился за грудь, ему явно было больно.
– Ребенка! Немедленно! – потребовал захватчик.
– Никогда! – ответил Кирк.
Захватчик бросился вперед, умело перехватив винтовку, чтобы ударить Кирка прикладом.
Кирка отбросили на Пикара, оба упали. Наклон палубы был слишком крутым, чтобы они смогли подняться.
Упав на палубу, Пикар услышал, как Джозеф заплакал от страха.
Кирк выругался и попытался встать.
Третий захватчик пробрался через дверь, ухватился за металлический косяк и протянул руку Джозефу.
– Иди сюда, или я убью твоего отца.
Джозеф закричал в ужасе, когда в дверях появились новые враги. Корабль был захвачен.
– Иди сюда, или я убью их всех!
Кирк прыгнул на захватчика.
Захватчик прыгнул на него.
А затем, словно «Калипсо» засосало в червоточину, все движение в каюте прекратилось, когда всех осветил золотистый луч транспортера, сопровождаемый тихой музыкальной гармонией.
Кирк и захватчик одновременно повернулись в поисках источника света.
Пикар тоже его увидел.
Мерцающий свет окутал Джозефа, его залитое слезами лицо растворилось, как и последний крик: «Папа!»
– Джозеф! – неверяще закричал Кирк. Но ребенок исчез.
Через мгновение враги подняли дисрапторы. Пикар увидел вспышки излучателей, затем…
читать дальшеКогда Кирк материализовался в реманской транспортационной комнате, первое, что он почувствовал – приступ боли в пояснице, вызванный сильной гравитацией.
Затем он понял, насколько в комнате темно. Конечно, он только что стоял в транспортационном отсеке «Калипсо», где было светло, как днем, и глаза еще не привыкли.
Он решил не сходить с транспортера, пока не увидит, что происходит вокруг и куда можно наступить.
– Добро пожаловать, Джеймс Тиберий Кирк.
Голос был грубым, слова произносились полушепотом, словно в детских ночных кошмарах.
В его сторону двинулась тень, которую можно было разглядеть лишь благодаря тому, что она загораживала собой мерцающие кнопки на пульте управления.
– Спасибо, – рефлекторно ответил Кирк, чувствуя, как тень остановилась перед ним, рядом с транспортером. Чего-то ожидая.
Вероятнее всего, это реманец, понял Кирк. Примерно два с половиной метра ростом.
Кирк не двинулся.
– Вам нужна помощь? – спросила тень.
Кирк знал, что стоит упомянуть тусклое освещение и повышенную гравитацию, чтобы объяснить свою нерешительность. Но подготовка Звездного флота и десятилетия опыта подсказали другой ответ. Не стоило добровольно сообщать о своих слабостях потенциальному врагу.
– Нет, вовсе нет, – сказал Кирк. Он шагнул вперед и стиснул зубы, когда его ноги едва не подкосились, пытаясь удержать тело в равновесии. Лишь боковое зрение помогло ему не споткнуться на ступеньках на краю платформы. Посмотрев в сторону, он видел их, словно звезду большой величины на пределе видимости.
Он встал перед тенью, достаточно близко, чтобы разглядеть острые уши, похожие на уши летучих мышей, блеск маленьких, глубоко посаженных глаз, даже поблескивание клыков.
Реманец приложил кулак к груди и с достоинством склонил голову – этот жест показался Кирку на удивление почтительным… и ромуланским.
– Я Посредник.
Кирк ответил на приветствие, постаравшись склонить голову под таким же углом и на такое же время, как тот, кто его приветствовал. Но он не имел понятия, что сказать в ответ. На «Калипсо» не было банка данных Звездного флота с обычаями инопланетных рас. Так что он решил ответить так же, как ответил бы на Земле.
– Очень рад с вами познакомиться.
Реманец напрягся, наклонил голову, словно пытаясь разглядеть Кирка с иной точки зрения. Через мгновение, придя в себя, он показал в сторону.
– Хозяева ожидают вас.
По жесту реманца открылась дверь, и Кирк увидел тусклое зеленое мерцание коридора.
Посредник показывал дорогу, Кирк шел за ним. Тишина, царившая в этом месте, приносила облегчение после раздражающе громких условий на «Калипсо». Хотя после первых нескольких дней, как всегда и бывало, Кирк перестал воспринимать даже постоянный шум механизмов корабля. Тем не менее, реманский коридор был так же тих, как и баджорский храм.
Через несколько сотен метров коридор повернул к другой двери.
Посредник остановился, достал из складок длинного кожаного плаща какой-то предмет и надел его на глаза. Затем реманец снова взмахнул рукой, и дверь открылась.
Кирк посмотрел в темный вестибюль. Малыми размерами он напоминал ему шлюз.
Когда Кирк и Посредник покинули коридор, дверь за ними задвинулась, а в дальнем конце вестибюля открылась третья дверь.
Свет был ослепительным. Ярким, как в летний день в Айове.
Кирк инстинктивно прикрыл рукой глаза и заморгал, приспосабливаясь к новому освещению. Он повернулся к Посреднику, чтобы посмотреть, как тот справляется с бешеным натиском света, но на лице реманца был надет предмет, который он достал из складок плаща. Световой экран для глаз.
Затем Кирк услышал приветственный хор. На разные голоса повторяли «Добро пожаловать, Джеймс Кирк» и «Фарр Джолан».
Без коммуникатора Звездного флота с встроенным универсальным переводчиком Кирк не смог понять значения фразы. Впрочем, язык, на котором произносились слова, был знакомым.
Когда глаза привыкли к свету, Кирк увидел, что хозяева принадлежали к одной расе. Они были ромуланцами, а не реманцами, как ожидал Кирк.
Первым, кто представился Кирку, был один из самых старших. Он начал с того, что приложил кулак к груди, как и Посредник. Но затем ромуланец неуклюже протянул руку Кирку, словно ему рассказывали, как люди приветствуют друг друга, но он сам никогда этого не видел.
Кирк пожал протянутую руку, и ромуланец назвался Вирроном, Главным Асессором Сегмента обработки 3, четвероюродным внучатым племянником Тейлани с Чала.
Тейлани? Кирк уставился на мужчину, поняв, для чего понадобилась эта предварительная встреча. Это была встреча семьи. Семьи Тейлани.
В следующие несколько минут Виррон назвал всех остальных; Посредник молчаливо стоял в стороне.
Присутствовавшие ромуланцы называли свои имена, должности и в том или ином виде произносили «Фарр Джолан».
Само количество новых лиц, имен и сложных родственных отношений подавляло Кирка. К десятому представлению он с трудом мог запомнить хоть что-то, даже пользуясь мнемотехническими трюками, которым его научил Спок. К двадцатому он сдался окончательно и сосредоточился лишь на ближайших родственниках Тейлани и, следовательно, Джозефа.
Кирк не питал никаких иллюзий – он отлично понимал, что целью встречи был сын Тейлани, а его, отца-человека, просто терпели. Ромуланцы льстили ему, устраивая грандиозный прием, чтобы он утратил бдительность и в следующий раз взял с собой Джозефа.
Правду он узнал, когда представили последнего гостя. Словно по какому-то телепатическому сигналу, собравшиеся ромуланцы начали расходиться. Менее чем через минуту Кирк остался наедине с Вирроном, двумя другими ромуланцами и реманцем Посредником.
– Пожалуйста, – сказал Виррон, показав на покрытое тканью кресло в элегантно обставленной комнате, – присядьте, Кирк. Я знаю, что тяготение этого мира может быть утомительным для гостей с других планет.
Кирк надеялся, что вспотевший лоб не выдал его. В ярко освещенной комнате с панелями из полированного дерева и зелеными лампами было достаточно жарко, чтобы Споку здесь понравилось.
– Я, в общем, почти не заметил, но чувствуется, что здесь тяжелее, чем на Земле.
Кресло, предложенное Вирроном, пришлось очень кстати, и, пока Посредник помогал ромуланцам расставить другие кресла вокруг Кирка, словно воссоздавая атмосферу кают-компании Звездного флота, Кирк пытался скрыть облегчение.
Два других ромуланца тоже приходились дальними родственниками Тейлани, хотя после стольких лет их родственные связи казались в лучшем случае натянутыми, по крайней мере, насколько Кирк понимал ромуланские способы определения родства.
Сен была престарелой женщиной, ее седые волосы в свете ламп казались странного зеленоватого оттенка. Под глазом молодого мужчины Нрана была странная золотая полоска. Кирк не смог решить, что это – просто украшение-аппликация, кибернетический имплантант или даже металлическая татуировка. Чем бы это ни было, Кирк еще никогда не видел ромуланцев, украшавших лица, так что, отметив это, он попытался не показать, что полоска привлекла его внимания.
Сен и Нран молчали, разговор повел Виррон.
– Я надеюсь, что вы не чувствуете себя в окружении, Кирк, находясь в обществе столь многих из нас.
Почувствовав, что за этим небольшим разговором стоит что-то еще, Кирк вернулся к прежнему осторожному подходу. Он проигнорировал заданный вопрос и вместо этого задал свой.
– «Из нас»? Вы имеете в виду родственников Тейлани?
Виррон спокойно посмотрел на Кирка, словно поняв, к чему тот клонит.
– Не формально, как мы. – Он показал на Сен и Нрана. – Но по духу – да.
Когда Кирк в чем-то сомневался, он задумывался.
– Я не понимаю, – прямо сказал он.
– Все в этой комнате, – Виррон показал на Посредника, по-прежнему молчаливо стоявшего поодаль, – все, – с нажимом повторил он, – часть большой семьи.
Виррон посмотрел на Нрана, словно позволяя ему продолжить.
– Движение «Джолан», – сказал Нран. Кирк услышал уважение, почти восхищение, с которым молодой ромуланец произнес эти слова. Инстинктивно, даже не задумываясь, почему, Кирк встревожился.
– «Джолан», – повторил Кирк и еще больше встревожился, увидев, как три ромуланца рефлекторно улыбнулись. – Я слышал, многие здесь это говорили. Фарр Джолан, вроде бы.
– Так мы приветствуем друг друга, – сказала Сен.
– Точнее, благословляем, – добавил Нран.
– Хотя мы стараемся не акцентировать внимание на этом аспекте, – объяснил Виррон.
– Потому что?.. – спросил Кирк.
Нран и Сен посмотрели на Виррона, и он ответил, аккуратно выбирая слова.
– Движение «Джолан» – из другой эры, Кирк. Да, оно зародилось на Ромуле примерно тогда же, когда родителей Тейлани забрали с Рема, чтобы они стали первым поколением Чалчадж’кмей. То было время надвигающейся войны и неуверенности, как вы знаете.
Кирк перешел непосредственно к выводу.
– Движение за мир?
– В войне нет нужды, – пылко сказал Нран.
Кирк посмотрел на тщательно контролируемые выражения лиц хозяев. Было до боли очевидно, что они что-то от него скрывали, так что он решил выжать из них максимум информации.
– Пацифистское движение в военизированном обществе перед близкой войной… движению явно приходилось нелегко.
– Темные времена, да, Кирк, – согласился Виррон. – На Ромуле движение провалилось. Сегодня от него осталось лишь эхо. Фарр Джолан, приветствуем мы друг друга. Джолан Тру, говорим на прощание. То, что когда-то было благословением, стало пустым ритуалом, истинное его значение забыто. Именно поэтому правительство и терпит их использование.
– А каково истинное значение фраз? – спросил Кирк.
Виррон пожал плечами, словно ответ был не важен, потому что Кирк в это не верил.
– Фарр Джолан… «мир ожидает»… правда близко… приветствие, объединявшее тех, кто верил, что настанут лучшие времена. Джолан Тру… «ищи мир»… да будет день твой мирным… Каждый последователь ищет собственное значение. Конечно же, на вашей планете тоже есть подобные фразы, значения которых совершенно изменились со временем?
Кирк понял, что от его вопросов уклоняются, но решил не ставить вопрос ребром. Вернувшись на «Калипсо», он сможет послать закодированное сообщение на «Титан». Языковые банки данных этого звездолета, возможно, смогут пролить свет на движение «Джолан» и его ритуалы.
– Думаю, так бывает на любой планете, – сказал Кирк, затем сам изменил тему разговора. – А как движение «Джолан» сумело выжить на Реме?
– Мне кажется, вы хотели спросить, – поправил его Виррон, – как движение выжило среди ромуланцев на Реме?
Кирк кивнул.
– Можно и так сказать.
– Думаю, вас не удивит то, что мы, ромуланцы, «назначенные» на Рем, – изгнанники с родной планеты.
– Я очень мало знаю о Реме, – искренне сказал Кирк.
– Значит, вы в этом похожи на большинство ромуланцев, – сказала Сен, даже не пытаясь скрыть горечи.
– Реманцы – порабощенная раса, – серьезно сказал Виррон. – Во времена Прибытия Первые выбрали планеты, руководствуясь разными причинами. Ромул был планетой, где можно было строить дома, сажать поля, жить свободно. Рем был источником богатств, подпитывавшим создание нового общества.
Те из Первых, кто решил прибыть на Рем – инженеры и шахтеры, – поступили так потому, что решили, что смогут посвятить часть своего времени и жизней общей мечте о свободе, а затем поделиться плодами своих трудов с другими на Ромуле.
То было сложное время – как и первые годы основания любой колонии. Транспортные корабли, курсировавшие между планетами, были маленькими и ограниченными. Путешествия длились неделями, а требования по жизнеобеспечению, естественно, уменьшали количество руды, которое можно было перевозить. Первые обнаружили, что не смогут возвращаться на Ромул так часто, как они на то надеялись. С течением времени на планете стали создаваться семьи. И началось Разделение.
Виррон сложил руки, наклонился вперед, словно делясь каким-то секретом, даже понизил голос до шепота.
– На Ромуле, Кирк, все древние записи давным-давно уничтожены. Но в устной истории реманцев говорится, что примерно через два или три поколения после Прибытия между планетами началась война. Нынешнее правительство Ромула никогда не позволило бы этому разговору состояться, но тогда мы были вулканцами. Свирепыми, гордыми воинами. И, в отличие от мира, где мы родились, у нас не было оружия, с помощью которого мы могли бы уничтожить себя, так что наша ярость не ограничивались ничем.
Но те, кто в результате стали ромуланцами, контролировали космические трассы, и этого оказалось достаточно. Тех, кто стал реманцами, заморили голодом. Война продлилась чуть больше года, от одного планетного противостояния до другого. И после нее отношения равных превратились в отношения завоевателей и завоеванных. Мы больше не были вулканцами. Мы стали хозяевами и рабами. Ромуланцами и реманцами.
С каким бы недоверием Кирк ни относился к Виррону, который даже не назвал причину встречи, он услышал горечь в голосе старика, рассказывавшего тайную, трагическую историю своего народа.
Кирк не стал скрывать сочувствия.
– Даже на моей планете такое случалось, Виррон. Я знаю, что вряд ли смогу вас утешить, но, по крайней мере, знайте, что другие планеты и народы тоже бывали в таком же ужасном положении, но рано или поздно им удавалось преодолеть все трудности.
– Редко удается так откровенно поговорить с чужаком, – сказал Виррон.
Кирк решил воспользоваться моментом понимания.
– Вы сказали, что вы изгнанники на этой планете.
– Правильный термин в данном случае – «Асессор».
– Вы говорили, что это ваша должность на Реме. Главный Асессор.
Лицо ромуланца посуровело.
– Этот термин – всего лишь эвфемизм, Кирк. Его предпочитают наши хозяева на главной планете. На любом другом языке должность называлась бы «погонщик рабов». «Надсмотрщик». «Чудовище».
– Простите его, Кирк, – сказала Сен. – Сейчас у нас непростые времена. После Шинзона…
Кирк внезапно увидел связь.
– Вы принимали участие в перевороте Шинзона?
Торопливо заговорил Нран.
– Это не должен был быть переворот! На протяжении многих поколений у нас не было своего голоса на родной планете, и Шинзон должен был говорить от нашего имени.
Кирку рассказали о восхождении Шинзона и его перевороте – по крайней мере, рассказали столько, сколько знал Звездный флот, признававший, что его знания неполны.
– День, когда Шинзон ступил на Ромул, – не скрывая гордости, продолжал Нран, – в качестве гостя, официально приглашенного, чтобы обратиться к Сенату… это был великий день для всех реманцев.
– Но Шинзон был человеком, – сказал Кирк.
– Нет, – возразил Виррон. – Неважно, какова твоя раса. Если ты отправлен на Рем, ты становишься реманцем. Неважно, ведет ли твоя семья, как у Посредника, свой род со времен Прибытия, изгнана ли лишь несколько поколений назад, как мы, или же ты – инопланетянин, доставленный сюда ребенком, как Шинзон. На самом деле на Реме нет инопланетян. Как только кого-то посылают сюда, чтобы долбить породу, он становится реманцем.
Кирк увидел, что все нити разговора сходятся воедино.
– Виррон, простите, если я затрагиваю тему, которую вы не хотели бы обсуждать, но прав ли я, предполагая, что вашу семью изгнали на Рем за участие в движении «Джолан»?
Виррон расправил плечи, словно солдат.
– Неверие в войну считалось преступлением. Однажды ночью они пришли за нами. Тал Шиар. Нас окружили. Некоторые семьи просто перестали существовать. Другие разлучили, как нашу. Родителей вашей жены отправили на Чал для экспериментов. Мою часть семьи изгнали на Рем. И, поколения спустя, мы по-прежнему остаемся здесь.
Кирк увидел, как внимательно за ним наблюдают три ромуланца, и понял, какой последний вопрос должен задать. В то же время он боялся вопроса, потому что знал, каким будет ответ.
– Виррон, я многое узнал из этого разговора, но мне кажется, что причину моего приглашения сюда вы еще не назвали. Почему вас интересует Джозеф?
Все трое ромуланцев облегченно вздохнули, словно Кирк наконец первым заговорил на тему, которую им запрещено было обсуждать.
– Он исполнил мечту нашего народа, – сказал Виррон.
– В жилах Т’Кол Т’Лан – вашего Джозефа, – добавила Сен, – течет реманская кровь, но он живет не в шахтах.
– Легенды Старых Путей говорят о нем, – пробормотал Нран. – Со времен Кланов его звали Тем, кто вернется.
Кирк почувствовал, как встают дыбом волосы на загривке.
Лицо Сен было исполнено блаженства.
– Реманец, который обрел свободу и принесет ее в дар всем нам.
Кирк ухватился за подлокотники кресла, чтобы унять дрожь в руках.
– Ваш сын пришел, чтобы покончить с нашими страданиями и объединить Кланы, – убежденно произнес Виррон. – Он – наш освободитель, Кирк. Наш спаситель.
читать дальшеБдительные, всегда бдительные. Эти слова шептали рабы в шахтах, поколение за поколение, со времен Кланов, с легендарных времен Старых Путей. Бдительные, как камень. Бдительные, как сама их планета, всегда повернутая одной стороной к солнцу, а другой – к ночи, словно неподвижный, немигающий глаз, ожидающие, когда же наконец все изменится, и рабы станут свободными, а свободные попадут в рабство.
Так Рем вращался вокруг солнца. Так «Калипсо» вращалась вокруг Рема.
Это был маленький корабль, чужой и одинокий, бережно – или угрожающе – окруженный огромными «Птицами войны», украшенными не изображениями перьев ромуланских хищных птиц, а грубыми буквами запретного языка тех, кто обрабатывал камни.
Огромные орбитальные очистительные заводы, по сравнению с которыми Терок Нор выглядел маленьким челноком, вращались над «Калипсо», изрыгая облака испаренной породы, загрязняя первозданный вакуум космоса. Ионные грузовые транспорты с двигателями, выбрасывающими потоки плазмы, пролетали мимо «Калипсо», их трюмы были набиты необработанной дилитиевой рудой. Их раскаленный выхлоп опустошил бы поверхность любой другой планеты. Но на Реме опустошать было уже нечего.
Это был ресурс, который нужно эксплуатировать, и жилы экзотических минералов ничем не отличались по важности от жизней реманцев, работавших в пещерах. Разрушенная порода. Погибший реманец. Для тех, кто правил планетой, это было одно и то же.
Большинство реманцев никогда не видели планеты, ради которой отдавали жизни. Но для нескольких тысяч, кому оказали доверие среди погребенных миллионов – те, кто работали на грузовых транспортах и орбитальных заводах, строили и поддерживали купола и здания на поверхности, у кого была возможность увидеть небо – эта планета-сестра чаще всего казалась блестящей зеленой звездой, ярчайшей на всем небе.
Но иногда, как сейчас, когда две планеты сошлись в противостоянии, и их разделяло меньше миллиона километров – напоминание о тех временах, когда они были единым телом, – Ромул был диском, и его зеленые растения и облака заполняли небо, подобно окну в рай.
Некоторые реманцы хранили в сердцах тайное желание, тайную мечту, что после смерти их души переродятся на Ромуле, в награду за страдания в шахтах этой планеты.
Но другие реманцы понимали, что награду можно получить лишь в этой жизни, и эта награда придет лишь тогда, когда жители рая – их братья-ромуланцы – будут наказаны за свои грехи.
Шинзон был не первым, кто явился среди угнетенных, чтобы исполнить древние пророчества об изменениях и революции.
Но он был первым, к кому прислушался ромуланский Сенат.
Он был первым, кто получил корабль и солдат, чтобы исполнить мечту. И правда, известная тем, кто поддерживал, помогал, направлял его, состояла в том, что если бы Шинзон сдержал слово и приложил все усилия, чтобы освободить Рем, тогда его ждал бы успех.
Но Шинзон не повернул лицо к солнцу. Он не был бдителен.
Сосредоточив в своих руках власть, он забыл легенды Старых Путей, уроки Кланов. Он позволил мелочным желаниям отвлечь его, и эти желания привели к его падению.
Но те, кто поддерживал Шинзона, не потерпели поражения после его провала.
Они вооружили одну марионетку, чтобы она воевала вместо них, могли вооружить и другую.
Столько, сколько потребуется, чтобы приблизить неотвратимый день перемены.
Не той, о которой мечтали реманцы, но другой, более приятной, более мирной, более соответствующей настоящей реальности бытия.
– Я считаю, что мы должны рассказать ему все. – Поблескивая имплантированными визуальными сенсорами, Джорди Ла Форж оглядел тесный камбуз «Калипсо», словно провоцируя остальных присутствующих возразить на его простое предложение.
Но Пикар не собирался спорить со своим инженером. Он оценил иронию ситуации: один из его членов экипажа, слепой от рождения, очень часто наиболее ясно видел решение проблемы.
Однако Пикар чувствовал на себе испытующий взгляд голографического доктора, ожидавшего его решения. И, учитывая сложившие обстоятельства, Пикар принял единственное решение, не нарушавшее полученные им приказы.
– Об этом и речи быть не может, – сказал Пикар Ла Форжу. Он кивнул Доктору, стоявшему у стены. Доктор был единственным из присутствующих, одетым в форму Звездного флота, и, похоже, предпочитал не тесниться вокруг маленького столика с остальными. Доктор одними губами улыбнулся и сложил руки на груди, словно торжествуя победу. – По крайней мере, в нынешней ситуации, – добавил Пикар и не без радости увидел, как улыбка Доктора сменилась хмурым взглядом.
– Я согласна с Джорди, – в разговор вступила Крашер. – Смыслом задания было добраться до Ромула. То, что нас отбросили в сторону, на Рем, ставит все под угрозу.
– Мы просто задерживаемся, – сказал Доктор, демонстрируя великолепное голографическое изображение раздражения. – Нас не остановили.
– Но на сколько? – спросил Ла Форж. – Чем дольше мы пробудем на Реме, тем больше будет возможностей скрыть улики на Ромуле. А если мы не сможем узнать, кто несет ответственность за убийство посла Спока, то… – Ла Форж недовольно нахмурился.
Пикар повернулся к голограмме.
– Доктор, поверьте мне, я понимаю, чего от нас требуют приказы адмирала Джейнвей.
– И это не может не радовать, – сказал Доктор, не дожидаясь, пока Пикар договорит.
– Но я также согласен с оценкой моего экипажа. Условия изменились, и я считаю, что для нас – и задания – будет лучше, если мы сообщим Джиму, доктору Маккою и мистеру Скотту все, что знаем сами.
– Это совсем не так, – бесстрастно ответил Доктор. – Знаменитый капитан Кирк – индивидуалист. Одинокий волк. Он с трудом удерживался в рамках командной иерархии Звездного флота, будучи на официальной службе, а сейчас он гражданский и больше всего озабочен безопасностью своего ребенка, так что мы абсолютно не можем надеяться, что он поставит потребности Федерации выше своих.
Пикар постучал пальцем по узкому столу, на вид сделанному из полированного дерева, но издававшему металлический звон. В небольшой комнате с так называемыми деликатесными репликаторами могли за раз разместиться всего десять человек, так что в нормальных условиях, с полностью укомплектованным экипажем и пассажирами, на «Калипсо» приходилось есть по сменам. В первый день путешествия Пикар исследовал корабль и решил, что камбуз будет безопасным местом для тайных встреч с другими заговорщиками. Он был достаточно далеко от машинного зала, и любого, кто выходил из турболифта в коридор, сразу было слышно.
– Доктор, именно вы сказали, что сыну Кирка в этом путешествии ничего не будет угрожать.
Голограмма выглядела оскорбленной.
– Это было мнение Звездного флота, и я поддерживаю его. Мы не чудовища, капитан. Ни у кого из Командования и в мыслях бы не было подвергнуть ребенка опасности. И, если уж говорить о фактах, реманцы, похоже, относятся к юному Джозефу как к почетному гостю.
– Гостю? – удивленно переспросила Крашер. – Я связист, вы не забыли? Судя по передаваемым туда-сюда сообщениям, Джозефа считают давно потерянным ребенком, наконец-то вернувшимся домой.
Голографического доктора это не убедило.
– Я не вижу, каким образом это может быть опасно.
– Доктор, – настойчиво произнесла Крашер, – раз уж Джозеф здесь, мне кажется, что реманцы не намерены отпускать его.
До того, как голограмма успела ответить, Пикар вставил:
– И если это так, то какой, по вашему мнению, будет реакция Джима?
Но Доктор застал Пикара врасплох, задав ему тот же вопрос.
– И какой, по вашему мнению, будет реакция Джима?
– Такой, как и у любого другого родителя, к тому же ситуация усложняется тем, что у Джима достаточно умений и опыта, чтобы отобрать ребенка у любых реманских властей, которые рискнут разлучить отца с сыном.
– Именно, – сказал Доктор, словно приводя последнее неопровержимое доказательство.
Но Пикар не понял, что именно имеет в виду голограмма.
– Объясните, пожалуйста.
Хорошо это было или плохо, но Доктор никогда не отказывался от подробных объяснений.
– Если вы думаете, что наше задание в опасности уже сейчас, как вы думаете, каковы будут последствия, если Кирк обрушит на реманцев свой родительский гнев, что приведет в лучшем случае к дипломатическому инциденту, а в худшем – к началу войны?
– Вам не кажется, что именно мы должны это предотвратить? – спросил Пикар. – Все вместе.
Голографический доктор поднял голову, посмотрев на низкий потолок камбуза, и Пикар поразился, насколько убедительными казались эмоциональные подпрограммы искусственной формы жизни. Он почувствовал укол тоски, вспомнив Дейту; ему хотелось, чтобы андроиду и голограмме предоставился шанс обсудить свои сходства и различия. «Никогда не хватает времени, – подумал Пикар. – Никому».
– Капитан Пикар, – сурово начал Доктор, – стоит ли мне напоминать вам, что отдаленное подобие порядка в нынешней Ромуланской империи столь неустойчиво, что любая провокация со стороны внешней силы, например, Федерации, может вызвать гражданскую войну, до которой и без того осталось несколько недель, а то и дней?
Ла Форж покачал головой. Его раздражение лишь усилилось.
– Вы действительно верите, что капитан Кирк, защищая сына, может начать войну?
– Коммандер Ла Форж, – возразил Доктор, – не стоит и говорить о том, что силы, готовые начать гражданскую войну, уже расположились в сердце Ромуланской Звездной Империи. Если бы Шинзон не попытался провести свою неудачную атаку на Землю, эта война уже поглотила бы нас.
– Ромуланцев, – настаивал Ла Форж.
– Нет, нет, нет, нет, – вздохнул Доктор. – Сейчас не время капитана Джонатана Арчера, наугад летавшего по галактике от одной изолированной звездной системы к другой, учась по пути. Это даже не разношерстная мозаика независимых политических организаций, которую Кирк и его современники начали связывать вместе. Эти ранние исследователи выполнили свою работу, коммандер, и сейчас мы – настоящее межгалактическое сообщество, все системы объединены торговыми и коммерческими связями, несмотря на культурные различия.
Гражданская война между Ромулом и Ремом не может – и не будет – рассматриваться как «локальный конфликт». Ромуланский флот, возможно, третий по силе в квадрантах Альфа и Бета, что значит, что они могут сместить баланс сил, объединившись практически с любой организацией.
– Они не смогут это сделать во время гражданской войны, – сказал Ла Форж. Пикар достаточно хорошо знал своего инженера, чтобы понять, что в нем растет гнев. После смерти Дейты инженер потерял способность терпеть, словно ему надо было делать все как можно быстрее, словно безвременная смерть маячила и над ним.
– Но как долго этот конфликт останется внутренним? – возразил Доктор. – Сколько времени пройдет до того, как проигрывающая сторона объединится с бринами? Или с толианцами? А затем побеждающая сторона начнет вести переговоры с клингонами. Думаете, Федерация будет просто стоять и смотреть, как ромуланцы и клингоны снова объединяются в союз?
Голографический доктор сопровождал свои возражения выразительными жестами.
– Мы все еще восстанавливаемся от Войны Доминиона. Миллионы граждан Федерации погибли. Тысячи кораблей потеряны. Только сейчас выпускается первый курс Академии Звездного флота, на который не повлияла война. И даже четыре полных выпуска с момента окончания войны не смогли восполнить потери в офицерских кадрах, понесенные во время конфликта.
Федерации придется принять меры, чтобы предотвратить этот союз двух старых врагов, и ромуланская гражданская война неизбежно перерастет в общегалактическую.
Пикар увидел, что Доктору удалось доказать свою правоту. Ни Ла Форж, ни Крашер, ни он сам не могли ничего ответить.
Но Пикар снова понял, что не должен недооценивать своего инженера.
– Послушайте, Доктор, если ромуланская гражданская война неотвратима, тогда неважно, что именно мы сделаем, правильно? – Ла Форж уже говорил тихо, положив руки на стол и подавив нетерпеливость. – Так почему бы нам, по крайней мере, не сделать что-то благородное?
– У благородства есть много определений, коммандер. Клингонское. Ромуланское. Человеческое. Какое вы имеете в виду?
Ла Форж не колебался ни секунды.
– Человеческое. Нам никуда не деться от факта, что Звездный флот использует Кирка и его сына в качестве прикрытия секретной операции. Уместность этого я оспаривать не буду. На «Энтерпрайзе» во время обычных заданий у нас есть дети. Но Звездный флот, очевидно, не исследовал эту конкретную ситуацию с достаточной тщательностью. Никто не мог предсказать реманской реакции на присутствие сына Кирка.
– А как можно было это сделать? – запротестовал Доктор. – Его мать – ромуланка, а не реманка.
– Тейлани была гибридом клингона и ромуланца, – поправила Крашер.
Ла Форжа не интересовали детали.
– Но, тем не менее, мы на орбите Рема. Потому что Звездный флот потерпел неудачу.
Пикара удивила сила этих простых слов, повисших в воздухе. Наступило неловкое молчание.
Все сидевшие на камбузе посвятили свои жизни Звездному флоту и его идеалам. Всегда существовали возможности для его улучшения. Кадетов учили распознавать широкий круг условий, при которых приказы можно подвергать сомнению, а командиров спрашивать о намерениях.
Но слово «неудача», произнесенное так недвусмысленно…
Все почувствовали себя неуютно.
Кроме, как заметил Пикар, голографического доктора.
– Как представитель адмирала Джейнвей в этой экспедиции, – твердо сказала голограмма, – я приказываю продолжать работу, как запланировано, не сообщая ничего гражданским членам экипажа.
Ла Форж попытался возразить, но Доктор не поддался.
– Однако, коммандер – и к остальным это тоже относится, – мы пересмотрим это решение после того, как получим дополнительную информацию, связанную с намерениями реманцев относительно сына капитана Кирка. Предлагаю на этом закончить.
Ла Форж и Крашер посмотрели на Пикара. Тот не высказал никакого несогласия с Доктором.
Дискуссия была закончена. По крайней мере, сейчас.
– Очень хорошо, – сказал Доктор, явно гордясь собой. – Это все к лучшему, вы поймете. – Он подошел к Беверли Крашер. – Доктор Крашер, окажите мне честь.
– Конечно, доктор. – Крашер протянула руку ладонью вверх. Голографический доктор кивнул на прощание, затем растворился в воздухе. Пикар был почти уверен, что последней исчезла улыбка доктора, и у него создалось впечатление, что его экипаж только что двадцать минут обсуждал политику Звездного флота и ромуланцев с Чеширским котом.
Тусклый голографический излучатель упал в руку Крашер, и на камбузе осталось три человека, а не четыре.
– Извините за упрямство, – сказал Ла Форж Пикару, – но как он может применять приказы, написанные несколько недель назад на Земле, к нынешней ситуации?
Пикар наклонился над столом и забрал голографический излучатель у Крашер, затем протянул его Ла Форжу.
– Думаю, доктор будет очень рад объяснить это вам, когда снова появится.
Ла Форж нахмурился.
– Вы имеете в виду… что он по-прежнему слышит нас, даже когда… отключен?
Пикар открыл громоздкий гражданский коммуникатор и вложил излучатель в его потайное отделение.
– А как еще он придет нам на помощь, если дела пойдут совсем плохо? Как он выражается, он держит одно ухо открытым.
Пикар захлопнул коммуникатор.
Ла Форж встал, потянулся и подошел к репликатору.
– Так как именно в нынешних условиях мы должны «продолжать работу, как запланировано»?
Пикар закрепил коммуникатор на поясе и тоже встал.
– Делать то, что солдаты всегда делали очень хорошо, – ответил он. – Ждать.
Крашер встала из-за стола, и, судя по ее улыбке, собиралась сказать что-то такое, что разозлит голографического доктора и позабавит всех остальных. Но до того, как она успела это сделать, заговорил кто-то еще.
– Ждать чего?
В дверях стоял Джозеф, невинно хлопая темными глазами. Он явно спустился на палубу по инженерным лестницам, а не на турболифте.
Пикар не знал, что ответить. Он мог общаться с Джозефом, если у него было время на подготовку. Но неожиданные встречи с любым ребенком заставляли его чувствовать себя так, словно он встретился с неизвестным инопланетянином, где-то забыв универсальный переводчик.
Крашер избавила Пикара от этого бремени.
– Мы ждем обеда, мой сладкий. – Пикару представилось, как она точно так же разговаривала со своим сыном Уэсли, когда ему было столько же, сколько сейчас Джозефу. – Ты сегодня решил пообедать с нами?
Джозеф кивнул и вошел на камбуз.
Пикар хотел узнать, сколько мальчик уже пробыл в коридоре, сколько мог услышать, сколько из услышанного мог понять. Но даже просто задав вопрос, Пикар рисковал придать этому моменту излишнюю важность – Джозеф мог рассказать об этом отцу.
– Что ты хочешь? – спросила Крашер. Она взяла Джозефа за руку и провела его вдоль стены к репликаторам. Ла Форж как раз взял из одной из прикрепленных к стене машин чашку кофе; на поверхности все еще покачивалось что-то белое. – Шоколадное молоко?
Джозеф покачал головой.
– Транья, – сказал он.
Крашер посмотрела на репликатор напитков, вчитываясь в его маленький экран.
– Давай посмотрим, запрограммирована ли она здесь…
Пока она читала, Джозеф посмотрел на Пикара и показал на него одним из трех своих полностью развитых пальцев.
– Раз, – серьезно сказал он. Затем посмотрел на Ла Форжа. – Два. – Показал на доктора Крашер, стоявшую позади. – Три.
Пикар не знал, как на это отреагировать, поэтому попытался отшутиться.
– Очень хорошо, Джозеф, – сказал он, словно счет до трех был очень сложной задачей.
Комменты к трейлеру из предыдущего поста - руля Некий фанат научной фантастики пишет:
"ВНИМАНИЕ: Потс написан очень требовательным фанатом sci-fi, который сегодня утром встал не с той ноги.
----------
Значед так:
Меня аж передёрнула от пафоса в момент когда ГГ сказал "Yes, we do" и уселся в капитанский трон. И вообще не знаю почему, но глагне герой меня раздражает, ему скорее место в молодёжной комедии типа Ам. Пирога чем здесь. Это раз.
Теперь вернёмся к началу фильма, цена со строящимся кораблём - мне лично кажется что его стоило сделать намноого больше.
Давайте перейдём к тому, благодаря чему жанр sci-fi стал для меня чем-то святым среди грешных комедий, боевиков и прочих рядовых жанров - это космические битвы - то к чему я присматриваюсь особенно внимательно при оценке фильма вышеназванного жанра. Так вот, они несомненно хороши но не более. Им ох как далеком до битв из великих ЗВ, ну а с вырезано цензуройО*УИТЕЛЬНЫМ столкновением сил Альяна и кораблей Пожирателей из мегафильма "Миссия Серенити" я даже сравнивать не буду.
Ну а теперь давайте о хорошем: сцена с разрушением планеты была воистину феерической!
Естессно, это лишь трейлер, так-что всё вышесказанное является впечатление именно о нём, а не о самом фильме.
И ещё: 1. Саундтрек очень хороший, но не лучше ПКМ. 2. Меня ужасно раздражает внешний вид некоторых персонажей, а именно эта странная прича у Закари Куинто (Сайлора из Героев), а также вырезано цензуройх**ня с его бровями. 3. А ещё у меня всплыло в памяти "Судья Дредд" когда я увидел пластиковые декоративные накладки на скафандрах - но это вероятно мой персональный бжик...
p.s. Перечитал свой пост и увидел почти одну критику. Пересмотрел трейлер. Но ничего хорошего добавить о нём к сожалению не могу, сорри."
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ «КАЛИПСО», ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 57483.4
читать дальшеДаже на этом жалком подобии мостика Кирк чувствовал возбуждение и вызов, как и переживая подобные моменты на «Энтерпрайзе».
На одном из трех обзорных экранов мерцали знакомые контуры Нейтральной зоны, а небольшая синяя точка, обозначавшая «Калипсо», была уже готова пересечь когда-то нерушимую границу.
Вдали четыре зеленых треугольника – лучшее обозначение, на которое были способны навигационные компьютеры корабля, – тоже приближались к границе, взяв курс на перехват. Треугольники означали ромуланские корабли. Одинокая «Хищная птица» в качестве разведывательного корабля, три «Птицы войны» в атакующем строю – в нескольких световых годах поодаль.
Кирк стоял на приподнятой части палубы спиной к командирскому кабинету, чувствуя приток адреналина. На нижнем уровне мостика были Скотт и Боунз, готовые встретить любой вызов, который им могут бросить в следующие несколько минут. Закрыв глаза, он увидел их всех: Чехова и Сулу, Ухуру, даже Спока, смотрящего на экран, окутанного голубым мерцающим светом научного визора.
Затем Кирк открыл глаза и вместо прошлого погрузился в новое, неожиданное настоящее. Джорди Ла Форж вместе со Скотти занимал пост инженера. Беверли Крашер сидела за консолью связи, Маккой – рядом с ней на посту жизнеобеспечения. Жан-Люк Пикар положил руки на навигационную консоль, светящиеся панели и кнопки которой маскировали пульт управления скрытым вооружением «Калипсо». А рядом с Кирком стоял его сын Джозеф, рассматривавший все расширенными от удивления глазами, за которыми, однако, таился не по годам зрелый расчет.
– Мы вышли из Нейтральной зоны, – объявил Пикар. – Входим в пространство ромуланцев.
Кирк почувствовал, что Джозеф смотрит на него.
– Папа, я ничего не почувствовал.
Джозеф был удивлен, словно ожидал, что корабль вздрогнет, проходя через барьер.
– Это просто линия на карте, – сказал Кирк, про себя добавив: «Которая унесла тысячи жизней за века, прошедшие с тех пор, как ее провели».
Затем громкоговорители на мостике зашипели: система связи «Калипсо» готовилась принять сообщение. Кирк не сомневался, от кого оно.
– Командир Ройл с корабля «Месть претора» – неизвестному судну. Вы вошли в пространство Империи. Отключите варп-двигатели и приготовьтесь принять на борт наших солдат, или будете уничтожены.
Кирк увидел, что Джозеф тянется к нему, и взял его за руку, затем улыбнулся сыну.
– Ни о чем не беспокойся. Они просто так здороваются. Помнишь, мы говорили о том, что одни и те же слова имеют разное значение для разных людей?
– Про то, что клингоны грубые? – спросил Джозеф.
Кирк сжал его руку.
– Клингоны считают нас неучтивыми, если мы медлим и не говорим напрямик. – Затем Кирк обратился к команде. – Жан-Люк, отключите варп-двигатели и все щиты, кроме навигационных.
«Калипсо» дернулась, и звезды на одном из обзорных экранов замедлились, затем остановились.
– Они действительно не знают, кто мы? – пожаловался Маккой. – Или специально так себя ведут?
– Стандартный ромуланский военный протокол, – объяснил Пикар. – Неважно, что им сто раз сказали, кто мы такие и зачем пришли. Поскольку это гражданский корабль, то до тех пор, пока они не бросят нам официального вызова, а мы не подчинимся, мы – враги, и они имеют право взорвать нас… – Пикар внезапно прервался, оглянулся через плечо на Джозефа. – Ну, имеют право грубо с нами обращаться. Но ни о чем беспокоиться не надо.
Кирк безмолвно поблагодарил Пикара за доблестную попытку не говорить о смерти и разрушении при Джозефе, но, судя по тому, как Джозеф стиснул его руку, Пикар сделал слишком мало и слишком поздно.
– Все будет хорошо, – шепнул Кирк сыну. Затем главный экран с картой Нейтральной зоны снова моргнул, показав командира Ройла.
Ромуланец, как показалось Кирку, был очень молод для своего звания. Скорее всего, это свидетельствовало о разрухе, царившей в Имперском флоте после переворота: лишь неопытные офицеры, незапятнанные политикой, были годны – и живы – для повышения. Пикар сказал Кирку, что почти всю военно-дипломатическую команду, с которой Райкер шесть месяцев назад начинал переговоры, сменили. Некоторые офицеры, похоже, «ушли на пенсию» на ромуланские фермы. Другие, вроде командира Донатры, которая помогла спасти «Энтерпрайз» Пикара от последней отчаянной атаки Шинзона, просто исчезли из дипломатических списков и памяти участников. Не было известно ни о ее местонахождении, ни даже жива ли она. Несмотря на все потрясения, через которые прошло ромуланское общество за последние полгода, ромуланские интриги, похоже, жили и здравствовали.
– Назовите себя, – приказал Ройл.
Ответ Кирка на угрозу ромуланца был подсказан огромным боевым опытом. Он не боялся, не колебался, смотрел на Ройла так, словно он был просто частицей космической пыли, которую нужно отбросить в сторону.
– Я Джеймс Кирк. Это мое частное судно, «Калипсо». Если вы еще не обладаете информацией, предоставленной командованию вашего флота из нескольких источников и передаваемой моим навигационным маяком, можно ли предположить, что ваши системы связи не в порядке, и вам требуется моя помощь?
Кирк увидел, как ромуланца передернуло от оскорбительного ответа – он действительно был неопытен. Но он быстро пришел в себя – сказалась отличная подготовка.
– Имперский флот хорошо знает о корабле и команде, которые, как утверждает Федерация, собираются посетить наше пространство. Кроме того, мы хорошо знаем о шпионах и врагах, которые рады воспользоваться великодушным разрешением Империи этой команде и кораблю продолжить путешествие в ромуланском пространстве. Вы опустите все щиты и позволите просканировать ваше судно.
Все на нижней палубе повернулись к Кирку, кроме Пикара.
– Опустить щиты, – сказал Кирк.
Пришло время узнать, насколько хорошо Звездному флоту удалось замаскировать распределенную фазерную систему «Калипсо», сверхмощный варп-двигатель и другое скрытое вооружение.
– Нас сканируют, – объявил Ла Форж.
– Так точно, – подтвердил Скотти. – Ничего особенного. Однократная проверка… ох, они добавили мощности, чтобы просканировать машинный зал. Начинают второй заход.
Лицо Кирка ничего не выражало; он знал, что изображение, в отличие от звука, передается по системе связи. Мощный варп-двигатель на небольшом частном корабле объяснить было можно. Мощное оружие – вряд ли.
– Сканирование завершено, – сказал Ла Форж.
Ройл на экране посмотрел куда-то в сторону, явно слушая доклад кого-то из членов экипажа, чьи голоса тоже не были слышны. Затем он снова устроился в кресле, и Кирк почувствовал, что ромуланец, как и Кирк, контролирует свою реакцию на показания сенсоров.
– Ваш варп-двигатель кажется слишком большим для такого маленького корабля, – сказал Ройл.
– Жизнь коротка, – ответил Кирк с таким видом, словно его раздражала задержка. – Я предпочитаю проводить как можно меньше времени в путешествиях.
Ройл некоторое время обдумывал слова Кирка, затем, похоже, принял решение.
– Ясно.
На экране появилась рука другого члена экипажа, протянувшего Ройлу сильно потрепанный зеленый миникомпьютер. Он прочитал написанное на экране, затем снова заговорил.
– Мистер Кирк, ваш корабль останется на месте с этими координатами до тех пор, пока не появится ваш эскорт, который сопроводит вас в течение остатка пути.
Раздражение Кирка было уже не напускным.
– Наши звездные карты не устарели. Мне не требуется эскорт до Ромула.
Ройл посмотрел на Кирка с таким видом, словно ему было все равно, что тому требуется.
– Нет, – загадочно согласился ромуланец, – вам не требуется эскорт до Ромула. И вы его не получите. – Он поднял руку, готовясь отдать приказ. – Я честно вас предупреждаю: если вы покинете это место, то будете уничтожены.
Он опустил руку, и связь прервалась; его изображение немедленно сменилось картой границы Нейтральной зоны, на которой было видно, как «Месть претора» удалялась на искривляющей скорости.
– Кто-нибудь понял, о чем он? – пробормотал Маккой. – Мы должны ждать эскорт, который они не предоставят?
– Приближаются еще три ромуланских корабля, – напомнил Пикар всем присутствовавшим на мостике. Согласно карте, «Птицы войны» добирались до места встречи через несколько минут, и их можно было вызвать по подпространственному радио. – Возможно, мы видим результат испорченной связи внутри флота. Но, думаю, более вероятно то, что нас подвергли какому-то испытанию.
Кирк думал о том же, но у него было одно важное возражение.
– Жан-Люк, то, как с нами обращались, совершенно не похоже на типичную ромуланскую тактику. По крайней мере, не на ту, с которой знаком я. Она почти… – Кирк задумался, пытаясь вспомнить расу, которая так же туманно вела переговоры. – Не знаю… толианская?
– Поведение этого командира Ройла действительно необычно, – согласился Пикар. – Но, с другой стороны, Империя переживает необычные дни. – Он повернулся в кресле и посмотрел на Кирка. – Однако это ваша миссия, и вам решать.
Кирк ухмыльнулся.
– Я должен проигнорировать совет капитана «Энтерпрайза»?
– Я не давал никаких советов, – удивился Пикар.
– Я знаю, как читать между строк, Жан-Люк. Мы останемся на месте. Но поднимем навигационные щиты.
Пикар кивнул. Раздался тихий гул, и включились навигационные силовые поля, защищавшие корабль от космической пыли и редких молекул водорода, но не от оружия.
Кирк почувствовал, как его тянут за рубашку, и посмотрел на сына.
– У нас опять проблемы? – тихо спросил Джозеф.
Кирк покачал головой, надеясь, что Джозеф заметит, что ситуация его нисколько не беспокоит.
– У ромуланцев есть специальные правила посещения их пространства, и мы не знаем их все. Так что нам придется подождать до тех пор, пока не узнаем, каким правилам надо следовать.
Джозеф кивнул с мудрым видом.
– А затем ты придумаешь, как их изменить, – сказал мальчик.
Кирк почувствовал, что его сын повторяет где-то услышанные чужие слова, и вспомнил, как Джозеф провел несколько недель, изучая развивающие программы в голографической кабинке «Дип Спейс 9». Дабо-девушки, работавшие в баре, взяли Джозефа под свое крыло – а у одной велоссианки крылья были вполне настоящими. Покинув пространство Бэйджора, Кирк и Джозеф долго обсуждали уместность некоторых слов и фраз и обстоятельства, при которых их можно, если вообще можно, использовать.
– Кто говорит, что я изменяю правила? – спросил Кирк.
Ребенок выпятил нижнюю губу и сложил руки, словно ожидая, что в горсть что-то упадет.
– Все?
Кирк понял, что появилась еще одна тема, на которую стоит провести несколько серьезных разговоров.
– Я не всегда меняю правила. Некоторые правила вообще нельзя менять.
– Дядя Скотти говорит, что ты все пытаешься заставить его изменить законы физики.
– Только потому, что Скотти может изменить законы физики… если его об этом хорошо попросить.
Джозеф посмотрел на Скотта, работавшего за инженерной консолью.
– Ух ты… – с уважением проговорил он.
Кирк тоже посмотрел на Скотти, благодарный за доброту и терпение, проявленное инженером в отношении его сына, радуясь, что он становится для ребенка авторитетом. А затем заметил, что изображение на среднем экране изменилось: вместо карты границы на нем появилась очень темная картинка, опять-таки изображавшая мостик ромуланского корабля. Явились «Птицы войны».
– Выдвигается требование: где Кирк? – прорычал грубый голос из колонок. Он, похоже, принадлежал темной фигуре на мостике, едва заметной в тусклом освещении.
– Какой корабль с нами говорит? – спросил Кирк. Ему нужно было знать, говорит ли он с командиром всех трех ромуланских кораблей или с очередным посредником. – И можем ли мы сделать что-нибудь с качеством изображения?
– Никаких приветственных частот, – сказала Беверли Крашер со своего поста. – Они просто начали передачу.
– Толианская учтивость и клингонские манеры, – сказал Маккой. – Напоминает одного знакомого вулканца.
Кирк подавил мысли о Споке, напомнив себе, что его миссия в первую очередь дипломатическая, и ответил подобающим образом.
– Я Джеймс Кирк, владелец частного судна «Калипсо». С кем имею честь…
Командир на экране даже не дождался, пока Кирк закончит.
– Требование повторяется: где Кирк?
Кирк посмотрел на консоль связи.
– Доктор Крашер, наши сообщения доходят до них?
– У вас есть десять секунд, чтобы ответить, – рявкнул командир.
– Замечательно, – сказал Маккой. – Кроме всего прочего, они еще и учились дипломатии у боргов.
– Передайте это по всем каналам, доктор Крашер, – сказал Кирк, пытаясь не выдать своего беспокойства. – Требование выполнено. Я Кирк. – Затем он добавил тоном, который казался подходящим: – Кто вы?
– Нет никаких признаков того, что они готовят оружие к бою, – сказал Ла Форж.
– Но вся тройка по-прежнему в атакующем строю, – добавил Скотт.
– Улучшите это изображение, пожалуйста, – сказал Кирк. – Я хочу видеть, кто нам угрожает.
Затем Джозеф снова потянул его за рубашку, и Кирк пожалел о формулировке. Он посмотрел на сына, прошептал «Все хорошо», затем приложил палец к губам, попросив помолчать. Джозеф сразу крепко сжал губы.
По экрану пробежали помехи, и на какое-то мгновение освещение на ромуланском мостике стало таким ярким, словно все лампы взорвались. Но говоривший, если говорил действительно он, остался силуэтом.
– Лучше ничего не получится, – сказала Крашер. – Они убрали из сигнала визуальную информацию. Больше нечего улучшать.
– Жан-Люк? – спросил Кирк, пытаясь решить, что делать дальше. – Это тоже часть испытания?
– Я тоже могу лишь предполагать, – сказал Пикар. – Но не забывайте, что мы легко можем от них оторваться.
Последним, что хотел сделать Кирк, было отказаться от поиска виновных в смерти Спока. Но он также нес ответственность за экипаж корабля и за сына. Он принял решение.
– Жан-Люк, всю энергию на щиты. Мистер Скотт, мистер Ла Форж, готовьтесь по моему приказу перейти на максимальный варп и лечь на обратный курс по направлению к Нейтральной зоне. – Затем Кирк снова обратился к экрану. – Требование повторяется. Кто вы? У вас есть десять секунд, чтобы ответить.
Восемь секунд на мостике «Калипсо» звучали лишь механизмы. Затем послышался ответ.
– Наше требование не выполнено. Ты не Кирк.
Кирк, не понимая, в чем дело, обратился к Маккою.
– Боунз, приготовься передать все мои медицинские показатели, включая последовательность ДНК.
Маккой начал работать с медицинским трикодером, висевшим на поясе.
Кирк снова обратился к экрану.
– Я передаю все медицинские и генетические показатели, чтобы доказать, что я…
– Не ты, – разозленно перебил его собеседник. – Твоя кровь. Т’Кол Т’Лан Кирк. Требование повторяется в третий и последний раз.
Кирк внезапно почувствовал себя оторванным от всего вокруг, словно программа голографической палубы на мгновение зависла, воссоздавая древнее событие. Тот, другой, просто не мог сказать того, что он услышал. Но затем Кирк увидел, как все на мостике повернулись к Джозефу.
Осторожно, словно разряжая бомбу с антиматерией, Кирк взял ситуацию под контроль.
– Скотти, – сказал он, – подготовь двигатели к немедленному запуску.
Главный инженер мрачно кивнул и повернулся к консоли.
– Жан-Люк, приготовьте распределенные фазеры.
Пикар не запротестовал, хотя в ту секунду, когда распределенные секции замаскированного оружия «Калипсо» придут в движение, собираясь в действующие фазерные пушки, корабль мгновенно станет бесполезен, а задание будет провалено.
– Готов, – ответил он.
Кирк подготовил себя к тому, что решения придется принимать в доли секунды. Он не рискнул посмотреть на стоявшего рядом Джозефа. Затем со всем доступным ему высокомерием Кирк ответил:
– По какому праву вы смеете требовать мою кровь?
Ответ последовал мгновенно.
– По праву всех подданных Империи получить то, что принадлежит им по праву рождения или по праву наследования. – Затем выражение голоса говорившего слегка, но заметно изменилось, словно тот понял, что разговаривает с чужаком, не понимающим, что именно от него хотят. – Твой род благороден, Джеймс Кирк. Мы приветствуем твою кровь, супруг Тейлани из Чалчадж’кмей, отец Т’Кол Т’Лан…
Затем говоривший наклонился вперед, его лицо осветила лампа, и это ответило сразу на многие вопросы.
Толианская учтивость. Клингонские манеры. Дипломатия боргов. Все это на ромуланской территории.
Командир «Птицы войны» был реманцем.
– Джеймс Т. Кирк, мы приветствуем твое дитя как наше…
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ «КАЛИПСО», ЗВЕЗДНАЯ ДАТА 57483.3
читать дальшеНа тесной пассажирской палубе «Калипсо» Пикар остановился у маленькой металлической двери, ведущей в его каюту, быстро оглядел узкий коридор в поисках нежелательных наблюдателей и осторожно провел пальцем по краю верхней поверхности двери.
Он нащупал маленькую ниточку, которую оставил там десять минут назад, когда ушел мыться в общий акустический душ. Это означало, что в его каюту никто не входил. Еще один день в безопасности от Джозефа. Или, по крайней мере, еще несколько часов.
Пикар положил ладонь на замок, и дверь каюты с щелчком отворилась. Он зашел внутрь, не забыв пригнуться. Неделю назад, входя в кабину первые два раза, он ударился головой, причем на второй раз так сильно, что Беверли пришлось залечивать шишку плазером. Но после второго удара он наконец усвоил урок.
И, сказать по правде, ему понравилось.
Каюта, одна из двух VIP-комнат, если верить адмиралу Джейнвей, была размером максимум четыре на три метра и предназначалась для двух пассажиров. В ней размещались откидные койки, небольшой стол и настенный шкаф еще меньших размеров, большую часть пространства в котором занимали два аварийных скафандра. А сама каюта постоянно подрагивала – всего лишь четырьмя палубами ниже работали кохрейновские генераторы.
Даже когда Пикар был кадетом и проходил школу выживания на Хароне, у него не было такого миниатюрного и спартански обставленного жилища. Но после десятилетий, проведенных на звездолетах с широкими, хорошо освещенными коридорами, роскошными коврами, подавителями шума, школами, театрами, концертными залами, даже барами, условия этого маленького корабля вернули Пикару то, чего, как он внезапно понял, не хватало ему в течение всей жизни и карьеры – романтику космических странствий.
За много лет он поучаствовал в обязательных голографических тренировках, изображавших ранние дни исследования космоса. Он провел три дня в командном модуле «Аполлон» и приземлился на Базе Спокойствия вместе с Нейлом Армстронгом. Он провел неделю – столько, сколько позволял отпуск – на «Аресе», живя и работая вместе с его экипажем во время пятимесячной экспедиции к Марсу. И даже делил койки с командой «Энтерпрайза» Джонатана Арчера, когда этот легендарный корабль отправился в первую экспедицию Дельфийской Экспансии.
И каждый раз, когда эти приключения первопроходца заканчивались, его настигало невыразимое чувство утраты.
Но не на этом корабле.
Ему лишь хотелось оказаться здесь по более приятному поводу. Если бы юный Джозеф Кирк не досаждал взрослым, все путешествие было бы похоже на длящиеся уже целую неделю поминки.
Пикар достал большой гражданский коммуникатор из кармана махрового халата и убрал его в шкаф. Дети, понял он, – та самая сила, что отгоняет смерть. Можно ли думать, что даже в его возрасте можно все же завести ребенка, и…
Сработал дверной звонок.
Пикар улыбнулся, зная, кто это.
– Да? – громко сказал он.
Но вместо голоса Джозефа он услышал другой.
– Жан-Люк, это Джим.
Пикар натянул брюки и большой красный свитер.
– Секундочку, – сказал он. Затем он положил коммуникатор под подушку нетронутой верхней койки и расправил тонкое одеяло и простыни на нижней.
Дверь была не автоматической, так что Пикару пришлось самому открыть замок изнутри.
Кирк уже ждал его, опираясь рукой о переборку. В коридоре шум двигателя был громче.
– Я вовремя? – спросил Кирк.
– Конечно, – сказал Пикар и отошел в сторону, чтобы Кирк, пригнувшись, смог пройти в каюту, затем показал на табурет, стоявший под столом. – Присаживайтесь.
Кирк вытащил из-под стола трехногий табурет с треугольным сидением и уже готов был сесть, но Пикар неожиданно остановил его.
– Хотя мне стоит сначала проверить его. – Пикар провел рукой по поверхности сидения.
Кирка это позабавило.
– Враги повсюду, да?
Пикар подвинул табурет назад к Кирку, сказав, что он вполне безопасен.
– Не враги. Ваш сын. Датчики давления, издающие весьма неприглядные звуки, спонтанно появляются на поверхностях, где можно сидеть.
Кирк, смеясь, присел.
– И что он сделал в последний раз?
– Недостеливание – по-прежнему его любимый розыгрыш, – сказал Пикар, присаживаясь на край койки. – В первый раз это смешно, во второй – вдвое смешнее.
– Я слышал об антигравитаторе в шкафу.
Пикар не мог не улыбнуться, вспомнив это.
– Очень изобретательно. – Он тогда открыл шкаф, и все его содержимое выскочило на него, словно на пружинах, потому что Джозеф установил на полу шкафа антигравитатор, включившийся с задержкой. – Ладно – одежда. Но скафандры развернулись и наскочили на меня, словно очень худые инопланетные захватчики.
– Думаю, с этим ему помогли.
– Думаю, ему помогают со всеми розыгрышами. В основном это Джорди и Скотти.
– Я могу попросить его прекратить, – предложил Кирк.
Но Пикар покачал головой.
– И разрушить мои планы мести?
– Вам это нравится, да?
Пикар откинулся назад, кивнул.
– Вызывает ностальгию по Академии. Если бы я использовал хотя бы половину творческого мышления, с которым подходил к розыгрышам, в учебе, я бы к тридцати пяти годам стал адмиралом флота. А у вас как с этим обстояло?
Кирк пожал плечами.
– На самом деле… я не участвовал в, э-э-э, неуставных отношениях. – Он застенчиво улыбнулся. – По крайней мере, не такого рода.
– Ваш сын столь же очарователен, сколь и надоедлив. Вы должны им гордиться.
Кирк кивнул.
– Я им очень горд.
Два старых друга уставились на бежевый ковер на полу. Пауза становилась неловкой.
Пикар первым нарушил молчание.
– Мне кажется, вы пришли ко мне не затем, чтобы проверить, как со мной обращается ваш сын.
– Меньше чем через час мы пересечем Нейтральную зону.
Пикар кивнул.
– А нас даже никто ни разу не вызвал.
Кирк пожевал нижнюю губу, словно обдумывая дальнейший ход разговора.
– Заставляет меня думать, что кто-то знает о нашем появлении.
– Тут и говорить нечего. Это, пожалуй, самая публичная шпионская миссия из всех когда-либо предпринятых Звездным флотом. Ромуланский флот предупрежден о нашем появлении Командованием Звездного флота, Дипломатической миссией Федерации, правительством Вулкана и нашим собственным навигационным маяком. – Пикар увидел в глазах Кирка беспокойство. – Что такое, Джим?
– Я ввязался в это, зная, что экспедиция преследует две цели – мою собственную и Звездного флота. С этим у меня никаких проблем.
– Но?.. – спросил Пикар.
– Адмирал Джейнвей…
– Этот офицер умеет убеждать…
– От разговора с ней у меня осталось впечатление, что есть и третья цель. Миссия, о которой мне не должны ничего говорить.
Пикар обратился к той части разума, что все еще хранила в себе влияние отца Спока, Сарека. Это помогло ему сохранить лицо бесстрастным, чтобы легче солгать Кирку.
– Если и есть, то я не знаю.
Кирк смотрел на Пикара достаточно долго, чтобы тот почувствовал себя неуютно.
– Мы через многое прошли вместе, Жан-Люк.
– Что правда, то правда.
– На этом корабле мой сын.
Пикар заставил себя выбросить из головы все мысли о Джозефе, особенно разговор с Джейнвей перед посадкой на «Калипсо».
– Насколько это касается меня, – сказал Пикар, – и Звездного флота, – это задание по поиску фактов. Больше ничего. Никто из нас не находится в опасности. В ином случае Звездный флот ни за что бы не позволил взять Джозефа на борт.
– Тогда что еще замышляет Джейнвей?
Пикар попытался уйти от ответа.
– Вы уверены, что она что-то замышляет?
– Вам никогда не лгал вышестоящий офицер?
Пикар понимал, что Кирка нужно как можно скорее увести от этой темы.
– Офицеры Звездного флота не лгут, Джим. Они могут не сказать все, что знают, но это все зависит от протоколов безопасности и того, что нам «нужно знать».
Кирк напряженно улыбнулся и слегка стукнул кулаком по узкому столу.
– «Офицеры Звездного флота не лгут»… – Он вздохнул. – Посмотрите на наш корабль, Жан-Люк. Снаружи – шестидесятилетний кусок хлама, с налезающими друг на друга пластинами корпуса, тремя вышедшими из строя сенсорными сетками и разбалансированным импульсным двигателем. Внутри – двигатель искривления, снятый со звездолета класса «Дефаент», незасекаемая распределенная фазерная система, которая доставила бы неприятности даже вашему «Энтерпрайзу», и щиты, которые, наверное, могут пробить дырку в звезде главной последовательности. Что это, как не ложь Звездного флота?
– Этот корабль другой, Джим.
Но Кирк покачал головой и сильнее ударил по столу, подчеркивая слова.
– Нет, он не другой, и вот почему. Этот корабль создан, чтобы обманывать людей, не входящих в Звездный флот. Так что даже если принять, что офицеры Звездного флота никогда не лгут другому персоналу Звездного флота, вы можете честно подтвердить, что ради успеха миссии офицер Звездного флота не солжет гражданскому?
Пикар слишком уважал Кирка, чтобы спорить с ним по этому вопросу.
– Которым, конечно, вы являетесь.
– «Капитан» Кирк, – пренебрежительно сказал Кирк. – Мой последний ранг. Почетный титул. Дань уважения. Но я все же гражданский. И я по-прежнему считаю, что являюсь единственным на борту, кто не знает всех причин, по которым мы направляемся на Ромул.
– Джим, если третье задание существует, то вы не единственный, кто о нем не знает. Я не знаю тоже.
Пикар увидел, что Кирка это не убедило.
– Что означает, что Звездный флот почему-то действует через голову своего величайшего капитана… – Кирк внезапно улыбнулся, – …давайте так скажем, величайшего действующего капитана, и передал ответственность за важнейшее шпионское задание… – Кирк вопросительно развел руками, – …доктору Крашер? Коммандеру Ла Форжу? Уж точно не Скотти или Маккою, они сейчас гражданские, им можно… недоговаривать.
Пикар попробовал другой подход.
– У меня нет никакой информации, которая могла бы подтвердить или опровергнуть ваши предположения, но я признаю возможность того, что Уилл или Ворф могут знать о еще одном задании.
Но Кирк не принял и это.
– Уилл и Ворф вернулись на «Титан» и сейчас в десяти световых годах от нас, с четким приказом держаться подальше от системы Ромула.
– Но они сопровождают нас с собственной историей прикрытия, – напомнил Пикар Кирку. – После переворота Уилл участвовал во многих ключевых переговорах, которые ромуланцы вели с Федерацией. Ромуланцы предпочитают солдат дипломатам.
– Жан-Люк, давайте начистоту. Вы лгали мне о вашем задании?
Пикар твердо посмотрел в глаза Кирку.
– Нет.
– Вам давали указания лгать мне?
– Джейнвей до такого не опустилась бы.
– Давали или нет?
– Нет, Джим.
Кирк внезапно превратился из строгого офицера в отца, беспокоящегося за ребенка.
– Потому что это я бы пережил, Жан-Люк. Я бы понял. Но если речь идет о моем ребенке… моем сыне… если ему грозит опасность из-за того, на что намекала Джейнвей, то… дружба дружбой, но лучше будьте осторожны.
Пикар хотел признаться во всем, полностью изложить Кирку задание, но, как и Кирк, Пикар четко разделял дружбу и то, что важнее. Для Кирка это был Джозеф. Для Пикара – его долг.
– Я понимаю, Джим. Вам не придется беспокоиться.
– Хорошо, – ответил Кирк. – Хорошо. Я сказал то, что должен был сказать.
– А я принимаю ваши слова.
Кирк встал и протянул руку.
– Мне больше понравился наш отпуск.
Пикар, не обратив внимания на руку Кирка, притянул друга ближе и обнял.
– А мне – нет. Мне все еще снятся кошмары.
– О затяжных прыжках с орбиты?
– О том, как вас съело баджорское морское чудовище.
Выражение лица Кирка говорило Пикару о том, что он просто тянет время. Он получил всю требовавшуюся ему информацию или, по крайней мере, решил, что получил всю информацию, которую ему был готов предоставить Пикар.
– Увидимся на мостике через час? – спросил Кирк. – Должно быть интересно.
– Я буду там.
Кирк кивнул. Он был готов уйти и в то же время не хотел уходить.
– Спасибо, Жан-Люк.
Пикар похлопал друга по плечу, и Кирк ушел. Затем он закрыл дверь на замок, но не отошел – на случай, если Кирк захочет задать последний вопрос.
Пикар отвел ему минуту.
Ничего.
Он подошел к верхней койке, достал из-под подушки гражданский коммуникатор, надавил большим пальцем на слот для батарейки и держал до тех пор, пока не услышал щелчок скрытого механизма, затем снял заднюю крышку устройства и достал небольшой треугольный предмет.
Он положил предмет на стол и снова сел на койку.
– Он ушел, – сказал Пикар.
Маленький предмет подпрыгнул и завис в одном положении, словно паря без всякой поддержки примерно в двух метрах от палубы.
Через мгновение воздух замерцал, когда включился маленький голографический излучатель. Затем проявилась неотличимая от настоящей фигура голографического доктора, служившего когда-то на звездолете «Вояджер».
– Вы слышали, о чем мы говорили? – спросил Пикар.
Доктор, что удивительно, выглядел обеспокоенным.
– Да.
– Мне это не нравится.
Доктор фыркнул.
– А вам бы больше понравилось неделю прятаться внутри коммуникатора?
– Насколько я понимаю, вы можете создавать любое виртуальное окружение. Вы сами себе голографическая палуба.
– Но мне по-прежнему приходится говорить самому с собой. Я не то, чтобы очень хороший собеседник.
– Что нам делать?
– С Кирком?
– Он явно что-то подозревает.
– Капитан Пикар, я читал его послужной список. Он не доверяет никому, кто одет в форму Звездного флота. Его лучший друг мертв. Убит. Он беспокоится за сына. Ни в одной его фразе я не услышал того, что нельзя было бы объяснить стрессом, которому он подвержен. Не беспокойтесь о нем. Он доверяет вам.
– А я предаю его доверие.
– Нет, капитан, не предаете. Вы проявляете уважение, не нагружая его… незначительными деталями.
– Я не стал бы называть межпланетную войну «незначительной деталью».
– Она вполне может быть таковой, – сказал Доктор с неожиданным состраданием. – Если вы потеряли лучшего друга. Если беспокоитесь за ребенка.
– Есть ли причина ему беспокоиться за сына?
Лицо Доктора стало непроницаемо.
– Мы оба знаем, что нет никаких причин для беспокойства. И мы знаем, что Кирк поймет это через… сорок семь минут. Тогда мы покинем пределы Нейтральной зоны.
– И войдем в зону боевых действий, – горько сказал Пикар.
– Только если провалим наши задания, – ответил Доктор. – Все вчетвером.
читать дальшеСпок парил во тьме, найдя успокоение в логике.
Больше он не чувствовал ничего.
У него не было представления о времени. Его отобрал реманский воин, задушив Спока до потери сознания.
Сколько продлилось забвение, он не знал. Но с тех пор, как сознание вернулось к нему в этой среде сенсорной депривации, прошло, по его подсчетам, шесть стандартных дней.
Когда он едва пришел в себя, то сначала обдумал возможность того, что он – бестелесная катра в пещерах горы Селея. Но у подобного остатка личности не сохранилось бы воспоминаний о том, как пришла смерть, лишь о последних мгновениях, приведших к перемещению катры в выбранное хранилище. Он лишь два раза проделывал подобное. Однажды – на борту «Энтерпрайза» с Маккоем, и о произошедшем после того, как он поместил эту неописуемую часть себя в разум доктора, он не знал. Его воспоминания прерывались на слиянии разумов с доктором в машинном зале и снова начинались с медленного пробуждения в Храме Логики, а остатки небытия постепенно растворились в те месяцы, что он восстанавливался на Вулкане.
О втором переносе катры он помнил еще меньше.
Но в этот раз он помнил прикосновение к ушам нападавшего, понимание, что это реманец, а затем – падение из тьмы в тьму, когда он потерял сознание.
Но, хотя он парил, свободный от притяжения, не ощущая даже давления одежды на тело, он чувствовал свой пульс, стук крови в ушах, движение воздуха через рот и ноздри. Он глотал слюну, обмахивал лицо рукой и чувствовал ветерок, трогал шею и чувствовал, что она немного опухла, но никаких других признаков ранения не наблюдалось.
Он был жив, разум не отделился от тела.
Таким образом, логика подсказала, что, несмотря на нынешнее незавидное положение, те, кто захватили его в плен, не собирались убивать его.
Пытки были возможны, но большая часть разумных существ давно поняла, что на вулканцев они практически не действуют.
Касаемо сенсорной депривации Спок решил, что несколько лет в подобной среде могут вызвать признаки нестабильности. Но уроки продолжительной медитации, выработанные первой волной вулканских межзвездных исследователей, проводивших десятки лет в путешествиях к отдаленным звездам на досветовой скорости, были хорошо усвоены потомками. У Спока было достаточно данных, чтобы заставлять разум работать годами, если это было необходимо.
Более прямолинейным способом пытки было просто лишить его пищи и воды. Но Спок не чувствовал ни жажды, ни голода, хотя его тело по-прежнему выделяло продукты жизнедеятельности. Поскольку он не помнил, что за все время пребывания в сознании в этой пустоте он что-то съел или выпил, логика диктовала две возможности: либо захватчики могли без его ведома лишать его сознания и в это время насильно кормили, либо ему постоянно поставляли воду и питательные вещества с помощью приборов, похожих на бесконтактные транспортные капельницы, разработанные Звездным флотом.
Последнее объяснение было простейшим, так что Спок принял его и сделал вывод, что его захватчики обладают сложными технологиями.
Вывод подразумевал, что, хотя Спока захватил реманец, но неизвестные руководители, спланировавшие задание, были не реманцами.
За шесть дней в пустоте с помощью логики он сумел понять лишь то, что ему не стоит опасаться смерти и вряд ли – пыток, но кто и для чего его похитил, оставалось неизвестным.
Единственная эмоция, которую позволил себе Спок – надежда на то, что, какова бы ни была его судьба, Т’Врел, Т’Рем, Сорал и другие сумели избежать ее; что лишь он, Спок, был целью нападавших. К несчастью, поскольку Спок слышал дезинтеграторы, он боялся, что если он был целью, то все остальные погибли.
– Я чувствую сожаление, посол?
Спок внимательно прислушался к послезвучиям голоса, задавшего этот вопрос, чтобы определить местоположение говорившего относительно него самого. В то же время он создал логическое дерево принятия решений, направленное на получение ответов на новые вопросы. Свидетельствовала ли своевременность вопроса о том, что он в руках телепатов, которые могли читать мысли так, что он об этом не знал? Свидетельствовало ли упоминание сожаления о том, что его ассистентка Маринта, которой не было в пещерах Солтот, тоже захвачена в плен и подверглась допросу?
– Это значит все и даже больше, посол.
Спок бесстрастно признал, что использовалась какая-то форма телепатии, и немедленно начал использовать простейшую технику блокирования, эффективную даже против хорошо натренированных бетазоидов.
– Блокирование не будет эффективно.
Спок решил проверить возможности захватчиков. Он перешел к медитации, прервав абсолютно все мысли.
– Я разочарована, посол. Мысли никогда не заканчиваются.
Спок воспользовался другой техникой, создав мысленную картину гор неподалеку от фамильной усадьбы, тех самых, куда он так часто убегал в юности после споров с отцом. Впечатляющий пейзаж всегда успокаивал его, и он искал его сейчас, как дорогу к полному покою.
Но внезапный порыв холодного ветра вырвал его из медитации, и так внезапно, словно ему дали пощечину, Спок обнаружил себя на покрытом инеем уступе в горах. За предгорьями он видел свою семейную усадьбу, окруженную низким забором из древних глыб красного песчаника; из печной трубы на кухне поднимался дым. Вокруг были высокие пики гор, где он чувствовал себя в безопасности.
Спок закашлялся в холодном воздухе; внезапная смена перспективы, сила вулканского тяготения, яркий дневной свет после долгой тьмы, все эти ощущения рассеяли медитативное спокойствие, которого он искал.
– Вернуть воспоминания? – спросил приятный, знакомый голос.
Спок неловко повернулся на уступе, почувствовав, как под босыми ногами скрипят острые камешки. Он посмотрел вниз, чтобы проверить опору, и едва не потерял равновесие от удивления.
Его тело изменилось.
Он снова был подростком. Тонкие мышцы, худощавое тело, длинные темные волосы лезли в глаза. На нем были синие джинсы и рубашка на пуговицах, такие же, как носили люди из семьи матери; подростковый бунт, разъяривший отца.
– Ты знаешь, где ты? – спросил голос.
Спок с прежней невозмутимостью повернулся на голос и, как только увидел вулканку, стоявшую рядом с ним на уступе, сразу понял, что все это – иллюзия.
– А что, если я скажу, что я не иллюзия? – спросила Саавик.
Спок поколебался, прежде чем ответить. Иллюзия это была или нет, но красота Саавик потрясла его. Она выглядела так, как при их первой встрече, когда она была инструктором Академии Звездного флота. Но вместо униформы, которую она носила в то время, она была завернута в традиционную вулканскую свадебную шаль, которую невесты носили на третий день церемонии, когда супругов наконец оставляли наедине, позволяя предаться страсти.
Тонкая, почти прозрачная ткань шевелилась на ветру, Саавик словно то появлялась, то исчезала из поля зрения Спока, притягательная, манящая, сокрушающая все границы логики.
– Я еще раз спрошу тебя, – сказала иллюзия Саавик. – Ты знаешь, где ты?
Спок ответил голосом, ломким, как у подростка.
– Мой первый Плак-тау.
Это было единственное объяснение беспокойству, которое оказывало ее присутствие.
Саавик протянула ему руку, улыбаясь, как могут лишь любовники-вулканцы.
– Ты снова можешь его пережить.
Спок сражался с огнем в крови, не выдавая себя внешне.
– Я отлично его помню, – ответил он. – Со мной была не ты.
– Но позже, – прошептала Саавик, – когда мы встретились, когда мы были свободны, ты разве не хотел, чтобы ей была я?
– Ты – иллюзия, – заявил Спок. – Я на голографической палубе.
– Как мало ты знаешь, – ответила Саавик и закружилась, ее шаль растворилась, и…
…словно ему снова дали пощечину, Спок почувствовал, как падает, затем снова парит. Но на этот раз повсюду вокруг были звезды.
Он осмотрелся, быстро распознав вулканские созвездия: А’Т’Пел – Меч. Стол – Чаша. Саракин – Скрещенные кинжалы, с которых стекали мерцающие зеленые туманности Плак Марн. Все эти имена шли из глубин кровавой вулканской истории.
Но он не увидел звезды Вулкана, не увидел ярких точек, которыми казались планеты в системе.
И почувствовал ветерок, когда обмахнул руками лицо.
Вместо вулканских гор на голографической палубе появился планетарий.
– Это не голографическая палуба, – сказал другой голос. Не голос Саавик, а тот, что говорил раньше, из всепоглощающей тьмы.
– Если в этом и есть смысл, – громко сказал Спок, – он неясен мне.
В ответ он услышал насмешливый хохот.
– Вулканец признает поражение?
– Я ничего не признаю. Всего лишь делаю наблюдение.
– Но вы не можете сделать вывод?
– Могу, причем несколько.
– Скажите.
Спок был заинтригован.
– Вы не можете читать мои мысли?
– Телепатия здесь ни при чем, посол. Равно как и голографическая палуба.
– Тогда у меня нет слов, чтобы описать свою позицию и ваши мотивы.
– Хорошо, попробуем по-другому.
Спок приготовился к еще одному внезапному переходу, но он оказался мягким.
Сначала звезды завертелись вокруг него, и он снова почувствовал силу тяготения. Понял, что лежит на спине на мягкой поверхности.
Затем звезды задрожали и расплылись, словно расфокусировавшись. Их место заняли другие формы и источники света.
Один силуэт превратился в гуманоида. Тяготение становилось сильнее.
Глаза Спока застилал яркий свет. Он попытался поднять руку, чтобы прикрыть глаза и разглядеть гуманоида.
Рука не сдвинулась.
Он был привязан к диагностической кушетке.
Он огляделся, двигая лишь глазами, увидел знакомый зеленый свет ромуланской лампы, решил, что находится в ромуланской больнице.
Спок попытался двинуться, почувствовал острую боль во внутренней стороне бедра, посмотрел вдоль своего обнаженного тела и увидел катетер, прикрепленный к ноге. Куда более примитивное решение проблемы с питанием, чем основанная на транспортере технология, которую он предполагал.
– Так мы вас кормили, – сказал голос.
Спок впервые смог определить, где находится говорящий – позади него и справа. Точность этого знания заставила его признать, что после всех иллюзий, испытанных им, сейчас это была реальность.
Он попытался посмотреть в сторону говорящего, но его голова была еще лучше закреплена, чем руки и ноги.
– Искусственные среды, которые вы создавали для меня, – сказал Спок. – Они созданы с помощью индуцированных нервных шаблонов?
Он почувствовал движение слева, перевел туда взгляд. Его зрение достаточно восстановилось, чтобы рассмотреть, что гуманоид, стоявший рядом – реманец.
На бледном, серокожем гуманоиде был красный рабочий халат техника. Он наклонил голову к Споку, но куда он смотрел на самом деле, было неясно. Чувствительные к свету глаза были скрыты под компьютерными очками. Спок видел лишь отражения изображений, спроецированных на круглые линзы. Скорее всего, это были его основные жизненные показатели.
– Вы врач? – спросил Спок.
– Среди реманцев нет врачей, – сказала его невидимая захватчица. – В лучшем случае ромуланские асессоры позволяют некоторым из них, которым доверяют, получить подготовку по проведению медицинских процедур, связанных с авариями на шахтах и деторождением.
Спок сделал логичное предположение.
– Значит, это реманское медицинское учреждение.
– Если быть точными, это реманский травматологический пункт. Единственной полноценной больницей на Реме пользуются лишь ромуланские асессоры.
Спок скрыл реакцию на логический вывод, что он находится на Реме, и сменил тему.
– Вы покажетесь мне?
Справа послышались легкие шаги, и в поле зрения появилась ромуланка, одетая в простое реманское облачение.
Какое-то мгновение Спок был так уверен, что видит Маринту, что ему больших усилий стоило сохранить безучастное выражение лица.
Но когда молодая женщина остановилась, Спок увидел, что хотя сходство и есть, но лишь в общих чертах.
Женщина, похоже, почувствовала, что Спок обознался.
– Вы не узнаете меня? – спросила она.
Спок знал: что бы ни происходило, ромуланка разговаривает с ним лишь потому, что ей что-то нужно от него.
– А я должен?
– Мы уже встречались.
Спок моргнул. Если не считать отдаленного сходства с Маринтой, он был уверен, что никогда не видел эту женщину.
– Мне кажется, вы ошибаетесь.
– Нет.
– Тогда позвольте спросить, когда и где мы встречались?
Женщина покачала головой.
– Лучше сосредоточиться на настоящем.
Спок последовал ее совету, уверенный, что ему удастся досадить ей.
– В таком случае, как вы читали мои мысли без телепатии?
Захватчица постучала ему по руке.
– Посол, вы не были заключены в антигравитационной камере. Вы лежите на этой кушетке уже… с того момента, как вас захватили.
Спок заметил, что она не хочет говорить, сколько он пробыл в плену. Он отбросил этот вопрос.
– Какое это имеет отношение к чтению мыслей?
– Я стимулировала основание вашего мозга, в частности, варолиев мост. Вы произносили свои мысли вслух. Все.
Спок ни одним движением не выдал ярости, которую почувствовал. Он решил, что его голову держит на месте устройство, похожее на индукционный шлем, воздействующее на нервную систему, фокусируя электрические поля на отдельных нейронах. Если любую информацию органов чувств можно было направлять непосредственно в мозг, неудивительно, что искусственные среды, в которые его помещали, были так хорошо сделаны.
– Если вы знаете все мои мысли, почему я все еще жив? – спросил Спок.
– Вы думаете, что я доставила вас сюда ради этого?
– Очевидно, что от меня вам требуется информация.
Женщина кивнула.
– Это так.
– Значит, я не предоставил ее? – Спок знал, что за эти шесть дней думал об очень многом.
– Пока нет, – сказала женщина.
– А вы не думали, что можно просто спросить меня, что вы хотите узнать?
Ромуланка покачала головой.
– Информация идет в обе стороны, посол. Даже если я просто задам вопрос, то расскажу слишком много о себе.
– Мадам, я ваш пленник. Какую пользу принесет мне эта информация?
Ромуланка задумалась.
– Могу я узнать ваше имя? – спросил Спок.
– Вы узнаете его, когда вспомните.
– Занимательно, – сказал Спок.
– Вы производите на меня схожее воздействие.
Спок решил, что ему уже нечего терять
– Задавайте вопрос.
Ромуланка сжала его неподвижную руку.
– Если вам дается выбор между любовью и смертью, почему вы так часто выбираете смерть?
Спок уставился на нее, считая, что это просто преамбула к более частному вопросу.
Но после нескольких секунд молчания он понял, что это действительно ее вопрос.
Спок впервые задумался о душевном здоровье своей похитительницы и ответил осторожно.
– Я не знаю о прошлых случаях, когда предпочел смерть любви.
– В горах вы могли выбрать Саавик.
Спок нахмурился. Кем бы ни была эта женщина, он начал подозревать, что она совсем не ромуланка.
– Это была иллюзия.
– Нет, – возразила женщина. – Это была сенсорная информация, направляемая непосредственно в мозг, неотличимая от сигналов, обрабатываемых вашими собственными глазами и ушами, рецепторами, обонятельными нервами и центрами удовольствия.
– Разве что, – указал Спок, – сама ситуация была нелогичной и, следовательно, нереальной.
Женщина покачала головой, словно была озадачена.
– Любовь и логика?
Разговор окончательно сбил Спока с толку.
– Мадам, насколько я понимаю, вы похитили меня по философским причинам, а не политическим?
– Посол, я похитила вас, чтобы спасти вас. Спасти Ромул и Рем. Спасти Вулкан. Федерацию. Клингонскую Империю. Четыре галактических квадранта, все известные и неизвестные планеты. Саму жизнь.
Логическое дерево перебора Спока резко сократилось, когда он понял, что женщина безумна.
– Спасти нас от чего? – вежливо спросил он.
Она грустно улыбнулась ему, словно заметила насмешку.
– От одиночества. От отчаяния. От… непонимания настоящей реальности бытия.
Споку приходилось иметь дело с фанатиками. Заслуживало внимания скорее то, что в неспокойных условиях Ромула не возникло множества иррациональных движений, привлекших на свою сторону многих последователей.
Он знал, что главное – не оспаривать веру фанатика, а осторожно узнать все о ней, демонстрируя открытость для просвещения, чтобы фанатик увидел возможность обратить еще одного в свою веру.
– Вы говорите о вещах, мне непонятных, – сказал Спок, – и я не хочу вас оскорбить. Но могу ли я, при всем уважении, спросить, что такое настоящая реальность бытия?
Спок увидел, что его тактика сработала именно так, как он планировал. Улыбка женщины изменилась – огорченное, серьезное выражение сменилось блаженной трансцендентностью.
Она дотронулась до его щеки, словно благословляя.
Спок ждал, когда она продемонстрирует природу своего безумия, уверенный, что сможет воспользоваться ее системой верований, чтобы обрести свободу.
– Посол, – тихо сказала она, – настоящая реальность бытия – все, что находится вокруг вас, все, что вы не видите.
Спок моргнул – ему показалось, что рука, находившаяся так близко к лицу, расфокусировалась. Он решил, что его глаза пересохли. Он закрыл внутренние веки, чтобы лучше смазать роговицу, но когда зрение прояснилось, рука расплылась еще больше, словно превращаясь во что-то черное и бесформенное.
– Настоящая реальность бытия, – сказала она, – это Тотальность.
И одного этого слова было достаточно, чтобы Спок понял.
– Норинда… – полузадушенным шепотом произнес он. Рука женщины продолжала разрушаться, превращаясь в маленькие черные кубы, распадавшиеся на еще более мелкие кубы, и еще, пока то, что только что было плотью, не стало напоминать облако пыли.
– Хорошо, – соблазнительно прошептала Норинда. – Ты помнишь.
Затем живая пыль влетела в ноздри и рот Спока, задушив его гораздо лучше, чем любой реманский солдат, и он снова заглянул в лицо смерти – от руки женщины, с которой встретился более века назад, и кем бы она ни была, она точно не была безумной.