Приветствую всех участников сообщества в целом и клипмейкеров в частности.
Очень нужна помощь человека, хорошо умеющего работать с "масками". (Желательно в Adobe Premiere Pro и Adobe After Effects, В этом случае, от меня дополнительная плюшка за последующее "разъяснение на пальцах"... " class="smile" />) Задача в общем - то не сложная, для человека набившего в этом руку, нужно сделать несколько не больших, не связанных между собой роликов продолжительностью в 3-7 секунд. Суть в том, чтобы из определённого фрагмента полностью удалить не нужную часть картинки и сохранить целостность нужной в движении. Моих познаний в работе с масками для поставленной мной же задачи увы не хватило.
Если кто-то возьмётся помочь, я разумеется объясню всё подробнее. Писать можно в коментарии под этой записью или в ЛС.
Идея ест мой мозг уже давно и основательно, и боюсь без вашей помощи, съест его с концами...
Почитать выдержки можно на сайте Эксмо - eksmo.ru/selections/prochti-pervym-star-trek-po... А заказать, ну, например, в официальном интернет-магазине издательства - book24.ru/product/star-trek-polnaya-entsikloped... Первый раз там что-то заказывала, книгу не получила ещё, но ценой, условиями и процессом заказа довольна )) ...Энциклопедия. По Треку. На русском. NN лет назад и присниться не могло )) Мы всё-таки отчасти в будущем, йэй! ))
Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Сурак!
Дорогие коллеги-треккеры! Приветствую вас и предлагаю познакомиться с новой ролевой игрой, посвящённой Космосу и путешествию космического корабля «Млечный путь».
Кратко об игреДействие происходит в наши дни. Создан корабль, способный развить скорость в 1/3 световой. На этом корабле планируется полёт к Проксиме Центавра, у которой в 2016 году была открыта потенциально обитаемая планета. Но перед этим корабль должен совершить пробный полёт в пределах Солнечной системы по маршруту "Земля-Юпитер-Земля", целью которого будет обустройство оранжереи и наладка системы жизнеобеспечения замкнутого цикла на корабле, а также "обкатка" полёта с экипажем, включающим людей, не являющихся профессиональными космонавтами.
В игру требуются гражданские персонажи разных профессий и возрастов. При желании можно сыграть самого себя и считать, что вы в самом деле летали в космос.
Регистрация на форуме открыта. Все вопросы можно задавать на форуме или на почту [email protected]
Начало игры 1 июня 2017 года.
Введение в игровые событияОткрытие в 2011 году способа получать антиматерию на Большом Адронном коллайдере положило начало новой космической эре. Изобретатель из Новосибирска представил научному сообществу проект нового космического корабля, который способен развивать скорость в 1/3 световой. Проект заинтересовал учёных, и после множества расчётов и симуляций они пришли к выводу, что постройка корабля - дело осуществимое, но при условии сотрудничества с другими космическими державами. Всем ясно, что успешный запуск подобного корабля открывает перед человечеством невиданные доселе перспективы, поэтому несмотря на непростую политическую обстановку, учёные договариваются о таком сотрудничестве - но только в одной этой сфере. Несколько крупных корпораций, пожелавших временно остаться неизвестными, становятся инвесторами проекта, расчитывая в будущем получить прибыть и, возможно, личные преференции. Поэтому строительство корабля идёт довольно быстро и успешно, оставаясь, однако, засекреченным для широкой публики. Когда в 2016 году была открыта потенциально обитаемая планета у Проксимы Центавра, было решено отправить корабль туда. Целью полёта должно стать исследование звёздной системы и конкретно планеты Проксима b, изучение возможности поддерживать жизнь и, если повезёт, контакт. В январе 2017 года строительство корабля окончено и начаты технические испытания. Корабль "Млечный путь" расчитан на 210 человек экипажа, из которых 10 космонавтов и 200 - гражданские лица разных профессий и возрастов. Несмотря на скорость в 1/3 световой, расстояния всё же ещё слишком велики, и "Млечный путь" станет кораблём поколений. Данный факт требует проведения дополнительных исследований, которые покажут, насколько успешно смогут взаимодействовать между собой плохо подготовленные люди, которые появятся в результате смены поколений, как повлияет на полёт наличие на борту стариков и детей. В связи с этим открывается набор в группу для тестового полёта. В полёт отправятся те же 10 космонавтов и 50 гражданских. В пределах Солнечной системы корабль должен будет обогнуть Юпитер и вернуться к Земле. Задачей экипажа будет "оживить" корабль - наладить систему жизнеобеспечения замкнутого цикла с помощью оранжерей и послужить моделью для исследования психологического климата, выявления и устранения негативных факторов, которые могут возникнуть во время полёта. Предполагается, что в случае возникновения каких-либо сложностей корабль можно будет быстро вернуть на Землю. В группу для тестового полёта может подать заявку любой человек. После принятия заявки, в случае её одобрения, кандидат проходит собеседование и на третьей ступени финальный отбор в Звёздном городке. Сформированная группа проходит предполётную подготовку по упрощённому варианту, подписывает договор и информированное согласие на эксперимент.
Ничто так не украшает мир, как возможность дорисовать его в своем воображении (с)
Название: Звездные капитаны: сквозь горизонт событий. Автор:Aleteya_ Фандом: Звёздный путь (ТОС) Категория: дружба, фантастика, драма, Hurt/comfort. Размер: миди Рейтинг: PG-13 Статус: в процессе Персонажи: Спок, Джеймс Т. Кирк. Предупреждение: ОМП, ОЖП Описание: У Вселенной странная логика. Но именно она позволяет ей иногда творить... чудеса? Примечание: Эта идея бунтовала в моей голове полгода кряду, пока я наконец не сдалась. Ели оно желает быть написано, оно должно быть написано. Kaiidh. Дисклеймер: Ни на чьи права не претендую.
Звездные капитаны из забытых легенд... Ткани мира, как старые шрамы, свой оставляют след. Потаенные струны сами вспомнят мотив, И если увидишь небесные руны, Поймешь - ты на верном пути.
Внутренний хронометр Спока, как всегда, был точен: их беседа длилась недолго, меньше стандартного часа (в 0,86 раза, если судить по изменившемуся положению звезд Парусов и Киля, ясно различимых сквозь сегментированный прозрачный купол лаборатории). Однако, если судить по внутреннему субъективному ощущению, разговор занял куда больше времени: слишком неординарными и парадоксальными были затронутые в нем темы, слишком острыми и неоднозначными в моральном плане, и – слишком сильно претендующими на его личную эмоциональную вовлеченность в проблему. Свен Хёглунд словно бы точно знал, кого приглашать… Любопытно, насколько его временный коллега на самом деле был осведомлен о степени его, Спока, возможной заинтересованности? – подумал вулканец. Вряд ли человек мог знать, насколько глубоко уходят корни этой истории с прыжком через червоточину… хотя общие контуры событий ему, конечно, известны. Возможно, еще и поэтому… Что ж, это скоро естественным образом выяснится, подумал Спок. Сейчас приоритетной важностью обладают другие проблемы.
Трехмерное голографическое изображение Гаммы II по-прежнему мерцало на фоне бархатной черноты стереоэкрана, напоминая то ли редкую драгоценность, то ли ядовитую медузу из южных земных морей. И, как и прежде, при взгляде на нее Спок ощутил явственное – и неясное – беспокойство. Словно бы он забыл то, что непременно следовало помнить, что-то, лежащее на самой поверхности, но, отделенное тончайшей пленкой бессознательного, недоступное разуму. Возможно, разум чистокровного вулканца отыскал бы причину, невольно подумал Спок – и мысленно усмехнулся. Он давно уже оставил в прошлом ощущение собственной неполноценности – и вот оно, снова напомнило о себе тонким досадным уколом… Нет, нелогично сейчас предаваться сомнениям! Скорее всего, обычный вулканец вообще отмахнулся бы от этой полу-мысли, основанной исключительно на интуитивных ощущениях. Он же, как наполовину человек, способен распознавать голос интуиции… хотя и не всегда способен его расшифровать. Но, как сотни раз показывал пример его капитана, как раз от интуитивных предчувствий отмахиваться ни в коем случае не стоило. От чего угодно – но только не от них. Вот и сейчас, задумчиво созерцая голограмму газовой спирали, Спок все яснее ощущал тревогу… нет, опасность. И исходила она именно от этой самой спирали. Из самого ее центра. Оттуда, где притаилась невидимая нейтронная соседка голубой звезды.
Все эти размышления заняли у Спока целых 0,894 секунды – и в следующий миг он, ничем не выдав внутреннего напряжения, поднял ладонь в таале, приветствуя своих соотечественников, присоединившихся к уже знакомой ему Гайе. Оба они – и мужчина, и женщина – были молоды, слишком молоды по вулканским меркам. Им бы Академию заканчивать, если бы Вулкан был… Если бы Вулкан был. Впрочем, дети Вулкана – были, и это уже стоило многого. Высокие, темноглазые и невозмутимые, они несли невидимое бремя своей боли с тем же хладнокровным достоинством, с каким совершали каждый шаг своей жизни, служа молчаливым примером и символом торжества логики над хаосом – пусть даже этот хаос и поглотил их родную планету. – Посол Спок. – Молодой вулканец, почти юноша, чуть склонил голову в жесте почтения. – Живите долго и процветайте. Мое имя Сувок. – Т'Паал, – лаконично представилась его стройная темноволосая соседка. – Живите долго и процветайте, посол. – Чуть помедлила и добавила: – Ваш опыт и знания будут неоценимы для решения нашей задачи. Спок мысленно улыбнулся: это был логичный вулканский вариант человеческого «Мы очень рады вас видеть». – Будем надеяться, что наша задача все-таки имеет решение, Т'Паал, – вмешался Свен откуда-то сзади. – Вам удалось расшифровать показатели? – Вулканцы не надеются, профессор, – невозмутимо ответила та. – Они… – …знают, да. Знаю. Ну так удалось? Вместо ответа девушка склонилась над консолью, набирая программу. Тонкие пальцы с нечеловеческой скоростью бегали по сенсорным клавишам, едва касаясь их, и это выглядело… почти красиво. – Изначально было очевидно, что линейная аналитика не даст результата. – Сувок подошел к экрану. – Уровень радиационного излучения гиганта перекрывает все, с чем нам приходилось сталкиваться до этих пор, и у нас объективно не было данных для проведения аналогии. Было ясно, что это не обычный пульсар, кинетическая энергия системы значительно превосходит расчетные показатели для обычной нейтронной звезды, кроме того, в радиодиапазоне она практически не видна. Мы предположили рентгеновский пульсар, и на основании этого строили рассуждение. Опираясь на фрактальную алгебру, Т'Паал вывела алгоритм, позволивший нам получить модель, с высокой долей вероятности близкую к реальности. – Методика дискретного анализа? – поинтересовался Спок. – Верно. – Т'Паал выпрямилась. – Мы рассмотрели Гамму II как систему дробной размерности, своего рода квазифрактал. Поскольку фракталы самоподобны, вывести их базовый код можно на основании минимального доступного для наблюдения элемента. Мы взяли за основу частоту и интенсивность радиационных флуктуаций звезды, и… – Она нажала на клавишу ввода: – …получили следующее. Черный экран рассекла тонкая, сложно переплетенная сеть линий, похожая на трехмерную паутину, густо опутавшую пылающий шар звезды – и из голубого плазменного облака стали медленно проступать четкие контуры. – Мы синхронизировали оптический, тепловой и радиационный спектры, – объяснила до этого момента молчавшая Гайя. – Для наглядности. – Она нахмурилась, сложив руки на груди. – И… вот. Изображение на экране приближалось, обрастая деталями: клочковатые светящиеся протуберанцы, вылетающие за границы спирального диска, темные пятна на призрачно-голубой плазменной атмосфере гиганта – и, самое главное: темная точка в центре воронки раскаленного газа, невидимая нейтронная звезда. – Уменьшаю масштаб, – негромко сказал Сувок. В его голосе, по-вулкански безупречно ровном, мелькнула призрачная тень напряжения. Фокус изображения на экране сместился, сконцентрировавшись на плазменном диске, медленно скользя по виткам пылающей спирали, все ближе и ближе к центру, пока, наконец, не уперся в темноту. – Сингулярность?.. – пробормотал Хёглунд. – Невозможно, показания изограв не… – Включаю оптический фильтр, – произнес Сувок.
Темнота на экране дрогнула…
– Поверить не могу… – пораженно выдохнул Свен. – Чтоб меня в квазар засосало! Это же…
…и из нее медленно проступил призрачно светящийся лиловый шар, опутанный тонкой сетью огненно-белых трещин. То тут, то там, сквозь них прорывались слепящие вспышки мертвенного, кажущегося холодным, огня.
– Магнетар! – Сузившиеся глаза профессора Хёглунда горели бледно-зеленым серебром нечитаемых эмоций – то ли восторга, то ли ярости, то ли того и другого одновременно. – Убийца планет! – Поразительно, – спокойно произнес Спок. В глубине его зрачков зажглись крошечные золотые искры.
Магнетар! Кошмар звездолетов, гроза обитаемых систем, монстр, способный уничтожить любую обитаемую планету с расстояния лунной орбиты. Редчайшая сверх-тяжелая электромагнитная звезда, равная черной дыре по гравитации и энергии, занимающая объем неизмеримо меньше Земли, она обладала магнитным полем, по диаметру превосходящим всю Солнечную систему. Давление внутри нее было столь велико, что пылающая плазма сжималась в твердую кристаллическую кору, панцирем охватывающую поверхность. Вихри ионизированных частиц, бушующие в недрах, то и дело прорывали ее, сотрясая звезду и выбрасывая в пространство потоки белого радиоактивного пламени. Ее излучение выжгло бы собственное магнитное поле любой планеты, легко открыв ее смертоносной радиации космоса. Ее чудовищная, разрушительная сила убила бы человека на расстоянии тысяч миль, просто вытянув из его крови все железо. Появление такой звезды рядом с обитаемыми секторами Галактики было несомненной опасностью. Встреча с ней для любого космического корабля – была приговором.
– Это… прекрасно! – тихо выдохнула Гайя. Спок приподнял бровь – но, переведя взгляд на голографическое изображение, мысленно согласился: звезда действительно была поразительно красива. Смертоносная, крайне опасная, на фоне бархатно-черного вакуума она походила на дорогой терранский аметист, пронизанный нитями серебряного электрического огня. И одно прикосновение к этой драгоценности убивало наверняка.
– Магнетар, – задумчиво повторил Свен, все это время не отрывавший глаз от трехмерной проекции. – Вот и скажи после этого, что у Вселенной нет чувства юмора. – Это осложняет нашу первоначальную задачу, – хмуро заметила Гайя. – Почему мы вообще не предположили подобного с самого начала? Ведь гамма-вспышки при сотрясениях твердой звездной коры не могли пройти мимо наших телескопов. – Перекрывающий радиационный фон голубого гиганта настолько велик, что полностью амортизирует флуктуации звезды-соседки, – ответила вместо шефа Т'Паал. – Несомненно, мы имеем дело с редчайшим феноменом среди бинарных систем, вероятность которого было невозможно логически предположить. – Да уж, наше чудовище хорошо замаскировалось, – усмехнулся профессор. – В первый момент мы, можно сказать, просто не поверили своим глазам. – Вы не поверили своим глазам, профессор. Вулканцы доверяют своим органам восприятия, иначе было бы нелогично. – Спасибо, что напомнила, Т'Паал. Кстати, язвить тоже нелогично. – Профессор Хёглунд, вулканцы не… – Да-да-да, я знаю. Они не. Так, продолжим. У вас уже есть предварительные данные, Сувок? – Да, профессор. Диаметр – 33,54 мили, масса – сорок пять солнечных, плотность – восемьсот миллионов тонн на кубический сантиметр, частота вращения – 34,5 оборотов в секунду, индукция магнитного поля… – вулканец чуть помедлил: – 1,24 биллиона Тесла. Гайя беззвучно выдохнула. Названная цифра казалась слишком нереальной, чтобы устрашать: представить такие чудовищные величины разум просто не мог. Магнитное поле Солнца составляло всего четыре десятых Тесла, красного гиганта Бетельгейзе, родного светила орионцев – около девяти целых. – И вправду чудовище, – хмуро заметил Свен. – Что вы скажете, посол? Вы предполагали этот вариант? – Скажем так, не исключал. – Спок не отрывал взгляда от мерцающей лиловой звезды. – Двойные Вольфа-Райе в высшей степени непредсказуемы, и от них можно ожидать феноменов, столь же интересных, сколь и опасных. Но до этого с магнетаром на практике мне встречаться… не приходилось.
Уже произнося эти слова, он снова почувствовал неосязаемую тень неправильности… искажения смысла. Он действительно никогда не исследовал магнетар в реальности, эти звезды слишком редки… но почему тогда интуиция настойчиво говорит ему иное? Он совершенно точно никогда не видел магнитную звезду из Гаммы II, но почему она… знакома ему? Плазменный шар, пульсирующий темным, фиолетовым светом, не давал ответа.
– Хотел бы я вживую увидеть хотя бы одного, кому приходилось, – с непонятной злостью процедил Хёглунд. – Ни один человек не сможет приблизиться к ней, даже если корабль выдержит. Проклятое железо в нашей крови… Спок обернулся, внимательно, остро смотря на собеседника. Но не сказал ничего. – Профессор, с учетом новых данных предварительный алгоритм событий в корне меняется, – ровно произнесла Т'Паал. – Общая кинетическая энергия системы увеличивается в разы, выходя далеко за предел Чандрасекара. С большой степенью вероятности можно утверждать, что мы увидим рождение черной дыры. – Так, – спокойно сказал Свен. – Мы имеем бомбу с зажженным фитилем. Фейерверк будет такой, что наши пока еще незнакомые соседи из других галактик будут иметь удовольствие им наслаждаться. – Наша задача – отклонить вектор этого фейерверка, – заметила Гайя. – Выполнима ли она сейчас?.. – Да, – ответил Спок. Взгляды всех в лаборатории обратились к нему, но никто не перебил его и не задал вопроса, позволяя продолжать. – Профессор Хёглунд посвятил меня в детали разработанного вами плана, и я могу сказать, что он весьма логичен. Разумеется, гарантировать успешный его исход невозможно – по не зависящим от нас причинам – но в данном случае благо большинства перевешивает вероятные риски. Сувок и Т'Паал согласно кивнули. Базовый принцип вулканской этики был для них неоспорим. – Нелогично отрицать, что это крайне сложная задача. Синхронизация столь большого числа факторов, уникальных и единичных самих по себе, с помощью единственного энергетического импульса должна быть математически сверхточной. – Но требуемого уровня точности будет достичь невозможно в силу огромного числа объективно индетерминируемых параметров коллапсирующей сверхновой, – бесстрастно заметила Т'Паал. Черты ее лица были отрешенно-сдержанными – слишком сдержанными даже по меркам вулканцев. – Все сопутствующие факторы будет просто невозможно просчитать с достаточной мерой определенности. – Значит, мы будем действовать с той мерой определенности, которая нам доступна, – невозмутимо ответил Спок, игнорируя откровенно нахмуренные брови соотечественников. – Посол, это не… – … Поскольку в некоторых обстоятельствах решения, безрассудные на первый взгляд, оказываются самыми логичными, – добавил он, наблюдая откровенно изумленный взгляд резко обернувшегося Сувока. – Вы рассуждаете совсем как человек, посол, – заметила Гайя. – Отнюдь. Я рассуждаю на основе личного опыта, и, поверьте, он дает мне на то вполне объективные основания. – Вам приходилось иметь дело со взрывающимися звездами? – В том числе. Однако перейдем к делу. У вас уже есть предварительные соображения, профессор? – Учитывая, что мы имеем под боком гигантский электромагнитный генератор, нам не придется тратить лишнюю энергию – это плюс. – Хёглунд невесело усмехнулся. – Но под тем же боком мы будем иметь клокочущий радиационный котел, в центре которого родится сингулярность. И если у кого-то есть соображения, как нам ее укротить, то я с удовольствием вас выслушаю, друзья мои. – Как возможно укротить хаос? – тихо сказала орионка. – Учитывая суммарную кинетическую энергию сверхгиганта и магнетара, джеты пронзят Галактику насквозь. – Наша задача – сделать так, чтобы они прошли мимо обитаемых зон Квадранта, – заметил Спок. – И хаос, о котором вы говорите, должен стать нашим союзником, а не противником. Вспомните вашу идею, профессор. – Использовать точку бифуркации как способ повлиять на систему? – Серебристые глаза Хёглунда хищно сверкнули. – Именно. И это будет фактически единственный шанс повлиять на нее. Причем высокий уровень кинетической энергии в этом случае играет нам на руку. Чем больше размер камня, балансирующего на краю обрыва, тем легче его столкнуть. Достаточно задать первый импульс, и дальше физические законы сделают все сами. – Что ж, – нахмурился профессор. – Отчаянные обстоятельства требуют отчаянных решений. Мы имеем естественный генератор сверхмощного электромагнитного излучения в виде магнетара. Если правильно произвести расчеты, то при минимальном изначальном импульсе тахионов система будет, скажем так, перепрограммирована. Электромагнитные волны войдут в резонанс с радиоволнами коллапсирующей звезды, ударная волна породит бозоны, являющиеся квантами темной материи. Те мгновенно распадаются, соприкасаясь с материей нашего континуума – но если в момент появления они попадут в тахионное поле, то породят энергетический выброс небывалой силы. – И наша задача – сделать так, чтобы он перекрыл инерцию сверхновой, – кивнул Спок. – Погасить одним взрывом другой? – Его собеседник сухо усмехнулся. – Это настолько отчаянно, что может сработать. – Должно, профессор. У нас нет запасных шансов. – Невозможно математически просчитать бифуркацию, – тихо сказала Т'Паал, доселе не вмешивающаяся в разговор. – Но возможно просчитать сопутствующие параметры. Кинетическую энергию взрыва. Траекторию гамма-вспышки. Дублирующую траекторию, на которую следует сместить гамма-луч. Интенсивность, частоту и вектор бозонного выброса, необходимого для перекрывания взрывной волны. – Параметры будут просчитаны, – лаконично ответил Сувок. – Я применю дискретную аналитику, чтобы коррелировать данные, – добавила Т'Паал. – А я перенастрою сенсоры на посекундный мониторинг частотных показателей, – подытожила Гайя. – Ибо, учитывая новую информацию, фейерверк может начаться в любую секунду. Да, и надо связаться с техническим отделом, пусть переводят тахионный генератор в режим полной готовности. – Какая у меня замечательная команда, а? – рассмеялся профессор. – Ею даже не надо командовать! – Как-то мне довелось слышать, что лучший лидер – тот, кто позволяет своим подчиненным действовать самостоятельно, – заметил Спок. – Полагаю, относительно вас это верно. – О, мне просто повезло с подчиненными, – беззаботно махнул рукой Свен. Потом, резко посерьезнев, обратился к ним: – Друзья, полагаю, мне не нужно говорить вам, что мы идем на отчаянный шаг? Фактически мы должны быть в любую секунду готовы к локальному апокалипсису. Кроме того… – Он помедлил. – Кроме того, мы сейчас действуем на свой страх и риск. В случае неудачи Федерация так просто этого не оставит, и вы должны понимать… – Профессор, – строго сказал Сувок. – Интересы большинства всегда превыше интересов меньшинства. Обстоятельства не имеют значения, важны жизни, которые мы можем – а значит, должны – спасти. – Это будет всего лишь логично, – невозмутимо закончила Т'Паал. – И потом… – Золотые глаза Гайи озорно блеснули. – Как можно пропустить такое шоу? Свен невесело рассмеялся, уронив лицо в ладони. – Ну, как я и говорил. – Его голос подозрительно дрогнул. – Просто замечательная команда! – Каждая команда достойна своего капитана, профессор, – негромко, обращаясь только к собеседнику, ответил Спок. И мысленно вздохнул. Люди! Самое сложное в них – то, что с ними бывает так просто…
Следующие сутки прошли под знаком тревожного ожидания. Гайя часами просиживала в лаборатории, а профессор Хёглунд – в своем кабинете, компьютеры аналитического отдела перезагружались уже в четвертый раз, явно уступая в скорости и выносливости суммарному интеллекту их пользователей. Коварная звезда молчала. Ее хорошо было видно с Хариты – даже без помощи телескопа. Яркая голубовато-белая точка, окутанная едва заметной дымкой, висела почти в самом зените, скрывая в коконе сверкающей плазмы свое смертоносное ядро. Она почти не мерцала – планетоид был практически лишен атмосферы, и звезды на его небе казались скорее крошечными яркими шариками, нежели поэтичными лучистыми каплями света. Звезды на небе Хариты выглядели так, как они обычно выглядели из космоса. Например… с борта звездолета. Поэтому сейчас, стоя под куполом смотровой площадки, Спок легко мог представить, что находится не на твердой поверхности, а в среде, куда более привычной – на корабле, где он прослужил почти половину жизни. Лучшую половину.
Спок любил смотреть на звезды – сейчас, на исходе отпущенных ему лет, пожалуй, даже больше, чем раньше. Созерцание прозрачно-черной бесконечности, пересыпанной огненным песком, успокаивало гораздо больше любых медитаций. Перебирая взглядом мерцающие точки, он мог бы назвать каждую по имени и припомнить ее личное досье – а иногда и любопытную, связанную с ней историю, когда-то занесенную в бортовой журнал корабля. Корабля, которого давно больше не было. Как не было и тех, кто являлся когда-то его душой. Сущностью. Живой легендой. И – для него – единственной командой Энтерпрайз. Споку приходилось иметь дело с Пикаром, и он находил его в высшей степени заслуживающим своего звания и должности лидером, достойным капитанского мостика флагмана Федерации. Но он не был Джимом. И новая Энтерпрайз была просто кораблем, носящим имя их Серебряной Леди. Не легендой – но тенью легенды. По крайней мере, в мыслях тогда уже посла Спока. В его мыслях существовала только одна Энтерпрайз. И у нее всегда был только один капитан. И только одна команда.
История запомнила их героями. Спок же помнил их – просто людьми. Людьми – со всеми их человеческими недостатками и достоинствами, которые просто выполняли свой долг, будучи верными себе в любой ситуации. Людьми, которые стали его друзьями. В эмоциональном, человеческом – и в вулканском, окончательном и неизменном, смыслах этого слова.
Спок невесомо провел кончиками пальцев по лицам на голофото, которое всегда носил с собой, чуть дольше задержав руку на центральной фигуре. Ему не нужно было видеть, чтобы воспроизвести в сознании каждое из лиц – с точностью до малейшей черты и малейшего оттенка голоса. Ему не нужно было изображение, чтобы помнить. Чтобы никогда не забывать. Люди живы, пока о них помнят – так, кажется, говорил доктор Маккой. Что ж, значит, эти шестеро живы до сих пор.
… – Потрясающе красиво, верно, Спок? – Джим откидывается на спину, разглядывая звездное небо. Здесь, на безымянной необитаемой планетке М-класса, оно как-то особенно великолепно. – Космос – удивительное место, загадочное, влекущее, опасное… здесь не соскучишься. Но помимо всего прочего, он дарит просто восхитительные зрелища. Красивее всего, что можно только себе представить, всего, что я когда-либо видел в своей жизни. И, да, я знаю, Спок, что это нелогично. – Ну отчего же. Красота мироздания есть зримое проявление его глубинной системной упорядоченности. И в данном контексте это, безусловно, логично. – О. Вы меня успокоили, мистер Спок. – Рад за вас, капитан. Адмирал Кирк давно уже не капитан, и они оба об этом знают, но иногда нужно совершить ошибку, чтобы сказать правду. – Знаешь, когда наступит мой черед… я бы хотел умереть там, среди звезд. Среди всей этой красоты. Джим говорит легко, почти беззаботно, даже, кажется, улыбается. Потом он замечает его лицо и улыбается еще шире. – Эй, брось, Спок, не надо так на меня смотреть. У каждого из нас приходит свой черед, это логично. – Логично, – суше, чем обычно, говорит он. – Но не… …неисправимо?... несправедливо?.. невыносимо?... – … но совершенно нецелесообразно. Сухой термин, до смешного неподходящий, настолько не соответствующий истинному смыслу, что он, этот смысл, становится виден как на ладони. Джим понимающе улыбается, легко, как всегда, читая непроизнесенное – и вновь переводит взгляд на звезды. А Спок… Спок как никогда остро ощущает чудовищно нелогичную несоразмерность их сроков жизни. Чудовищно… несправедливую. Такие, как Джим, заслуживают долгой жизни. Очень долгой. Но изменить что-либо они оба не в силах. Это несправедливо. И неизбежно.
…Спок всегда знал, что рано или поздно им придется расстаться. Для него это будет «рано», для его земных друзей – «поздно». И для обоих – навсегда. Люди живут почти втрое меньше вулканцев, и этот факт был беспощадно необратим. За годы дружбы с Джимом он научился почти успешно гнать от себя подобные мысли – хоть это и было так нелогично, так… по-человечески. Но вулканец в нем всегда знал, что настанет момент, когда истина предстанет перед ним во всей своей жестокой реальности. И от нее будет не уйти. В свете этого Спока давно уже не огорчало, что по причине смешанного генома ему предстоит прожить меньше, чем его чистокровным сородичам. Возможно, значительно меньше. В юности данный факт вызывал в нем логичное и объяснимое сожаление – мир представлял собой огромную перспективу научных изысканий, и было жаль потерять лишнюю сотню лет, которые могли бы быть посвящены активному познанию. Потом это стало… радовать его. Спок не мог сказать точно, когда. Впрочем, нет, мог – с того дня, когда пришло известие о трагедии на Энтерпрайз-В. И потом, когда раз за разом приходили аналогичные известия, сообщавшие об уходе друзей. Все, что было ему действительно важно и дорого, постепенно ушло в непроницаемую для логики бездну энтропии, за горизонт событий общей для всех живущих черной дыры, куда утекает время. Скоро и его черед. Наконец-то. Все это и так было слишком… долго. …Быть может, он еще раз успеет увидеть ночное небо над Новым Вулканом. Было бы неплохо…
– Любуетесь звездами, посол? – Негромкий голос разрушил тишину смотрового купола, возвращая мысли из прошлого в настоящее, но странным образом не раздражая. – Профессор. – Оборачиваться не требовалось: отточенное опытом чутье, как всегда, предупредило о личности собеседника до того, как он заговорил. – Ах, да… – тот смущенно прокашлялся. – Опять забываю, вулканцы же не любуются, они… – Отнюдь, – невозмутимо ответил Спок, скрывая улыбку. – Эстетическое восприятие мира – немаловажный аспект познания. Красота – это проявление высшей логики и целесообразности бытия. – Согласен с вами. – Человек запрокинул голову. – Никогда не понимал тех, кто считает космос пугающим и пустынным. Потрясающе красиво… – Да, профессор. – Ровный голос вулканца прозвучал на тон мягче, чем обычно. – Потрясающе… – Разве подобное зрелище может надоесть? – Свен поднялся на верхний ярус площадки, встал рядом. – Это чудо, чудо, доступное каждому – только взгляни. – Полагаю, многое зависит от того, кто и откуда смотрит, профессор, – медленно произнес его собеседник. – Важен контекст. – Верно полагаете, – усмехнулся тот, не отрывая глаз от россыпи сверкающих точек за стеклом. Точнее, от одной их них. Самой яркой, стоящей почти в зените. Спок проследил за линией его взгляда и понимающе поднял бровь, однако ничего не сказал. Он ждал, хорошо зная, что важные разговоры большинство людей обыкновенно предпочитает начинать издалека… – Думаю, вы уже поняли, что я не случайно позвал для участия в эксперименте именно вас, посол. …а меньшинство, очевидно, нет. Любопытно. – Полагаю, это было ясно, профессор. – Не совсем. То, что я говорил вам вчера… это все правда. Я действительно доверяю вам больше прочих возможных кандидатур. – Хёглунд помедлил. – И помимо этого мне крайне интересен ваш опыт, посол. Не как дипломата, а как ученого. Ведь вы, насколько мне известно, единственная персона, которой удалось пройти сквозь искусственную черную дыру и остаться в живых.
Спок внутренне напрягся. Интерес правительства Федерации к составу красной материи был весьма очевиден, и только дипломатическая неприкосновенность и жесткие законы Вулкана относительно этической допустимости некоторых спорных научных исследований не давали ему перейти в более радикальные действия. Не последнюю роль играл так же и тот факт, что каждый вулканец сейчас фактически был привилегированным гражданином как исчезающий расовый тип и, следовательно, не мог быть подвергнут никакой форме санкционного воздействия – даже с целью выведать сведения, чрезвычайно интересные для властей. Нет худа без добра, как в подобных случаях был склонен философски замечать лейтенант Монтгомери Скотт.
– Поразительная осведомленность, профессор, – сказал Спок вслух. – Насколько я знаю, эти данные являются закрытыми. – О, бросьте эти ваши дипломатические реверансы! – экспрессивно взмахнул руками тот. – Политика мне безразлична. Я ученый. Все, к чему я стремлюсь – это истина, или хотя бы максимальное приближение к ней. Меня интересуют наблюдения и факты, а не речи и переговоры. – Понимаю ваше научное рвение. Но, вероятно, я мало чем могу вам помочь. Пройти сквозь черную дыру, являясь материальным телом, и при этом остаться в живых физически невозможно. Такого способа нет. И нет никаких известных на данный момент законов физики, которые могли бы это опровергнуть. – Так значит, все это сплетни и домыслы относительно вас? – Отрицательно, профессор. Просто интерпретация фактов несколько искажена. Аномалия, через которую мне удалось пройти, являлась скорее червоточиной, нежели полноценной точкой сингулярности. Достаточно большой, чтобы в нее прошел корабль, но именно по той же причине крайне нестабильной. Она возникла спонтанно и продержалась всего несколько секунд, что делает эффективный анализ данного явления практически невозможным. – Вот как, – медленно проговорил Хёглунд. В его голосе не было предсказуемого разочарования – скорее, задумчивость. – Профессор. – Спок обернулся к собеседнику, испытующе смотря на него в упор. – Могу я в свою очередь задать вам откровенный вопрос? – Можете. – В светло-ледяных глазах мелькнуло что-то похожее на холодную улыбку. – Думаю, что догадываюсь, о сути этого вопроса… но озвучьте его. – Вы не просто намеревались провести опыт по созданию поля антивремени. – Прозрачная темнота вулканского взгляда стала рентгеновски-жесткой. – Вы намеревались провести его на себе. Если Свен Хёглунд и был ошеломлен, то длилось это меньше секунды. – Что ж. – Он рассмеялся коротко и сухо. – Полагаю, мое замечание относительно железной человеческой крови выдало меня, так сказать, с потрохами. Я не сумасшедший, посол, – добавил он совершенно серьезным тоном. – И, поверьте, я знаю, что шансов выжить в зоне стабильной пространственно-временной сингулярности у меня нет… не будет. – Логично, – приподнял бровь Спок. – Но вы не из тех, кого это испугает или остановит. – Я? – Хёглунд усмехнулся, едва не с горечью. – Я – нет. Только не хотелось бы, чтобы моя команда пострадала. Я отвечаю за них, понимаете. – Понимаю. – И еще именно поэтому я позвал вас. В случае успеха моего… эксперимента вы могли бы засвидетельствовать, что они не несли ответственности за случившееся. Чтобы не возникло проблем с властями. – А как насчет проблем с совестью, профессор? – Что? – Профессор, – мягко сказал Спок. – Нежели вы думаете, что в случае критического развития событий ваша команда, будучи формально освобождена от ответственности, в действительности сложит ее с себя? – Он помедлил, потом еще мягче, совершенно человеческим тоном добавил: – Они не смогут бездействовать, отпуская вас на верную гибель. – Это был бы мой выбор, – упрямо нахмурился Свен. – Не только ваш. От вас зависят люди, которые вам преданы. Вы являетесь для них примером. Вы отвечаете за них. – И вот поэтому мне и нужны вы, посол, – сверкнули светлые глаза. – Вы сможете все им объяснить. Вас они поймут. – То есть вы отводите мне роль… как это говорят люди… адвоката самоубийцы? – Самоубийцы в них не нуждаются, – поморщился человек. – Им все равно. Но я – не самоубийца. Мной движет иное. – Стремление к истине? – К истине? – Свен рассмеялся, и этот смех был почти страшен. – Нет, посол. Скорее… скорее, это надежда. – Вырваться из одномерной стрелы времени? – Нет, посол. Остановить ее. Обратить ее вспять. Эхо сказанных слов разбилось о купол – и осыпалось секундами тишины, звонкой, как крик. – Профессор, – медленно произнес Спок. – Это безрассудство. Тот усмехнулся – странной, жесткой, почти воинственной усмешкой. – Посол. – Тихий голос человека резал, как бритва. – Знаете ли вы, каково это – когда вам нечего больше терять? Вулканец помолчал, отсчитав два вдоха. – Да, профессор. Знаю. В его лице не дрогнула ни одна черта, и глаза оставались все такими же невозмутимо-спокойными… но, заглянув в них, Свен Хёглунд замер. Там тлела глубокая, бездонно-черная, припорошенная отраженными звездами скорбь. – Да, вы знаете, – прошептал он. – Вы – знаете. И невольно вспомнил услышанные когда-то слова о том, что скрытые под панцирем логики эмоции вулканцев на самом деле настолько сильны, что землянам невозможно их ни представить, ни вынести. – …Но я не разделяю этого утверждения, профессор. – Спок чуть приподнял бровь. – Не бывает таких ситуаций, когда терять нечего. – Знаете, – Свен пораженно покачал головой. – Вы не устаете меня удивлять. Кстати, люди с вами вряд ли согласились бы. – Не думаю. Это вопрос контекста. – Его собеседник смотрел прямо на него своими странными, непроницаемыми, тепло-серьезными, почти человеческими глазами. – Даже когда вы теряете самых дорогих в своей жизни существ… родных, друзей – вы не теряете себя. У вас остается долг, который следует выполнять и честь, которую не следует терять. – Ради чего, посол Спок? – беззвучно произнес Свен. – Ради памяти, – ни секунды не медля, последовал ответ. – Ради памяти об ушедших, воплощением которой вы являетесь. Ради того, чтобы не запятнать эту память малодушием и бесчестием. Ради этого стоит жить – и жить достойно, профессор. – Достойно, вот как. – Хёглунд отвернулся, разглядывая нависшее над каменной пустыней небо. – Достойно. Очень… вулканский ответ. – Нелогично было бы ожидать иного, профессор. – Да, наверное. – Человек сухо улыбнулся. – Ведь ваша раса даже со смертью умеет справляться, так? – Вы имеете в виду вулканскую практику сохранения катры? Разочарую вас: она никоим образом не является победой над смертью. – Вот как? – Свен оживился. – Вы удивляете меня. Я всегда считал, что сохранение катры – это вид бессмертия. – Распространенная ошибка. Это всего лишь сохранение интеллекта. Знаний. Опыта. Но не личности… кроме редких, исключительных случаев. Исключительных настолько, что они даже среди нашего народа считаются чем-то… близким к чуду. – Вот как? И вам приходилось наблюдать подобное чудо? – Да, профессор. – Вулканец помолчал. – Приходилось. Один раз. И… скорее всего, больше он не повторится. – И одного раза было бы достаточно, – с затаенной страстью проговорил Свен. – И ради него одного стоило бы бороться со всем миром – и победить. Спок вздохнул. Глубоко и устало, по-человечески не скрывая этой усталости. Маска логики сейчас была ни к чему. – Профессор Хёглунд, – сказал он. – У многих из нас есть те, кто ушел безвозвратно. Те, кто был нам настолько близок, что за их возвращение мы были бы готовы отдать что угодно. Однако то, что делает нас индивидуальностью, то, что составляет нашу суть, лежит вне сферы, доступной логике. Чтобы сохранить ее, потребовалась бы матрица иного уровня сложности, приближенная к уровню сложности Вселенной, пожалуй… – Или души? – Что, простите? – Души. И памяти. Того, что делает людей людьми. Вы, вулканцы, способны сохранить и перенести катру одного из вас в сознании другого – а мы… нам остается лишь память. Не здесь, – он показал на голову. – А здесь, – коснулся сердца. – Чаще всего она не приносит ничего, кроме боли… но ничем человек так не дорожит, как ею. Свен Хёглунд обернулся, смотря в упор. Тусклые звездные лучи преломлялись в его радужках зеленым перламутром. Ярким. Живым. – Знаете, посол, один древний писатель Земли как-то сказал, что вся человеческая жизнь – это вечный протест против «никогда». И это так. Мало что есть такого, чего не совершишь, чтобы снова увидеть – хотя бы на миг увидеть! – дорогое тебе существо, бесследно ушедшее во тьму, которой мы тысячи лет придумываем имена, но так и не поняли ее сути. А если есть надежда… призрак надежды или даже только насмешливая тень его – нет таких преград, какие не смог бы преодолеть – и нет такой цены, которую не решился уплатить за это. Таковы люди.
Спок смотрел в серо-зеленые глаза своего собеседника – и видел другие, золотисто-карие, потемневшие от усталости, обведенные темными кругами и непривычными морщинами скорби. Видел багровое небо и летящий на горячем ветру песок Вулкана – и стоящих на этом песке шестерых землян, без сожаления пожертвовавших всем, что у них было, чтобы его спасти.
«Джим… Тебя зовут… Джим?!»
– Не только люди, профессор, – сказал он, переводя взгляд на колючие звезды. – Не только люди.
… – Как думаешь, Спок, это все когда-нибудь кончится? – Это все, капитан? – Ну, это все. – Джим неопределенно жестикулирует ладонью вдоль экрана обзорной палубы. – Звезды, галактики, туманности… Вся эта красота. – Вулканцы традиционно придерживаются инфляционной теории вселенной, согласно которой пространство поступательно расширяется, а время движется в направлении энтропии и снижения разницы энергетических потенциалов. – Спок чуть поводит бровью. – Когда угаснут последние флуктуации и испарятся последние черные дыры… – Да, да, я все это знаю, – машет рукой Кирк. – Мы в Академии это проходили. Правда, как одну из теорий… были и другие. – Эта наиболее логична, Джим. – Наверное. – Он оборачивается, глаза его улыбаются, не насмешливо, а так, как умеет только он – будто приглашая улыбнуться вместе с ним. – Но она несколько… печальна, верно, Спок? – Печальна, капитан? – Спок недоуменно поднимает бровь. – Научная теория не имеет отношения к эмоциям, это не… – Нелогично, знаю, – Джим запрокидывает голову к черному небу, преломленному графеновым стеклом иллюминатора. – Но люди нелогичны, им всегда хочется верить, что однажды погасшие звезды вспыхнут вновь… ну, или на их место придут новые, столь же яркие. Что вот это вот все… – он обводит забортный космос рукой, – …никогда не кончится. – Это противоречит известным законам физики, Джим. – Голос вулканца становится неуловимо мягче. – Хотя не стану отрицать, что это был бы… предпочитаемый вариант. – Что мы знаем о законах вселенной, Спок? – пожимает плечами тот. Глаза его блестят, а на губах блуждает легкая улыбка, от чего оно кажется совсем мальчишеским… и одновременно мудрым. – То, что они существуют. – Спок улыбается в ответ – одними глазами, но Джиму достаточно этого, чтобы понять и заметить. – Существуют, – усмехается он. – Но, возможно, существуют и другие, которые мы еще не открыли. – Это не только возможно, Джим, – замечает Спок. – Это неизбежно. Впереди еще много неизведанного. Как сказал бы доктор Маккой… – Он чуть медлит, и только очень хорошо знающие его люди могут прочесть в краткой паузе тонко рассчитанную смесь симпатии и иронии. – Как сказал бы доктор Маккой, на наш век хватит. – Да уж точно! – Короткий фыркающий звук. – И неоткрытых звезд на наш век тоже хватит, верно, коммандер? – Безусловно, капитан. – А вы авантюрист, мистер Спок, а? – Глаза Джима откровенно смеются. – Это всего лишь логичное стремление к познанию мира, капитан. – А, конечно. Да. Логичное стремление. Я понял. Джим не смотрит в его сторону, но Спок точно знает: он улыбается.
…Вулканец закрыл глаза, усилием воли стирая стоящую перед мысленным взором картину. Стирая улыбку, отразившуюся в смотровом стекле больше сотни лет назад – и навсегда отпечатавшуюся в памяти. И навсегда исчезнувшую из реальности живых.
– Он погиб на Вулкане? – неожиданно спросил Свен. Спок обернулся чуть резче, чем обычно, и вопросительно поднял бровь. – Ваш друг. – Странные светлые глаза смотрели в упор, внимательно и остро. – Тот, о котором вы думаете, когда смотрите на звезды. Спок позволил себе молчание длиной в один вдох. – Профессор, – медленно начал он. – Прошу меня простить, но я… – Нет-нет, это я прошу простить! – неожиданно перебил тот и досадливо махнул рукой. – Ничего я не смыслю в том, что можно говорить, а что нет! Гайя часто говорит, что я разбираюсь в вопросах такта примерно так же, как каменные хорты в земном балете. – У каменных хорт есть множество других преимуществ, – невозмутимо заметил Спок. – Но они точно не задают вопросы невпопад, – усмехнулся человек. – О, ладно. Я не должен был этого спрашивать, это было грубо. Забудьте. – Ваше последнее утверждение нелогично. – В голосе Спока звучало истинно вулканское бесстрастие. – Но я понимаю, что вы хотите сказать, профессор. И… вы вовсе не были грубы, просто ваш вопрос… ваш вопрос удивил меня. Свен обернулся, смотря на собеседника ясно и пронзительно. – Понимаете, я ученый. Я лишь наблюдаю и делаю выводы. И когда я вижу истину, я просто озвучиваю ее, и все. И, как правило, не ошибаюсь. Но вот по части эмоций я осторожен как гиппопотам. Хотя опять простите, Сувок мне объясняет, но я никак не уясню… У вулканцев же нет эмо… – На самом деле есть, – неожиданно для себя сказал Спок. – Просто наша раса в совершенстве научилась их контролировать. Впрочем… – … от этого они никуда не исчезают, – усмехнулся профессор. – Понимаю. Спок вежливо кивнул – и замер, заметив выражение лица собеседника.
Свен не смотрел на него, он смотрел на звезды. И было в его взгляде столько света и горечи одновременно, от которых уже немолодые его черты казались почти юными – и парадоксальным образом очень старыми. В его взгляде отражалась память, видимая лишь ему одному.
– Её звали Марселин. – Голос человека звучал необычно тихо и мягко. – Марселин Гаррель, дочь математика Гарреля, того, что вывел полидетерминантные алгоритмы расчета фрактальных структур, ну, вы знаете. Она была француженкой до мозга костей. Обожала музыку и Париж. – Профессор улыбнулся, смотря сквозь черное небо в ему одному видимую даль. – Она ничего не понимала в математике. Смеялась, что не отличает косинус от котангенса. Она училась на ксеномедика, а я в то время был аспирантом, уже готовил диссертацию к защите… Мы мечтали работать вместе, на одном из исследовательских кораблей. – Он помолчал, потом очень спокойно добавил: – Она проходила ординатуру на Кельвине.
Воцарившаяся тишина была такой глубокой, что, казалось, было слышно, как звездные лучи шуршат о палладиевое стекло. Лучи их, прошивая тонкую сверхпрочную поверхность, кололи зрачки.
– Самое забавное знаете что? – спустя несколько минут сказал Свен. – Та спасательная операция считается одной из самых удачных за последнее столетие. Погибло всего одиннадцать пассажиров из восьмисот. Согласно статистике, потери ничтожны. – Одиннадцать утраченных жизней, – медленно проговорил Спок. – И потеря каждой из них разрушила чей-то мир. Математика бывает весьма жестока, верно, профессор? Тот издал невнятный звук – то ли сухой смех, то ли кашель. – Знаете, слышать такое от уроженца Вулкана… прямо скажем, несколько странно! А как же это ваше «благо большинства превыше блага меньшинства…»? – Или одного. – Темно-карие глаза, не отрываясь, смотрели на звезды. – Это основа логики и нравственности нашей расы. И это хороший принцип, но иногда… у него бывают исключения. Иногда благо одного оказывается важнее блага большинства. Иногда жизнь, отданная в уплату за жизни других, оказывается незаменима и бесценна. И никакая логика не может возместить ее потерю. Свен Хёглунд обернулся, вглядываясь в непроницаемые черты собеседника, словно видел их впервые. – Не сочтите за дерзость, но вы все-таки очень необычная личность, посол Спок. Эти ваши слова… их скорее услышишь не от вулканца, а от человека. На сухих, плотно сжатых губах мелькнула почти-усмешка – и бесследно погасла в глазах. – Я и есть наполовину человек, профессор. Было бы нелогично с моей стороны не признавать этого.
Свен покачал головой… но ничего не ответил. Из-за горизонта, там, за стеклом купола, медленно выползло тусклое солнце Хариты. Сероватые отблески мертвого белого карлика легли на лица обоих призраками света, не освещая почти ничего.
– Он погиб не на Вулкане, – внезапно сказал Спок. – Это случилось много лет назад, и в… других обстоятельствах. Он не был вулканцем. Он был с Земли. – Вот как, – медленно проговорил Хёглунд. – Это многое объясняет. – Он помолчал. – Трудно с нами, верно, посол Спок? – Что вы имеете в виду, профессор? Тот обернулся. Светлые глаза блестели холодно и ясно, как твердые стеклянные шарики. – Мы так нелогично мало живем, верно? Трудно иметь нас в друзьях. Спок отсчитал три удара сердца. Помолчал. – Я бы так не сказал, профессор, – ровно заметил он. – Эта дружба была самой естественной составляющей моей жизни. И одновременно самой уместной и важной. Самой… правильной. – Правильной… – задумчиво повторил Свен, словно пробуя слово на вкус. – Правильной, вот как… Он отвернулся, отошел к стеклянной стене купола. Помолчал. – Вы сказали мне, что время нельзя повернуть вспять, посол, – произнес он, не оборачиваясь. – А… если бы вы могли вернуть вашего друга? Спасти его? Вы и тогда не попытались бы?.. Спок выдохнул резко, как от удара. – Можете не озвучивать ответ. – Свен не шевелился – темный силуэт на фоне слабо мерцающих звезд. – Мы оба его знаем, не так ли? – Мое желание… – Слова казались сухими, тяжкими, как камни, с трудом проталкивающиеся сквозь горло. – Мое… приятие или неприятие случившегося не имеет решающего голоса в общей линии событий. – А ваш друг? – Человек чуть повернул голову. – Он ответил бы так же? В этот раз выдохнуть не получилось. Дистиллированный кислород обжег гортань и песком осыпался в легкие, отозвавшись фантомной болью где-то под ребром.
… «Простите, мистер Спок. Вы подходите лучше»…
… «Эдит Келлер должна умереть, Джим»…
… «Не горюйте, капитан, это логично. Благо большинства важнее…»
– Да. – Голос вулканца звучал безжизненно-ровно. – Он ответил бы так же. – А если бы речь шла о спасении вашей жизни? Спок молчал. Долго. Секунды тянулись, и каждая была, как шаг по углям. – Полагаю… данный ответ также не нуждается в озвучивании, профессор, – сказал он наконец. – Да, – кивнул тот. – Я так и думал. Потом развернулся, собираясь уходить, сделал шаг… и остановился, передумав. – Посол Спок, – оглянулся он. – Я знаю, что высказанные мной мысли чудовищно нелогичны с вулканской точки зрения. Я знаю, что подобное могло придти в голову только человеку, и притом не самому рассудительному. Но сейчас я обращаюсь не к вулканцу – к человеку. Прошу вас, не отвергайте эти идеи как безрассудные. Не отказывайте в праве голоса вашей второй половине. Не отказывайте себе в праве на надежду. – Он помедлил. – И… вашему другу. Почему-то мне кажется, что он бы согласился на подобный опыт. По крайней мере, попытался бы. – Он – попытался бы. – На сухих губах мелькнула бесцветная полуусмешка. – И, скорее всего, довел бы дело до конца. – Знаете, – медленно произнес Свен. – Я начинаю сожалеть, что нам не довелось познакомиться. Судя по всему, он был замечательным человеком. – Да, – просто сказал Спок. – Хотя странно, что, не зная его, вы так легко делаете выводы. – Я знаю его, – возразил его собеседник. – Потому что знаю вас. Потому что вижу его отражение в ваших глазах. Он словно бы… до сих пор стоит у вас за плечом. – На самом деле это я чаще всего стоял за его плечом, профессор, – ответил Спок. – Он был моим капитаном. И моим другом. – Был и остался, верно? – не глядя на него, усмехнулся Свен. – Верно. – Спок поднял глаза к звездам. – Был и остался. Навсегда.
Навсегда, Джим.
------------------ Примечания.
*Фракталы - понятие из высшей математики, графики структур, отражающих живые природные процессы. Потрясающе красивые штуки, кстати.
**Магнетары существуют в реальности. Это очень редкий тип звезд, и живут они недолго.
***Кварковые звезды также существуют. Они еще тяжелее и плотнее, чем магнетары, и еще реже встречаются. Настоящая экзотика.
****Древний земной писатель также существует в действительности) Это Иван Антонович Ефремов.
Завершение перевода кроссовера "Star Trek: TOS" и "The Man from U.N.C.L.E."
Эпилог
У Ильи возникло такое ощущение, будто он на миг потерял сознание или его накачали каким-то странным наркотиком, а теперь он просто пришёл в себя. Он стоял как вкопанный, растерянно мигая и оглядывая комнату, которую никогда раньше не видел – со светло-серыми стенами, ярким светом и вспышками красных ламп. Секунду назад он ещё видел перед собой металлическую решётку тюремной камеры на базе ТРАШ.
читать дальше- Что… что это? – по прошествии некоторого времени спросил он, решившись, в конце концов, взглянуть на Кирка.
Под ногами Ильи, в полу, находился диск. Кирк стоял на идентичном, и краем глаза Илья видел и других своих спутников. На мгновение ему показалось, что Наполеон тоже остолбенел от пережитого, пока не понял, что на самом деле его друг с неприкрытым восхищением уставился на женщину за какой-то компьютерной консолью; её светлые волосы были уложены в высокую замысловатую причёску, напоминавшую футуристический улей, а красное платье скрывало едва ли дюйм длинных стройных ног.
- Это, мистер Курякин, наш транспортер, - с легкой улыбкой ответил Кирк . – А это, мистер Соло, – добавил он, взглянув на Наполеона, – женщина.
- Э-э… да что вы говорите, – пробормотал Наполеон с выражением полной ошеломлённости.
- Йомен Рэнд, что вы делаете в транспортерной? – спросил Кирк, обращаясь к женщине.
Щёки женщины окрасил лёгкий румянец.
- Ну, я... э – э... попросила Скотти обучить меня управлению транспортером, сэр, - несмело сказала она. - Прошу прощения, но я не хочу навсегда остаться в йоменах.
- Разумеется, нет, – согласился капитан. Он повернулся к агентам и виновато улыбнулся: – Извините, господа, но я не могу позволить вам покинуть эту комнату. Вы и без того увидели достаточно будущего. Не дадите ли вы нам координаты какого-нибудь места рядом с вашей штаб-квартирой, куда вас можно телепортировать?
Илья оглядел небольшую комнату и выкрашенные в красный цвет двери слева, чуть поодаль. Отчасти он желал бы узнать, что за ними, но другой его половине вполне хватало оборудования и технологий нынешней жизни. ТРАШ и то зло, которое эта организация несла в мир, практически не имели отношения к людям будущего. Для них былые сражения земного прошлого действительно выглядели чем-то незначительным. Но для него и Наполеона, напротив, противостояние с ТРАШ – всё, чем они жили. Он не хотел видеть что-то из того времени, когда этот конфликт будет предан забвению.
- Ну, – ответил он, заложив руки за спину, – я лично очень рад тому, что дальше не пойду, даже если мистер Соло хотел бы остаться и выведать побольше о женщинах будущего.
Соло нехотя отвёл заинтересованный взгляд от Рэнд и откашлялся:
- Только вполне понятные наблюдения, Илья. И только наблюдения. Мне же нужно знать, как идти в ногу со временем.
- Координаты, - напомнил Илья.
- Ах, да. Можете показать нам карту Нью-Йорка?
Спок неторопливой походкой спустился с платформы транспортера и подошёл к плоскому тонкому экрану на стене. Пара прикосновений к кнопкам – и на нём появилась карта современного агентам города с разбивкой по районам. Наполеон внимательно изучил её.
- Да, вот здесь, – указав какую-то точку. – Переулок рядом с улицей. Никто туда не заходит.
- Вот и отлично, – кивнул Кирк. – Спок, не будете ли вы добры задать эти координаты транспортеру?
Спок взглянул на женщину в красном, стоявшую за консолью в момент их материализации, и ответил:
- Полагаю, с этим вполне справится йомен Рэнд.
- Хотел бы я как-нибудь пригласить вас на чашечку кофе, – сказал Наполеон. Его лицо было обращено к Споку, но смотрел он при этом на Рэнд. – Однако учитывая то, что случилось в последний раз, возможно, идея не лучшая.
- Я вполне удовлетворён тем, что останусь здесь, – ответил Спок с тем, что Илья определил бы как какое-то глубокое чувство – по сравнению с обычным бесстрастием вулканца.
- Вернитесь на транспортер, - попросил Кирк, указывая на круглые диски в полу. - Благодарю вас, господа. Всё это было очень поучительно, и я, конечно, признателен вам за помощь.
Илья наклонил голову, а Наполеон обменялся рукопожатием с капитаном космического корабля из будущего. Затем Соло тоже встал на транспортер, и вскоре очертания комнаты начали размываться. Секунда-другая – и вот их уже окружают грязные, исписанные граффити стены и ряд мусорных баков.
Наполеон приподнялся на цыпочки и осмотрелся.
- Как думаешь, это всё случилось на самом деле? – спросил он. – Меня не ударили по голове, и последние сутки мне не приснились?
- Только если по голове получили мы оба, – с улыбкой ответил Илья. – Хотя должен заметить, рабочий день выдался далеко не рядовым.
- Это уж точно, – согласился Наполеон. Он украдкой посмотрел на часы: - Что ж, я обещал Элейн из Отдела вооружений, что приглашу её на обед. Думаю, самое время.
- Ничего не меняется, – пробормотал Илья, когда они свернули на улицу. – Никогда ничего не меняется.
******
- Ну, - небрежно проговорил Маккой, когда они покидали транспортационный отсек, - маленький зелёный человечек с Марса не признал себя побеждённым?
Спок окинул доктора весьма прохладным взглядом.
- На Марсе не будет жизни до основания колонии в 2103 году, - заметил он. - И я не думаю, что кто-либо из моих предков там жил.
- Господа, господа, - Кирк сделал успокаивающий жест рукой. - Спок, наши фазеры по-прежнему в сейфе Агентства. Вы сможете забрать их оттуда без того, чтобы потребовалось опять спускаться на Землю?
Спок утвердительно кивнул:
- После того, как защитное поле перейдёт в ждущий режим, появится возможность засечь местоположение устройств и поднять их на корабль. Вполне вероятно, что перемещение столь небольшой массы останется незамеченным их системами безопасности.
- Хорошо. А всё остальное? - спросил капитан, похлопывая по карманам. - Коммуникаторы, трикодеры?
- Всё здесь, - подтвердил Спок, а Маккой просто продемонстрировал свои устройства.
- А вы ничего не забыли, Спок? - Маккой хитро покосился на вулканца, пока они шли по коридору.
Спок медленно поднял бровь.
- Я так не думаю, доктор, - ответил он. - Только если вы имеете в виду необходимость итогового совещания, но капитан, несомненно, распорядится…
- Премного благодарен, Спок, - выразительно проговорил Маккой. - Я имел в виду, что и вы могли бы поблагодарить меня за спасение от мясника ХХ века, который собирался вживую препарировать вас на лабораторном столе.
Бровь Спока изогнулась круче.
- Вы действовали всего лишь логично, доктор. Допусти вы вивисекцию, возник бы риск изменить будущее, каким мы его знаем.
Пренебрежительно фырканье Маккоя заполнило коридор, но было быстро перекрыто смехом Кирка. Капитан положил руки на плечи своих друзей.
- Мистер Спок, как же хорошо, что вы вернулись невредимый и такой же логичный, как всегда, - сказал он. – Боунс, позволь мне сказать тебе спасибо. Ты вытащил меня оттуда, как и Спока. Молодец.
Доктор усмехнулся и слегка покачался с пятки на мысок, переводя глаза со Спока на своего капитана и обратно.
- Ну, хоть кто-то здесь меня ценит. Я уж собирался транспортироваться обратно и попроситься в Агентство по наблюдению и контролю, но… в конце концов, постоянную работу лучше не терять.
Перевод также выложен на Фикбуке с тем, чтобы его можно было скачать единым файлом.
Акт III: Подопытные крысы никогда не совершали лучшего побега. Часть 1.
Спок сидел на нижней койке, задумчиво потирая губу большим пальцем. Его одежда пришла в негодность в результате схватки с теми, кто пытался насильно подвергнуть его исследованиям, и её сменил светло-голубой комбинезон, и неудобный, и плохо подогнанный. читать дальше Спок замёрз, его тело покрывали синяки, а разум тревожило воспоминание о мягких руках медсестры Ансель, когда она, совершенно без надобности, обтирала его перед тем, как развязать и вернуть в камеру. Курякина к тому моменту в лаборатории уже не было, иначе он испугался бы, что его и без того униженное достоинство пострадает ещё больше.
Это, однако, было наименьшей из проблем. С последствиями ущерба для психики и эмоциональной нестабильностью он мог справиться. Совсем другое - травмы физические. Спок подсчитал, что сейчас около семи тридцати вечера. Он не знал, когда здесь начинался рабочий день, но промежуток между “теперь” и тем временем, когда, по слухам, ожидалось прибытие профессора Шредера, казался неприятно коротким.
- Вы уверены, что не будете? – подошедший Курякин протянул поднос с ужином.
Спок незаметно отстранился от кушанья, источавшего запах тушёного мяса, и тут же предложил свою порцию агенту.
- Я уверен, - твёрдо проговорил Спок. - Я не ем мясо, мистер Курякин, - добавил он. С момента возвращения в камеру от Курякина исходила молчаливая, но явственная поддержка, и вулканцу не хотелось отталкивать агента.
- Вегетарианец, - пробормотал тот, отправив ложку в рот. - Жаль, но на удивление кстати.
- Я вполне способен некоторое время обходиться без пищи, - заверил Спок.
Он нерешительно поднялся и подошёл к прутьям, снова испытывая их крепость, несмотря на то, что знал - они ему не под силу.
- Друг мой, я в подобных клетках бывал много раз, - проговорил Курякин, отрываясь от трапезы. - Это не то место, откуда просто сбежать.
- И всё же вы должны были, - заметил Спок.
- Верно.
Курякин поставил пустой поднос на пол и отряхнул руки. Одетый по-прежнему в чёрный костюм с галстуком, на данный момент он выглядел гораздо презентабельнее, чем Спок.
- Убеждён, Наполеон делает всё, что может, чтобы найти нас, - уверенно заявил Курякин. - И ваш ... э – э ... мистер Кирк, - продолжил он, тщательно избегая любого упоминания статуса Кирка.
- Да, мистер Кирк чрезвычайно упорен.
Спок опять постучал ногтем по прутьям, анализируя звук, который показал бы, насколько прочно они закреплены в полу и потолке. Затем крепко ухватился за них и попытался вытащить. Его мышцы вздулись буграми, но даже такие значительные усилия абсолютно никак не отразились на состоянии решётки.
- Не стоит даже пытаться, - усмехнулся Курякин, подойдя к нему. - Никто не сможет сокрушить эту решётку – даже вы.
- Мне знакомы некоторые виды... – начал Спок, но быстро оборвал речь и отпустил прутья. Тревога, должно быть, повлияла на его концентрацию, иначе он никогда бы не допустил такой оплошности.
Он уселся обратно на кровать и занял себя наблюдением за стройным русским агентом, тщательно изучавшим вслед за Споком решётчатую дверь и её крепления. Исследование казалось нелогичным, поскольку Курякин только что заверил, что прутья нельзя выломать. Но Курякин педантичен – в чём Спок не сомневался, – и его, казалось, тревожила безопасность Спока.
Из двух агентов на Джима больше походил Соло. Дерзкий и, очевидно, знающий себе цену, любитель женского пола, вносивший привкус развлечения в самую сложную работу. При первой встрече Джим не произвёл на Спока благоприятного впечатления, и потребовались долгие месяцы совместной работы, чтобы вулканец смог разглядеть за этим фасадом очень умного человека и друга, заслуживающего доверия. Может быть, и с Соло Спок смог бы завязать дружбу - со временем, но он не знал его достаточно долго до этой эскапады, а теперь сомнительно, что такая возможность представится в будущем.
В противовес ему сдержанный, склонный к размышлениям Курякин, казалось, демонстрировал впечатляющее самообладание. Он, видимо, был очень умён и предан своему делу. Весьма похоже на вулканцев, от нечего делать размышлял Спок. Если бы его спросили, что он думает об этом человеке, он ответил бы, что в целом Илья ему понравился. У него был логический склад ума и огромная целеустремленность.
- Вам знакомо имя мистера Лайнуса? - поинтересовался Спок, когда Курякин начал исследовать прочность петель решётчатой двери.
- Слышал о нём, - ответил тот, - но лицом к лицу не встречался никогда. Он слывёт жестоким и беспощадным, - Курякин обернулся и коротко улыбнулся Споку: - Скажу так. Я предпочёл бы выбраться отсюда, прежде чем мы сможем насладиться его обществом.
- Это может оказаться трудноисполнимым.
- Может, оно и так, - пожал плечами Курякин. - Но у Наполеона привычка подражать кавалерии и прибывать в последний момент. Я ещё не теряю надежды.
******
Маленькую комнату штаб-квартиры А.Н.К.Л., где проходил брифинг, пронизывало напряжение: Соло, Кирк и Маккой обсуждали, как лучше действовать, исходя из только что произошедшего и полученных сведений. Соло разложил на столе планы объекта Лексингтон и внимательно изучал нанесённую на них разрозненную информацию.
- Ну почему мы не вытаскиваем его оттуда прямо сейчас? - вопрошал Маккой, беспокойно барабанивший по краю стола, на который опирался. - Мы не можем позволить, чтобы что-то случилось со Споком. Врачи этой эпохи понятия не имеют о вулканцах – никакого понятия, Джим! Да они в людях-то едва ли разбираются... Чёртовы кетгут и скальпели! Где, чума их возьми, хирургические лазеры? А стерильное поле? Боже милостивый, Джим!
- Боунс, мы выручим его, - отвечал ему Кирк спокойно, но твёрдо. - Мы разрабатываем план, как это сделать.
- Если просто сунуться в этот термитник, нас обглодают до костей, - тон Соло был очень серьёзен. - И ваш друг, и Илья пострадают наравне с нами.
- У них вообще есть анестетики? – продолжал недовольно бурчать Маккой, возясь со своим медицинским трикодером.
- Боунс, история медицины тебе известна лучше, чем нам, - пожурил Кирк.
- Я бы... э – э ... всерьёз не рассчитывал на то, что Шредер ими воспользуется, - мрачно проговорил Соло. - По всему видать, это обыкновенный садистский ублюдок – во имя науки, конечно же. Я был бы счастлив, если бы он угодил в наши сети, но рассчитываю, что мы заберём своих задолго до того, как он прибудет... Взгляни-ка, - сказал он, поворачиваясь к Кирку. - Главный вход туда через салон красоты, но вот тут… - он постучал по листу с планом, - есть ещё один, который нам и нужен. Найти там Илью и вашего друга, должно быть, всего лишь вопрос времени, но мне кажется, у вас есть технология, которая может слегка ускорить этот процесс.
- Камеры находятся тут? - спросил Кирк, указывая на блок небольших клеток на плане.
- Мы так думаем, - кивнул Соло. - Трудно утверждать наверняка.
- Возможно, нас могли бы туда телепортировать, - вслух размышлял Кирк. - Если не в самый блок, то, по крайней мере, куда-то поблизости. Но есть риск вызвать реакцию каких-нибудь тревожных датчиков, как это произошло здесь...
- Да, риск есть, и немалый, - подтвердил Соло. - У ТРАШ пунктик насчёт радиоэлектронных систем безопасности. Если срабатывает сигнализация, они перекрывают всё более жёстко, чем в Алькатрасе. Нет ли у вас какого-нибудь – э-м – портативного сканера наподобие тех, что на корабле?
- Есть трикодер, - ответил Маккой, демонстрируя прибор в чёрном кожаном футляре. - Мой медицинский трикодер должен среагировать на жизненные показатели Спока, когда мы будем в непосредственной близости. Предостережёт нас от врагов, кстати.
- Полезная функция, - согласился Соло. - Хорошо. Я попросил приготовить для вас два комплекта подходящей одежды. Пока вы облачаетесь, я ещё раз сверюсь с планами. Нам нужно выдвинуться как можно скорее.
- Нас проводят? - спросил Кирк, оглянувшись на дверь.
- Конечно, - Соло нажал клавишу интеркома. - Мисс Чавес, не могли бы вы зайти сюда и показать моим гостям, где они могут переодеться?
- Конечно, Наполеон, - ответил женский голос.
Спустя всего несколько секунд в комнату вошла миниатюрная, темноволосая и очень красивая женщина и тепло улыбнулась Соло.
- Обед в субботу, - проговорила она, прежде чем обратить внимание на посетителей. - Не забудь, Наполеон.
- Никогда, - обещал Соло. - Вы проводите мистера Кирка и доктора Маккоя в гардеробную и поможете им разобраться с одеждой, не так ли?
- Разумеется, - опять улыбнулась женщина, а затем, наконец, взглянула на мужчин. - Господа, сюда, пожалуйста.
Оба последовали за ней. Кирк исподтишка сделал Маккою знак глазами.
- Симпатичный тут персонал, - с улыбкой заметил он.
- Да, и я думаю, большинство заняты - занято мистером Соло, - несколько цинично ответил Маккой. - Бог ты мой, Джим, никогда не думал, что встречу бабника похлеще тебя. В твоей родословной Соло, часом, не попадались?
Капитан усмехнулся:
- Насколько знаю, нет, Боунс. К тому же, что плохого в том, чтобы быть мужчиной, живущим на полную катушку? Как по мне, в шестидесятых годах они шли по верному пути.
******
Лежавший на верхнем ярусе Курякин приоткрыл глаза и оглядел коридор. У противоположной стены стоял пластиковый стул, и на нём восседал охранник. Он не спал, но, видимо, здорово скучал.
- У нас есть компания, - пробормотал агент.
- Угу-м, - тихо ответил Спок.
Спок тоже не спал, нагромоздив одеяла и подушки вокруг себя так, чтобы, не поднимая головы, видеть всё сквозь не полностью сомкнутые веки. При тусклом свете большинству людей казалось бы, что он спит, а на самом деле он наблюдал. Уже несколько часов он не терял бдительности, поджидая момент, когда охранника сморит вполне по-человечески понятный сон. Сейчас, как высчитал Спок, где-то около пяти утра, и рассвет находился в досадной близости.
- Ключи, - вполголоса произнёс он, имея в виду талию мужчины.
- Много хорошего принесут они нам, будучи на том ремне, - мрачно заметил Курякин. - Вот если бы мы могли заставить его встать и отдать их… но я никогда не был силён в гипнозе.
Спок сел на край койки, спустив ноги:
- Гипноз весьма ненадёжный метод. Однако в моём распоряжении есть возможности… более научные.
Курякин тоже с осторожностью сел; движения его были плавными и бесшумными. Он взглянул на вулканца с верхней койки.
- Если вы что-то задумали, лучше дайте мне знать, - сказал он.
- У меня есть определённые ментальные навыки и умения, - нехотя ответил Спок. Раскрытие способности к тому, что человек этой эпохи назвал бы "чтением мыслей", могло иметь непредвиденные последствия. - Я могу исподволь побудить...
- Его? - Курякин кивком указал на охранника.
Спок утвердительно склонил голову.
- Тогда предлагаю вам так и поступить, и как можно скорее, - проговорил Курякин, бесшумно соскальзывая на пол. - Время что-то предпринять.
- Мне нужно сконцентрироваться, - предупредил Спок.
- Буду нем, как могила, - дал слово Курякин. И тот, и другой проигнорировали буквальное значение этих слов.
Спок подошёл поближе к решётке, не торопясь поднял руки и обхватил ими металлические прутья, как будто снова - и бесплодно - ища в них слабое место. Но на этот раз, вместо того, чтобы тестировать решётку, он так тщательно окутался мантией полнейшей сосредоточенности, что, казалось, она заполнила всю камеру. Охранник вдруг открыл глаза - в них появился странный блеск. Курякин напрягся, ожидая какой-то реакции, но тот просто сидел на стуле, устремив глаза с пустым выражением на Спока.
Руки крепче стиснули прутья, и ощущение концентрации усилилось. Охранник обмяк и стал выглядеть очень уставшим. Затем поднялся на ноги, поколебался секунду-другую, и медленно двинулся к решётке, пока не оказался прямо напротив вулканца.
Спок действовал неспешно и хладнокровно. Левой рукой дотянулся до талии мужчины и осторожно взялся за связку висевших на поясе ключей. Правая легла на стык шеи и плеча и сжала пальцы. Мужчина стал валиться как подкошенный, и Спок не пытался опустить его аккуратнее. Ключи на мгновение задержали падение, но под тяжестью тела ремень лопнул, и связка осталась у Спока.
Спок повернулся и, приподняв одну бровь, показал её Курякину.
- Мёртв? - уточнил Илья, указывая на охранника. Внезапность, с которой тот упал, обескураживала.
- Всего лишь без сознания.
- Надолго?
- Ответ зависит от индивидуальных особенностей его организма. Я бы сказал, не менее чем на два часа.
Курякин коротко кивнул. Он просунул руку сквозь решётку и вставлял в замок один ключ за другим, пока дверь не распахнулась. Затем подхватил охранника под мышки и затащил в камеру.
- Он больше моих параметров, чем ваших, - проговорил он, начиная снимать униформу. - Мне не по душе одеваться, как наши пернатые друзья, но это может снять ненужные вопросы, если кто-то нас заметит.
- Согласен, - ответил Спок и опустился на колени, чтобы помочь.
Пока агент переодевался, Спок разместил сброшенный чёрный костюм на верхней койке и прикрыл его одеялом так, чтобы это как можно больше походило на тело, а затем уложил охранника на нижнюю, накрыв и его тоже. Взглянув на Курякина, он увидел, что тот уже полностью одет и даже выглядит более-менее пристойно в голубой униформе и берете.
- Нужда научит, - в ответ буркнул перехвативший этот взгляд Курякин. Аккуратно вынув пистолет из кобуры, он убедился, что оружие заряжено, а потом кивнул: - Ладно, на выход.
Спок вышел из камеры впереди агента; он понимал, что ему придётся играть роль заключённого.
- У вас есть представление о планировке этого здания? - тихо спросил он.
- В общем и целом, - ответил Курякин. Они дошли до второй запертой решётчатой двери, и он опять последовательно перебрал ключи, пока не нашёл нужный. - Боюсь, придётся действовать методом проб и ошибок.
Спок осмотрелся. Коридор, куда они вступили, напоминал безликий серый лабиринт. Вулканец без всяких затруднений мог бы привести их в ту комнату, где проходило обследование, но у него не было никакого желания оказаться даже рядом с этим помещением.
- Я бы предложил свернуть влево, - сказал он. - С той стороны, кажется, идёт приток воздуха.
Курякин туда и направился, стараясь ступать очень осторожно.
- Мы под землёй, - проговорил он. - Я в этом больше чем уверен. Нам нужен лифт.
Спок остановился, прислушиваясь.
- Туда, - показал он, - я слышу звук мотора. Разумеется, - предупредил он, - это означает, что кто-то в настоящий момент пользуется лифтом.
Агент окинул взглядом коридор. Его заливал яркий свет, и была лишь парочка дверных проёмов или ниш.
- Не так уж много мест, где можно спрятаться, - заметил он. - Нужно побольше наглости на случай, если мы кого-нибудь повстречаем.
Бровь Спока поднялась в жесте, который, как начинал понимать Илья, означал определённую степень недоверия.
- Пожалуйста, если у вас есть какие-нибудь другие предложения...
Вулканец покачал головой.
- Не в данный момент, - сказал он. - Но я сомневаюсь, будет ли этого достаточно для того, чтобы нас не раскрыли.
Курякин издал короткий смешок.
- Я в этом вообще не сомневаюсь, - признал он. - Но это наш единственный шанс.
******
Проникнуть на базу ТРАШ на Лексингтон оказалось до смешного просто. Соло, Кирк и Маккой, беспечно прогуливаясь в тихом переулочке, остановились за мусорными баками у неосвещённого окна какого-то полуподвала. Соло сошёл вниз по ступенькам и, не пользуясь ничем, кроме силы собственных рук, открыл окно. Кирк удивлённо воззрился на него.
- Я как-то полагал, что они защищены лучше, - сказал он.
- О, это не их здание, - вполголоса ответил Соло. - Это соседнее. Мы приготовили этот вход в прошлом году для рейда, но им не воспользовались. Они так его и не обнаружили.
- Вы так считаете, - хмыкнул Маккой, оглядывая небольшую заброшенную комнату, в которую открывалось окно.
- Да, мы так считаем, - бодро ответил Соло. - Это лучшее, что у нас есть, господа – или вы предлагаете постучаться в парадную дверь?
- Нет, при всём желании, - сказал Кирк с усмешкой. - Я всегда за заход с тыла. Вперёд, Боунс.
Маккой одарил капитана скептическим взглядом и последовал за ним к окну, в котором уже исчез Соло. Испытующе осмотрел грязный пол, а затем ловко пролез через проём и присоединился к агенту. Пока они поджидали Джима, Маккой облачился в белый халат, выданный ему в штаб-квартире А.Н.К.Л., и повесил на шею старомодный стетоскоп, улыбаясь при мысли, что превратился в классического старого доктора.
- Где-то здесь, - бормотал Соло, начиная перебирать какие-то доски и старые холсты, прислонённые к стене. Место выглядело как склад работ неудачливого художника. - О, да, - он отодвинул в сторону особенно жуткую мазню и открыл спрятанную за нею тёмную дыру. - Вот, это вентиляционный канал, он выходит в подсобку. Позвольте, я покажу дорогу...
Через несколько минут они стояли в такой же неосвещённой, но гораздо менее захламлённой комнатке соседнего здания. Соло, стараясь не производить шума, вставил вентиляционную решетку в отверстие, через которое они только что пролезли.
- Хорошо, - сказал он негромко, освещая маленьким фонариком то пол, то стеллажи и какие-то ящики, загромождающие небольшое помещение. - Дверь вот. Пойдём. Попробуйте сделать вид, будто вы здесь работаете.
Маккой, пропуская вперёд более закалённых в боях, привалился спиной к полкам, пока Соло взламывал дверь. В комнату хлынул поток света, но как только Соло и Кирк вышли в коридор, он услышал, как Соло тоном вежливого сожаления проговорил: “Ах”, - а вслед за этим другой, незнакомый голос гаркнул: "Ладно, дядюшка, выходи туда, где мы сможем тебя видеть, и не наделай глупостей".
Маккой замер, прижавшись к стеллажу и задержав дыхание. Он находился почти в самом углу комнаты, и слева от него возвышались сложенные в штабель ящики. В абсолютной тишине он попятился и как раз присел за ними, когда в помещении зажглась лампа, и кто-то вошёл. Чей-то голос, очень близко, проговорил: “Нет, их только двое. Всё чисто”.
Щёлкнул выключатель, и дверь закрылась, оставив его в полной темноте.
Акт III. Подопытные крысы никогда не совершали лучшего побега. Часть 2.
Потребовалось не так уж много времени на то, чтобы Илья и Спок натолкнулись на патруль в таком месте, в котором не было надежды остаться незамеченными. До этого они пользовались нишами и подсобками, но на сей раз прямой и длинный коридор не дал шансов избежать нежелательной встречи – пара охранников вывернула из-за угла в противоположном конце, а прятаться было просто негде.читать дальше
- Что этот делает вне камеры? - небрежно указал один дулом револьвера на Спока, когда пары поравнялись.
Несмотря на присущий ему стоицизм, подобное обращение Спока возмутило.
- Веду его на подготовку к визиту Шредера, - не задержался с ответом Курякин, говоривший так, будто задание ему наскучило.
- Шредера здесь не будет ещё два часа. Ансель планировала приступить к подготовке в половине седьмого, - возразил охранник. – Назови-ка свой номер, приятель. В каком подразделении числишься?
Спок напрягся, готовясь к нервному захвату, но второй тюремщик был начеку. И револьвер Курякина вовсе не бесшумный, а звук любого выстрела рикошетом переполошил бы всё здание. Он молча выжидал, признавая, что снова оказался совершенно беспомощен.
- Мой номер? – переспросил Илья, теребя воротник жестом, в котором Спок предположил наигранную нервозность. В тот же миг возникло отчётливое ощущение "будь наготове", а затем один кулак Курякина с силой врезался в живот охранника, другой – ему же в челюсть, и лишь долю секунды спустя Спок сжал пальцы на шее второго.
Всё было кончено в считанные мгновения, и без единого выстрела. Спок забрал револьверы у бесчувственных мужчин и взглянул на Курякина:
- Великолепно проделано.
По губам агента скользнула мимолётная улыбка.
- Я не знал в точности, насколько действенный этот ваш трюк с чтением мыслей, - ответил он, - но, кажется, получилось.
- В самом деле, - подтвердил Спок. – А теперь...
- Полагаю, лифт там, - Илья указал на двустворчатую дверь матовой стали чуть дальше по коридору.
Но только ступили они на дорогу, ведущую к свободе, створки лифта разъехались, и оттуда на них в упор уставились стволы пяти револьверов.
- На этот раз слух вас подвёл, - едко заметил Курякин, с тревогой глядя на виновников переполоха.
- Я отвлёкся, - извинился Спок.
Однако если раньше про своё состояние он и мог бы сказать "отвлёкся", теперь оно перешло во что-то гораздо худшее. Впереди охранников стояли Соло и Кирк, одетые в костюмы той эпохи и – кстати - держали руки поднятыми; очевидно, тоже попали в плен. Спок подметил вспышку испуга и узнавания в глазах Кирка, а Курякин сочувственно улыбнулся.
- Ну, думаю, мы в меньшинстве, - сказал он и отбросил своё оружие.
Спок последовал его примеру, и теперь оба реквизированных ранее револьвера валялись на полу. Не стоило рисковать жизнями Соло и Кирка: если б разгорелся бой, кто-то из них точно угодил бы под выстрел.
- Спок, - проговорил Джим, и его улыбка сожаления поразительно напоминала курякинскую. - Давно не виделись. Ты встретил доктора?
- Я ещё не имел удовольствия познакомиться с доктором Шредером, - ответил Спок. Факт того, что его пока не подвергли вивисекции, довольно очевиден, подумал он.
- Ну, ты же передашь мои наилучшие пожелания старому костоправу, не так ли? - спросил Кирк.
Спок подавил реакцию – ему вдруг стало ясно, что Джим говорил о Маккое, а не о Шредере. Маккой должен быть где-то здесь, и предположительно избежавший поимки.
- Я так и сделаю, - ответил он бесцветным голосом.
- Ладно, насладились воссоединением, и хватит. В наручники его, - скомандовал один из тюремщиков, прерывая обмен любезностями. - Вы видели на мониторах видеокамер, что он проделывал голыми руками. Без сомнения, Шредер захочет расколоть и этот орешек.
Спок спокойно стоял, позволяя сковать ему руки за спиной. У него нет другого выхода. В устремлённых на него глазах Джима, в каждой линии его тела читалось извинение. Они пришли сюда, чтобы освободить друга, а не смотреть на то, как его уводят навстречу судьбе. Грубая рука схватила Спока и втолкнула в кабину лифта.
******
Маккой проторчал за штабелями ящиков, по его ощущениям, чёртову прорву времени. Когда звук удаляющихся шагов окончательно стих, он раскрыл прихваченный с собой старомодный докторский саквояж, вытащил оттуда трикодер и откинул клапан чехла. В темноте свет экрана казался на удивление ярким, но в этом непривычном времени и месте знакомое устройство действовало успокаивающе. Он переключил трикодер на обнаружение признаков жизни и медленно описал им в воздухе воображаемую дугу, проклиная про себя писк и трели, которые настойчиво издавал прибор.
Наконец, убедившись, что поблизости никого, Маккой закрыл трикодер и встал. Мимоходом он ощупал бедро, где в кармане брюк лежало тяжёлое варварское оружие. Он ненавидел подобное, но при мысли, что у него есть, чем защититься, ему стало немного легче.
Засунув трикодер обратно в саквояж, он бесшумно и осторожно двинулся к двери.
Коридор был пуст – как и утверждал трикодер. Маккой озирался, пытаясь припомнить фрагменты планов, которые показывал им Соло в штаб-квартире А.Н.К.Л. Если эти планы соответствовали действительности, то медицинская лаборатория должна находиться на этом же уровне, немного южнее того места, где он стоял. Маккой вооружился лучшими повадками профессионала и зашагал по коридору, как если бы он - обыкновенный доктор ТРАШ, спешащий по своим делам.
- Какой-то проклятый крысиный лабиринт, - буркнул он под нос, когда свернул в следующий коридор. Маккой искал на каждом углу какие-нибудь указатели, но ничего подобного ему не попадалось. Он не хотел вести себя как тот, кто находился в месте, где ни разу раньше не бывал, и уж тем более – чтобы его застали за изучением планов и с трикодером в руках.
Но затем он увидел приметные двери – больничные, так они выглядели. Они не походили на те, которыми оснащались госпитали его века, но Маккой изучал историю медицины и был отлично знаком с подобными дверьми; их нижнюю половину защищали металлические панели, чтобы твёрдые углы проезжающих каталок не повредили створки. Он распрямил плечи, толкнул рукой дверь и прошёл через неё, будто имел полное право тут находиться.
Перед ним оказалась своего рода прихожая перед операционной, с большими белыми раковинами и яркими лампами. Стену лениво подпирал мужчина в униформе ТРАШ, и Маккой постарался не допустить, чтобы его секундное удивление отразилось в движениях.
- Профессор Шредер? – спросил охранник, быстро выпрямляясь.
- Э-э-э… - на секунду замешкался Маккой, мысленно перебирая возможные варианты. Идея выдать себя за Шредера казалась заманчивой, но его, вероятно, разоблачат очень скоро. - Доктор Маккой, - продолжил он с фальшивой сердечностью, протягивая руку. - Ассистент профессора Шредера, - он потёр руки, не давая охраннику опомниться. - Не могу дождаться, когда взгляну на эту зеленокровую диковинку. Такой анамнез только раз в жизни и увидишь!
- От этого анамнеза у меня мурашки по телу, - передёрнулся мужчина. – Счастье, что я всего лишь охранник, и близко к нему не подойду.
- Ну просто оставь это нам, медикам, - добродушно ответил Маккой. – Объект уже там?
Охранник покачал головой:
- Ещё нет. Как раз сейчас его ведут. По всей видимости, он и агент А.Н.К.Л. пытались сбежать.
- Да неужели? – проговорил Маккой, стараясь не казаться слишком заинтересованным.
- Ага. И поймана ещё пара агентов, которые пришли сюда за ними. Ну, трое у нас в камерах, не здесь, и ещё мутант. А.Н.К.Л. теряет былую хватку.
- Должно быть, так.
Маккой подошел к раковине и открыл кран, пытаясь сфокусироваться на чём-то ином, нежели этот тип и его раздражающая болтовня. Ему нужно подумать, а не обмениваться любезностями с образцом психопатической личности. Раз захватили Джима и Соло, а Курякин и Спок по-прежнему в руках ТРАШ, он единственный человек, способный что-то предпринять. Самым опасным было положение Спока, поэтому лучшее место для Маккоя здесь. Он должен перехватить Шредера и освободить вулканца – во что бы то ни стало...
******
Операционная нагнала на Маккоя леденящий ужас. Не только из-за грубости хирургических инструментов и оборудования ХХ века, но и из-за средств фиксации на столах, которые он скорее ожидал бы увидеть в морге. Его охватывала ненависть при мысли о боли и страхе, владевшими предыдущими жертвами этой комнаты. Она начала представляться ему разновидностью камеры пыток 1960-х годов.
Маккой смахнул капли холодного пота со лба и открыл старомодный саквояж. Ему нужно оставаться спокойным и держать себя в руках, или Спок действительно пополнит список несчастных жертв. Обозрев ассортимент имеющихся препаратов, он остановился на том, который усыпил бы взрослого мужчину на несколько часов. Капсула содержала четыре дозы, и в таком случае она вполне заменит фазер. Он зарядил капсулу в гипошприц и принялся ждать.
Маккой стоял, облокотившись на стол, когда дверь, наконец, распахнулась, и зашёл мужчина в безупречно чистом белом халате. Виски его тронула седина, и он носил очки с маленькими круглыми линзами. Врача с "Энтерпрайз" он окинул пронзительным взглядом ястреба.
- Доктор Шредер? – спросил Маккой, пытаясь скрыть неуверенность в голосе.
- Да, я Шредер, - говорил мужчина с неярко выраженным немецким акцентом. Было что-то в его глазах, как и в лице, что выдавало незаурядный ум. - Но вас я не знаю. Кто вы?
- Доктор Маккой. Меня послали сюда…
- Но в этом учреждении нет такого доктора, - тоном сомнения возразил Шредер.
- Ну, я... – начал Маккой, делая шаг вперёд и как бы невзначай взмахнув рукой. Это плавное движение завершилось шипением гипошприца, уткнувшегося прямо в руку мужчины.
Шредер рухнул на пол. Маккой смотрел на него, пытаясь сообразить, что делать дальше, и машинально огляделся. Его внимание привлёк большой стенной шкаф с дверцами из тёмной матовой стали. Открыв шкаф, он нашёл его достаточно просторным, чтобы вместить человеческое тело. Подхватив Шредера под мышки, он протащил недвижимого мужчину через всю комнату и бесцеремонно запихнул в шкаф, плотно закрыв дверцы.
И вовремя. Как только он отдышался и вернулся в операционную, послышался глухой удар, и входные двери снова распахнулись. Первым вошёл Спок со скованными за спиной руками, а по пятам за ним следовал трашевец, почти уперев тому в спину дуло блестящего чёрного револьвера.
Хвала Господу, Спок вулканец, подумал Маккой. Кто-нибудь другой на его месте мог бы и удивиться. Спок же всего лишь безучастно посмотрел на Маккоя, не издав ни звука, но доктору показалось, что он смог засечь вспышку облегчения в глазах вулканца.
- Вы профессор Шредер? - спросил трашевец. Вот на этот раз выбор у Маккоя был небольшой - или пропажи хватятся.
- Ну, да, я, - сказал он благодушно, протягивая руку.
- Я думал, ты немец, - с любопытством заметил охранник.
- Не совсем. Я родился и вырос в Джорджии. Мой отец из Швейцарии.
- А, это всё объясняет, - удовлетворённо кивнул тюремщик, опять становясь дружелюбным. – Ну… давай, приступай.
Маккой с сомнением окинул взглядом Спока.
- Я не люблю зрителей, - увильнул он от ответа.
- Приказ мистера Лайнуса, - виновато развёл руками охранник. - Я не должен спускать с него глаз. Он уже один раз сбежал.
- О, тогда конечно, - улыбнулся Маккой. – Только… не подходи слишком близко, - предостерёг он. - Если не нравится хирургия и всё то безобразие, которое её сопровождает. У него кровь зелёная, знаешь ли. Не каждый день увидишь!
Мужчина замялся и слегка побледнел.
- Я бы …э-э-э… предпочёл постоять на страже у дверей, - ответил он. – Так будет лучше всего. Э… валяйте, док, - он отошёл к входу, а затем с опаской проговорил: - Вы уверены, что сможете справиться с ним в одиночку?
- Никаких проблем, - заверил Маккой. Он повернулся к лотку, где красовался набор разнокалиберных шприцев. - Доза вот этого поможет, - сказал он, выбрав один, - смирит на то время, пока он не окажется на столе.
Он сделал Споку знак глазами и уловил ответную искру понимания.
- Просто…м-м-м… закатайте ему рукав, а? Левую руку.
Охранник быстро выполнил просьбу, и Маккой приставил шприц, имитируя укол. Он стоял напротив тюремщика, и тот не увидел жидкость, впустую стекавшую по руке.
- Эй, держи его! - вскричал Маккой, как только Спок вполне правдоподобно изобразил обморок, и охранник подхватил пошатнувшегося вулканца.
- Так, теперь сними с него наручники и клади сюда, на стол, - распорядился Маккой. Он не сомневался: рано или поздно в операционную зайдёт кто-нибудь из медицинского персонала, и не было уверенности, что в нём не распознают самозванца.
- Хотите, чтобы я его раздел? - спросил трашевец, усадивший Спока на стол. Он расстегнул наручники, освободив запястья.
Спок, надо отдать ему должное, даже не дрогнул, зато Маккой выпалил:
- Нет! – но в ответ на быстрый взгляд стража тут же взял себя в руки и спокойно проговорил: - Нет, я сам справлюсь, спасибо.
Он начал застёгивать ограничители на конечностях Спока и не оборачиваясь бросил:
- Теперь можете оставить нас одних, дежурный. Со мной всё будет в порядке.
Тюремщик одарил доктора недоверчивым взглядом, но всё-таки развернулся и покинул операционную. Маккой в мгновение ока расстегнул не до конца затянутые ремни и похлопал Спока по плечу:
- Можешь проснуться, Спок. Мы одни.
Спок открыл глаза и сел; с его губ сорвался вздох, выражавший изрядное облегчение.
- У вас есть план, доктор? - спросил он вполголоса.
- Совершенно никакого, - как на духу ответил тот, - но в ближайшее время сюда обязательно явится обслуживающий персонал. Ты знаешь, где остальные?
- Их отвели обратно в камеры, - сказал Спок. – У вас коммуникатор при себе?
Маккой раскрыл медицинский саквояж и заглянул туда.
- При себе, - он вытащил требуемое, - но есть высокий риск того, что его работа всполошит здешнюю охранную сигнализацию.
- Это будет неважно, - ответил Спок, - предполагая, что мы сможем добраться до капитана и других и запросим экстренную транспортацию.
Он забрал коммуникатор у Маккоя и сунул его в карман свободного комбинезона, в который был облачён.
- Предполагая, что мы сможем добраться до капитана? – переспросил Маккой с приглушенным смехом. - О, это ж пара пустяков!
Спок сжал губы:
- Я вовсе не утверждаю, что это легко, но нам надо действовать, и быстро. У вас есть оружие?
Маккой похлопал себя по карману:
- Револьвер.
- Переведите в боевое положение, - лаконично посоветовал Спок.
- Что насчёт тебя?
Спок продемонстрировал руки:
- У меня есть это.
Он подошёл к двери.
- Цельтесь в них, - проинструктировал он доктора, - и постарайтесь выглядеть так, как будто вы действительно намерены выстрелить. Я приведу их в бессознательное состояние.
Он ненадолго приник ухом к двери, а потом распахнул её, решительно скомандовав:
- Оставайтесь на местах, господа.
Двое в прихожей застыли, и их глаза расширились от внезапного понимания. Маккой держал охранников под прицелом, пока Спок заходил им за спины и прикладывал руки к плечам. Оба обмякли, и Спок без долгих церемоний позволил им упасть на пол. Маккой поморщился, когда голова одного издала при этом громкий стук. При всей своей кажущейся невозмутимости Спок был вполне способен дать почувствовать по обращению своё презрение.
- И что дальше? - спросил Маккой.
- Мы пойдём, - сказал Спок, споро забирая оружие у лежащих без сознания тюремщиков, – без остановок и задержек, и найдём капитана, мистера Соло и мистера Курякина. Мы не должны убивать, - добавил он, открывая дверь и осторожно выглядывая в коридор. - Нельзя рисковать сбоем потока времени. Но надо выглядеть так, будто мы вполне способны убить.
- Это я смогу, - хмуро ответил Маккой, многозначительно взвешивая на руке тяжёлый револьвер, когда они вышли в пустой коридор.
Спок осмотрелся и перешёл на быстрый молчаливый бег. Маккой поспешал за ним, благодаря судьбу, что в это раннее утро народа было относительно мало.
- Думаешь, нам всю дорогу будет сопутствовать такая удача? - спросил немного запыхавшийся от этой пробежки Маккой.
- Мы можем надеяться, - сказал Спок.
Первые несколько коридоров им везло. Патруль из двух человек встретился им в следующем, и Спок отключил обоих без особых усилий, в то время как Маккой держал их на мушке так же, как в первый раз. К тому времени, когда они прорвались к тюремному каземату, позади лежало шесть бесчувственных тел, и доктор с трудом мог поверить, что им удалось это выполнить без поднятия тревоги.
- Джим, - прошипел он, увидев лицо Кирка за решёткой ближайшей камеры.
- Сзади! - рявкнул Кирк. Маккой развернулся и увидел подступающего охранника.
Не раздумывая, он перехватил револьвер и ударил мужчину рукояткой по голове. Тот повалился как камень.
- Не думаю, что ключи здесь, - встревоженно проговорил Кирк.
- Их забрал тот первый охранник, - добавил другой голос. Маккой обернулся и увидел в камере напротив Соло и Курякина.
- Это не имеет значения, - сказал Спок. Он вынул коммуникатор из кармана и откинул крышку: - “Энтерпрайз”, аварийная транспортация пяти человек в радиусе пяти метров от моей позиции.
Он повернулся к Маккою, говоря: “Они не успеют активировать свои системы безопасности”, когда их окутало золотое сияние и поглотило унылые серые стены тюремного каземата.
Соло застыл как вкопанный, глядя вдоль улицы и инстинктивно взяв на прицел угол, за которым скрылся автомобиль. Рука Кирка зависла над карманом, где находился фазер; капитан разрывался между желанием защитить и нежеланием обнаруживать технологию, столь чуждую этой эпохе.читать дальше Он и Соло молча посмотрели друг на друга, как вдруг отмер Маккой:
- Что, чёрт побери, произошло?!
Наполеон опустил револьвер - по-прежнему держа его в руке - и крепко сжал губы.
- Немедленно туда, - решительно приказал он, кивая на дверь позади.
- Они забрали Спока… – начал Кирк, которому не терпелось пуститься в погоню.
- Илью тоже, - мрачно напомнил Соло. – Что вы собираетесь делать? Бежать за ними? Может, там, откуда вы явились, автомобили куда быстрее наших, но я что-то сомневаюсь, что ваши ноги смогут развить скорость пятьдесят миль в час. Давайте, - он подкрепил приказ взмахом револьвера, - внутрь.
Кирк снова потянулся к карману. Револьвер не был направлен прямо на него, однако угроза его применения оставалась. Помимо того, что капитан не принадлежал к числу любителей ковбойской стрельбы "что быстрее: фазер или огнестрельное оружие", было бы крайне безответственно использовать фазер на людной улице.
- Ладно, - ответил он со вздохом. – Внутрь так внутрь. Боунс, пошли.
- Может, Скотти засечёт Спока корабельными сенсорами? - предположил доктор, когда они вернулись в химчистку. Хозяин "Дель Флории" выглядел лишь слегка заинтригованным тем, что обратно через кабинку проходило вдвое меньше народу.
Брови Кирка взметнулись.
- На Манхэттене, среди миллионов людей? Показатели Спока, может быть, и уникальны, но всё равно потребуется несколько часов, чтобы точно установить его местонахождение.
- Если они ещё на Манхэттене, - угрюмо сказал Соло. – Та машина могла увезти – увозит – их куда угодно, - он покачал головой. - Я более чем готов позволить вам задействовать собственные ресурсы, господа, но, раз уж мы здесь, давайте начнём с моих.
- Только один вызов моему судну на высокой орбите, - попросил Кирк. - Позвольте мне переговорить с ним, пока мы следуем в распоряжение ваших – э-э – наземных служб.
- Какое нетерпение! - Наполеона явно задело критическое отношение Джима к возможностям, которыми располагал А.Н.К.Л. в ХХ веке.
- Эффективность, - поправил он. Соло скривил губы в знак согласия, и капитан открыл коммуникатор. - Кирк - “Энтерпрайз“. Мистер Скотт?
- Да, капт`ан, - раздался из динамика голос с тем же акцентом. Слабое потрескивание - влияние помех от системы безопасности Агентства - накладывалось на речь. - Вы уж готовы к подъёму?
- Планы изменились, Скотти, - сухо ответил Кирк. - Мы как раз шли на точку переноса, когда кое-что случилось. Похитили Спока и сопровождавшего нас агента.
- Похитили? - недоверчиво переспросил Скотт. - Мне задействовать сканеры, чтобы найти их?
- Именно за этим я тебя и вызвал. Знаю, успех не будет скорым, но чем раньше начать, тем лучше. Я хочу, чтобы ты просканировал этот район метр за метром по радиусам, исходящим из точки моего местоположения. Обоих, может быть, уже нет на Манхэттене, но это единственное, что мы можем предпринять.
- Есть. Тотчас и приступлю, - обещал Скотт.
- Очень хорошо. Кирк - конец связи.
Джим с резким щелчком захлопнул коммуникатор и поймал себя на том, что от досады стиснул зубы. Проклятье, почему он на сей раз не настоял на транспондерах? Но от этой тайной исследовательской миссии они никак не ожидали ни того, что будут раскрыты в результате встречи с супер-шпионской сетью, ни попытки похищения...
- Ваш инопланетный друг, - вполголоса спросил Соло, явно стараясь, чтобы их разговор не достиг ушей других агентов в коридоре, - насколько он на самом деле инопланетянин? Помимо ушей и изумрудной крови?
Кирк взглянул на доктора, и тот испустил вздох.
- Эта кровь выдаст его с головой при малейшей царапине, - пробормотал Маккой. Он посмотрел на Соло и заговорил энергичнее: - В основе неё медь, а не железо. Но, кроме того, есть разница в температуре тела, расположении органов, структуре мозга... Если он серьёзно пострадал, они не поймут, что с ним не так, а уж если он попадёт в руки рядовых врачей… ну, это вы скажите нам, как они отреагируют. Вам, а не мне, лучше знать.
Соло задумчиво потёр нос, заводя всю компанию в комнату, половину которой - от пола до потолка - занимали компьютеры, тихо переговаривавшиеся сами с собой.
- Если ваш друг попадёт в руки обычного врача скорой помощи, его будут передавать от одного доктора к другому, покуда не дойдут до главврача. Потом позвонят в ФБР, и одному Богу известно, что случится с ним в их руках, - Соло говорил тоном презрения, смешанного с настороженностью. - Он умён и убедителен в речах, но это не остановит их от того, чтобы хирургическим путём выяснить, из чего он сде...
Маккой вытаращил глаза.
- Джим, если мы оставим Спока на милость мясников ХХ века, ему, вероятно, не позволят умереть прежде, чем закончат выяснять, как он вообще существует, - проворчал он. - Мы обязаны найти его.
- Знаю, Боунс, - с силой произнёс Кирк. - Знаю. Что ж, мистер Соло, на моём корабле работа уже идёт. Почему бы вам не показать, что может А.Н.К.Л.?
******
Сознание возвращалось к Споку с удивительной фрагментарностью. В те несколько минут пребывания в полубессознательном оцепенении его мозг лениво осмысливал странности вроде разлитого в воздухе холода и раздражающего покалывания в кистях рук, укрытых одеялом, или то, что от пульсации крови в висках голову будто обручем сдавило. Но внезапно всё, наконец, собралось воедино, и Спок вспомнил, что не должен лежать на очень жёстком матрасе с пульсирующей головной болью. Он намеревался перейти некую улицу без названия на Манхэттене. Его мозг не имел информации для того, чтобы соединить место, где он тогда был, и то, где он сейчас.
Он посмотрел вверх и увидел - что было очевидно - другую койку, ярусом выше. Её низ слегка прогнулся; там явно кто-то лежал. Спок повертел головой и понял, что находился в очень маленьком помещении, не намного длиннее или шире нар. Стены унылого серого цвета из неокрашенного бетона были поцарапаны и исписаны во многом непонятными граффити.
Он прижал руку ко лбу, пытаясь подавить боль известным ему приёмом, а затем спустил ноги с койки, всё ещё чувствуя себя неуверенно. На нём был тот же строгий костюм, в который он облачился ранее, и довольно неудобные туфли искусственной кожи - то, что нашлось на складах “Энтерпрайз”. Спок ощупал голову, убедился, что несуразная шерстяная шапочка по-прежнему надвинута на брови и уши, и глянул прямо перед собой. Переднюю стену заменяла решётка из отполированных до блеска металлических прутьев, вероятно, стальных – простое, но идеальное приспособление, позволяющее постоянно наблюдать за узниками, буде охрана того пожелает. По-видимому, он попал в тюремную камеру, весьма типичную для ХХ века.
Он встал, на секундочку прикрыв глаза от приступа головной боли, и, чтобы сохранить равновесие, ухватился за край верхней койки. На уровне глаз виднелось неподвижное тело агента А.Н.К.Л, который находился подле него на улице. Курякин явно не приходил в сознание: светлые волосы в беспорядке, щёки бледные, рот приоткрыт. Он, казалось, не пострадал - если не считать беспамятства, в которое впал наравне со Споком.
Спок ненадолго приложил пальцы к шее мужчины, убеждаясь, что его жизни ничего не угрожает, а затем подошёл к решётке. Он прижал лоб к прутьям, испытав на мгновение благодарность за облегчение, дарованное холодящим металлом. Бросив взгляд поочерёдно налево и направо, он не смог разглядеть ничего, кроме безликого коридора, который влево тянулся на несколько футов, сворачивая потом за угол. Справа коридор заканчивался глухой стеной и пододвинутым к ней пустым пластиковым стулом. На стене кто-то намалевал по трафарету чёрный круг - больше он смахивал на овал - внутри которого находилось аляповатое изображение злобной птицы, но этот символ Споку ничего не говорил.
Он на пробу потряс железные прутья. Они держались крепко, и, чтобы сокрушить их, очевидно, не хватило бы даже его силы вулканца. К дверному замку не подступиться, с какой стороны ни посмотреть, и приварили его намертво. Спок обвёл глазами стены, ища какое-нибудь окно или решётку или вентиляционный канал, но ничего этого здесь не наблюдалось. В маленькой каморке не было и удобств, каковое упущение могло, пожалуй, предоставить шанс на побег под предлогом посетить туалет; однако, если похитители имеют хоть какое-то представление о логике, они просто подсунут им ведро или что-либо аналогичное...
Спок отвратил разум от подобной неприятной перспективы. Пленение никогда не доставляло ему удовольствия, но задерживаться мысленно на будущем унижении достоинства не выход. Он повернулся к нарам и спящему на верхнем ярусе. Тот выказывал явные признаки возвращения сознания – чуть больше крови прилило к щекам, чуть участился пульс.
Спок коснулся рукой плеча мужчины и слегка потряс.
- Мистер Курякин, - проговорил он ясным ровным голосом.
Тот шевельнулся и что-то тихо простонал.
- Мистер Курякин, - повторил Спок.
- Нельзя ли потише, Наполеон? - пробурчал русский, вслепую отпихивая потревожившую его руку.
Спок на секунду поджал губы.
- Мистер Курякин, я не мистер Соло. Я Спок. Нас, кажется, похитили.
Голубые глаза поморгали, с трудом сфокусировав мутный взгляд на лице вулканца.
- О, - протянул Курякин, - так вот что это было... Где...
Он попытался сесть, но потом, видимо, прочувствовав неустойчивость своего положения на высоких нарах, схватился за голову и рухнул обратно на матрас.
- После диафутелина у меня всегда чертовски трещит голова... - пробормотал он. Заметив в глазах Спока выражение напряжённости, уточнил: - У вас тоже, правда?
- Вы в состоянии встать? - спросил Спок, проигнорировав вопрос.
- Почти что, - коротко ответил Курякин, старательно избегая кивать головой. Он не спеша принял сидячее положение, потирая виски пальцами и делая глубокие вдохи. Затем свесил ноги с края койки и с поразительной уверенностью спрыгнул на пол. Взглянув на вулканца, он одарил его одной из своих улыбок-вспышек: - Поверь, когда ты так долго в этом бизнесе, как я, то волей неволей перестаёшь расстраиваться из-за подобных неурядиц.
Спок поднял бровь:
- Возможно, наши профессии похожи. Такой подход мне тоже знаком.
- Как давно вы не спите?
- Примерно шесть целых тридцать четыре сотых минуты.
От точности этой цифры Курякин моргнул, а затем кивком головы указал на решётку:
- Видели кого-нибудь?
- Пока нет. Коридор кажется совершенно безлюдным, и я не уловил никакого движения.
Русский подошёл к прутьям и огляделся. Взгляд его упал на рисунок на стене.
- ТРАШ, - бросил он лаконично.
- Я не был знаком с их логотипом.
- Зато я слишком хорошо знаком с их логотипом, - Курякин начал осматривать камеру и, видимо, приходил к тем же выводам, что и Спок до него. Он изо всех сил потряс дверь, потом топнул ногой. - Я знал, что следовало надеть специальную обувь. Очень бы пригодилась отмычка...
- Да, место, по-видимому, вполне тихое, - согласился Спок и замер: его ухо различило слабый звук. - У нас компания.
Во взгляде Курякина мелькнуло сомнение.
- Уверены?
- Я слышу одним ухом лучше, чем вы двумя. Если вы прислушаетесь...
А потом в отдалении действительно раздались чьи-то шаги и звяканье ключа в замке: вероятно, открыли и заперли какую-то дверь. Шаги приближались.
Спок многозначительно посмотрел на Курякина, но тот покачал головой:
- Вероятно, просто рекогносцировка. Может, здесь есть камеры наблюдения, и кто-то видел, что мы очнулись. Не пытайтесь предпринять что-нибудь.
Вулканец молча согласился. Очевидно, Курякин ещё не определился со своим отношением к Споку, с тем, насколько можно ему доверять или опереться на него. В этой ситуации лучшим решением показалось положиться на явно превосходящий опыт агента А.Н.К.Л.
Мужчин, шедших по коридору, можно было отнести к тому сорту людей сомнительной репутации, которые маскируют мучительное беспокойство бравадой. Они были облачены в голубые комбинезоны, на которых красовался тот же логотип, какой Спок увидел нанесённым краской на стене. Когда более приземистый мужчина подошёл к тюремному боксу, Спока пронзила вспышка узнавания. Конечно же, он видел это лицо за секунду до того, как газ...
Да. Отчётливая картина: лицо в оспинах и всклокоченные тёмно-русые волосы в окне автомобиля, протянутая рука - и струя бурого газа. Задержать вдох уже невозможно, и Спок падает на колени...
Таков был итог его воспоминаний. Он взглянул на Курякина и тихо проговорил:
- Светловолосый был в машине.
Курякин кивнул.
ТРАШевцы остановились неподалёку от решётки и немного постояли, созерцая пленников. А потом более высокий - брюнет - в последний раз окинул Спока долгим тяжёлым взглядом и обрушился на коллегу, в ярости хлестнув его по груди скрученными в рулон документами.
- Ты идиот, Марвин! - рявкнул брюнет. - Это не Соло. Ты что, даже описание не посмотрел?
- Шесть футов два дюйма, тёмные волосы, карие глаза, всегдашний компаньон Курякина, - возмутился светловолосый. - Они вышли из “Дель Флории” практически рука об руку! Это он!
Первый ткнул напарника носом в какое-то фото:
- Это не он. Ничего общего. Чёрт возьми, как ты думаешь, что скажет мистер Лайнус, когда узнает, что ты пошёл на риск и дёрнул их прямо от главного входа в А.Н.К.Л. и даже не убедился, что это те самые?
- Блондин точно тот, - возразил Марвин. - Да ну же, Фоулкс. Один из двух это неплохо!
- Мистер Лайнус не принимает работу, выполненную наполовину, - хмуро заметил Фоулкс.
Марвин дрогнул:
- Ну… может, он тоже какой-нибудь важняк. Если мы выясним, кто это...
- Самый ценный полевой агент это Соло! Кто, чёрт возьми, может быть лучше него?
Фоулкс повернулся к камере и постучал стволом пистолета по прутьям решётки; на хмурой физиономии гневно блестели глаза.
- Ладно. Ну-ка, ты... - он указал дулом на Спока. - Как твоё имя?
До этого момента Спок лишь безучастно прислушивался к дискуссии, но теперь обменялся взглядом с Курякиным, а затем снова воззрился на разозлённого Фоулкса:
- Моё имя Спок.
- Чёрт, что это ещё за имечко такое? - возопил тот. - Какую должность ты занимаешь в А.Н.К.Л.?
- У меня нет должности в А.Н.К.Л.
- Чёрт тебя побери совсем! - брюнет со всей дури саданул ногой по решётке и отскочил с явственной гримасой боли. - Во имя Сатаны и всех его присных! Кто ты тогда?
- Я - Спок, - повторил Спок и поймал Курякина на том, что тот пытался прикрыть ухмылку ладонью.
Русский обратил смех в кашель и серьёзно заявил:
- Адресуйте ваши вопросы напрямую ко мне, господа. Мистер Спок, как он и утверждает, не имеет с А.Н.К.Л. ничего общего. Вам от него никакой корысти. Так почему бы попросту не отпустить его?
- Стремитесь спасти его шкуру, не так ли, Курякин? - спросил с любопытством Фоулкс. - Если он не агент, то кто? Шишка-посетитель? Кто-то из учёных?
Бровь Спока выразила иронию. В определённом смысле брюнет оба раза попал в точку – но Курякин отрицательно мотнул головой:
- Ничего подобного. Просто приятель, с которым мы случайно встретились на улице. Он для тебя бесполезен.
- Просто приятель, - повторил Фоулкс. Он снова подошёл поближе к прутьям, присматриваясь к Споку более внимательно. Необычный оттенок кожи явно не ускользнул от его внимания - как и вязаная шапочка, надвинутая так, чтобы скрыть более чем инопланетные черты облика вулканца. - Что-то тут не так, - пробормотал он. - Что ты пытаешься скрыть под этим колпаком, а?
Спок метнул короткий взгляд на Курякина, но подсказки, как реагировать, от русского не последовало. Он сжал губы, полагая, что шапку всё равно с него снимут, и он предпочёл бы, чтоб это была его собственная рука, а не чья-нибудь ещё. Придя к этому заключению, он аккуратно стащил головной убор, обнажив сатанинского очерка брови и уши.
- Так-так-так, - протянул Фоулкс, переглянувшись с Марвином. - Что тут у нас? Может, нам в итоге попалось что-то стоящее, Марвин? Что скажешь?
Марвин приблизился к камере с неприятной ухмылкой на лице:
- Скажу да.
- Вызови-ка доктора Танбриджа, - распорядился Фоулкс все тем же задумчивым тоном. - Давайте разбираться, что за рыбку мы выловили.
******
- Пусто, - Соло в отчаянии шлёпнул по ближайшему компьютеру. - Никаких зацепок по машине. Ни по номерному знаку, ни по описанию водителя.
- Мы еле-еле разглядели водителя, - обоснованно указал Кирк. - И разве вам не должен отчитаться – как там? – агент Грин?
- Верно, - подтвердил Соло. - О, спасибо, Дорин, - продолжил он, встречая только что вошедшую с кипой бумаг фигуристую секретаршу своей всегдашней обольстительной улыбкой.
Та в ответ улыбнулась, наклонилась, кладя бумаги на стол, и мягко проговорила:
- У нас вечером свидание, не забудь, Наполеон. На этот раз ты обещал.
- Обещал - значит буду, - ответил Соло, ласково и дразняще пропуская прядь её волос сквозь пальцы, пока она выпрямлялась.
Соло и Кирк одинаковыми взглядами проводили задницу женщины, грациозной походкой выплывавшей из комнаты.
Маккой издал стон:
- Никогда не думал, что это возможно...
- Возможно что, Боунс? - немедленно повернулся к нему Кирк.
- Обнаружить кого-то, кто может сравниться с тобой по части внимания к противоположному полу, - саркастически бросил Маккой. - Ты же помнишь, что Спок всё ещё неизвестно где, не так ли?
- Разумеется, Боунс, - несколько раздражённо ответил Кирк. - Я как раз собирался связаться с кораблём и узнать, нет ли у них новостей, - он откинул крышку коммуникатора, пренебрегая секретаршей ради принесённых ею документов. - Кирк - “Энтерпрайз”.
- Скотт на связи, капитан, - пришел незамедлительный ответ. - Пока ничего, сэр.
- Ладно, Скотти, - вздохнул Кирк, от нечего делать глазея на бумаги, которые просматривал Соло. - А это что? - спросил он, когда Соло начал перелистывать то, что оказалось крупномасштабной картой Нью-Йорка.
- Что т'м такое, сэр? - встрепенулся Скотт.
- Не отключайся, Скотти, - ответил Кирк. - Мистер Соло?
- Это карта всех известных баз ТРАШ в городе, - пояснил погружённый в размышления Соло. - Эта, эта и вот эта самые крупные, - уточнил он, показывая на красные кружки.
- Что, прямо в “Мейси”? - недоверчиво поинтересовался Кирк, наклоняясь ближе.
- Под “Мейси”, - поправил Соло. - Прекрасное прикрытие. Всё время много людей, приходящих и уходящих. А… “Мейси” есть и в двадцать третьем веке?
Кирк улыбнулся, вспомнив заснеженные улицы зимнего города, куда он транспортировался за подарками к Рождеству. В его столетии в Нью-Йорке столько же привлекательных женщин, как, видимо, и в этом.
Затем потряс головой:
- Лучше не рассказывать слишком много о моём времени, мистер Соло. Но с вашего позволения я перешлю координаты мистеру Скотту, чтобы он в первую очередь поискал в тех местах.
- Вперёд, - пожал плечами Соло. - Я так же стремлюсь найти Илью, как вы - мистера Спока.
- Мистер Скотт, вы ещё на связи?
- Да, сэр.
- Я передаю вам координаты. Хочу, чтобы вы настроили сканеры на поиск Спока именно там.
- Понял, капитан, - раздался радостный ответ. - Готов к приёму данных.
Акт II. Следовало бы надеть спецобувь. Часть 2.
За всё время службы на "Энтерпрайз" Спок никогда до такой степени не боялся за себя лично, как сейчас. Обнажённый, зафиксированный на столе ремнями, сорвать которые даже у него сил не хватило бы, со вставленным в рот металлическим распорным устройством он чувствовал себя чрезвычайно уязвимым. читать дальшеВзгляды и комментарии тех, кто находился рядом – или время от времени входил в помещение – заставляли его ещё больше опасаться за свою жизнь. Его явно рассматривали только как интересный подопытный экземпляр, и он практически уверился, что научная любознательность в умах исследователей возьмёт верх над нормами этики.
- Строение челюсти указывает на естественную всеядность, - бормотал склонившийся над ним доктор, ощупывая пальцем зубы Спока. - Но содержимое желудка в целом… - он искоса взглянул на металлическую чашу на соседнем столе, – указывает на вегетарианство.
Не способный двинуть головой Спок не мог видеть эту посудину, но чуял едкий запах её содержимого. Чувство беспомощности овладело им в ту самую минуту, когда ему насильно разжали челюсти, вставили металлический расширитель и влили в глотку мерзкое на вкус варево, от которого Спока тут же вывернуло наизнанку. До этого момента он решительно сопротивлялся, сознавая, что то, что начнётся как простой осмотр, вполне вероятно, закончится его гибелью. Он уложил восьмерых, прежде чем его скрутили и опрокинули на медицинский стол.
Он продолжал молчаливо противиться и там и подчинился лишь тогда, когда они начали вслух размышлять над тем, что сломать ему челюсть, возможно, единственный способ заставить открыть рот. Спок тут же так и сделал, понимая, что этот бой он проиграл. Вот тогда ему и всунули межчелюстную распорку, а потом влили ту бурду в рот, зажав нос, чтобы он уж наверняка всё проглотил. После этого разрешили сесть, и он вынужденно скрючился немыслимым образом - поскольку его запястья по-прежнему были намертво прикованы к столу - пока его желудок извергал содержимое прямо в подставленную посудину. Сразу, как прекратились спазмы, его снова заставили лечь и привязали ещё крепче, добавив сковывающие обручи вокруг шеи и талии, а лаборант начал ковыряться в непривлекательной добыче.
Спок лежал неподвижно, стараясь абстрагироваться от зондирующих рот пальцев в резиновой перчатке – и от знания о том, что исследование в любой момент может стать куда более интимным. Что произойдёт, когда они, наконец, возьмут образец крови, он мог только догадываться.
- Почему вы упорствуете в этом идиотизме, не знаю, - раздался из угла голос с русским акцентом.
Спок чуть вздрогнул. Он не знал, что агент А.Н.К.Л. присутствовал здесь же. У него было ещё меньше желания подвергаться исследованиям на глазах своего нечаянного союзника, чем сомнений относительно так называемого врача, склонившего над ним.
- Вы же не думаете, что в А.Н.К.Л. работают глупцы, которые выпустят в поле генетически изменённого агента, поскольку знают, что вы немедленно наложите на него лапу? – продолжал Курякин.
Спок подавил какую-либо видимую реакцию на это заявление. Конечно, похитителям вряд ли придёт в голову, что он инопланетянин. Да и кто бы на их месте такое предположил, учитывая век и развитие науки? Он не мог не испытать вспышку признательности за то, что агент пытался прекратить этот эксперимент, но надежды на успех не было.
- Он уже у нас, мистер Курякин, - пробормотал ТРАШевский врач, не отрывая глаз от тела, которое изучал. - И уверяю, мы извлечём из него страшно много всего, прежде чем исчерпается его полезность.
- Вы не станете его убивать, - пренебрежительно ответил агент А.Н.К.Л., хотя Спок услышал в этой реплике завуалированный вопрос. - Он слишком ценен живым.
- О, убивать его мы не будем, - согласился Танбридж. - Но мне очень интересно, что здесь, - сказал он, положив руку на верхнюю часть головы Спока. - Держу пари, что его IQ много выше, чем у кого-либо в этой комнате, и я хотел бы знать, почему. Но сущностное исследование этого конкретного органа может оставить вашего друга в сильно потрёпанном состоянии.
Спок закрыл глаза, не позволив себе проявить никакой иной реакции, нежели эта. При мысли о повреждении мозга к горлу подступила тошнота, но он не допустил, чтобы врач, проводящий обследование, это заметил. Когда он опять открыл глаза, то увидел металлическую тарелку, медленно плывущую со стороны ног к голове, и учёного, отступившего за экран.
- Не двигайся, пока я делаю рентген, - пробормотал он, нажав кнопку.
Спок лежал неподвижно, пока его тело просвечивали рентгеновскими лучами, признав, что если он будет противиться исследованию этим методом, оно, вероятно, будет осуществлено гораздо более неприятным способом. Он не мог помешать заметить его органы, не находящиеся на привычных местах, или незначительно отличающиеся по структуре кости скелета, но это лучше, чем вивисекция.
К груди прижали стетоскоп. Спок наблюдал за внимательно слушавшим доктором.
- Странно, - пробормотал последний. Он переместил стетоскоп и снова прислушался: - Никакого сердцебиения...
Спок вдохнул через подпружиненный кляп, ожидая продолжения. Если б мог, он бы в доступной форме разъяснил точное расположение его внутренних органов, но не стал унижаться, пытаясь разговаривать с распоркой во рту.
Стетоскоп сдвинулся, потом ещё раз. Наконец доктор проговорил:
- Вот, нашёл. Обратите внимание, Ансель. Сердце, по всей видимости, находится в левой области чреспривратниковой плоскости. Похоже, он страдает какой-то формой аритмии... пульс очень вялый...
Танбридж выпрямился, вглядываясь в лицо Спока так, словно желал лишний раз убедиться, что тот внезапно не впадёт в кому. Спок, немой и недвижимый, в ответ уставился на врача, ожидая, что изо рта вынут кляп.
- Какого чёрта? - пробормотал доктор. Он протянул руку к металлическому подносу и взял шприц. Затем начал прощупывать бледную кожу на внутренней стороне локтя Спока, пытаясь найти вену. Спок закрыл глаза, смирившись с неизбежным. Считанные секунды - и...
Мгновенная боль от острия иглы. Тишина. А потом:
- Этого не может быть...
Спок открыл глаза, когда иглу вытащили. Доктор держал шприц, наполненный отчётливо изумрудной кровью.
- Это его кровь?
В поле зрения Спока возникла женщина в накрахмаленном белом халате, разглядывающая шприц.
- Это его кровь, доктор? - повторила она.
Спок мимоходом отметил, что она произносила слова гнусаво, как говорят в Бронксе. Возможно, это признак того, что они ещё в Нью-Йорке.
- О. Давайте попробуем другую вену. Шприц, Ансель… быстро! - приказал Танбридж, пряча растерянность за нетерпением.
Женщина - очевидно, медсестра – подала ему шприц, и Спок терпеливо дожидался, пока доктор отыщет другую вену и наполнит кровью другую пробирку. Он сознавал, что медсестра пристально его разглядывает, и, хотя поведение женщины было вполне профессиональным, чувствовал её эмоции – которые заставили бы его залиться краской смущения, не будь он способен контролировать подобные реакции.
- Не понимаю, зачем тратить на это столько времени, - предпринял новую попытку Курякин. - Эта генетическая особенность помогает ему противостоять болезням, вот и всё. Выньте кляп, и он сам сможет рассказать вам об этом.
Бровь Спока поднялась. Хотя то, что он не мог лгать, и было неправдой, обман давался ему с трудом. Но не станет же он открывать истину этим людям! Как только узнают, что он из будущего, то поймут, какое бесценное сокровище оказалось у них в руках. Спок не мог предсказать, как далеко они зайдут, чтобы извлечь из него информацию.
Танбридж стоял с пузырьком зелёной крови и разглядывал Спока, видимо, размышляя над дальнейшими действиями. Затем коснулся защёлки металлического кляпа. Натяжение пружин тут же исчезло, и врач удалил распорку.
- Ну, хорошо, - медленно проговорил он. - Твоё сердце, как я погляжу, там, где должна быть печень. Кровь – если это кровь – судя по всему, нечто совершенно иное, нежели гемоглобин. Ближайшая аналогия, какую я могу подобрать, кровь мечехвостов.
- Моя кровь частично основана на гемоцианине, - объяснил Спок.
Это был первый раз, когда он заговорил в присутствии доктора, и тот, казалось, опешил от изысканной невозмутимости этого голоса.
- Тогда кто ты? - в недоумении спросил он.
- Я учёный, - ответил Спок, что в принципе соответствовало истине. - Освободите меня, верните одежду, и я дам пояснения относительно моей физиологии в том объёме, в каком вы поймёте.
Танбридж издал короткий смешок.
- Тебя захочет видеть мистер Лайнус, - ответил он. - Кроме того, я едва вошёл во вкус...
Спок попытался мысленно задвинуть последствия этого заявления подальше.
- Ты генетически изменённый человек, - продолжал Танбридж.
- Действительно, - подтвердил Спок. Это, по крайней мере, отчасти правда. С какой-то точки зрения он и был человеком, которого существенно изменило наследие вулканских предков.
- Сколько тебе лет? - с любопытством спросил врач, взяв блокнот и делая в нём заметки.
- Мне тридцать восемь лет, - ответил Спок. Нет смысла скрывать свой возраст.
- Следует ли из этого, что эксперимент датируется тридцатью восемью годами ранее или тебя каким-то образом изменили в более старшем возрасте?
Спок поднял бровь:
- Я таким родился.
- Но в 1930 году этих технологий и близко не было… - пробормотал Танбридж, глядя на Спока. - Как что-то подобное могло...
Спок, низведённый до ранга чего-то, укротил мельчайшие проблески злости. Всю жизнь он вынужденно боролся против того, чтобы его считали научной аномалией – скорее чем-то, нежели кем-то. Невозможно не прийти к мысли, что он дошёл до квинтэссенции подобного подхода, лёжа здесь ничем иным как образцом для экспериментов.
Зазвонил телефон. Резкие нестройные трели нарушили задумчивую тишину комнаты. Ансель сняла трубку и передала её Танбриджу со словами:
- Мистер Лайнус, доктор.
Тот взял трубку, и Спок прислушался к односложным ответам.
- Да, сэр... Да, он у меня на столе... это удивительно, и я действительно хотел бы пригласить вас сюда... но... да, мистер Лайнус. Да, конечно, сэр. Будет исполнено.
Танбридж постоял с трубкой в руке, а затем с неожиданной силой грянул ею по аппарату. С выражением глубочайшей досады он сорвал резиновые перчатки и швырнул их в ближайший контейнер для мусора.
- Та-а-ак, - протянул он, а затем скомандовал: - Ансель, приберитесь тут. Мистер Лайнус пришлёт завтра профессора Шредера. Он не хочет, чтобы объект до тех пор трогали и изучали. Нам приказано вернуть его в тюремный бокс.
Короткий выдох слетел с губ Спока. Облегчение сопровождалось пониманием: завтра всё начнётся по новой и, вероятно, на более серьёзном уровне.
- Профессор Шредер? – переспросила Ансель, складывавшая медицинский инвентарь в стерилизационный контейнер. - Разве он не специалист по живосечению?
Спок почувствовал, как напряжение вновь сковало тело, полностью сводя на нет мимолетное облегчение.
- Так и есть, - небрежно заметил Танбридж. Он вздохнул и покачал головой, а потом добавил: - Ну, тогда я пошёл. Выхожу из игры. Скажите, чтобы отвели этих двоих обратно в камеры.
******
- Господа, у нас прорыв, - с довольной ухмылкой провозгласил Наполеон, положив трубку. - Одна женщина, блондинка, так и пышет желанием поведать нам кое-что об "экспериментальных солдатах".
Кирк и Боунс переглянулись.
- Экспериментальный солдат? Это Спок-то? - недоверчиво спросил Маккой.
- Биологический объект с изменёнными свойствами и зелёной кровью, - ответил Соло, - так она его описала. Я встречаюсь с ней сегодня вечером в баре "Голубая кошка", это в Виллидже. Декорации больше для Ильи, нежели для меня, но уверен, что смогу обойтись без привычных удобств.
- Мы встречаемся, - непреклонным тоном возразил Кирк.
- Э-э, мистер, на свидание лучше ходить одному, - запротестовал Соло. - Может показаться немного странным, если мы...
- В Виллидже? - Кирк поиграл бровями. - Я читал историю моего двадцатого столетия, мистер Соло. Кроме того, это не свидание. Это разведывательная миссия.
Агент вздохнул.
- Полагаю, я бы чувствовал то же самое, если б вы собрались идти в одиночку, - признал он, проводя большим пальцем по губе. - Ладно, мистер Кирк. Уговорили. Но только вы один, и я не буду доволен, если в эту забегаловку вы захватите своё оружие.
Капитан поразмыслил с минуту.
- Тогда предоставьте надёжное место, где его можно оставить, - ответил он, – а взамен дайте револьвер. Мне часто приходилось иметь дело с антикварным оружием.
- Секундочку, Джим, - встрял Маккой, - ты хоть думаешь о том, что в результате всё может запутаться ещё больше? И что я тут буду делать без тебя?
- Всё время думаю, Боунс, - ответил Кирк. - И ты большой мальчик. Я уверен, ты сможешь занять себя чем-нибудь. Мы уже лишились Спока. Я не хотел бы рисковать ещё и тобой.
Маккой проворчал что-то неразборчивое, но спорить прекратил. Двадцатый век был на удивление опасным периодом.
- Оружие можно оставить в сейфе Уэверли, - предложил Соло. – Там до него никто не доберётся. И я устрою так, чтобы кто-нибудь показал славному доктору места, где мы обычно отдыхаем после работы. Наверняка его ждёт куда более приятный вечер, нежели нас.
******
Кирк, сидевший за столиком в подвале "Голубой кошки", чувствовал себя так, словно оказался посреди театрализованной исторической реконструкции. В воздухе клубился табачный дым и витал запах самого настоящего спиртного. На фоне журчания разговоров посетителей раздавались нестройные звуки контрабаса и фортепиано; бесформенная джазовая композиция, которую на них исполняли, казалось, имела лишь толику больше смысла, чем падающий дождь. Он бросил взгляд на наручные механические часы с круглым циферблатом и стрелками, снова подивившись их совершенной простоте. Люди могли как угодно превозносить преимущества современных им технологий, но было что-то до ужаса привлекательное в подобных древностях.
- Семь тридцать, как вы и говорили, - пробормотал Кирк. Он нащупал под пиджаком антикварный револьвер, надеясь, что поводов за него хвататься не будет.
- Там, откуда я родом, женщины завели моду припаздывать, - с улыбкой, выражавшей безграничное терпение, ответил Соло. Он отхлебнул чего-то зелёного и поморщился.
- Пожалели, что заказали абсент? - спросил капитан, обрадованный тем, что у него хватило ума заказать кружку пива. Правда, когда он делал заказ, выражение лица официантки стало весьма пренебрежительным.
- Не то слово, - кивнул Соло, поставив рюмку на стол. – О… а вот и наша осведомительница, - сказал он вполголоса, кивая на вход. - Она сказала, что её платье нельзя не заметить.
Джим обернулся к двери и увидел женщину на несуразно высоких каблуках, спускающуюся по красным ступеням. Дама была привлекательна, но он подумал, что надетое на ней платье выглядело, мягко говоря, так, как если бы на него вылили весь ассортимент пищевых красителей из магазина сладостей. Он прищурился, но психоделичность впечатления никуда не исчезала, пока женщина шла через задымленное помещение к их столику. Единственное утешение состояло в том, что ткани на платье ушло очень мало, и тело, которое оно – местами – облегало, было исключительно приятно глазу. Ансель выглядела сейчас совсем не так, как та деловитая и в высшей степени квалифицированная медсестра, перед которой напоказ выставили Спока.
- Вы говорили, что будете один, - с лёгкой паникой в голосе прошипела женщина, сверкнув глазами на Джима.
- Это мой коллега мистер Кирк, - ответил Соло, мотнув головой в его сторону. – Его… э-э… очень волнует предмет нашего обсуждения.
Она заколебалась на мгновение, оглядываясь на дверь, а затем уселась на стул, пододвинутый для неё Соло.
- Бренди, - бросила женщина подошедшей официантке. - Большой бокал.
- Ну? - спросил Соло, как только они снова остались одни. - Что вы хотели сообщить, мисс... э-э...?
- Этот пациент, - сказала она вполголоса. - Я имею в виду…
- Он пострадал? – перебил Кирк, подавшись к ней.
- Нет… я хочу сказать, не то чтобы... пока нет. Но…
Казалось, женщина очень нервничала. Она молчала, пока официантка не принесла бренди, а потом сидела, медленно его потягивая, словно позволяя крепкому напитку успокоить взвинченные нервы. Кирк выказал признаки нетерпения, но Соло слегка качнул головой и коснулся руки капитана.
- Он привлекательный, несмотря на уши, - вспыхнув, вдруг сказала она оборонительным тоном. - Может, из-за них... поверьте, когда его исследовали на том столе, мои мысли были не только о работе, если вы понимаете, о чём я.
- Я понимаю, - сочувственно поддакнул Соло.
Женщина снова уставилась в бокал, а Наполеон взглянул на Кирка и мимолётно усмехнулся. Она задумчиво покачивала бокал с бренди.
- Все мы люди, в конце концов, - заметил Соло.
От иронии, заключавшейся в этом утверждении, Кирк чуть не поперхнулся пивом. Ансель посмотрела на него с удивлением.
- Ну, они собираются показать его завтра Шредеру, - слова, наконец, полились сплошным потоком, - а мы все знаем, какой он. Он орудует скальпелем просто, чтобы увидеть, что из этого выйдет. А этот парень – Спок, так его зовут, да? Ну, я не желаю видеть, как его порежут на куски. Шредер сделает это без наркоза, совсем. Ему будет интересно, и плевать на… я не хочу видеть, как он будет страдать, не хочу! Он мне нравится...
Соло и Кирк обменялись тревожными взглядами.
- А Курякин? – Наполеон чётко произнёс фамилию напарника. - Он тоже там?
Она кивнула, делая большой глоток:
- Угу-м. Сейчас им не до него. Они оставили его на потом. Сосредоточились на генетически модифицированном парне.
- Где он? - тихо спросил Соло.
Она заёрзала на стуле, теребя вырез платья.
- Слышали о том месте на Лексингтон? - спросила она.
- Под прикрытием салона красоты? – уточнил Соло. - Мы знаем о нём.
- Где это? – быстро спросил Кирк, и Соло снова коснулся его руки.
- Шредер будет там завтра в семь утра, - продолжала женщина, взбудораженно оглядываясь. - Я его терпеть не могу. И то, что он делает с людьми, тоже... А мне прикажут ему ассистировать...
Ничто так не украшает мир, как возможность дорисовать его в своем воображении (с)
Название: Звездные капитаны: сквозь горизонт событий. Автор:Aleteya_ Фандом: Звёздный путь (ТОС) Категория: дружба, фантастика, драма, Hurt/comfort. Размер: миди Рейтинг: PG-13 Статус: в процессе Персонажи: Спок, Джеймс Т. Кирк. Предупреждение: ОМП, ОЖП Описание: У Вселенной странная логика. Но именно она позволяет ей иногда творить... чудеса? Примечание: Эта идея бунтовала в моей голове полгода кряду, пока я наконец не сдалась. Ели оно желает быть написано, оно должно быть написано. Kaiidh. Дисклеймер: Ни на чьи права не претендую.
Звездные капитаны из забытых легенд... Ткани мира, как старые шрамы, свой оставляют след. Потаенные струны сами вспомнят мотив, И если увидишь небесные руны, Поймешь - ты на верном пути.
Снова окунуться в привычную научную атмосферу оказалось неожиданно приятно. Это напоминало о лучших годах жизни, посвященных открытию новых миров, изучению бесконечно непознанной Вселенной. Тонкое позвякивание сенсоров, успокоительно-мерное гудение стабилизирующих полей, тихое, на грани слышимости, шипение вентиляционных и охладительных систем… Если закрыть глаза и приказать логике молчать, то на секунду можно представить, что он сейчас у себя в научном отделе на бесконечно далекой Энтерпрайз.
… Ровный, размеренный ритм исследовательской лаборатории, логичная, сдержанная и по-рабочему сосредоточенная обстановка, тихие, скупые фразы понимающих друг друга с полуслова коллег, проработавших вместе достаточно долго, чтобы превратиться в единый слаженный организм. Привычная и деловая суета на мостике во время дежурства смены альфа, едва слышные перешептывания рулевого и навигатора за пультом управления – опять нарушают устав… «…Вам никогда не говорили, что вы чудовищный зануда, вы, компьютер с ушами?» Привычные подколки начальника лазарета… … и привычные улыбки хозяина капитанского кресла. «Партию в шахматы, мистер Спок?»
– …сол Спок? Вы о чем-то задумались? Он открыл глаза, стремительно возвращаясь на сто с небольшим лет вперед – в то же время, но не того же мира. – Вовсе нет, профессор. Просто анализирую эмпирические впечатления. Они довольно любопытны. Спок говорил совершенно искренне: посмотреть было на что. Внутренние помещения обсерватории явно свидетельствовали о влиянии инопланетных технологий – при общей типичности архитектуры скругленные углы и перламутрово мерцающее, рассеивающее свет покрытие стен не принадлежали к технологиям Федерации. – Базу начали строить авиорцы. – На лице профессора появилось выражение, похожее на гордость. – Специально для изучения Гаммы II. Они постоянно наблюдают за звездой уже около сотни лет, и, надо сказать, та внушает им серьезное беспокойство. Оно и понятно: мало кому понравится иметь поблизости бомбу с часовым механизмом. Спок сдержанно кивнул, мысленно воспроизводя данные. Авиор, Эпсилон Киля, представлял собой редчайший тип бинарной системы, сбалансированной достаточно, чтобы иметь обитаемые планеты. Двойная сине-оранжевая звезда подходила к финалу своего существования, и являлась домом для высокоразвитой и древней, однако довольно замкнутой цивилизации, предпочитающей политический нейтралитет. Было ясно, что только критические обстоятельства могли заставить их пойти на контакт с Федерацией и даже, вероятно, предоставить ей часть своих технологий, в обмен на… что? – Взрыв сверхновой будет катастрофой для этого сектора Галактики, – словно отвечая на его мысли, продолжал Хёглунд. – В созвездии Парусов нет обитаемых систем, но волна нейтрино и гамма-излучения дойдет до Киля, Разумеется, при достигнутом техническом уровне это их не погубит, но нервы потреплет изрядно. Кроме того, они боятся худшего… – Гамма-всплеск? – Одно удовольствие иметь с вами дело, посол! – Свен экспрессивно взмахнул руками. – Вы, как настоящий ученый, все понимаете с полуслова! Да, именно гамма-всплеск. Если дойдет до этого, то все звездные системы, стоящие на его пути в радиусе Галактики будут уничтожены… Спок молча кивнул. Джеты – вспышки гамма-лучей, выходящие вдоль оси вращения коллапсирующей звезды – были своеобразным воплем предсмертной агонии, сотрясающим пространство на протяжении миллионов парсек. Подобно смертоносным копьям, они пронзали вакуум, сжигая все на своем пути. И звезды Вольфа-Райе порождали их наиболее часто. Всем астрофизикам Квадранта была хорошо памятна WR-104 Стрельца, коллапс которой двести лет назад породил гамма-вспышку такой силы, что через расстояние восьми тысяч световых лет она достигла Земли, где тогда как раз подходил к концу двадцать первый век. Смертельный луч ударил по планете, выведя из строя энерго- и информационные системы, разрушив озоновый слой, вызвав глобальные перемены климата – и практически поставив человеческую цивилизацию на грань уничтожения. – … хорошо еще, что лучи настолько узки, – продолжал тем временем профессор. – Учитывая ось вращения голубого гиганта из нашей двойной, они пройдут мимо самого Авиора и ближайшего к нему обитаемого Бриллиантового Скопления. Зато попадут прямо в центр туманности Гомункул, если вы понимаете, о чем я. – Эта Киля, потенциальная сверхновая в центре Гомункула. – понимающе кивнул Спок. – Фактически попадание в нее гамма-джета приведет к коллапсу с образованием черной дыры. – … Именно. Как раз рядом с Гомункулом расположено крупное скопление с множеством обитаемых систем, подпадающих под Первую Директиву, и они серьезно пострадают. Ну а Авиор второй на очереди – отраженная волна пойдет к нему. Потому они вступили с нами в контакт, запросив помощь. – Их решение логично, – согласился Спок. – Но вряд ли Федерация будет в силах произвести эвакуацию сразу стольких обитаемых планет, тем более, доварповых цивилизаций. Из чего я заключаю, что вы нашли другой метод, довольно рискованный и спорный, и хотите проверить его с помощью взгляда со стороны. – Все время забываю, насколько быстро думают вулканцы, – добродушно усмехнулся профессор. – Все так. Мы действительно разработали способ… почти авантюрный, надо сказать, но выбора у нас нет. Безрассудный выход из ситуации лучше, чем никакого выхода вообще. – Не могу не отметить, что это логично. – … но буду честен, я пригласил вас не по этой причине, посол. – Свен Хёглунд остановился, пристально вглядываясь в собеседника. – Технологии авиорцев, предоставленные ими для исследований, дают шанс параллельно произвести опыт куда более смелый и безумный, чем тот, который мы задумали для спасения обитаемых систем Киля. – С вероятностью 94,3% могу предположить, что он связан с метаморфозами пространственно-временного континуума, не так ли, профессор? Тот рассмеялся. – Вы точно не читаете мысли? Да, да, знаю, что это не так. У меня в группе двое вулканцев, я знаю о ваших табу насчет неприкосновенности чужого сознания. Это была просто шутка, посол. – Я так и подумал, профессор. – …но, в самом деле, ваши умозаключения иногда просто граничат с волшебством! Вы не читали Конан Дойля, нет? Древний земной писатель. Главный герой его рассказов был бы вам очень близок по духу… – Уверяю вас, никакого волшебства, профессор. Элементарная дедукция и логика… я сказал нечто смешное? – Нет-нет, это наши земные культурные странности. Не обращайте внимания. Идемте, я покажу вам центральную лабораторию, чтобы вы смогли, так сказать, увидеть всю картину собственными глазами.
Полукруглое помещение лаборатории носило, если можно так выразиться, еще больший отпечаток инопланетности. Плавные, мягко изгибающиеся контуры разделенных на сегменты стен постепенно перетекали в полукупол, незаметно становясь все более прозрачными и изящно смыкаясь над головой практически невидимыми лепестками, сквозь которые четко просвечивали очертания созвездий. (Удивительная технология, мимолетно подумалось Споку, мистер Скотт многое бы отдал, чтобы ее разгадать). Стандартные сенсорные панели, экраны и датчики смотрелись среди этой криволинейности несколько… эклектично. В динамиках еле слышно шуршало и потрескивало – хорошо знакомые звуки космоса, ровные и успокаивающие, как шум песчаной бури на Вулкане или шелест земного океана, который, помнится, так нравился Джиму. – Нелюдимые парни эти авиорцы, куда хуже ваших собратьев, извините, посол, – заметил Свен. – Но технологии у них блестящие: если бы не их оборудование, вряд ли бы мы узнали и смогли то, что знаем и предположительно сможем сейчас. – Предположительно? – приподнял бровь Спок. – О, ну вы же знаете, что такое Вселенная. Как только вам покажется, что вы хоть что-то начали в ней понимать, она тут же преподносит вам что-нибудь восхитительно необъяснимое. Тем она, собственно, и прекрасна. Никогда не дает заскучать. – Вулканцы не скучают, профессор. – В глубине темных глаз мелькнули мгновенные искры – и исчезли. – Наша философия говорит, что пределы познания безграничны. Чем больше мы постигли, тем больше неизведанного открывается перед нами. Процесс бесконечен. – Да… вот только жизни, к сожалению, это несвойственно. – В бодром голосе Свена Хёглунда сквознули неожиданно жесткие нотки. – Впрочем, незачем сейчас об этом… Пора познакомить вас с моей, так сказать командой. – Он оглянулся. – Гайя, девочка, ты здесь? – Очевидно, я здесь, профессор, – прожурчало из дальнего конца лаборатории. Зеленокожая Гайя, грациозная и ненамеренно-красивая, как и все орионки, выглянула из-за боковой консоли. – И вовсе незачем так кричать. Это создает помехи для звуковых сенсоров. Мне пришлось их заново перенастраивать. – О, ладно, потом будешь ворчать. У нас гость. Посол Нового Вулкана Спок любезно согласился принять участие в нашем рискованном опыте. Посол, это Гайя, наш астрофизик и по совместительству инженер. Девушка выпрямилась, откинув со лба короткую рыжую прядь. Ярко-золотые кошачьи глаза скользнули по высокой фигуре вулканца, став сосредоточенными, ироничными и ясными. – Рада приветствовать вас, посол. – Она сложила пальцы в безупречно изящном таале. – Живите долго и процветайте. – Никогда не понимал, как она это делает, – беззвучно вздохнул Хёглунд с явственными нотками зависти в голосе. – О, я брала уроки у Т'Паал. – улыбнулась та. – Ничего особенно сложного на самом деле. – Т'Паал и Сувок, ваши соплеменники, – обратился к Споку профессор. – Математическая топология и аналитика. Но сейчас они заняты компьютерным моделированием процесса коллапса нашей сверхновой в лаборатории номер четыре. Обещали закончить через полчаса. – Через четырнадцать целых и пять… нет, уже две десятых минуты, профессор. Сувок связывался со мной перед вашим приходом, – невозмутимо поправила орионка. – Вулканцы не обещают, они дают точную информацию, не требующую дополнительных подтверждений. – Вижу, вы хорошо знакомы с менталитетом нашей расы, мисс Гайя, – заметил Спок. – Что есть, то есть. – Девушка усмехнулась. – Иногда с вами бывает… непросто общаться, уж извините, посол. Но зато очень удобно работать. – Что есть, то есть, – скопировал ее интонацию Спок. – Ушам своим не верю! – Девушка пораженно рассмеялась. – Вы умеете шутить?? – Я умею выстраивать логичные и эффективные коммуникации с эмоциональными представителями других рас, мисс, – невозмутимо ответил тот. – Гайя, ты опять… – страдальчески протянул Хёглунд. – Хватит уже проявлять свое остроумие. Лучше покажи, что у нас есть на сегодняшний день. Появились новые данные, пока меня не было? – Только подтверждающие. – Та мгновенно перестроилась на профессионально-собранный тон. – Включаю аудиальную обработку радиосигнала. Небольшая девичья ладонь привычным жестом скользнула по консоли – и замкнутое пространство лаборатории распахнулось, наполнившись звуками, искрящимися и прозрачными. Вселенная жила, дышала и переговаривалась тысячами голосов – Спок мог бы расшифровать каждый из них и рассказать его историю, все они были знакомы и близки ему: это были голоса дома. Далекий, ровный гул реликтового излучения был канвой, в которую вплетались бесчисленные и беспокойные ноты: мягко и умиротворяще, словно трибблы, урчали звезды, где-то на заднем плане протяжно, как киты, пели квазары, невидимые черные дыры шелестели водоворотами, методично всасывая пространство, монотонно постукивали пульсары, резкие, визжащие тона звездного ветра неприятно царапали слух подобно песчинкам, скребущим по стеклу… Все эти совершенно разнородные звуки удивительным образом сплетались в гармоничную симфонию, странно притягательную, переливчатую и тревожную. Солистом этой симфонии, бесспорно был фантастический PSR J0835-4510 – пульсар Вела, или Поющий Пульсар, как его окрестили астрофизики. Его четкий, сложный, не сбивающийся ни на секунду ритм был полон неиссякаемой энергии – и одновременно безупречно логичен в своей математической правильности. Вела пел бодро, вдохновенно и радостно, воплощая собой бесконечно многообразное совершенство Вселенной, столь щедрой на чудеса. Но все перекрывал один звук – вибрирующий, пронзительный, настойчивый, он ввинчивался в мозг, напоминая жужжание гигантской разозленной осы, попавшей в водный поток. – Ага, – хищно усмехнулся Свен Хёглунд. – Вот она. – Сувок и Т'Паал переслали данные, – сообщила Гайя. – Воспроизвожу голографическую модель. Она пробежала пальцами по сенсорной панели, открывая вмонтированный в одну из секций стены неразличимо-темный экран необычной изогнутой формы, что делало его похожим на окно в многомерное пространство. В глубокой бархатной черноте медленно проступили крошечные мерцающие искры, сложившиеся в объемное изображение, настолько реальное, что до него, казалось, можно дотронуться – и обжечь руку об огненный, пылающий яростно-голубым, пульсирующий шар. Гамма II Парусов, являющаяся двойной звездой, была необыкновенно красива и необыкновенно опасна. Голубой сверхгигант, горячий настолько, что свет его казался призрачным, выходя за пределы видимого спектра, соседствовал с мертвой нейтронной звездой, масса которой практически равнялась массе соседа – при объеме, в почти миллион раз меньшем. На экране двойная система была похожа на светящийся плазменный клубок, который наматывался на невидимое веретено с темной, едва различимой, сердцевиной. Пылающая нить, свитая из раскаленного, захваченного гравитационной воронкой, газа, оборачивалась вокруг центральной оси гигантской спиралью, заходящей на пятый оборот. – Четыре витка, – пробормотал Хёглунд, нахмурившись. – У Вольфа-Райе-104 двести лет назад было три… – В течение последних лет наблюдений спектральные линии ионизированных газов поступательно увеличивались, но за последний год наблюдается отчетливая тенденция к экспоненциальному росту. – Голос орионки был бесстрастно-категоричен и прохладен. – Полость Роша заполнена, газ падает на соседнюю звезду, частота вращения которой уже выросла до полутысячи оборотов в секунду, и растет дальше. Аккреционный диск полностью сформирован, как мы можем видеть. – Так, – негромко сказал профессор. – Наша малышка явно готовится закатить грандиозную истерику.
Спок мысленно вздохнул, в который раз подивившись способности людей антропоморфизировать объекты неживой природы, а также смешивать художественные метафоры с научными терминами – но внешне не подал вида. Эта экспрессивная манера выражаться неожиданно вызвала в нем что-то вроде ностальгии, напомнив яркий и образный язык Монтгомери Скотта, а также неподражаемую манеру доктора Маккоя. Но было еще кое-что. В процессе осмысления поступающих данных – поразительно интересных, надо сказать! – у него все четче оформлялось раздражающее ощущение, которому он не мог найти названия. Вроде неясного образа, скользящего где-то по самому краю памяти, но не желающего проявляться полностью – что, учитывая вулканскую совершенность этой самой памяти, уже само по себе было странным. Можно, конечно, предположить это следствием возраста и естественного угасания способностей мозга… но Спок хорошо знал себя. Его сердце «сдавало обороты» (как сказал бы Джим) – но сознание оставалось безупречно ясным, за это он мог поручиться. Нет, это скорее было похоже на… да, его человеческие друзья называли такое «дежавю». Словно он уже видел эту звезду когда-то и имел с ней дело – но не помнит, когда и как. И это само по себе было необъяснимо.
– Как я понимаю, парой голубого гиганта в данной системе является нейтронная звезда? – сказал Спок вслух. – Исходя из звуковой обработки радиосигнала, пульсар? – Вы задаете правильные вопросы! – эмоционально воздел руку профессор. – Вторая звезда чрезвычайно интересна! Масса, плотность, объем и скорость вращения указывают на пульсар, но расчет кинетической энергии дал несравненно большие величины. Черной дырой она быть не может по гравитационным показателям. Я бы предположил кварковую звезду, но это было бы уж слишком большим везением, они непостижимо редки… Так что в данный момент мой математико-аналитический отдел штурмует эту проблему всеми возможностями доступной им логики. – Автоматический зонд? – предположил Спок. – Отправляли, – ответила вместо своего шефа Гайя. – Ни один не долетел. Слишком высокий уровень радиопомех. – Аппаратура выходит из строя, не успевая даже приблизиться к границам аккреционного диска, – мрачно кивнул Хёглунд. – Система испускает столь мощное высокочастотное излучение, что наши гамма-телескопы едва справляются. Т'Паал предложила использовать метод фрактальной математики, посмотрим, что у них получится. Но если это то, что я предполагаю… – Предполагаете, профессор? – иронично-мягко переспросила орионка. – Вы никогда не предполагаете, вы знаете. – Все когда-то бывает впервые, – невесело усмехнулся тот. – Ладно, логичнее подождать результатов, тогда и можно будет строить гипотезы. Гайя, извести нас, когда формулы будут готовы. Мы с послом будем в моем кабинете. – Он обернулся к вулканцу. – Надеюсь, вы не возражаете? Спок, поняв, что пришло время откровенного разговора, отрицательно покачал головой.
При первом взгляде на кабинет Свена Хёглунда в глаза бросались две странности. Первая: в нем почти не было личных вещей. Общаясь с людьми, Спок привык к их обычаю модифицировать рабочее и личное пространство с помощью непрактичных мелочей, тем самым придавая ему индивидуальную окраску, что позволяло достичь эмоционального комфорта, жизненно необходимого землянам для эффективной деятельности. Спок давно научился уважать и учитывать эту странную для вулканцев привычку и принимать ее как должное. Кроме того, личные вещи зачастую многое могли рассказать о своем хозяине внимательному зрителю. Здесь же… не было ничего. Звездные карты на стенах, стопки паддов с информацией, голопрекции радио-, тепловых и рентгеновских снимков капризной двойной звезды, компьютер… и все. Второй особенностью помещения, прямо-таки бросающейся в глаза, была бумага. Очень много бумаги. Листки реплицированной отбеленной целлюлозы, в беспорядке разбросанные на столе – чистые и исчерканные, сложенные в стопки и смятые в неаккуратные комки – создавали впечатление, что в небольшой комнате бушевал большой ураган. – Не обращайте внимания, – виновато вздохнул Свен, переступая порог вслед за Споком. – Это моя дурацкая привычка. Ничего не могу с собой поделать: лучше думается, когда пишу на бумаге. Падды решительно не подходят. Вот и пришлось запрограммировать один из репликаторов исключительно на графит и целлюлозу. Понимаю, что это кажется вам странным, но… – Как раз-таки нет. – Невозмутимо-спокойные вулканские черты его гостя смягчились, став задумчивыми. – Один мой… хороший знакомый всегда предпочитал бумажные книги электронным. Он говорил, что мы не должны забывать своих корней и беречь наследие прошлого. – Мудрые слова, – кивнул Хёглунд. – Немногие сейчас так думают. – Он… был исключительной личностью, профессор, – негромко произнес Спок. – Можно сказать, единственной в своем роде. Светло-зеленые глаза остро сверкнули на слове «был», но вслух Свен сказал только: – Все мы единственные в своем роде, посол. Единственные и неповторимые в этой Вселенной… и во всех прочих, пожалуй. На последних словах в голосе его мелькнули все те же сухие, жесткие нотки. Спок узнал их: так люди скрывали давнее, но не забытое горе. – Будет логично перейти к нашей непосредственной задаче, профессор, – сказал он вслух. – Да, вы правы, – отбросил задумчивость тот. – Видите ли, это вопрос тактики. Наша проблема, я имею в виду. У нас есть смертельно опасная звезда, готовая взорваться в ближайшем будущем, причем основной вектор взрыва будет направлен в сторону обитаемых систем. Мы не можем обратить и замедлить процесс. Мы не можем создать защитное поле такой мощности, чтобы оно перекрыло его поражающую силу. То есть, в прямом противостоянии мы явно проигрываем по всем статьям. Значит, остается схитрить. – Вот как? – приподнял бровь Спок. – Хотите сыграть со звездой в покер? – Покер?? – пораженно выдохнул Свен. – Откуда вы… Ладно, неважно. Однако, интересный вы че… вулканец, посол. – Его тон изменился, став серьезным. – Нет, это не покер. Просто иной подход. Очень простой. Я бы даже сказал, очевидный. – Очевидный? – Именно. – Хёглунд усмехнулся. – Если мы имеем фазер, взведенный на максимальную мощность и готовый вот-вот выстрелить – а экранирующего поля у нас нет – то что нам остается? Только… сбить прицел. – Сбить прицел. – Спок нахмурился. – Если учесть, что вектор гамма-вспышки пойдет по оси вращения звезды, то из ваших слов следует… – Именно. – Светлые глаза возбужденно сверкнули. – Нам нужно изменить угол этой оси. – Профессор. – Вулканские черты выглядели еще более непроницаемыми, чем обычно. – Помимо практической неосуществимости технической стороны этой задачи, вы понимаете, что данное вмешательство может вызвать мгновенный коллапс изначально нестабильной системы? – Разумеется. – Усмешка его собеседника стала острой и хищной. – Она взорвется – и это будет нам на руку, потому что базовые параметры любой системы можно изменить только в точке хаоса, когда структура нестабильна, когда она разрушается. То есть, в момент самого взрыва. – Иными словами, вы предполагаете изменить ось вращения звезды в момент, когда коллапс ядра уже запущен, но внешняя оболочка еще не сброшена? – уточнил Спок. – Верно, – кивнул Хёглунд. – Вы отдаете себе отчет, что данный интервал длится в пределах нескольких секунд? – Разумеется, – не смутился тот. – Но мы и не рассчитываем на легкие пути. Наша идея сама по себе авантюрна… и мы отдаем себе отчет, что можем и не достичь успеха. Но мы обязаны хотя бы попытаться. – Я понимаю ваше решение, профессор, – по-вулкански незаметно вздохнул Спок. – Зная уровень вашей компетенции в сфере астрофизики и математической топологии, не сомневаюсь, что вычислить временные параметры для вас не является невыполнимой задачей. Из чего могу заключить, что проблема, в связи с которой вы попросили о моем участии в исследовании, связана с методом, который вы сбираетесь использовать, чтобы нейтрализовать разрушительный эффект сверхновой? – Верно полагаете. – Свен подошел к окну – настоящему, не экрану – разглядывая неприглядный каменистый ландшафт за ним. – Видите ли, посол, в природе всегда были и есть такие силы, открытое противостояние с которыми невозможно. Но невозможно и бездействие – и тогда поневоле пытаешься искать обходные пути. Только… чем опаснее исходная угроза, тем опаснее и сам путь. – Насколько опасен тот, что вы выбрали? – На строгом вулканском лице не дрогнула ни одна черточка. – Прямо пропорционально угрозе, – усмехнулся Хёглунд. Обернулся – темный силуэт на фоне слабо освещенного умирающим солнцем пейзажа за наностеклом. – Посол Спок, вы слышали о тахионном луче? Тахионы. Частицы «антивремени». Темно-карие глаза едва заметно сузились, почти почернев. Эти, дано вычисленные, но сравнительно недавно открытые кванты «темной» энергии приравнивались некоторыми учеными к грязному ядерному оружию доварповой древности. Неуловимые, в обычном состоянии не вступающие во взаимодействие со «светлой» материей, тахионы двигались быстрее света – в обратном времени, с обратной причинно-следственной (следственно-причинной?) связью. Ускоряясь, они отдавали энергию, замедляясь – поглощали. Их чудовищно сложно было выловить, практически невозможно генерировать – и совершенно невозможно было ими управлять. Для того, чтобы просто сделать тахион видимым, замедлив его до световой скорости, требовались колоссальные затраты энергии. А, прорываясь в пространство «светлой» материи, эти частицы искажали его под собственные свойства, меняя обычный ход времени и генерируя излучение чудовищной силы, которое экспоненциально нарастало, ломая все законы термодинамики. Огромное количество жертв при первых опытах заставило приравнять тахионное излучение к оружию класса «зеро», означающего опасность для всех форм биологической жизни и деструкцию неорганических соединений. Обратный ход времени разрушал и последовательность метаболических процессов, разрывал липидные и полипептидные связи, разлагал протоплазму и разрушал клетки крови – любой крови, медной ли, железной, фосфорной или натриевой. Тем не менее, эксперименты ожидаемо продолжались. К двадцать третьему веку были созданы первые низкочастотные генераторы тахионов, использовавшие узкие, в несколько частиц, пучки лучей. Энтерпрайз, как флагман Федерации, также был оборудован подобным прибором – который, впрочем, по молчаливому соглашению высшего командного состава практически никогда не использовался. Тахионные лучи были превосходными сканерами, но по потенциальной поражающей силе превосходили фазеры и дизрапторы – и только их огромная энергоемкость и еще более огромная опасность останавливала все разумные (и не слишком) расы Квадранта от широкого их применения. По глубокому личному мнению Спока, в этом была некая логичная справедливость. Опасная тайна Вселенной оберегала сама себя от существ, способных превратить в орудие разрушения любое знание, до которого им удавалось дотянуться. – Мне известно об этом… оружии, – сказал он вслух. – И мне приходилось наблюдать его действие. Почему вы упомянули его сейчас, профессор? – Потому что оружие может стать спасением, посол Спок. – Прозрачно-светлые глаза Свена Хёглунда бестрепетно стерпели тяжелый взгляд вулканца. – И станет, если мы правильно используем его. Тот почти-заметно нахмурился. – Даже не проводя уточняющих вычислений, я могу с уверенность сказать, что самой максимальной из доступных нам мощностей тахионного луча недостаточно, чтобы воздействовать на объект такого масштаба, как голубой гигант. – Ключевые слова – «доступных нам мощностей», посол, – усмехнулся профессор. – А что если нам будут доступны большие? Что, если мы располагаем оборудованием, способным генерировать луч, на порядок более мощный, чем существующие сейчас? – Авиор. – Спок не спрашивал, скорее, констатировал факт. – Авиор, – согласился его собеседник. – Похоже, эта цивилизация достигла куда больших успехов в использовании темной энергии, нежели Федерация. Они предпочитали, впрочем, чтобы данная информация оставалась закрытой… по понятным причинам. Собственно говоря, она и сейчас остается таковой. – Федерация не в курсе технической стороны опыта? – уточнил Спок. – Нет. – Хёглунд отвернулся к окну. – И именно поэтому я позвал вас. Вы – единственный, кроме моей команды, кому я могу доверять. – Довольно странное утверждение. Могу я спросить, почему? – Помимо вашей репутации блестящего ученого? Вы – посол Нового Вулкана. У вас дипломатическая неприкосновенность. Вы независимы и не обязаны поступать против совести. – Никакая власть не может приказать поступать против совести, профессор. – Ох, оставьте, посол! – выдохнул Свен. – Вы прекрасно меня поняли! Есть способы… Но вы – вулканец. – Это не синоним неуязвимости, профессор. – Это синоним честности. – Льдисто-светлые глаза смотрели в упор, почти на одном уровне с его глазами. – И, в большинстве случаев – чести, как я успел понять. Спок мысленно покачал головой, не став возражать. Он мог бы сказать, что честность не может быть родовой чертой всей расы, как бы того ни хотелось ее отдельным представителям. Но сейчас у них шел совсем другой разговор. – …И поэтому я хочу поблагодарить вас за то, что вы согласились помочь. Знаю, что, согласно, вашей философии благодарность нелогична, но все же скажу – спасибо. Возможно, ваши знания станут залогом успешности нашего опыта, от которого зависит много жизней. – Далеко не во всех случаях благодарность нелогична. – Спок приподнял бровь. – Однако сейчас для нее еще нет объективной причины. Поправьте меня если это не так, профессор, но у меня сложилось впечатление, что задуманный вами опыт преследует не одну, а две цели: минимизировать разрушительные последствия сверхновой и получить некое новое знание, лежащее в пределах, близких к метафизике? – Несколько упрощенная трактовка… но, в общем так, – кивнул Свен. – Потому что то, что мы задумали, не изучено и не описано еще никем из известных мне ученых Квадранта. – Вы имеете в виду то, что скрывается под образным выражением «поймать время», профессор? – Именно так. – Светлые глаза сверкнули восторженно и хищно, напомнив осколки отполированного солью перламутра. – Наша цель заключается в том, чтобы генерировать стабильное тахионное поле. Создать континуум, отменяющий энтропию. Спок невольно выпрямился еще больше, насколько позволяла и без того безупречная вулканская осанка. Высказанная идея была гениально безрассудна, нелогично отважна и теоретически не осуществима – как и многие революционные идеи, ничего необычного. Но одновременно она странно беспокоила, бередя сознание чем-то необъяснимым, не поддающимся логике, чем-то, снова напоминающим… предчувствие. Которого у вулканцев не бывает. Спок сосредоточился – по краю памяти скользнуло нечто неясное, аморфное, подобное ощущению… … и исчезло, оставив размытый след тревоги. Уже во второй раз. … Что он упускает?.. И почему?.. – Создание статичного тахионного поля равносильно тому, чтобы остановить свет, профессор, – произнес он, ничем не выдавая внутреннего смятения. – Это оксюморон, несочетаемые понятия… несовместимые свойства материи. – В обычном ее состоянии – да. – Хёглунд улыбнулся едва не торжествующе. – Но мы будем иметь шанс наблюдать материю в точке бифуркации. Материю, погруженную в хаос, материю, потерявшую все свои качественные свойства, и в то же время обладающую всеми из них. – Квантовая суперпозиция? – невозмутимо уточнил Спок. – Именно! В момент коллапса сверхновой трехмерный континуум разрывается гравитационной иглой, переставая быть трехмерным. Кванты «светлой» энергии на доли секунды становятся чистыми волнами вероятностей, готовыми воспринять любую информацию. И наша задача – эту информацию задать. – Вы имеете в виду – генерировать тахионный луч не просто определенного вектора, но и определенной частоты? – … и дополнить его электромагнитным импульсом для создания ионной ловушки, как в древних квантовых компьютерах. По принципу ионно-циклотронного резонанса. Круговое движение ионов, запертых в статичном электромагнитном поле, циклически-аксиальное. Предположительно, спираль, замкнутая в лемнискату. – Электромагнитное поле как способ удержать ионизированные частицы? – Вулканская бровь приподнялась. – Вы уверены, что он сработает с квантами темной энергии? – Абсолютно не уверен, – пожал плечами Свен. – Но мы не узнаем, пока не попробуем, не так ли? – Координировать и синхронизировать все факторы со стопроцентной точностью невозможно. Нет никаких устойчивых данных для вычисления хотя бы приблизительной вероятности исхода. – Верно, нет. И поэтому нам придется положиться на удачу и вдохновение. Спок мысленно вздохнул, чувствуя настойчивую потребность повторить это действие в реальности. Сейчас профессор фактически слово в слово повторил любимый девиз Джима – а бывший старший помощник Энтерпрайз хорошо помнил, чем завершались операции, проходящие под знаком подобных девизов. То есть, завершались-то они по большей части благополучно, но далеко не сразу и зачастую весьма дорогой ценой. И теперь вулканец всерьез опасался даже не того, что авантюрный эксперимент пойдет неудачно. Он опасался того, что у профессора Хёглунда все получится. И последствия этого могут быть абсолютно непредсказуемыми. – … в результате успеха мы получим амбивалентное тахионное поле, статичное внешне и динамичное внутри, несущееся со скоростью света и одновременно находящееся в состоянии покоя, – продолжал Свен, вдохновенно сверкая светло-зелеными глазами. – Причинно-следственные связи темпоральных потоков будут находиться в состоянии, близком к квантовой суперпозиции, фактически представлять собой волновую функцию, поле бесконечных вероятностей, где время будет направлено одновременно во все стороны, не двигаясь ни в одну. Соответственно, и квантовое состояние материи в пределах поля… – … будет также стабильным состоянием суперпозиции, из которого теоретически можно сформировать любой континуум, – закончил Спок. – Изящное решение. Очаровательно простое. И совершенно не выполнимое на практике. Даже при успешном результате вышеописанного опыта, потребуется невероятно огромное количество энергии только для того, чтобы задать исходные параметры системы. – В этом-то все и дело! При условии точной синхронизации энергии потребуется не больше, чем требуется обычно для синтезирования сканирующего тахионного луча, только усиленного и калиброванного особым образом. Соответствующая установка у нас есть. Фактически решающим условием будет не объем приложенной силы, но мера ее внутренней когерентности. Не таран, но дротик, посол – и наша задача, чтобы этот дротик был брошен в нужный момент с нужным исходным импульсом и по нужной траектории. И точно в цель. Потому что второй попытки у нас не будет. – Даже вероятность первой не окончательна, профессор. – Спок покачал головой. Теоретические выкладки были поразительно блестящи, продуманны, гениально соразмерны – но вулканцу, прослужившему не один десяток лет на исследовательском корабле, не раз попадавшем в самые фантастические аномалии, было прекрасно известно, во что зачастую превращается гениальная теория, соприкасаясь с безжалостной реальностью. Однако вслух он сказал совсем другое. – Чего вы хотите добиться в результате опыта, профессор? Тот вскинул голову, посмотрев собеседнику прямо в глаза. – Победить энтропию. – В черных точках зрачков посреди неоново-светлой радужки горел откровенный вызов – не присутствующему здесь коллеге, а, скорее, самой Вселенной. – Повернуть вспять стрелу времени. Спок замер. В наступившей тишине кабинет осветился едва заметным туманным свечением – лучи белого карлика проникли сквозь поляризованное палладиевое стекло, прошив искусственный ионизированный воздух тонкими серебристыми стрелами. Стрелами… Стрела времени до сих пор оставалась наиболее необъяснимым математически и наиболее непреодолимым практически свойством трехмерного континуума. Фактически самой сутью протяженности событий. Законом причин и следствий. Законом неотвратимости. Законом невозвратности случившегося. Законом неизбежного финала. Законом энтропии. До сих пор не было открыто ни одной физической или математической формулы, объясняющей ее. Ни одной закономерности, согласно которой время непременно должно было бы идти только в одну сторону, от начала к концу, в направлении увеличения хаоса и разрушения – но оно шло. Мир вокруг каждую секунду заявлял о неотвратимости энтропии – но причины тому найдено не было. А значит, не был найден и механизм, способный отменить общий для всего существующего приговор. – Моя идея кажется вам авантюрной? – негромко спросил Хёглуд. Его глаза невесело – и понимающе – улыбались. – Многие гениальные идеи вначале казались авантюрными, профессор. – Спок говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово. – Таков причудливый путь истины, зачастую ощупью пробирающейся в потоке заблуждений. Главное – не спутать эту истину с нашим желаемым представлением о ней… не заставлять мир выглядеть так, как мы сами этого хотим. – Ну, с точки зрения квантовой механики мы именно это и делаем, – невесело пошутил профессор. – Наше восприятие определяет параметры волновой функции кванта, и он превращается из энергии в материю. – Да, я знаком со школьным курсом физики, спасибо, – кивнул Спок. (Джим бы сейчас понял шутку. И непримиримый доктор Маккой тоже). – Я имею в виду иное. Я имею в виду, что истина не обязана быть такой, какой мы хотим ее видеть. Она такова, какова есть. И бывают моменты… когда нам лишь остается это принять, как бы ни было трудно. – Kaiidh, – без малейшего акцента произнес Свен. – Да, мне знаком этот принцип. И, поверьте, посол, он знаком мне лучше, чем многим. Может быть, именно поэтому… Он замолчал, обратившись к окну. Там, за стеклом, царила вечно спокойная серая тишина. Здесь, по эту сторону, тишина была звонкой, колко-болезненной и напряженной. Живой. – Люди нелогичны, – невыразительно проговорил Хёглунд. – Насколько все могло бы быть проще, будь мы иными… но мы таковы, каковы есть. Мы упрямы. Мы всегда думаем – а что было бы, если бы… Что и где я мог бы изменить? Предотвратить беду? Успеть там, где не успел? Сказать нужные слова там, где промолчал? Или просто… прожить некоторые дни заново. – Профессор машинально перебирал бумаги, в беспорядке разбросанные по столу – между исписанных белых листков мелькнул один, плотный и темный. – Люди так устроены. Они не признают невозможного. Они не верят в неизбежность. – Скорее, не хотят в нее верить, – негромко заметил Спок. – Нет, не возмущайтесь, я не говорю, что это плохо, просто так оно и есть. Это характерная человеческая черта. И, как мне довелось узнать, не только человеческая. – Темно-карие глаза невозмутимо отразили удивленный взгляд светло-зеленых. – Но с момента своего возникновения Вселенная подчиняется закону энтропии. Время необратимо, и это знание приходит к нам одним из первых в жизни. Совершенного не исправить. Случившегося не вернуть. – Все верно. – Свен горько улыбнулся. – Не исправить. Не вернуть. Как сказали бы вулканцы – это логично, не так ли? – Подвижные, выпачканные в графите пальцы рефлекторно сжались, сминая жалобно захрустевший бумажный лист. – Но порой этого так хотелось бы! Ведь один-единственный, пусть одни из тысячи, шанс все изменить стоил бы дороже сотни отборных логических обоснований! Он шагнул в сторону, неловким жестом сметая с края стола груду скомканной бумаги, и та с жалобным шуршанием разлетелась по полу, открыв темный квадратик гибкого пластика, который Свен тут же перевернул лицевой стороной вниз. Спок не отреагировал ни одним движением – но ему хватило долей секунды, чтобы увидеть.
Это было фото – старое, где-то тридцатилетней давности, плоская голограмма, а не трехмерная проекция, какие делались теперь. С тонкого пластикового квадрата улыбалось лицо девушки-землянки, совсем юной, семнадцати-девятнадцати лет на вид. Короткие темные волосы были растрепаны ветром, неправильное, но живое и подвижное лицо выражало забавную смесь привязанности и досады. Изображение было непрофессиональным, но явно сделано неравнодушным человеком – в кадре был пойман редкий момент зарождения улыбки, когда она уже видна в зрачках и ямочках у рта, а губы еще сжаты в притворно-забавной серьезности. Карие глаза, полные солнечных бликов, смотрели с потемневшего от времени пластика весело и любопытно. Незнакомка словно бы размышляла – засмеяться ей или пообижаться еще немного?.. Где они теперь, эти глаза?.. Спок вспомнил странные – и страшно знакомые – жесткие нотки, проскальзывающие иногда в речи Свена Хёглунда – и понял.
«…вот только жизни, к сожалению, это несвойственно».
– Невозможно исправить прошлое, вернувшись в него. – Голос вулканца прозвучал мягко, мягче, чем обычно. – Последствия могут быть несравнимо ужаснее, чем первоначальные условия. – Думаете, я не помню об этом? – Улыбка его собеседника была злой и горькой, как базальтовая пыль. – Но что мы, в сущности, знаем о причинно-следственной связи событий во времени? Как далеко и насколько точно можем мы проследить эти причины и следствия? Возможно, что все, абсолютно все, что мы делаем, является необходимой цепью событий, с помощью которых вселенная… скажем так, исправляет свои же просчеты. – Вселенная не делает просчетов, профессор, зато многократно доказано, что их нередко делают населяющие ее разумные существа. И, как правило, логика Вселенной далеко не всегда совпадает с нашими представлениями о ней. – Возможно, посол. Но мне хотелось бы думать, что она хотя бы… справедлива. Или… милосердна?
Милосердна?! – подумал Спок. Воистину, только нелогичный человеческий разум мог приписать моральные характеристики безличным законам континуума! Только разум, столь же безрассудный, сколь и отважный – достаточно отважный, чтобы надеяться победить время. Время… Последовательная смена квантовых состояний, волны вероятностей, расходящиеся в пустоте. Дни, часы, минуты, секунды. Темпоральные корпускулы, сверкающим потоком ссыпающиеся в черную пропасть энтропии. Несбывшиеся возможности, несовпавшие случайности. Руки, не соприкоснувшиеся через стекло. Не сказанные слова прощания. Необратимость. Неотвратимость. Неизбежность.
«…у каждого человека они есть – те, ради которых…»
И не только у человека, подумал Спок. Не только у человека…
– Время подчиняется строгой логике и не испытывает эмоций, подобных нашим, профессор, – сказал он вслух. В ровном, отшлифованном временем и опытом, голосе, не дрогнула ни одна нотка. – В самом деле? – задумчиво протянул Хёглунд. – Но что мы на самом деле знаем о времени? Оно представляет собой гибкую структуру, оно текуче, как вода, оно проницаемо как свет, оно всепроникающе, как нейтринное излучение – и уж точно не похоже на стрелу, выпущенную из одной точки в другую, каким мы привыкли его изображать. – Возможно. Но для нашего аспекта бытия оно предстает таковым. – Да. Мы видим время как одномерную нить. Но что если этих нитей тысячи, что если они сплетены в ткань, в полотно, натянутое сквозь весь видимый космос? Где его начало и где пределы? Сколько у него на самом деле измерений? Наше сознание неспособно воспринять более чем одно направление времени – но разве это значит, что их не существует? Мы говорим – нет сослагательного наклонения. Но что если сослагательное наклонение – это одно из измерений времени, недоступное нам?
Сослагательное наклонение. То самое несбывшееся «если бы». Спок мысленно покачал головой. Все же он никогда не устанет поражаться силе безрассудной надежды, коей в избытке наделены люди. Надежды, которая столь же притягательна, сколь абсурдна… и несокрушима.
– Согласно общей теории относительности и квантовой теории поля, все события временных линий уже произошли и изменению не подлежат, –сказал он вслух, ничем не выдавая своих размышлений. – Нет в видимой Вселенной силы, которая могла бы победить энтропию и обратить время вспять. Даже если желание этого… огромно. – Вот именно! – Свен экспрессивно взмахнул руками. – В видимой Вселенной! Но в точке коллапса звезды темная материя встречается со светлой, фотоны света – с тахионами, Там, где для первых – предел скорости, для вторых – состояние покоя. Тахионам нужна энергия, чтобы замедлиться до скорости света, а фотоны становятся чистой энергией, достигая ее. Двигаясь, тахионы выделяют энергию, кванты светлой материи поглощают ее. В случае успеха мы получим систему, которая уравновешивает сама себя, двигаясь в одновременно в прямом и обратном времени. Сверкающе-светлый, полный энтузиазма взгляд пересекся с едва заметно поднятой вулканской бровью – и профессор Хёглунд вздохнул. – Знаю. Знаю, что это практически невыполнимая задача. Но если нам хотя на тысячную секунды удастся получить стабильное поле, это уже будет победой. Мы получим континуум, в котором не будет работать закон энтропии! Мы получим время, текущее во всех направлениях сразу. Абсолютный хаос, открывающий путь куда угодно, готовый в любой момент принять какие угодно параметры. Безмолвие, готовое зазвучать! Вы понимаете? – Я понимаю, профессор. Теоретически физика процесса совершенно ясна. Вы описываете подобие горизонта событий, перманентно воспроизводящего самого себя – своего рода границу между темной материей и светлой, темной энергией и нашим миром, порог сингулярности. Грань, за которой материя переходит в измененное состояние, существуя и не-существуя одновременно. – Верно! Это будет фрагмент протовещества. Материя в состоянии перманентной квантовой суперпозиции, чистейшая волна вероятностей, масса, перетекающая в энергию и обратно, кванты, скользящие по границе темной и светлой вселенной. Первозданный хаос, готовый воспринять любой заданный импульс. Окно в мир в первый момент творения. – И в роли творцов, надо полагать, должны выступить мы? – Нет, мистер Спок. – Глаза профессора горели вдохновенным огнем. – В роли первой ноты оркестра. – Фактически мы получим механизм, с помощью которого сможем менять квантовый код пространственно-временного континуума. Задавать параметры реальности. Спок замер, лицо его приобрело непроницаемо-спокойное выражение. – Вы… сознаете, насколько ужасное оружие может получиться в случае успешного хода эксперимента, профессор? – медленно спросил он. – Именно поэтому я и пригласил вас, посол. – Голос Свена был предельно серьезен. – Ваше согласие – большая удача для меня. В противном случае я бы не рискнул проводить опыт. Слишком боялся бы, что… получится. Вулканец помолчал, прекрасно поняв смысл последней фразы. Потом спросил негромко: – Почему именно я, профессор? – Потому, что именно вам я могу доверять, – прямо сказал Свен. – Думаю, что не будет преувеличением утверждать, что и с моей стороны это во многом вопрос… доверия, профессор. – Спок на миг закрыл глаза. – Недопустимо забывать, что обсуждаемого нами эксперимента есть две основные цели: получение нового знания и спасение нескольких обитаемых систем от разрушительного эффекта сверхновой. И поэтому, прежде, чем мы начнем работу, я должен задать вопрос. – Интонации в вулканском голосе стали неуловимо жестче. – Какая из этих двух целей является приоритетной лично для вас? Тот помолчал – А вы задаете трудные, но верные вопросы, посол. Как я понимаю, вас волнует моя мотивация? – Вулканцы не испытывают волнения, профессор. – Да, конечно. Тогда, скажем так, моральная сторона дела? – Сформулирую иначе, – чуть склонил голову Спок. – В случае выбора между жизнью обитаемых систем и получением уникальных научных результатов, каковы будут ваши действия? – А разве здесь есть выбор? – искренне удивился его собеседник. – Многие сочли бы именно так. – Многие – идиоты. Извините, посол. Есть ситуации, когда выбора нет, и мы просто должны делать то, что должны… то, что можем – и немного из того, что не можем. Какого ответа вы от меня ждете? – Вы его уже дали, профессор. – Темные глаза вулканца едва заметно сверкнули. – Вот как? – Тот невесело усмехнулся. – А как вы можете знать, что я дал именно тот ответ? Странная почти-улыбка коснулась резких черт его собеседника, на миг смягчив их. – Можете назвать это… интуицией, профессор Хёглунд. – Интуиция? Забавно, я никогда не слышал подобного от вул… Их прервал резкий звук срочного вызова. Вделанный в стену стационарный интерком ожил, засветившись оранжевым огоньком: – Профессор? – Несмотря на очевидное волнение, голос Гайи звучал все так же хладнокровно и четко. – Мы получили результаты по нейтронной звезде. И они… – Девушка осеклась. – Вы должны это видеть.
*Авиор, Бриллиантовое скопление, туманность Гомункул и прочие астрономические объекты являются реально существующими. Они расположены в созвездиях Киля и Парусов. **WR-104 Стрельца существует на самом деле. Она пока что не взорвалась, но близка к этому. Вектор взрыва действительно направлен на Землю, так что описанный сценарий не исключен, хотя, скорее всего, в более мягкой форме. ***Звуки Вселенной, описанные в этой главе, реальны. Астрономические объекты звучат именно так. ****Пульсар Вела действительно существует и, да, он действительно неподражаемо звучит. Любой рэпер обзавидуется. *****Кварковые звезды - сверхмассивные мертвые звезды, состоящие из кварков - разрушенных атомов и ионов. Очень маленькие и очень плотные. И очень редкие. ******Тахионы пока не найдены. Они являются гипотетическими частицами, свойства которых вычислены математически, и степень вероятности их существования очень высока.
Перший фестиваль української фанатської творчості за всесвітом Треку запускає двигуни вчетверте! Запис триватиме до 28 квітня! Встигніть записатися!
Первый фестиваль украинского фанатского творчества по вселенной Трека в четвертый раз запускает двигатели! Запись открыта до 28 апреля! Успейте записаться!
Название: Дело маленьких зелёных человечков Автор: AconitumNapellus Размер: 21 150 слов в оригинале Переводчик: Tivisa Оригинал: здесь Разрешение на перевод: Есть Фандом: "The Man from U.N.C.L.E." 1964-68 гг. + Star Trek (TOS) (кроссовер) Жанр: джен: приключения, дружба Рейтинг: нет. Персонажи: Джеймс Кирк, коммандер Спок, Леонард Маккой, Наполеон Соло, Илья Курякин, Александр Уэверли.
Саммари: Посетив прошлое с целью историко-культурных исследований, капитан Кирк и старший помощник Спок транспортируются на Землю с простой и невинной наблюдательной миссией. Они не планировали очутиться в нью-йоркской штаб-квартире А.Н.К.Л. – как и Наполеон Соло никак не рассчитывал обнаружить инопланетянина в туалете!
От переводчика: на мой взгляд, интересное переплетение двух фандомов. Классика как она есть - в отношении обоих сериалов. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:В тексте используется игра слов, привычная для сериала "The man from U.N.C.L.E.", поскольку название организации THRUSH/ТРАШ полностью созвучно названию певчей птицы - дрозда.
Акт I: А что у вас с ушами? Часть 1
Наполеон Соло покинул одну из многочисленных туалетных кабинок штаб-квартиры А.Н.К.Л. и вальяжной походкой прошествовал к раковинам. Вымыл руки, поправил перед зеркалом галстук, пригладил волосы. Соло думал вернуться в свой маленький кабинетик через оружейный арсенал - он нацелился на одну тамошнюю симпатичную секретаршу и планировал в эти выходные пригласить её на свидание. читать дальшеНо пока он так стоял и прихорашивался, ощутил на коже что-то странное - то ли покалывание, то ли щекотку, - сопровождающееся слабым шумом в ушах.
- Вообще-то оружие ТРАШ сюда не достаёт, - очень тихо сказал он собственному отражению.
Рука его скользнула под пиджак, нащупала рукоятку револьвера и успокаивающе замерла на ней. Наполеон неподвижно застыл, следя в зеркале за кабинками позади. Две двери открылись почти одновременно, и двое прилично одетых мужчин - в гражданском - шагнули в небольшое помещение. Они тут же заметили присутствие постороннего и хотели прошмыгнуть мимо, к выходу, но Соло мгновенно развернулся, выхватив оружие:
- Так, руки вверх и не двигаться.
Один мужчина выглядел ошарашенным, другой лишь поднял бровь. Затем оба очень медленно подняли руки и замерли.
- Что вы здесь делаете?
Тот, что ростом чуть пониже – светловолосый - очаровательно улыбнулся:
- Простите. Мы, должны быть, ошиблись отделом.
- Да, - добавил глубоким ровным голосом более высокий. - Боюсь, произошло отклонение от курса.
- И сильное отклонение, дружище, раз в итоге вы попали сюда, - скептически заметил Наполеон. - Это частная собственность. Очень частная. Кто вы такие? - резко бросил он.
Парочка переглянулась.
- Не думаю, что наши имена вам знакомы, - извиняясь, ответил высокий.
Соло наставил револьвер прямо на него:
- Вам лучше сказать их, да поскорее. А не то обнаружите аккуратную круглую дырочку в своей голове.
Незнакомец почти не отреагировал на угрозу, которая заставила бы большинство людей выдать столько подробностей, сколько Соло и не требовалось. Наполеон пригляделся пристальнее к этому странному высокому мужчине. Тот выглядел… иным, Наполеон мог описать это только так. Очень бледное, почти бело-зелёное, лицо, совершенно невыразительное. Тёмные, лишённые эмоций – как и вежливый голос - глаза. Несмотря на строгий деловой костюм, его голову покрывала шерстяная шапочка, надвинутая на уши и даже на брови, но Соло, тем не менее, видел: одна бровь поднята так, словно незнакомец только что услышал шутку.
- Дыру? - уточнил он, даже не повысив голоса. - То есть вы бы на самом деле выстрелили из этого древнего…
- Спок, - быстро проговорил светловолосый, слегка мотнув головой.
- Так это ваше имя? - подхватил Соло. – Не помню такого ни в одном досье ТРАШ, - он извлёк из кармана тонкую серебристую ручку и крутанул кончик. Его глаза неотрывно наблюдали за двумя неизвестными. – Открыть канал Д. Илья?
- Курякин слушает, - донёсся из ручки голос с русским акцентом. Опять же, незнакомцев абсолютно не удивило то, что большинство людей сочло бы настоящим чудом.
- Илья, тебе лучше спуститься сюда. В нашем туалете пернатые друзья. И пока идёшь, проверь имя Спок по трашевским досье. Можно по буквам? - попросил он высокого.
- С-П-О-К, - любезно произнёс тот. Он словно развлекался, несмотря на наставленный на него пистолет. Может, это просто воображение? Ни один мускул на лице незнакомца не дрогнул; единственным признаком весёлости был блеск в глазах. Из него вышел бы чертовски хороший игрок в покер, подумал Соло.
- О, как детский врач, - непочтительно заметил он. – Вы врач, друг?
- Я пока ещё не ваш друг. Но у меня есть несколько докторских степеней или их эквивалентов, - невозмутимо, без намёка на самолюбование, ответил Спок.
- Несколько докторских степеней, - пробурчал Наполеон себе под нос и возвысил голос: - С-П-О-К. Ты понял, Илья?
- Как детский врач. Да, я слышал, - мрачно ответил русский.
- Прекрасно, - Соло закрыл устройство и сунул его в карман. – Ладно, - сказал он, снова адресуясь к нарушителям, - объясните. Как вы проникли сюда, не насторожив систему безопасности? Сирена должна была завыть на весь комплекс, как только ваша нога переступила черту.
- Прилетели, - с сарказмом ответил тот, что пониже. Его глаза прищурились; он разглядывал Наполеона так, будто просчитывал возможный исход схватки.
- Об этом даже не думай, - предостерёг Соло. – Прострелю ноги обоим прежде, чем двинетесь… Вот что, не знаю, в какие игры вы, клоуны, тут играете, но мы, так или иначе, это выясним.
- Это угроза? – тон светловолосого был беспечным. Он казался слишком легкомысленным для нешуточности ситуации. Наполеон с нетерпением ждал возможности сбить с него спесь.
- Это обещание. И начну с тебя, ты явный запевала, - попытал он удачу.
"Запевала" скрестил руки на груди; этот нечаянный жест выдавал, что он, возможно, чувствовал уязвимость, невзирая на свою браваду.
- Может быть.
- Твоё имя?
- Имя Спока вам досталось за так. За моё придётся потрудиться, - самодовольно ответил он.
- Не хотите ли поведать, зачем вы здесь?
- Нет, не так чтоб очень.
- Но большое спасибо, что спросили, - добавил "Спок". Соло снова призадумался над тем, был ли то юмор, но потом всё-таки решил, что нет.
В этот момент дверь распахнулась, и в уборную энергичной походкой вошёл стройный блондин с пистолетом наголо.
- Ну, что там, Илья?
- Да, в ТРАШ есть Спок, - Курякин быстрым взглядом окинул обоих мужчин, – но на фут ниже любого из этих и с длинными светлыми волосами. Зовут Валери.
Он мимолётно улыбнулся – настолько мимолётно, что можно легко усомниться в том, что улыбка действительно была.
- Как раз в твоём вкусе.
Чем дольше Курякин рассматривал незнакомцев, тем озадаченнее выглядел.
- Наполеон, как они сюда попали? Как умудрились обойти систему безопасности?
- Не говорят, - ответил Соло, по-прежнему внимательно наблюдая за обоими.
- ТРАШ?
- Кто же ещё? - Соло пожал плечами.
- Мистер Уэверли не порадуется, - хмуро констатировал Илья, качая головой. – Раньше никто не заходил незамеченным так далеко…. Эй, вы, двое! - он кивком указал на дверь. – На выход! И держите руки так, чтоб я видел. Я бы предпочёл не иметь повода стрелять в вас. Коридоры свободны.
- Илья - очень хороший стрелок, - заметил Соло.
Мужчины переглянулись, а затем молча повиновались.
******
В кабинете начальника Илья не спускал глаз с гостей – или пленников - пока Уэверли усаживался за большой круглый стол. Пленники уже разместились в креслах рядом. Светловолосый выглядел на удивление расслабленным, но то и дело бросал взгляд на причудливый маленький чёрный прибор, который у него изъяли и который лежал на столе - вне досягаемости. Тот, что повыше - по имени Спок – сидел прямой как палка; его тёмные глаза, словно луч прожектора, обшаривали комнату, с ошеломляющей тщательностью подмечая каждую деталь. Илья поклялся бы, что тот записывает всё в память так, словно она у него фотографическая.
Уэверли, с приветливой улыбкой на лице, обратился к тому, что пониже.
- Позвольте представиться. Я Александр Уэверли, - сказал он со свойственной ему британской учтивостью. Мужчина коротко кивнул. – С вашей стороны было бы вежливо ответить тем же. Так будет проще общаться.
- Хорошо, - светловолосый склонил голову; взгляд его теперь был проницательным и целиком сосредоточенным на шефе оперсостава нью-йоркского подразделения А.Н.К.Л. – Это вреда не причинит. Уверен, вы не найдёте меня ни в одном досье. Меня зовут Кирк. Джеймс Кирк.
Наполеон, обменявшийся взглядом с Ильёй, хмыкнул:
- Вы уверены, что не Бонд, Джеймс Бонд?
Незнакомцы выглядели полностью сбитыми с толку.
- Хватит, мистер Соло, - вмешался Уэверли. - Благодарю вас, мистер Кирк, - его взгляд переместился на высокого. - Не хотите ли снять шапку, мистер…
- Спок, - ровным тоном ответил тот. - Благодарю вас. Я бы предпочел её оставить.
- Думаю, это сейчас не важно. Что важно, так то, как вы попали сюда, не включив ни один сигнал тревоги. К этому моменту от воя сирен затряслось бы уже всё здание.
- Боюсь, я не уполномочен рассказать вам, как мы сюда попали, - ответил тот, что ниже ростом, с улыбкой, которая пока что граничила с самодовольством, несмотря на серьёзность положения.
Соло отошёл от окна и присел на край круглого стола:
- Ладно. Зайдём с другой стороны. Что вы знаете о ТРАШ?
Тёмная бровь снова взметнулась. Это, казалось, была единственная реакция, которую мистер Спок себе позволял. Он открыл рот с видом человека, готовящегося зачитать хорошо отрепетированный доклад.
- Дрозд. Небольшая, довольно распространённая на этой планете птица. Так называют певчих птиц семейства дроздовых отряда воробьинообразных, особенно те виды, которые обладают пятнистой грудью. Я могу назвать ряд разновидностей, если хотите. Дрозд певчий, дрозд-деряба, дрозд…
- Вполне достаточно, - прервал его Илья, придвигаясь ближе. - У нас нет времени для шуток.
- К тому же это не очень смешно, - добавил Соло.
- Уверяю вас, я не претендую на юмор, - ответил мистер Спок, устремив на Соло особо равнодушный взгляд.
- Спок, думаю, ты должен позволить мне объяснить, - решительно проговорил Кирк.
- Возможно, наши гости нервничают, - предположил сидевший за столом Уэверли. - Мистер Соло, не могли бы вы передать мне вон тот ящичек?
Он указал рукой на небольшую прямоугольную коробочку из серебра, сделанную очень просто, но со вкусом. Соло подтолкнул её через стол, не спуская любопытных глаз с незнакомцев. Уэверли открыл коробку, демонстрируя ряд белоснежных сигарет, и протянул мистеру Споку со словами:
- Могу я предложить вам сигарету?
Тот вынул из портсигара один скрученный бумажный цилиндрик и недоумённо воззрился на него, как будто раньше никогда ничего подобного не встречал. Потом поднёс сигарету к носу и понюхал:
- Это содержит табак?
- Это сигареты, Спок, - напомнил Кирк, искоса глядя на него. – Ты знаешь. Чтобы курить.
Спок бросил сигарету в коробку так, словно она вдруг обожгла ему пальцы.
- Это наркотическое средство. Отрава, - на мгновение его голос окрасился неверием. Он посмотрел на Уэверли. - Боюсь, я должен отклонить ваше предложение, - продолжил он вежливо. - Не хочу травить свой организм вредными газами. Я собираюсь прожить жизнь без болезни лёгких и других проблем, связанных с этим дурманом.
- Мы не курим, - кратко подытожил Кирк. - Извините.
- Передумали? - спросил Илья, заметив, что мистер Спок вновь взял сигарету и стал осторожно её обнюхивать.
- Нет, не передумал. Это, кажется, пахнет чем-то ещё… не могу пока идентифицировать, чем.
- Нет, - Спок покачал головой, – аромат совсем другой. Постойте, я понял, - он взглянул на Кирка: – Сигареты содержат сыворотку правды, капитан. Трибексианалин. Создана в начале шестидесятых годов двадцатого…
- Ладно-ладно, Спок, - оборвал его Кирк. Он, прищурившись, смотрел на Уэверли, очевидно, раздражённый этим трюком. - Понимаю.
- Подождите-ка минуту, - Соло поднял руку. - Никто не в состоянии почувствовать этот запах.
- Я прошу прощения за то, что опроверг вашу теорию, - ответил Спок просто.
Реакция Уэверли была скорой и жёсткой.
- Хорошо. Я не люблю этого, но поскольку вы отказываетесь сотрудничать… - он полез в другой ящик и достал шприц: - Мистер Курякин, сделайте одолжение? И, пожалуйста, поскорее - я нахожу всё дело по напичкиванию лекарствами наших гостей очень неприятным.
- Конечно, сэр, - Илья кивнул, с мрачным энтузиазмом глядя на гостей. Он выдавил немного сыворотки через иглу и подождал, когда Соло снимет с мистера Спока пиджак и закатает рукав его рубашки.
На лице Кирка обозначилось явственное беспокойство.
- Спок!
- Не думаю, что раны будут обширными, сэр, - тот говорил ободряющим тоном, хотя намёк на беспокойство возник и на его лице.
- О, достаточно обширными, чтобы сыворотка правды смогла подействовать, - угрюмо ответил Илья.
Нарушители спокойствия обменялись такими взглядами, как будто это не то, что занимало их мысли. Спок не дрогнул, когда игла вошла под кожу. Как только поршень пошёл вниз, он немного обмяк в кресле, его глаза подёрнулись дымкой. Вдруг он рывком подался вперёд, но тут же откинулся, часто моргая и сопротивляясь наркотическому воздействию. Его рот приоткрылся, он начал задыхаться. Его рука беспокойно шарила в воздухе, потом нашла стол и ухватилась за него.
- Спок? - с тревогой спросил Кирк, подавшись к нему.
Остальные присутствующие были так же, как и Кирк – если не больше – встревожены этой реакцией.
- Я… ощущаю… - голос начал хрипеть, - ощущаю… немного тошнит, сэр.
- Ну, до больничной койки вас это довести не должно, - озабоченным тоном проговорил Наполеон. Он наклонился и быстро спросил: - Скажи мне своё полное имя.
Мистер Спок выглядел совсем больным и дезориентированным, когда попытался сосредоточиться на стоящем перед ним человеке, но заставил рот складывать слова во фразы.
- Меня зовут Спок.
- Ваше полное имя, - Соло стал настойчивее. – Скажите его.
- Я…не…думаю… вы бы его выговорили, - выдохнул Спок.
- Как вы сюда попали?
- Не могу сказать.
- Что-то не так, - тихо проговорил Илья. - Он выглядит ужасно.
Впервые какие-то эмоции, казалось, пробились сквозь трещины внешней невозмутимости мистера Спока. Его глаза уставились в глаза компаньона - возможно, с оттенком паники.
- Джим, я не могу вздохнуть... - начал Спок придушенным голосом, поднеся руку к горлу, как если бы хотел ослабить слишком тугой воротник.
Он задыхался, хрипел, словно ему пережали трахею. Его лицо приобрело пугающий серо-зелёный оттенок, он сползал в кресле, сосредоточившись на жизненно важной задаче глотнуть воздуха.
- Вы отравили его! – вскричал Кирк. - Боже мой, вы же его убьёте!
- Это не предназначено для того, чтобы убивать, - в замешательстве ответил Илья.
- Но оно убивает! – рявкнул Кирк.
- Капитан… - Спок тяжело дышал, его глаза впились в Кирка. – Это… не беспокойтесь… всего лишь неблагоприятная реакция.
Он с усилием встал и спустя секунду рухнул на колени, давясь подступающей рвотой. Кирк быстро опустился на колени и положил руку Споку на спину, глядя, как того обильно тошнит.
- Должно быть, враждебно вулканской физиологии, - пробормотал он очень тихо, но Илья услышал.
- Мистер Соло, вызовите доктора, - коротко скомандовал Уэверли. – И поскорее. Мы не хотим, чтобы этот человек умер.
- Нет! – скорчившийся на полу Спок облокотился на кресло; его лицо было бледным и влажным от пота. – Я… буду… в абсолютной норме… через минуту.
Он ненадолго прикрыл глаза, потом достаточно уверенно поднялся на ноги и уселся обратно в кресло.
- Я в порядке, - успокоил он встревоженных агентов. Его состояние быстро возвращалось к нормальному, дыхание выравнивалось. - Я избавился от яда. Нет необходимости во врачах.
- Хорошо, - Наполеон повернулся к Кирку, немилостиво игнорируя страдания другого гостя. - Итак, ваш друг называет вас "капитаном". Капитаном чего, интересно? – и, не дождавшись ответа, продолжил: - Что-нибудь хочешь сказать?
- Вам я ничего говорить не хочу, - натянутым тоном проговорил "капитан", сосредоточив всё внимание на своём друге.
- Илья, - окликнул Наполеон, указывая на коробку с сывороткой.
- После того, что только что случилось? - с сомнением спросил он.
- У него случилась аллергия, - пожал плечами Наполеон. - Мы знаем, как препарат действует. Мы использовали его сотни раз.
- Валяйте, мистер Курякин, - спокойно кивнул так и не вставший с кресла Уэверли.
Илья взял новый шприц и сноровисто вколол препарат в руку Кирка. Его глаза затуманились, и он откинулся на спинку. Безэмоциональный мистер Спок всё ещё старался прийти в норму после реакции на сыворотку, но Илья решил, что и этот чужак тоже начинает выглядеть встревоженным.
- То, что он может сказать, вас пугает? - спросил он.
- Такая эмоция, как страх, мне чужда, - отрезал мистер Спок.
- Да, - протянул Илья, – может быть, и так, - он посмотрел на Уэверли. - Сэр, могу я задать несколько вопросов?
- Несомненно, мистер Курякин.
- Благодарю вас, сэр. Ну что ж, Кирк. Капитан Джеймс Кирк, я полагаю?
Тот стал выглядеть пьяным.
- Капитан Джеймс Т. Кирк со звездолёта "Энтерпрайз", - сказал он полу-автоматически, затем ухмыльнулся: - Мы пришли с миром.
Илья кинул испуганный взгляд на Соло. Бред вместо правды – это необычно для препарата.
- А ваш друг?
"Друг" явно беспокоился всё больше, но не шевелился.
- Коммандер Спок, старший помощник и офицер по науке. Очень хороший старший помощник и офицер по науке. И мой лучший друг.
- Да, в этом я уверен.
- Коммандер Спок.
- Да, это мы выяснили. А теперь расскажите мне про ТРАШ.
- Эт…птичка. Чик-чирик.
Илья вздохнул.
- Мистер Кирк, почему вы сказали, что физиология вашего друга не восприняла сыворотку правды?
- Это для него яд.
- Его организм устроен не так, как у вас?
- Да. Совсем не так. Боунс всегда говорит, что у него сердце там, где должна быть печень. Он тоже мой друг, - Кирк понизил голос до конспиративного шёпота и наклонился ближе: - Я тебе ещё кое-что скажу. У него зелёная кровь – зелёная, как деревья...
- Уверен, так оно и есть, - сухо сказал Илья. - Мистер Кирк, в ТРАШ нашли способ использовать генную инженерию, чтобы создать супер-людей? Или путём скрещивания вывели породу под названием "вулканцы", которые от природы сильнее и умнее среднего человека?
Кирк отрицательно помотал головой:
- Спока нельзя скрещивать. Он вулканец. Ему ещё семь лет до…
- Капитан, - прервал Спок, выглядевший сейчас скорее смущённым, а не взволнованным.
- Ты мой лучший друг, Спок, - мило улыбнулся Кирк.
- И ваш друг один из этих супер-людей? - спросил Илья.
- О, нет, нет, нет. Он супер, но вулканец.
- Вы работаете на организацию под названием ТРАШ?
- Никогда не слышал о такой.
Илья откинулся на спинку кресла – допрос практически зашёл в тупик. Ни одного ожидаемого ответа.
- Давайте попробуем простые вопросы, - снова начал он. - Когда и где вы родились, мистер Кирк?
- 22 марта 2233. Риверсайд, штат Айова, США, Земля.
- Повторите.
- 22 марта 2233. Риверсайд, Айова, Эс…
- "22-33" это время? Хотите сказать, что родились в половине одиннадцатого? А год какой?
- Тридцать третий год двадцать третьего века, глупыш, - хихикнул Кирк. Спок заметно поморщился. - В Объединённой Федерации планет. Я не клингон.
- Мистер Курякин, - проговорил Спок ровным голосом, – не считаю, что есть необходимость продолжать задавать вопросы. Я расскажу всё, что вам нужно знать.
- Это обещание? - мрачно спросил Илья.
- Я не лгу.
- Хорошо.
Илья разломил капсулу и поднёс её к носу Кирка. Тот зажмурился, потом широко раскрыл глаза и закашлялся.
- Что тут… - он огляделся. - Спок, что я им наговорил?
- Вы, кажется, были слегка нетрезвы и сообщили правильную дату своего рождения. Я согласен, мы должны кое-что пояснить относительно нашего присутствия.
- Ты прав, - утвердительно кивнул ещё немного одуревший Кирк. - Можешь снять головной убор, Спок.
Тот молча согласился и торжественно стянул шерстяную шапку, обнажив два изящно заострённых уха и концы бровей, которые поднимались к чёлке вместо того, чтобы изгибаться над глазницами.
- Не вижу смысла выглядеть как эльф-переросток, - пробормотал Наполеон. - Но отдаю должное мастерству пластического хирурга.
Спок оскорблённо поднял бровь, а глаза Кирка сузились.
- Не думаю, что мне нравится то, как вы отзываетесь о моём лучшем друге, - пробормотал он. Лицо его всё больше светлело по мере того, как проходило действие сыворотки.
В этот момент снова послышался такой же гул, как тот, который Наполеон слышал в туалете, и в золотом сиянии материализовалась фигура какого-то мужчины. Он был одет в облегающий синий джемпер и узкие чёрные брюки и выглядел так, будто явился прямо с джаз-тусовки в Гринвич-Виллидж. Взвыла сирена – и тут же смолкла, поскольку Уэверли спокойно нажал кнопку на вращающемся столе.
Наполеон вытаращил глаза, как бы пытаясь понять, он ли сошёл с ума или же человек на самом деле просто возник из ниоткуда прямо в центре кабинета главы А.Н.К.Л.
- Ох, Боунс, - выдохнул Кирк, закрыв ладонью глаза с таким выражением, как если бы желал, чтоб тот исчез. – Ты выбрал худшее время для медицинского осмотра.
Этот мужчина был немного постарше, и его лицо прорезали морщины беспокойства. Он шагнул вперёд и в недоумении огляделся.
- Куда, к чертям, я попал? - воскликнул он резким сердитым голосом.
Александр Уэверли пристально разглядывал Джеймса Т.Кирка, капитана – предположительно – звездолёта "Энтерпрайз". Ещё минуту назад всё происходящее можно было бы счесть либо высшим пилотажем ТРАШ, либо чьим-то розыгрышем. Вторжение в штаб-квартиру А.Н.К.Л. можно объяснить. Устойчивость к сыворотке правды тоже. Даже непривычно бесстрастный брюнет мистер Спок с его диковинной формы ушами и изогнутыми вверх бровями поддавался объяснению. читать дальше Внезапная материализация обычного человека – пусть даже в чудной одежде - посреди зала заседаний объяснению не поддавалась. Но если Уэверли и застала врасплох эта квази-магия, он ничем этого не показал. За семьдесят с гаком лет, прожитых на земле, он повидал много необъяснимого и обнаружил, что лучший способ на него реагировать - со спокойствием, обратно пропорциональным необычности явления.
Джеймс Т. Кирк, напротив, накинулся на вновь прибывшего с явственным выражением досады и подавленного гнева.
- Боунс, зачем ты явился? – быстро заговорил он. – Мы не вызывали корабль. Я строго-настрого приказывал…
- Подожди-ка минутку, Джим, - перебил тот, подняв руку; его взгляд быстро перебегал с одного присутствующего на другого. - Мы следили за вашим состоянием, и показатели жизнедеятельности Спока внезапно и резко снизились. Судя по сканерам, он почти перестал дышать, а потом и твои тоже будто с ума сошли. Но излучение какого-то оборудования мешало проклятому транспортеру, и Скотти пришлось перенастраивать его прежде, чем мы смогли им воспользоваться.
И он повернулся к тому, кто здесь выглядел наиболее чужеродным.
- Спок, с тобой всё в порядке?
Остроухий молча наклонил голову. Каким-то образом его пристальный взгляд охватывал одновременно всех и каждого в комнате, хотя он вообще не шевелился.
- Ваш друг довольно сильно отреагировал на сыворотку правды, - пояснил Уэверли.
Боунс – очевидно, врач – наставил на Спока небольшой попискивающий прибор, и его брови саркастически взлетели.
- Куда уж сильнее! - сказал он сердито. - Вы отравили его! Чёрт, да вы его почти убили! Разве вы не знаете, что он не может… – он покачал головой. – О чём это я… Конечно, не знаете. Тебя тошнило, Спок?
- Рвота была довольно сильной, доктор, - подтвердил Спок. - Если вы посмотрите вниз, вы найдёте доказательство у своих ног.
Доктор взглянул на пол и, передёрнувшись от отвращения, быстро отскочил в сторону.
- Спасибо за предупреждение, - сказал он, скорчив кислую мину.
- Позвольте представить: доктор Леонард Маккой, старший офицер медицинской службы "Энтерпрайз", - невозмутимо произнёс Спок, глядя на Уэверли и параллельно указывая на вспыльчивого новичка.
- Я бы сказал, что рад знакомству, доктор, - поклонился Уэверли. – Но, по правде говоря, я просто поставлен в тупик вашим появлением.
Маккой, по-прежнему всецело занятый Споком, ограничился ответным коротким ворчанием и таким же кивком. Он помахивал пищащим устройством вверх и вниз, словно высокотехнологичной волшебной палочкой.
- Вы испытывали затруднения в дыхании, Спок?
- Немного, - лаконично проговорил вулканец.
- Он задыхался, - добавил более эмоциональный, нежели его друг-стоик, Кирк.
- Я констатирую воспаление тканей горла, вызванное сильной тошнотой и рвотой как следствие влияния препарата, сказавшегося также на чувстве равновесия и ясности рассудка, - проговорил доктор тоном скорее угрозы, нежели постановки диагноза. – Мне продолжать?
- Я полностью сознаю, что со мной произошло, - раздался спокойный ответ.
- Тогда вы также сознаете, что живы только благодаря вашим вулканским рефлексам.
- Рефлексы? - с любопытством спросил Кирк, переводя взгляд с доктора на чужого.
Маккой кивнул.
- Если яд попадает в его организм, тело автоматически перегоняет пораженную кровь к поверхности, фильтрует яд через поры кожи и в желудок, который выводит отраву наружу – по каковой причине и была рвота, - его горящий негодованием взгляд упёрся в Уэверли. - Я так понимаю, это вы приказали его отравить?
- Я приказал дать препарат, это так, - с достоинством подтвердил тот. - Но это больше не повторится, - пообещал он. – У нас нет привычки травить людей. Очень недостойный способ расправы. Исподтишка.
Илья навёл револьвер на новоприбывшего, будто только что очнулся от ступора неверия.
- Ладно, - сказал он мрачно. - Вы уже удостоверились, что с вашим другом всё хорошо. Выверните карманы, присядьте и начинайте объяснять, как сюда попали.
- Джим, я здорово напортил? - спросил Маккой, с опаской последовав указаниям русского. Он косился на его револьвер так, будто это пленительный, но смертоносный музейный экспонат.
- Не беспокойся, Боунс, - ответил с усталым вздохом Кирк. – Всё уже основательно напорчено до тебя… Спок, ты сможешь объяснить процесс транспортации этим господам – просто и понятно?
- Надеюсь, смогу, - Спок повернулся к растерянным агентам. - Транспортер это устройство, которое преобразует физическое тело в энергетический сигнал и передаёт его на предварительно заданные координаты, а затем в месте назначения конвертирует энергию обратно в ту же материю. Доказано, что этот метод транспортировки безопаснее ходьбы пешком.
- Как вы знаете, мы из двадцать третьего века, - продолжил Кирк, когда Спок остановился и взглянул на него. - Не знаю, верите ли вы нам или нет, но это правда. Я капитан звездолёта "Энтерпрайз". Вы уже знакомы с моим старшим помощником, а это начальник нашей медицинской службы, доктор Леонард Маккой. Мы здесь с исследовательской миссией и ничего более. Мы ничего не знаем об организации, называемой ТРАШ.
- Думаю, я могу внести немного ясности, сэр, - поправил его Спок. – ТРАШ объединяла, как я бы выразился, слегка придурковатых учёных и лидеров двадцатого века, которые считали, что могут и должны доминировать в мире. В этих попытках ТРАШ противостояла организация, известная как А.Н.К.Л. или Агентство по наблюдению, контролю и ликвидации преступных элементов – значительно превосходящая, на мой взгляд.
- Ну, спасибо большое, - ответил Уэверли с небольшим поклоном. - Но, осмелюсь спросить, что у вас с ушами?
Спок посмотрел на него, приподняв бровь, как если бы ответ на этот вопрос был само собой разумеющимся.
- Для вас я чужеродный вид гуманоида, - спокойно сказал он. – Мой народ известен как вулканцы. Существует целый ряд физических и психических различий между вулканцами и людьми, и прежде всего то, что у меня более мощные мыслительные процессы и мускулы сильнее, чем у человека.
- И самомнение тоже, - буркнул доктор. - Не забудьте и про остальное, Спок.
- Про остальное, доктор? – Спок перевёл вопросительный взгляд на Маккоя.
Тот улыбнулся, складывая руки на груди:
- Про тот глубоко постыдный факт, что вы на самом-то деле получеловек с некоторым количеством красных кровяных телец, смешанных с зелёной ледяной водой, которую называете кровью.
Губы Спока на секунду сжались, прежде чем снова расслабиться.
- Вы хорошо знаете, что моя кровь не ледяная, доктор. Она на несколько градусов теплее вашей. И мне не стыдно, что моя мать была с Земли. Не все люди настолько обескураживающе эмоциональны и иррациональны, как вы.
Наполеон попеременно смотрел на того и на другого с выражением полнейшей ошарашенности. Никого из гостей, казалось, не смущал обмен такими колкостями – и ни один не сознавал курьёзность того, что они говорят.
- Ладно, - сказал он. - Итак, мы установили, что вы из будущего и что один из вас - наполовину инопланетянин. И что дальше?
- Господа, вы понимаете, сколь неправдоподобно звучит это последнее? – Илья покачал головой и адресовал вопрос всей троице нарушителей.
- В этом можно убедиться путём несложного медицинского освидетельствования, - ответил Спок. Он вытянул в сторону русского оголённую руку, продемонстрировав каплю зелёной крови, выступившей из оставленной иглой ранки.
- Достаточно убедительно, - согласился Илья, попятившийся с таким выражением, будто его вот-вот стошнит. - Но почему штаб-квартира А.Н.К.Л.?
- Мы просили нашего оператора подобрать для транспортации какое-нибудь большое здание, - с чувством некоторой неловкости объяснил Кирк. - Надеялись, что в огромном офисе не привлечём внимания.
- Мы настояли, чтобы нас переместили в туалет, - добавил Спок. - К сожалению, мы не отдавали себе отчёт в том, что нарушаем чьи-то протоколы безопасности.
- Вы нам верите? - спросил капитан. - Мы не враги и не пытаемся внедриться в вашу организацию. Это просто ошибка.
- Думаю, нам придётся вам поверить, - ответил Уэверли, слегка пожав плечами. - Факты свидетельствуют, что вы говорите правду.
И он жестом велел Соло и Курякину опустить оружие. После минутного колебания агенты положили револьверы на стол с нежеланием, однозначно читавшемся во взглядах, которыми они обменялись.
Когда оружие перестало им угрожать, Кирк и Спок, в свою очередь, переглянулись.
- Было бы крайне неэтично, капитан, - ответил Спок, отрицательно качнув головой.
- Ну, а нервный захват тоже неэтичен?
Бровь вулканца поднялась.
- В этой ситуации ни в малейшей степени. И с помощью доктора, я думаю, мы могли бы заставить их забыть.
- Боунс? - спросил Кирк.
Врач кивнул:
- У меня есть кое-что в аптечке, и достаточно эффективное.
- Хорошо. Спок?
Тот поднялся на ноги слитным быстрым движением и опустил руку на плечо Соло. Прежде чем кто-нибудь мог понять, что произошло, агент А.Н.К.Л., прошедший огонь и воду, мешком повалился на пол, словно просто заснул стоя. Столь же молниеносно Спок повернулся к Уэверли и…
- Не надо.
Единственное решительное слово произнёс Курякин. Спок замер и посмотрел на него - револьвер был направлен точно в голову Маккоя.
- Я не промахнусь.
Спок снова сел в кресло, не говоря ни слова, и положил руки ладонями на стол.
- Я сожалею, капитан, - сказал он просто.
- Вам повезло, что я не застрелю вас просто, чтобы убедиться, что ваша кровь действительно зелёная, - рявкнул Илья.
Спок вздёрнул бровь:
- Уверяю вас, в этом не будет необходимости. Было бы нелогично снова пытаться сбежать, когда вы доказали, что настороже.
Секунду Курякин поигрывал оружием, потом убрал его в кобуру и опустился на колени рядом с Наполеоном. Тот, по всей видимости, впал в какое-то глубокое оцепенение.
- Ты убил его? - спросил Илья, прикладывая пальцы к шее Соло. - Что ты с ним сделал?
Спок отрицательно покачал головой:
- Он всего лишь без сознания. Скоро очнётся. У нас нет намерения причинять вред кому-либо из вас. Это может негативно повлиять на наше будущее.
- Мне очень жаль, - развёл руками Уэверли, - но вы только что доказали, что верить вам на слово нельзя.
- Спок говорит вам, что мы не предпримем второй попытки, - тихим голосом сказал Кирк. - Он не лжёт. Мы должны были попытаться…
- Заставить нас забыть, – подхватил Уэверли. – И как же вы намеревались это сделать? Убить нас?
- Нет! – воскликнул Маккой, и горячность его ответа мгновенно заставила Илью опять нацелить револьвер на доктора. - Спок не убивает людей просто так, как и я. Я врач, ради Бога!
- Вулканцы чтят неэмоциональность, логику и пацифизм, - пояснил Спок. - У нас есть также определённые телепатические способности. Если бы это было этично, я бы просто заставил вас забыть, что мы были здесь, так же, как доктор воспользовался бы препаратом, стирающим память. Это безвредно.
- Вы обнаружите, что мы очень хорошо храним секреты, - веско произнёс Уэверли. - Наша организация не продержалась бы долго, если бы это было не так. И мы не станем делать какие-либо записи, откуда и когда вы пришли. Останутся только наши воспоминания.
- Мы не можем рассказывать вам о будущем, потому что есть риск его изменить, даже невольно, - пояснил Кирк.
- А сказать, зачем вы здесь, можете?
Бровь Спока выгнулась. Возникло чёткое ощущение, что он втайне забавлялся, несмотря на отсутствие чего-либо, хотя бы отдалённо похожего на улыбку.
- Изучить общеуголовную преступность и систему правосудия этого времени. Кажется, мы избрали для наблюдений самую выгодную позицию.
Уэверли улыбнулся - очень вежливо - но потом покачал головой:
- Джентльмены, боюсь, из этой комнаты вы немногое уясните относительно общеуголовной преступности и правосудия, а о том, чтобы позволить вам разгуливать по зданию, и речи быть не может.
Кирк вздохнул с улыбкой сожаления.
- Ну, попробовать стоило, - беспечно проговорил он. - Но мы полностью понимаем ваше нежелание. Ваши операции, должно быть, связаны с немалым риском.
- Капитан, позвольте предложить подняться на корабль, пока мы не вмешались как-либо в эту временную линию, - тихо сказал Спок.
- Ты прав, Спок, - с явной неохотой ответил Кирк. – Можно мне? – он потянулся к небольшим чёрным приборам, которые у них ранее отобрали.
Уэверли мгновение колебался, но затем кивнул:
- Вперёд, мистер Кирк.
Кирк взял устройства, оставил парочку себе, а два других таких же отдал Споку. Откинул узорчатую крышку на одном. Какое-то средство связи, предположил Уэверли, но как ни странно, более громоздкое, чем ручки-коммуникаторы А.Н.К.Л.
- Кирк – "Энтерпрайз", - произнёс капитан. В ответ донёсся какой-то треск, и лоб Кирка избороздили морщины.
- Кирк – "Энтерпрайз", - повторил он.
Через секунду из устройства раздался голос, слабый и прерывающийся, но с очень явным шотландским акцентом.
- Кап`тн Кирк. Я не могти понять, что, но что-то мощное мешает связи. Вы меня ваще слышите, кап`тн? -
- Слышу, Скотти, - ответил Кирк и метнул обеспокоенный взгляд на Спока. – Можешь нас поднять?
Последовала недлинная пауза, а затем виноватое:
- Этого я не могу, кап`тн. Что бы ни мешало связи, тож оно и с транспортером. Если я попытаюсь забрать вас оттуда, на другом конце в лучшем случае получим какую-нибудь мешанину.
- Какую-нибудь мешанину? – вспылил доктор, отшатнувшись. - Я всегда говорил, что эта чёртова машина…
- Мистер Скотт, - оборвал его Спок, наклоняясь поближе к коммуникатору Кирка. - Можете ли вы сказать, насколько далеко простирается область помех?
- Немногим более двухсот ярдов во всех направлениях, - донёсся ответ Скотти сквозь треск на линии.
Кирк обернулся к Уэверли, и его глаза подозрительно сузились.
- Не могли бы вы объяснить это, сэр?
Уэверли глянул на Курякина, и русский слегка двинулся в кресле, оторвав взгляд от бессознательного тела Соло на полу.
- Та вторая - транспортация, так вы это называете? – перевела нашу систему обороны в режим повышенной готовности. В этом здании установлено с дюжину устройств аварийной сигнализации и датчиков движения, не говоря уж об устройствах, блокирующих радиосигналы, и тому подобном.
- Создаваемые ими электромагнитные помехи должны быть исключительными, - понял Спок.
- Это сделано специально, - подтвердил Уэверли. – ТРАШ обладает большим количеством систем слежения, о которых мы знаем – и, вероятно, какими-то, о которых нам неизвестно. Наша система сконструирована так, чтобы воспрепятствовать любым подобным попыткам.
- Вы имеете в виду, мы не сможем отсюда транспортироваться? - в тревоге спросил Кирк. – А как вы выключаете эту защитную систему?
- Мы и не выключаем, - хмуро заметил Илья. – Система автоматически остаётся активной на протяжении двадцати четырёх часов на случай диверсионных акций со стороны ТРАШ. Перевод в ручной режим управления не предусмотрен.
- Как видите, нашим операциям это не мешает, - отметил Уэверли с некоторой долей самодовольства в голосе.
Кирк выдохнул. Прозвучало так, будто он пытается контролировать реакцию на эти новости.
- Ну, а покинуть это место во время тревоги? - спросил он. - Не можем же мы застрять здесь на двадцать четыре часа!
- О, пешком - вполне возможно, - заверил его Уэверли.
- Тогда, может, так и сделать? - спросил капитан. – Найдём какой-нибудь тихий переулок или уборную где-нибудь ещё, и транспортируемся оттуда.
Снизу раздался стон. Все взглянули на пол и увидели открывшего глаза Соло. Он неуверенным жестом поднял руку и растёр плечо.
- Может кто-нибудь объяснить, почему я лежу, а вы стоите? - спросил он через мгновение. - Последнее, что я помню… – он посмотрел на Спока широко раскрытыми глазами. - Последним, что я помню, были вы и какое-то неуместное рукопожатие...
Спок мельком глянул на капитана и ответил:
- Это была неуместная попытка избежать вмешательства во временную линию. Я прошу прощения, мистер Соло.
Агент осторожно поднялся на ноги, придерживаясь за стол до тех пор, пока не уяснил, что вполне твёрдо стоит на ногах. Тем не менее, в глазах, смеривших предполагаемого инопланетянина сверху донизу, блестело недоверие.
- Ничего, - ответил Наполеон, скрывая это недоверие. – К слову, не могли бы вы научить меня этой технике? Что это? Какой-то вид дзюдо?
Спок отрицательно качнул головой:
- Не думаю, что человек в состоянии им овладеть.
- Господа, мы говорили о том, чтобы выйти отсюда, - напомнил присутствующим Кирк. - Чем дольше мы здесь остаёмся…
- Ну, если вы полностью оправились, мистер Соло, то можете с мистером Курякиным показать этим господам выход, - согласился тот. - Но я предложил бы мистеру Соло забрать ваши устройства, мистер Кирк, - продолжил он, и в его голосе слышалось нечто пожёстче, нежели просто предложение. – Наши датчики системы безопасности, вы понимаете... Вы же не хотите спровоцировать их на крайние меры.
- Понимаю, - согласился капитан, но было ясно, что перспектива лишиться устройства связи и того, что, по мнению Уэверли, являлось оружием не привела его в восторг. – Боунс, Спок, - скомандовал он, и те сдали оборудование.
- Ну, желаю удачи в этом времени, господа, - напутствовал их Уэверли, протягивая руку к стоявшему на столе хьюмидору и извлекая из него щепотку настоящего виргинского табака. Он утрамбовал его в чашечку трубки и снова поднял глаза, чуть ли не удивившись, что посетители ещё в кабинете. – О… сожалею, что мы не можем продолжить обсуждение, - добавил он. - Поторапливайтесь, мистер Соло, мистер Курякин. У наших гостей нет целого дня.
******
- У нас, кажется, входит в привычку бродить сегодня по уборным, - сухо-иронично заметил Кирк, пока небольшая группа по одному проходила через кабинку для переодеваний "Дель Флории" в помещение маленькой химчистки. Молчаливый мужчина за стойкой орудовал гладильным прессом для брюк и даже на них не взглянул, выпустив струю пара, заставившую доктора нервно подпрыгнуть.
- Боже мой, Джим, я как в том старом действующем музее Атланты, - пробормотал он, и Кирк бросил на него осуждающий взгляд.
- Боунс, - пробормотал он, укоризненно качая головой.
Маккой поднял бровь.
- Потому что я даже в зеркало не посмотрелся? – напрямик спросил он.
- Поверьте мне, - заверил доктора Соло. – На дворе тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. Есть гораздо более странное на свете – и на улицах Манхэттена - чем то, что на вас надето.
- Точной цитатой, - сказал позади голос эксцентричного брюнета-инопланетянина, - будет: "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".
- Ну, приятно знать, что их все ещё воспитывают на классике, - буркнул Наполеон.
- Приятно находиться в компании кого-то, кто столь высоко ценит изящную словесность, - поддел Илья с редкой для него улыбкой.
- Я высоко ценю изящные искусства, прекрасное вино и изысканные блюда, - парировал Соло. - Пока леди, составляющая мне компанию, тоже их ценит.
- А если она предпочитает гамбургеры и пиво? - спросил Курякин.
- Ну, тогда я надеваю клетчатую рубашку, шейный платок и веду её в ярмарочный балаган, - усмехнулся Наполеон, довольно сносно воспроизводя говор какого-нибудь работяги-провинциала. - Давай, Илья, - его тон сразу вернулся к серьёзности. - Проверь, свободен ли выход для…эм… членов международной делегации.
Тот коротко кивнул и подступил к двери; его глаза, казалось, одинаково сосредоточенно изучили всё одушевлённое и неодушевлённое, находящееся в поле зрения. Наконец он распахнул дверь и вышел на улицу:
- Всё чисто.
- Ладно, - Соло пропустил пришельцев из будущего вперёд. - Пойдёмте. Неподалёку отсюда есть переулок с мусорными контейнерами. Идеальное место для этого вашего… фокуса с телепортацией.
Темноволосый мистер Спок осторожно ступил вслед за Курякиным на небольшой пятачок перед входом в химчистку.
- Поразительно, - бормотал он, пока пижонского вида низкий автомобиль с "плавниками" проплывал мимо, оставляя позади шлейф выхлопных газов. – Совершенно поразительно.
Спок поднялся по ступенькам на тротуар, провожая автомобиль глазами, пока тот не свернул на перекрёстке; его внимание было полностью приковано к тому, что, по сути, являлось для него элементом чужого уклада жизни.
- Эй, осторожней! - вскричал Илья, хватая перешагнувшего тротуарный бордюр Спока за руку как раз тогда, когда из-за угла на необычайно высокой скорости выскочил тёмный седан. Взвизгнули тормоза. Машина остановилась возле мужчин, и из полуопущенного окна вырвалось облако газа. Колени и вулканца, и человека подогнулись; обоих мигом заволокли в машину, и она помчалась по улице.
Первый фестиваль украинского фанатского творчества по вселенной Трека в четвертый раз запускает двигатели! Запись открывается завтра, 8.04, ждем вас)) //Перший фестиваль української фанатської творчості за всесвітом Треку запускає двигуни вчетверте! Запис відкривається завтра, 8.04, чекаємо на вас))
Ничто так не украшает мир, как возможность дорисовать его в своем воображении (с)
Название: Звездные капитаны: сквозь горизонт событий. Автор:Aleteya_ Фандом: Звёздный путь (ТОС) Категория: дружба, фантастика, драма, Hurt/comfort. Размер: миди Рейтинг: PG-13 Статус: в процессе Персонажи: Спок, Джеймс Т. Кирк. Предупреждение: ОМП, ОЖП Описание: У Вселенной странная логика. Но именно она позволяет ей иногда творить... чудеса? Примечание: Эта идея бунтовала в моей голове полгода кряду, пока я наконец не сдалась. Ели оно желает быть написано, оно должно быть написано. Kaiidh. Дисклеймер: Ни на чьи права не претендую.
Звездные капитаны из забытых легенд... Ткани мира, как старые шрамы, свой оставляют след. Потаенные струны сами вспомнят мотив, И если увидишь небесные руны, Поймешь - ты на верном пути.
Звезды звали. Их лучи, слабо мерцающие в разреженной атмосфере пустыни, прокалывали сетчатку, странным, необъяснимым образом дотягиваясь до самого сердца. Триллионы фотонов, пролетевших миллиарды миллиардов световых лет холодной черноты – и каждый из них был подобен тонкой нити, протянутой сквозь молчаливый космос, протянутой столь туго, что это почти причиняло боль. Узоры созвездий выглядели безупречно правильными, незыблемыми, воплощением идеальной логики, присущей природе. Но в реальности они оказывались не более чем фикцией, абстрактной моделью, наложенной на ликующий, вечно движущийся, поющий хаос из огня, пыли и пустоты, который и был – Вселенная. Вселенная, которая неизмеримо больше любой логики. Идеальный образец совершенного беспорядка, куда более последовательного, чем логика любого сознательного существа. Включая вулканцев. Возможно, их – в первую очередь. Нелогично? Может быть. Но, в конце концов, прожив в этом (и не только в этом) мире столько лет, он может позволить себе отступить от логики.
Высокий седой вулканец, стоящий на каменистом гребне холма, беззвучно вздохнул. На плотно сомкнутых губах появилась едва заметная полуулыбка. Доктор Маккой был бы в восторге от этой мысли. Определенно, просто в восторге.
…Доктор Маккой… Саркастическая ухмылка, острый и заботливый взгляд, нервные и твердые ладони, столько раз вытаскивающие каждого из них из практически неминуемой смерти… Монтгомери Скотт… Лукавые искры в темных зрачках, морщинки в углах вечно улыбающихся глаз, гениальные руки… люди такие называют золотыми. Он тоже не раз вытаскивал их из опасности – их дом, их Энтерпрайз. Нийота Ухура. Мягкий голос и острый ум, теплая улыбка и стальная воля. Черна, как ночь ее страны – и столь же прекрасна. Павел Чехов. Мальчишеское любопытство и мальчишеская улыбка, несокрушимое жизнелюбие – и столь же несокрушимая отвага. Все самое лучшее изобрели в России, кажется, так?.. Хикару Сулу. Невозмутимость и авантюризм, воля, глаз и рука, что равно верны, точны и остры – как и клинок обожаемой им шпаги. И…
Вулканец на мгновение крепко зажмурился, позволив себе этот жест сейчас, когда никто не мог его видеть.
Джим.
Столько лет прошло, а это имя звучит все так же тепло и остро, радостно-горьким лезвием намертво вживленное в ткань сознания. Все так же… живо. Капитан Кирк был их сердцем, стержнем, вокруг которого выстраивалась пирамида, камертоном, настраивающим веер разрозненных нот. Он был тем, кто сделал из экипажа – команду. Он был тем, кто стал ему единственным другом. Братом. Единственным настоящим братом, да простит его Сайбок, где бы он сейчас ни был.
Когда-то эти люди бросились ему на выручку, рискнув и пожертвовав всем – карьерой, будущим, возможно, жизнью. Рискнули, не имея ничего, кроме призрака надежды, не имея никаких гарантий удачи, кроме своего, такого человеческого, упрямства. И, такого человеческого, безрассудства. И – победили. Единственный и бессменный экипаж Энтерпрайз. Его семья. Они были лучшими. Они были командой, единым целым, легко преодолевающим все препятствия, какие космос – и руководство Звездного Флота – ставили перед ними. Они проходили там, где никто не мог пройти. Они были лучшими из лучших. И они ушли.
Люди… Они так быстро уходят в пустоту, не оставляя после себя ничего, кроме памяти. Весь их путь – сгорание во времени, стремление к недостижимому, бег от неизбежного. Люди живут так недолго, так жадно и ярко, как метеор, разрывающий небо мгновенным, опаляющим сетчатку огнем. Ослепительным. И таким коротким. И Джим был таким метеором, сверкающим болидом на небосклоне многих и многих судеб, включая судьбу всей Федерации – и его собственную. Он был звездой, принесшей удачу столь многим, озарившей столь многие жизни… И сгоревшей в одиночестве. Спасая других. Как и всегда. И рядом не было никого, кто спас бы его.
Разумеется, это было нелогично, неразумно и бессмысленно – Спок все равно не в силах был бы ничего изменить, все обстоятельства были объективно выше его возможности хоть как-то повлиять на ситуацию. Люди не оставляют катры, и, будь он с Джимом, он не смог бы удержать в мире даже его часть. Тем более, что Джеймс Тиберий Кирк с большой степенью вероятности предпочел бы уйти целостной личностью, чем остаться в живых в виде какой-то там части – пусть даже и в сознании лучшего друга. Но, думал Спок, даже если бы он и не смог сделать для Джима то, на что он был способен как вулканец, он мог бы сделать то, на что он был способен как человек. Как друг. Быть рядом. Просто быть рядом, чтобы Джим не чувствовал себя одиноким. Держать руку. Смотреть в глаза. Встретить вместе смерть. И это уже было бы намного больше всего, что можно было бы представить. И этого у них уже не будет никогда.
«Я всегда знал, что умру в одиночестве».
Одиночество. Самый большой его страх. Как оказалось, не случайно. Он умер в одиночестве. Как и всегда знал.
Седой вулканец прикрыл глаза, подняв лицо к черному небу.
Прости, Джим. Я не смог.
***
Безусловно, это путешествие во времени создало больше проблем, чем их решило. Но обратной дороги не было… нет. В тот момент, который он покинул, ему не вернуться никогда. Никогда теперь. Время необратимо, и Спок помнил, чем обернулась его попытка – нет, не изменить прошлое, а лишь исправить последствия ошибки, допущенной в настоящем. Как оказалось, игры со временем обходятся очень дорого. Возможно, в этом есть нечто логичное и правильное. Даже безусловно логичное и несомненно правильное – хотя бы потому, что законы вселенной просто не могут не быть логичными – и уж конечно не могут быть несправедливыми. Несправедливость – морально-этическая оценочная категория, которая априори неприменима к парадигмам научных систем. Но… Наверное, он стареет, подумал Спок. Его жизнь подходит к завершению, вот и меняется точка зрения на знакомые и привычные вещи. Наверное, он очень сильно устал от жизни. От… одиночества?
… Ночное небо Нового Вулкана, несомненно, впечатляло. Солнечная система планеты была расположена под большим углом к плоскости вращения Галактики, и мерцающая полоса Млечного Пути выглядела с ее поверхности скорее как дуга из тонких растрепанных светящихся перьев, среди которых запутались крупные звезды. Крупнее всего они были в самом зените, там, где сквозь шлейфы газа и пыли проглядывал дымно-огненный белый шар галактического центра, освещающий пустыню ярче террианской луны. Планета, безусловно, была подобрана удачно. Тот же горячий и сухой воздух, пахнущий нагретым камнем, минерализованные источники, скупая и сухая растительность. Тот же состав и плотность атмосферы, то же прозрачно-черное ночное небо с лиловой полосой разреженного света на горизонте. Тот протяжно-певучий ветер и тот же вечно летящий по ветру песок, мириадами крошечных лезвий обтачивающий скалы. Планета была очень похожа на дом. И она не была домом.
Этот новый мир был слишком другим, и дело даже не в расхождении временных линий. Этот мир был жесток в самой своей основе. Оборонные системы здесь были развиты на порядок лучше, чем дома, зато фундаментальная наука отставала сильнее, чем это должно было бы быть обусловлено простым отставанием во времени. Плюс к тому – значительное развитие технологий слежения, химического и бактериологического, нано- и квантового оружия. Мощные системы бюрократии, корабли, скорее военные, нежели научные… По сравнению с этой реальностью его собственная выглядела почти фантастической утопией о светлом будущем человечества, какие сочиняли писатели древней доварповой культуры Земли. Даже миррорная вселенная, с которой им приходилось столкнуться, судя по впечатлениям Джима и тем двойникам, которых он видел – даже она не была так холодна и расчетливо-цинична как этот, безусловно, высокотехнологичный, но в чем-то… бессмысленный мир. Это был мир, привыкший не верить. Мир, привыкший воевать. И этот мир определенно не был близок ему. Этот мир изломал знакомых ему людей, разбил их на осколки и сложил из них иное целое – безусловно, гармоничное и логичное, но… безнадежно чужое. Спок подумал, насколько все же велика роль случая в формировании личности человека… и не только человека – тоже. Молодой, порывисто-резкий, опасный, как лезвие лирпы, ранящий и ранимый – юнец, только готовящийся стать взрослым сехлатом – здешний Джим был совсем другим Джимом. И от этого факта парадоксальным образом было легче. Было бы слишком сложно смотреть в Джимовы глаза и видеть в них выражение чужака. Хорошо знакомого, но – чужака. Смотреть в глаза Джима, который не Джим – это слишком… больно. Потому что Джеймс Тиберий Кирк, как показала практика, существует во многих вселенных. А его друг – только в одной из них. Джеймс Кирк, которого он знал, который был его капитаном, его адмиралом, его товарищем и его братом под всеми солнцами их Галактики – не был этим странным, ершистым, недоверчивым пареньком с душой, ощетинившейся сотней игл… причем добрая их половина была направлена внутрь и ранила его самого. В глазах его друга всегда плескалось теплое золотое солнце Айовы – а глаза этого Джима были выжженным небом, прокаленным до звонкой, льдисто-ясной стратосферной голубизны. И душа его тоже была выжжена. Выжжена с самого рождения. Тот Джим, которого он знал, лучился дружелюбием и теплом – и несокрушимой верой в лучший, справедливый исход для всех, кого только возможно. Этот – не верил ни во что.
Возможно ли, чтобы обстоятельства детства так сильно повлияли на личность? Так сильно изменили того Джима, которого он знал? Если бы Джим лишился семьи в самом детстве, он тоже мог стать… кем-то похожим? Нет. Нет, сказал себе Спок. Он видел Джима в разных ситуациях, полных горя, страха и опасности. Их работа, в конце концов, не была увеселительной прогулкой и приключением с аттракционами – это была борьба и поиск, полный радостей и открытий, но вместе с тем и опасный. Спок часто стоял за правым плечом капитана, помогая держать небесный свод миниатюрной вселенной Энтерпрайз – и ответственность, которая лежала на друге, была осязаемой тяжестью, даже когда они делили ее на двоих. Он видел Джима разным. Он видел его утраты – переживая каждую невидимо рядом с ним. Эдит, Мирамани, Рейна… эта его вина несмываема, но вряд ли он мог поступить тогда иначе… Брат Сэм. Невестка. И… Дэвид. Дэвид. Спок нахмурился. Эту боль он так и не смог тогда полностью с ним разделить… боль, косвенной причиной которой был он сам.
Да, в жизни того Джима тоже было многое. В жизни того Джима был Тарсус, был Фаррагаут, была Денева. Был Генезис и сожженный Энтерпрайз, был трибунал – и неоднократно. И все же его друг всегда ухитрялся сохранять тот невидимый стержень чести, благородства, стальной веры в справедливость – тот удивительный камертон добра и зла, который никогда не позволял ему перейти грань – и который и делал его героем. Обычным, ошибающимся человеком, и – героем. Героем, чье золотое сердце привлекало к нему окружающих сильнее обаятельной улыбки и дипломатических талантов. Золотое сердце, которое не сожгла и не остудила полная опасностей Вселенная. Сердце, всегда мечтавшее о звездах. И прекратившее биться – среди звезд.
Но время не дает вторых шансов. Сослагательное наклонение не существует – не случайно в вулканском языке его просто нет. Kaiidh. Что произошло, то произошло. Точка. Обратной дороги нет. Обратной. Дороги. Нет. Спок прикрыл глаза. Наверное, если бы он был человеком, ему сейчас, наверное, было бы больно. Если бы он был человеком.
***
В этой вселенной шел две тысячи двести шестьдесят третий год.
Год, когда там, в его мире, он завершал службу под командованием Кристофера Пайка и готовился принять назначение старшего помощника при уже новом капитане, чтобы отправиться с ним в пятилетнюю миссию на флагмане Федерации. Последний год перед их встречей с Джеймсом Кирком.
Все же у Вселенной причудливая логика, иногда совершенно странная, но парадоксальным образом точная, подумал Спок. Нынешняя Энтерпрайз под командованием нынешнего капитана Кирка вот уже четыре года успешно (и не очень) бороздит неисследованные просторы Галактики. Для его Энтерпрайз все только начнется менее чем через год.
Где-то там, в его временной параллели, старший помощник USS Фаррагаут, лейтенант Джеймс Кирк только ожидает повышения в должности. Где-то там научный офицер лейтенант-коммандер Спок только готовится к службе в качестве старшего помощника под руководством нового капитана, которого еще не знает – и не знает, какою роль сыграют в его жизни следующие пять лет. Какую роль они сыграют в жизни обоих.
Это абсолютно нелогично, Спок знал это. Временные потоки параллельных вселенных вовсе не являются с необходимостью также параллельными, и уж точно не являются симметричными. Далеко не все их события повторяются в точности, некоторые не повторяются вовсе. И «сейчас» в этой вселенной вовсе не то же «сейчас», что в его родном мире. Но, вопреки всякой логике ему хотелось думать, что именно в этот момент, сейчас, их с Джимом приключение – только собирается начаться. Что где-то там они оба молоды, и не было еще ни Деневы, ни Боттани-Бей, ни Генезиса. Что они все еще полны энтузиазма в преддверии новых приключений, полны веры в разум и справедливость, и книги их жизней еще не заполнены исчерканными страницами ошибок и вырванными листами невосполнимых потерь. Эта совершенно абсурдная идея согревала. Пусть здесь, для него, сейчас все уже почти закончено – но там, где-то, тоже сейчас, для него же – для них! – все только начнется. Странно было на сердце от этой мысли. Странно – и тепло. И еще более странно и тепло было от сознания, что, даже если ему самому обратной дороги нет, там – во времени их родной Вселенной – Джим сейчас еще жив. Только здесь, в молчаливой и певучей пустоте чужой планеты, названной именем родины, Спок мог позволить себе эту мысль, чудовищно безумную в своей абсурдной нелогичности. Он ведь прекрасно знал, что Джима нет больше. Что он… Нет. Это слово не будет произнесено. Это слово не может и не должно стоять рядом с именем Джеймса Тиберия Кирка. Не должно.
…Время… В конце концов, что такое время?.. всего лишь искажение континуума, энергетическая флуктуация пространства, стремящегося к вечной энтропии. Бесчисленные вибрации квантовых струн в пустоте. Физическая размерность, однонаправленная и необратимая. Не-обратимая. Дорога, всегда ведущая в один конец. Движение от порядка к хаосу – вечный закон всех возможных вселенных. Ничто не может устоять перед законом энтропии, повернуть реку вспять, заставить зыбкую, ускользающую мелодию под названием жизнь – быть сыгранной еще раз. Еще раз… Архинелогично безрассудная идея. Но Джиму бы она понравилась. Определенно. Эта мысль заставила Спока по-настоящему – по-человечески – улыбнуться.
Джим.
… Джим, где ты сейчас? … Джим, есть ли ты сейчас?
***
Звезды мерцали над головой – холодные, ясные, чистые. Воплощение математики хаоса, гармонии бесконечности, упорядоченности пустоты, вечно звучащей музыки безмолвного вакуума. Тонкий, безупречно четкий узор, знакомый с юности… и все же неуловимо, едва заметно иной. Так же как и вся эта вселенная, так и не ставшая домом. Спок принимал неизбежное, отстраненно и без удивления констатируя, что данный факт не вызывал у него нелогичных, но вполне объяснимых бы эмоций… отчаяния? Но нет. Время отчаяния для него ушло много раньше, почти столетие назад. И сейчас даже в том, покинутом мире для него не оставалось ничего, ради чего стоило бы возвращаться. Как, впрочем, и в этом. Он не искал и не ждал здесь дома. Так же как давно не искал его и в своем мире. Дом остался далеко в прошлом. Там, на давно сгоревшей серебряной Энтерпрайз.
И сейчас Споку было как никогда легко принять вулканское kaiidh. Ему действительно было это… безразлично. Вот только звезды… Звезды звали.
– Возвращаетесь домой, посол? Парнишка-офицер из посадочного ангара явно был новичком и еще не знал, как следует общаться с вулканцами. Скорее всего, один из недавних выпускников Академии, проходящий практику перед первым служебным распределением. Он немного напомнил Споку Чехова, каким тот впервые появился у них на Энтерпрайз – тот же бьющий через край энтузиазм, горящие глаза, дружелюбие, неиссякаемый оптимизм – и столь же неиссякаемое, острое любопытство по отношению к окружающему миру. – Очевидно, энсин. – Спок приподнял бровь. Все уже успели понять, что с послом Споком контактировать намного легче, чем с прочими вулканцами. Он куда лучше, чем его сородичи, умел понимать людей. И, что важнее, он умел их уважать. И, признавая человеческую эмоциональность, видеть логику в казалось бы нелогичном поведении. И легко считывать невербальные знаки, которые в человеческом общении зачастую были важнее рациональных понятий. Вот и сейчас вместо традиционно каменного «я-не-испытываю-эмоций» выражения лица Спок сдержанно, одними глазами, улыбнулся. И хотя те, кто когда-то умел замечать его улыбку, были теперь невозможно далеко в пространстве и времени, его юный собеседник оказался проницателен – и широко, очень по-человечески улыбнулся в ответ. – Удачного пути, посол! – бодро пожелал он. – Дорога домой всегда в радость. – Идиот ты, – прошипел за его спиной второй офицер, рангом постарше. – Это же вулканец, они не испытывают эмоций. И в удачу не верят, кстати. – Отчего же, лейтенант, – с безупречно непроницаемым лицом парировал Спок, садясь в шаттл. – Мы давно научились признавать некоторые причудливые человеческие обычаи в определенном контексте вполне… логичными. Плавно закрывающаяся автоматическая дверь скрыла от него два лица – ошарашенное и заговорщически-веселое. Спок позволил себе питать маленькую нелогичную надежду, что юный энсин пойдет столь же далеко, как и их жизнерадостный Чехов – и мысленно тоже пожелал ему удачи. Славный, все-таки, паренек.
***
Оставшись один в пассажирской каюте шаттла, Спок беззвучно вздохнул. Эти путешествия начинали его утомлять. Даже короткие поездки отзывались в теле изнурительной, тягучей усталостью, от которой не спасала даже привычная медитация. Безошибочное, свойственное его народу умение контролировать состояние и работу органов тела подсказывало причину – сердце подходило к пределу своей прочности. Более, чем на сотню лет раньше, чем могло бы быть. Что ж, учитывая все, это… логично. И именно поэтому посещение вулканского представительства на Йорктауне было неизбежной необходимостью. Его годы – а возможно, месяцы и дни – приходят к концу. И следовало логичным образом подвести итоги и завершить дела. Собственно говоря, только одно дело.
У Спока было не так уж много личных вещей, и если верить внутреннему ощущению личного времени, большинство из них ему уже не понадобится. Старейшины были должным образом предупреждены, и дали обещание передать его имущество указанному лицу после известия о его смерти, признав это условие логичным. Насчет выбора вышеупомянутого лица также вопросов не возникло – в самом деле, кому логичнее всего доверить то ценное, что имеешь, как ни… самому себе? По его сведениям, Энтерпрайз в скором времени должна прибыть к базе Йорктаун после очередной миссии дипломатического характера. Возможно, к тому времени все решится. Факт его вероятной скорой кончины его соотечественники приняли с подобающей сдержанностью и логичным сожалением. Нет смысла скорбеть о том, что невозможно изменить, как любят… любили повторять на Вулкане. Спок мысленно усмехнулся, представляя, что бы имел сказать по этому поводу добрый доктор Маккой. И… что имел бы сказать по этому поводу Джим. Собственно, его капитан в свое время вообще предпочитал не говорить, а делать. Причем делать такое, отчего Федерация не знала, награждать ли его как героя или наказывать как преступника – или и то, и другое сразу. Воистину, некоторые люди просто восхитительно нелогичны… Немного жаль, что он больше не увидит нынешнего Джеймса Кирка, но, это, возможно, лучший вариант. Все равно в его памяти жива прежняя команда Энтерпрайз. Эти же, совсем еще юные, дети, должны пройти свой путь. Без чьих-либо сторонних подсказок и наставлений. Впрочем, одно наставление он все же был намерен оставить.
Нынешний вариант его самого наконец понять смысл того шанса, который ему выпал. То, чем члены экипажа Энтерпрайз могут стать друг для друга. То, чем они могут сделать друг друга. И, самое главное, чем могут стать друг для друга старпом Энтерпрайз и ее капитан. Какую роль может сыграть для этой Вселенной их дружба…. А может и не сыграть. Спок нахмурился, думая своей молодой версии, об этом странном, нервном, внутренне изломанном мальчике, таком замкнутом и настороженном, несущем свою боль, как щит. Ему еще неизмеримо долго идти до настоящего коммандера и, тем более, капитана: внутри его разума бушует буря – две противоположные природы бьются друг с другом насмерть, и ни одна не желает давать пощады. Когда-то Спока разрывало то, что он принадлежал одновременно двум мирам – и Земле, и Вулкану. Нынешняя его копия не принадлежала ни тому, ни другому. У него не было дома нигде. Даже на Энтерпрайз. А каким стал бы он сам? – пришла неожиданно мысль. Каким бы он стал, если бы в ранней юности остался без теплой неосязаемой поддержки Аманды, незримо обожаемой им с отцом с равной силой и с равной сдержанностью? Аманды, которая, не обладая способностью к телепатии, без особых усилий умела понимать несказанное и всегда была центром, вокруг которого вращались планеты их маленькой семьи? Что бы он испытал в молодости, если бы знал, что Аманды больше нет? Что больше нет Вулкана с его вечной песней ветра, алым шаром раскаленной Т'Хут, огромным, полным звезд ночным небом, пряным запахом пустынных трав – и вечной, прозрачной тишиной Селейи, нерушимого оплота духа вулканского народа?.. Он мог не быть на родине годами, но это ничего не меняло. Вулкан был – и пока он был, мир оставался на своем месте. Спок не знал, как бы он повел себя, если бы… Нет, подумал он. Все равно – нет.
…Их последняя встреча произошла как раз после истории с недоброй памяти Ханом, которому, как оказалось, было суждено нести разрушение в обоих вселенных. В общих чертах узнав о совершившихся тогда событиях – и прекрасно зная себя самого – Спок был практически уверен, что получит сообщение с просьбой о встрече. И не ошибся. Внешне молодой старпом Энтерпрайз был настолько по-вулкански безупречно невозмутим, что Спок понял: там, внутри, этот мальчик мечется, как пойманный в ловушку сехлат, готовый от смятения и ярости грызть собственную плоть. И, поскольку его собеседник явно не решался начать разговор, спросил первым: – Полагаю, самочувствие капитана уже значительно улучшилось? – Да. – Коммандер дернулся, едва не вздрогнув. – Вы успели навести справки? Откуда… – Просто я хорошо знаю себя, – чуть заметно улыбнулся Спок. – Если бы Джим пребывал в критическом состоянии, ты находился бы поблизости, руководствуясь, несомненно, логичными и разумными причинами. Ты здесь – следовательно, его жизнь уже вне опасности. – Верно. – Молодой вулканец отвел глаза. – Капитан Кирк… Джим пришел в себя семнадцать часов назад. Был чрезвычайно доволен собой, узнав общий исход дела. – Узнаю Джеймса Кирка, – усмехнулся Спок. – Способен даже смерть обыграть в покер. – Покер?.. – Человеческая игра на основе карт. Джим учил меня когда-то – без особого успеха, правда, но общий принцип я понял. Впрочем, шахматы нас всегда устраивали гораздо больше… – Вы говорили… – Коммандер говорил с трудом, тяжело проталкивая слова, будто каждое из них камнем забивало горло. – Вы говорили, что были связаны с капитаном из вашей вселенной узами крепкой дружбы?.. – Были и есть. – Спок чуть склонил голову. – В некоторых ситуациях факт см… факт физической кончины ничего не меняет. Его собеседник нахмурился, отвернулся, преувеличенно пристально разглядывая раскинувшуюся за панорамным окном кабинета пустыню – и явно не видя ничего. – Спок. – Все-таки немного странно обращаться к самому себе по имени. – Что тревожит тебя? Какой вопрос ты не решаешься задать? – Это не вопрос. – Его тезка резко обернулся. Сквозь темные зрачки, как сквозь прорези в маске, рвались смятение и боль. – Когда вы… ты говорил, что вы победили в схватке с Ханом, но очень высокой ценой… Я не знаю, как сформулировать. Я не могу логически объяснить. Я… Он осекся, закрыл глаза, глубоко вздохнул, открыл снова. И тихо добавил: – Я прошу разрешения показать вам… все. Спок замер, пристально всматриваясь в собеседника. Потом, кивнув – скорее собственным мыслям, чем ему – склонил голову, подставляя лицо для мелдинга.
…Волна своих-не-своих эмоций захлестнула его – волна смятения, шока, ужаса, не-чужой боли, отделенной стеклом, бьющей наотмашь… так знакомо…
"…Мне страшно, Спок…"
"…Не горюйте, капитан, это логично. Благо большинства важнее…"
"…Как ты справляешься с эмоциями?.."
"…или одного – (прости меня)…"
"…Ты понял, почему я вернулся за тобой?.."
"…Я был… и всегда буду… твоим другом…"
"…СПОК!!.."
Воистину, что тяжелее – умирать самому или смотреть, как умирает друг? Эта вселенная неожиданно обыграла тот сценарий, о котором он и сам думал во время той истории с Генезисом. Не мог не думать. Тот сценарий, который логично представлялся наиболее вероятным в тех критических обстоятельствах – и который нелогично ужасал. Возможно, сознавая это, Спок тогда и принял решение действовать столь радикально. Джим всегда с безрассудной легкостью подставлялся под удар, и у него был бы всего один шанс из сотни миллионов выбраться живым, окажись он в реакторе. У Спока шансов было объективно больше, хоть и столь же маловероятных – но даже если бы их не было вовсе, он ни разу не усомнился в правильности принятого решения. Ситуация была патовая – либо он, либо адмирал – и он с логичной очевидностью выбрал себя, как делал всегда, когда ему удавалось опередить Джима. Забавно, подумал Спок, именно к этому в конечном счете всегда и сводились наиболее опасные их приключения – к незримому состязанию, в котором победивший успевал встать под удар раньше проигравшего. К состязанию, в котором у них с Джимом всегда была уверенная ничья. Определенно, им все же несказанно повезло тогда…
Дрожащие пальцы оторвались от его виска так резко, будто касались раскаленного металла вместо кожи. Молодой вудканец отшатнулся от него, вцепившись в собственное лицо ладонью, неровно и хрипло дыша. – Это был ты, – почти беззвучно проговорил он. – Тогда, в вашем времени. Это сделал ты. Спок промолчал: он знал, что ответ не нужен. Его тезка выпрямился, глубоко вздохнул, облекаясь в привычную броню невозмутимости. («Я вулканец, я не испытываю эмоций»? Кого ты обманываешь, мальчик?) – Конечно. – Неестественное спокойствие в его голосе резало тишину, как бритва. – Это логично. Это с самого начала должен был быть я. Это была моя обязанность… – Умереть ради жизни других не обязанность, – возразил Спок. – Это почетное право: спасти тех, кто дорог, исполнить долг до конца. И я абсолютно точно знаю, что мой капитан, не задумываясь, предпочел бы в ту минуту поменяться со мной местами. Выражаясь человеческим языком, в тот раз мне просто повезло больше. – Повезло? – одними губами выдохнул его собеседник. – Именно так. Потому что вся тяжесть жертвы ложится не того, кто уходит, а на того, кто остается. Запомни это, когда в следующий раз пойдешь на риск. Коммандер хотел что-то сказать, но потом резко, как будто его ударили, осекся. Помолчал. – Тогда, когда капитан нарушил Первую Директиву, чтобы спасти меня... – медленно проговорил он. – Я… поступил согласно уставу. Это было логично. Но, получается… неправильно? Спок вздохнул. Он дал себе слово, что больше ничем не станет вмешиваться в судьбу ни своего двойника, ни его коллег, но эти события… Воистину, Хан в любой реальности обладал поразительной и удручающей способностью обращать в хаос все их планы и стратегии. – В моей реальности Джеймс Кирк заплатил за мою жизнь жизнью своего сына, своим кораблем и адмиральской должностью, – ровно сказал он. – Он пошел на преступление ради дружеского долга по отношению ко мне. Я абсолютно точно знаю, что он не отступил бы, даже если бы у него был выбор, но от этого боль его потерь не была меньше. И вина за них, вольная или невольная, лежит на мне. – Но на его месте ты сделал бы то же. – Как мы видим, да. В любом времени и в любой вселенной. Молодой вулканец нахмурился, смотря на свою собственную более взрослую копию, читая свое собственное смятение, отзывающееся грустной усмешкой в обрамленных морщинами глазах. – Ты говорил, что логика – только начало мудрости. Но меня… нас ведь учили, что логика это и есть мудрость. Что она вершина познания, доступного мыслящему существу. Как же тогда?.. – Мудрость заключается не в познании мира, а в его понимании и принятии. В том, чтобы равно слышать голос и разума, и эмоций, но ни одному из них не позволять единолично управлять собой. – Значит… люди мудрее нас? – Мудрее? – Спок усмехнулся, покачав головой. – Нет. Они так же, как и мы, ошибаются и так же совершают правильные поступки. Их воля гибка, как течение воды, которое при кажущейся зыбкости и податливости способно пробить любую преграду. Они не бегут от эмоций, они принимают их, позволяя им захватить себя – и превращают их в свою движущую силу. Они не пытаются, подобно нам, укротить стихию, а сами становятся ею. – Но это же… логическое противоречие? – Верно. Люди противоречивы, и их преимущество перед нами в том, что они легко принимают собственные противоречия и живут с ними. Их воля слабее нашей, они ментально незащищены, и их легко подчинить – но почти невозможно сломать. Они не способны выдержать те нагрузки, на которые способны мы – но они же пройдут там, где мы не сможем. – Именно поэтому ты предпочел работать с людьми? Поэтому пошел за капитаном-человеком? Потому что люди способны пройти дальше нас? В темных глазах пожилого вулканца сверкнули крошечные золотистые огоньки – отблеск других глаз, угасших давным-давно. – Я, как ты выражаешься, пошел за ним, потому что Джим Кирк был и останется моим капитаном и моим другом – так же, как и я навсегда был и останусь другом ему. Потому что, несмотря на противоположность наших характеров, наши разумы всегда были созвучны, и мы всегда компенсировали слабости и умножали преимущества друг друга. Именно сила нашего союза помогала нам пройти там, где в отдельности не прошел бы ни человек, ни вулканец. В этом преимущество дружбы, и это тебе еще предстоит понять. – Я… понимаю. – Глубоко посаженные темно-карие глаза были спокойно-серьезны. – То, о чем вы… ты говоришь, в значительной степени выходит за рамки известного мне опыта, но… Я понимаю. – Не сомневаюсь. – Спок едва заметно улыбнулся. – На моей памяти мне часто случалось совершать ошибки, но все же в конце концов я находил верное решение, каким бы сложным оно ни было. Молодой коммандер Энтерпрайз кивнул, почти-улыбнувшись. – Я запомню эти слова. – Он сделал шаг к двери, потом обернулся: – Мы ведь… больше не встретимся, верно? – Это наиболее вероятный исход. – Спок привычно поднял бровь. – И это не должно тебя огорчать. Ты должен прожить свою собственную жизнь, не оглядываясь на поступки твоего варианта из другой вселенной. Это будет только твоя собственная судьба. – Вулканцы ведь… не верят в судьбу? – Верно. Но мы признаем нерушимый закон причин и следствий, неотвратимо следующих друг за другом, согласно течению времени. И у тебя оно будет. А мое время подходит к завершению. И это… – Логично? – Правильно, мистер Спок. – Глаза, обведенные сетью морщин, сверкнули по-молодому ярко. – Просто правильно.
…Да, вероятнее всего, они никогда теперь больше не увидятся. Анализируя свои мысли, Спок отстраненно заметил, что, как ни странно, этот факт не вызвал в нем огорчения. Им все больше овладевало усталое, прохладно-спокойное безразличие – настроение, обыкновенно несвойственное ему. Даже научный энтузиазм и логичный, обоснованный азарт от процесса открытия новых знаний и решения сложных задач утрачивал свою яркость. Эта была усталость даже не физическая – холодная, неосязаемая, вкрадчивая, липкая и режущая как стеклянная паутина – она приходила изнутри и исподволь выпивала силы. Чем-то это напоминало то облако-вампира, с которым им пришлось столкнуться когда-то и которое чуть не прикончило Джима на Фаррагауте. Помнится, тогда зеленая вулканская кровь не пришлась ему по вкусу… Что ж, есть на свете облако, которое способно поглотить абсолютно любую кровь. Смерть. Плотно сомкнутые губы чуть дрогнули, кривясь в сухой, сдержанной усмешке. Смерть никогда не пугала его. Сейчас – еще меньше, чем никогда. Он постарался сделать все, что мог, для этого, здешнего Джима и здешнего Спока, постарался подсказать им, чего они могли бы достичь вместе, чем могли бы стать друг для друга… но какой бы путь не выбрали эти мальчишки, это будет иной путь. Совсем иной. Не тот, что когда-то прошли они с Джимом – хотя, возможно, в силу корелляции временных линий некоторые события и будут совпадать. Тем не менее, у этих двоих будет своя история. Со своими ошибками – и своими победами. Его ошибки и победы подходят к логическому концу.
Спок знал, что не станет оставлять свою катру – и даже не потому, что эта вселенная, как бы то ни было, была чужой для него. Даже в своем родном мире он не совершил бы во второй раз этого шага. Все, кому он мог бы оставить свое сознание, свою сущность – и все, ради кого ее стоило оставить – бесследно канули в черную дыру, общую для всех живущих. А здесь, по эту сторону горизонта событий, не осталось никого и ничего, ради чего имело бы смысл продолжить существование – хотя бы и в виде чистого разума. Спок хотел уйти так, как жил – самим собой. Джим бы одобрил это, подумал он. Хотя когда-то именно это свойство вулканской природы и подарило им шанс на еще много радостных лет дружбы. Все-таки нелогично жаль, что подобного не происходит с людьми. Хотя Джим не пошел бы на это. Он весь был – порыв, борьба, свобода. Он не согласился бы на полу-жизнь. Ему всегда было нужно все или ничего. Что ж, в этом они схожи, подумал Спок. По крайней мере, сейчас. Разница только в том, что его «все» давно в прошлом. А о «ничего» не стоит и жалеть.
Мелодичная трель стационарного коммуникатора прервала ровное течение мысли. Вызов шел с покинутой Споком базы на его личный код, известный на Йорктауне только вулканским старейшинам. Любопытно. – Приносим извинения за беспокойство, посол, – отозвалось устройство безупречно вышколенным профессионально-вежливым тоном девушки-диспетчера. – У нас сообщение от дипломатического представительства Нового Вулкана. Вас соединять? – Соединяйте. – Спок признался себе, что почти удивлен. Старейшинам никогда не требовалось добавлять что-либо после завершения беседы: все, что они хотели сказать, они говорили сразу. – Посол Спок, – невозмутимо изрек коммуникатор. – Мы сочли логичным связаться с вами, поскольку уже по завершении вашего визита нами было получено сообщение от научно-исследовательского комплекса на Харите из системы Эпсилон-Вела IV. Сообщество ученых под руководством профессора Свена Хёглунда проводит астрофизические наблюдения коллапсирующей двойной Вольфа-Райе в Парусах, и просят вашего участия в качестве научного консультанта для анализа некоторых спорных экспериментальных данных. Поскольку у них нет ваших личных координат, они связались с вами. В контексте нашей последней беседы нам следует передать им ваше согласие или же отказ? Спок задумался на четверть секунды. Приглашение принять участие в научном исследовании было неожиданно, и одновременно логично радовало, представляя напоследок приятную отдушину среди утомительной, хотя и необходимой дипломатической деятельности. Дипломатия давно уже давалась Споку легко (во многом благодаря смешанным генам, подарившим ему интуицию столь же острую, как и логику), однако это не мешало ему относиться к данному роду занятий со стойкой (и, безусловно, логичной) неприязнью. Именно науку он продолжал считать своим первейшим и наилучшим призванием, в котором он мог максимальным образом реализовать все способности своего сознания. Кроме того, имя профессора Хёглунда было смутно знакомым, и, проведя инспекцию долговременной памяти, Спок вспомнил откуда. Он слышал его еще в молодости, служа под началом Кристофера Пайка. Блестящие, парадоксальные, зачастую спорные работы в области квантовой теории поля, и топологии темной материи всегда вызывали широкий резонанс в научном сообществе. Поразительно любопытно… – Передайте мое согласие, – ответил он вслух. – В любых обстоятельствах нерационально пренебрегать возможностью получить новое знание. – Ваше решение логично, – невозмутимо отозвался коммуникатор. – Высылаем координаты системы. И отключился.
В воцарившейся тишине Спок подошел к экрану-иллюминатору, набрал код внешнего обзора. И, глядя на прошивающие забортный вакуум огненные нити проносящихся мимо звезд, задумался. В родной вселенной даже после завершения карьеры офицера Звездного Флота его нередко приглашали консультантом для решения сложных междисциплинарных задач – и не только из-за энциклопедической образованности и острого, парадоксально мыслящего ума, который по многозадачности и скорости обработки данных превосходил многие компьютеры, но в большей степени из-за его личностных качеств. В то время, как его сородичи традиционно относились к землянам со снисхождением (безусловно, логичным), и даже с полупрезрением, Спок давно понял, что люди – намного больше, чем кажутся на первый взгляд. Что многое из того, что было принято считать слабостью землян, на самом деле было их силой. В них было детское безрассудство, нерассуждающая отвага, иррациональная – и неистребимая – вера в удачу. В них была способность надеяться и прощать. А еще – тепло и умение строить эмоциональные узы не слабее ментальных вулканских. Они не умели управлять эмоциями – но они научились с ними сосуществовать. Они не умели блокировать боль – но они научились ее терпеть. Они не умели читать и передавать мысли – но они научились понимать без слов. Именно чувства помогали людям решать те задачи, которые были признаны вулканской наукой в принципе неразрешимыми. И именно их нелогичность давали им возможность заходить в открытии непостижимого дальше, чем был способен рациональный интеллект. И именно чувства позволяли им побеждать там, где не оставалось места ничему… кроме, разве что, надежды. И не были ли они в этом сильнее вулканцев? Не случайно именно люди, всего через двести лет после первого выхода в Большой космос достигли до самых дальних из изученных рубежей, отваживаясь проникать туда, где останавливались куда более развитые расы Галактики. Например, те же вулканцы. Да, Спок давно научился понимать людей. Зачастую куда лучше их самих. Эта сверхчеловеческая – и сверхвулканская – проницательность была еще одним из свойств, которое выделяло Спока среди его собратьев по расе (и во многом являлось в их глазах свидетельством его «испорченной» крови) – и именно оно помогло ему достичь таких успехов на поприще дипломатии и науки, сделав его одним из самых выдающихся умов своей эпохи. Долгие годы работы с людьми научили его распознавать мельчайшие оттенки интонаций, пауз, ударений, мимики и выражений глаз – тех неосознанных невербальных знаков, которые порой говорят о смысле человеческой речи больше, чем логическое содержание понятий. Вулканская внимательность и… да, интуиция (спасибо Джиму, хотя до него Споку всегда было далеко), помогали выявлять малейшие оттенки лжи и правды, как бы их ни хотел скрыть сам говорящий. Сам он, впрочем, оценивал свои успехи на поприще дипломатии всего лишь как умеренно удовлетворительные, считая их скорее следствием опыта, перенятого у подлинного гения в этой области. Ибо на его памяти никто не мог превзойти в дипломатическом таланте Джеймса Тиберия Кирка –впрочем, мало кто и ненавидел политические игры так же, как он. И в этом Спок от души и искренне разделял мнение своего капитана и друга. Слишком много было лицемерия, грязи, подводных течений, двойных и тройных смыслов, а также тошнотворного цинизма и жестокости, чтобы это занятие могло приносить моральное удовлетворение. Спок делал то, что должен был делать – но ничто не могло заменить ему радости научных открытий – и еще более чистой и яркой радости от возможности разделить эти открытия с другом. Эти ощущения были ближе всего к тому, что на шкале его ценностей характеризовалось как счастье. Второе из этих ощущений навсегда ушло из его жизни. Первое… случалось удручающе редко. И потому предложение от межпланетной команды ученых, исследующих астрофизические феномены в переходных состояниях, было, несомненно, крайне любопытным. Особый интерес составляло и то, что в качестве объекта наблюдения выступала двойная Вольфа-Райе – класс интереснейших звезд, коих в Галактике было известно не более двух десятков. Яркие, нестабильные, недолго живущие, они порождали целый спектр непредсказуемых физических процессов и явлений, позволяющих производить серии интереснейших наблюдений и увлекательнейших опытов, приоткрывавших фундаментальные, до конца не исследованные закономерности многомерного пространственно-временного континуума видимой и невидимой Вселенной. В свое время Энтерпрайз нередко направляли на подобные миссии – и они всегда были очаровательно интересны, хотя зачастую в равной степени и опасны. Спок улыбнулся про себя. Джиму бы наверняка понравилась эта задача. Наверняка.
***
Харита, явно названная так каким-то романтичным любителем древних земных мифов, была скорее планетоидом, нежели планетой – небольшой, всего 1,28 размера Плутона, шарик базальта, с полуостывшим железным ядром и тонкой пленкой разреженной атмосферы. Серая, покрытая пылью и испещренная следами бесчисленных метеоритов, планетка вращалась по изящной эллипсоидной орбите с очень высоким эксцентриситетом, за что, собственно, и получила свое имя. Единственными достоинствами этого тихого, безгористого мирка было всегда ясное, хоть и черное, небо и полное отсутствие сейсмической активности, а также экранирующих излучений и помех в виде солнечного ветра. Эпсилон-IV, солнце Хариты, был умирающим белым карликом чуть ярче земной Луны и практически не излучал высокоэнергетических частиц – как и не мешал астрономическим наблюдениям. Все эти свойства – а также близость звезды к ряду чрезвычайно любопытных с научной точки зрения космических объектов созвездия Парусов – делали Хариту практически идеальным местом для обсерватории, каковой, она, в сущности, и была. Сама обсерватория занимала центральный сектор научно-исследовательского комплекса, представляющего собой сложную систему подземных и наземных сооружений из сверхлегкой и сверхпрочной титановой нанопены. С высоты все сооружение в целом напоминало то ли филигранную брошь, то ли один из символов древневулканского языка – арки и параболические дуги внешних коммуникаций изящно оплетали стеклянно-прозрачный фулерреновый купол, бриллиантово поблескивающий в лучах вечно угасающего солнца. Основные же помещения находились под землей: шарообразный каркас центрального телескопа, синтезированный из аморфного вольфрама, был на две трети вплавлен в базальтовую планетарную кору. Поскольку ядро планеты было почти полностью остывшим, это сводило сейсмические флуктуации к области мнимых чисел и значительно повышало точность регистрируемых данных. Второй купол явно был выстроен позже – он был сконструирован из гибкого и сверхпрочного палладиевого стекла, недавней разработки лабораторий Звездного Флота, прекрасно зарекомендовавшей себя при строительстве базы Йорктаун. Он включал в себя оранжерею, прогулочные зоны и посадочную площадку для шаттлов, на которой Спока уже ожидали встречающие. Собственно говоря, только один встречающий.
Профессор астрофизики Свен Хёглунд был высок, широкоплеч, громогласен и исполнен исследовательского энтузиазма. Этот энтузиазм сквозил во всем: в его порывистых, энергичных движениях, в быстрой, неравномерной речи, во взгляде, горящем вдохновенным огнем, любопытном и остром. Манеры профессора были мальчишески легкими и быстрыми, и в первый момент было сложно заметить, что он уже далеко не молод, что его пышная, непослушная шевелюра только местами сохранила первоначальный рыжеватый цвет, а лицо избороздили глубокие морщины между бровей и в углах рта. И только глаза невероятно странного цвета – очень светлого, то ли голубого, то ли зеленого, напоминающего перламутр – были ясными и молодыми. – Наслышан о вас, посол Спок. – Он едва не протянул руку, явно в последний момент вспомнив об особенностях вулканского этикета. – Чрезвычайно интересно познакомиться с вами лично. – Аналогично, профессор. Ваши разработки алгоритмов квазифракальных структур поля Хиггса весьма впечатляют нестандартностью подхода. – Ну, сейчас сфера моих интересов несколько изменилась… но благодарю за комплимент. Ах, да, благодарность же нелогична? Я часто забываю эти вулканские правила, извините, посол… – Нет причины. – Морщинки в углах темных глаз стали чуть глубже. – Человеческие нормы поведения давно и хорошо знакомы как мне лично, так и моей расе, хоть мы и не всегда полностью разделяем их. – Отрадно слышать. – Хёглунд поморщился. – Я среди этой дипломатии, как слон в посудной лавке… это такое земное выражение… а, вы знаете? Конечно. Никогда не угадываю, что можно говорить, а что нельзя. – Вам нет нужды угадывать, профессор. – Спок чуть наклонил голову. – Я вполне привычен к общению с людьми, и наше с вами взаимодействие тем проще, что оно не отягощено дипломатическими формальностями. Я здесь как ученый, а не как официальное лицо. На лице его собеседника отразилось откровенное облегчение. Он улыбнулся неожиданно широко и обезоруживающе, открыто, как мальчишка – и эта улыбка на долю секунды кольнула сердце неожиданным сходством с другой, давно угасшей – но не забытой. – Профессор Хёглунд, думаю, логично будет узнать цель моего визита, – сказал он вслух. – Полагаю, вы столкнулись с рядом сложностей в ходе ваших исследований? Парадоксальные результаты или трудности интерпретации данных? – Ох, конечно! – Тот экспрессивно всплеснул руками. – Конечно, пойдемте, я покажу вам нашу базу. Вам, как ученому, должно быть интересно… Данные… да. Они чрезвычайно любопытны, нам фантастически повезло с этой звездой. Но самое главное не это! – На его лице отразился почти детский восторг. – Самое главное то, что мы стоим на пороге грандиознейшего эксперимента! И если нам удастся достичь нашей цели хотя бы на один процент из ста, это будет величайший прорыв! Его полный вдохновенного энтузиазма голос напомнил Споку лейтенанта Монтгомери Скотта, который также был склонен к проведению самых невообразимых – и неожиданно успешных – экспериментов в своем родном машинном отделении. Воистину, творческие умы везде одинаковы… – Весьма любопытно. – Он приподнял бровь, маскируя улыбку во взгляде. – И какой же цели вы стремитесь достичь, профессор? – Поймать время, посол. – Льдисто-светлые глаза Свена Хёглунда сверкнули восторженно и упрямо. – Поймать время.
Продолжение следует.
P. S. Все, упомянутые в тексте астрономические термины, являются реальными. Все упомянутые строительные материалы также реально существуют или находятся в стадии разработки. P. P. S. Автор по-прежнему является убежденным сторонником хеппи-эндов)
Ничто так не украшает мир, как возможность дорисовать его в своем воображении (с)
Название: Звездные капитаны: сквозь горизонт событий. Автор:Aleteya_ Фандом: Звёздный путь (ТОС) Категория: дружба, фантастика, драма, Hurt/comfort. Размер: миди Рейтинг: PG-13 Статус: в процессе Персонажи: Спок, Джеймс Т. Кирк. Предупреждение: ОМП, ОЖП Описание: У Вселенной странная логика. Но именно она позволяет ей иногда творить... чудеса? Примечание: Эта идея бунтовала в моей голове полгода кряду, пока я наконец не сдалась. Ели оно желает быть написано, оно должно быть написано. Kaiidh. Дисклеймер: Ни на чьи права не претендую.
Звездные капитаны из забытых легенд... Ткани мира, как старые шрамы, свой оставляют след. Потаенные струны сами вспомнят мотив, И если увидишь небесные руны, Поймешь - ты на верном пути.
Звезды звали. Их лучи, слабо мерцающие в разреженной атмосфере пустыни, прокалывали сетчатку, странным, необъяснимым образом дотягиваясь до самого сердца. Триллионы фотонов, пролетевших миллиарды миллиардов световых лет холодной черноты – и каждый из них был подобен тонкой нити, протянутой сквозь молчаливый космос, протянутой столь туго, что это почти причиняло боль. Узоры созвездий выглядели безупречно правильными, незыблемыми, воплощением идеальной логики, присущей природе. Но в реальности они оказывались не более чем фикцией, абстрактной моделью, наложенной на ликующий, вечно движущийся, поющий хаос из огня, пыли и пустоты, который и был – Вселенная. Вселенная, которая неизмеримо больше любой логики. Идеальный образец совершенного беспорядка, куда более последовательного, чем логика любого сознательного существа. Включая вулканцев. Возможно, их – в первую очередь. Нелогично? Может быть. Но, в конце концов, прожив в этом (и не только в этом) мире столько лет, он может позволить себе отступить от логики.
Высокий седой вулканец, стоящий на каменистом гребне холма, беззвучно вздохнул. На плотно сомкнутых губах появилась едва заметная полуулыбка. Доктор Маккой был бы в восторге от этой мысли. Определенно, просто в восторге.
…Доктор Маккой… Саркастическая ухмылка, острый и заботливый взгляд, нервные и твердые ладони, столько раз вытаскивающие каждого из них из практически неминуемой смерти… Монтгомери Скотт… Лукавые искры в темных зрачках, морщинки в углах вечно улыбающихся глаз, гениальные руки… люди такие называют золотыми. Он тоже не раз вытаскивал их из опасности – их дом, их Энтерпрайз. Нийота Ухура. Мягкий голос и острый ум, теплая улыбка и стальная воля. Черна, как ночь ее страны – и столь же прекрасна. Павел Чехов. Мальчишеское любопытство и мальчишеская улыбка, несокрушимое жизнелюбие – и столь же несокрушимая отвага. Все самое лучшее изобрели в России, кажется, так?.. Хикару Сулу. Невозмутимость и авантюризм, воля, глаз и рука, что равно верны, точны и остры – как и клинок обожаемой им шпаги. И…
Вулканец на мгновение крепко зажмурился, позволив себе этот жест сейчас, когда никто не мог его видеть.
Джим.
Столько лет прошло, а это имя звучит все так же тепло и остро, радостно-горьким лезвием намертво вживленное в ткань сознания. Все так же… живо. Капитан Кирк был их сердцем, стержнем, вокруг которого выстраивалась пирамида, камертоном, настраивающим веер разрозненных нот. Он был тем, кто сделал из экипажа – команду. Он был тем, кто стал ему единственным другом. Братом. Единственным настоящим братом, да простит его Сайбок, где бы он сейчас ни был.
Когда-то эти люди бросились ему на выручку, рискнув и пожертвовав всем – карьерой, будущим, возможно, жизнью. Рискнули, не имея ничего, кроме призрака надежды, не имея никаких гарантий удачи, кроме своего, такого человеческого, упрямства. И, такого человеческого, безрассудства. И – победили. Единственный и бессменный экипаж Энтерпрайз. Его семья. Они были лучшими. Они были командой, единым целым, легко преодолевающим все препятствия, какие космос – и руководство Звездного Флота – ставили перед ними. Они проходили там, где никто не мог пройти. Они были лучшими из лучших. И они ушли.
Люди… Они так быстро уходят в пустоту, не оставляя после себя ничего, кроме памяти. Весь их путь – сгорание во времени, стремление к недостижимому, бег от неизбежного. Люди живут так недолго, так жадно и ярко, как метеор, разрывающий небо мгновенным, опаляющим сетчатку огнем. Ослепительным. И таким коротким. И Джим был таким метеором, сверкающим болидом на небосклоне многих и многих судеб, включая судьбу всей Федерации – и его собственную. Он был звездой, принесшей удачу столь многим, озарившей столь многие жизни… И сгоревшей в одиночестве. Спасая других. Как и всегда. И рядом не было никого, кто спас бы его.
Разумеется, это было нелогично, неразумно и бессмысленно – Спок все равно не в силах был бы ничего изменить, все обстоятельства были объективно выше его возможности хоть как-то повлиять на ситуацию. Люди не оставляют катры, и, будь он с Джимом, он не смог бы удержать в мире даже его часть. Тем более, что Джеймс Тиберий Кирк с большой степенью вероятности предпочел бы уйти целостной личностью, чем остаться в живых в виде какой-то там части – пусть даже и в сознании лучшего друга. Но, думал Спок, даже если бы он и не смог сделать для Джима то, на что он был способен как вулканец, он мог бы сделать то, на что он был способен как человек. Как друг. Быть рядом. Просто быть рядом, чтобы Джим не чувствовал себя одиноким. Держать руку. Смотреть в глаза. Встретить вместе смерть. И это уже было бы намного больше всего, что можно было бы представить. И этого у них уже не будет никогда.
«Я всегда знал, что умру в одиночестве».
Одиночество. Самый большой его страх. Как оказалось, не случайно. Он умер в одиночестве. Как и всегда знал.
Седой вулканец прикрыл глаза, подняв лицо к черному небу.
Прости, Джим. Я не смог.
***
Безусловно, это путешествие во времени создало больше проблем, чем их решило. Но обратной дороги не было… нет. В тот момент, который он покинул, ему не вернуться никогда. Никогда теперь. Время необратимо, и Спок помнил, чем обернулась его попытка – нет, не изменить прошлое, а лишь исправить последствия ошибки, допущенной в настоящем. Как оказалось, игры со временем обходятся очень дорого. Возможно, в этом есть нечто логичное и правильное. Даже безусловно логичное и несомненно правильное – хотя бы потому, что законы вселенной просто не могут не быть логичными – и уж конечно не могут быть несправедливыми. Несправедливость – морально-этическая оценочная категория, которая априори неприменима к парадигмам научных систем. Но… Наверное, он стареет, подумал Спок. Его жизнь подходит к завершению, вот и меняется точка зрения на знакомые и привычные вещи. Наверное, он очень сильно устал от жизни. От… одиночества?
… Ночное небо Нового Вулкана, несомненно, впечатляло. Солнечная система планеты была расположена под большим углом к плоскости вращения Галактики, и мерцающая полоса Млечного Пути выглядела с ее поверхности скорее как дуга из тонких растрепанных светящихся перьев, среди которых запутались крупные звезды. Крупнее всего они были в самом зените, там, где сквозь шлейфы газа и пыли проглядывал дымно-огненный белый шар галактического центра, освещающий пустыню ярче террианской луны. Планета, безусловно, была подобрана удачно. Тот же горячий и сухой воздух, пахнущий нагретым камнем, минерализованные источники, скупая и сухая растительность. Тот же состав и плотность атмосферы, то же прозрачно-черное ночное небо с лиловой полосой разреженного света на горизонте. Тот протяжно-певучий ветер и тот же вечно летящий по ветру песок, мириадами крошечных лезвий обтачивающий скалы. Планета была очень похожа на дом. И она не была домом.
Этот новый мир был слишком другим, и дело даже не в расхождении временных линий. Этот мир был жесток в самой своей основе. Оборонные системы здесь были развиты на порядок лучше, чем дома, зато фундаментальная наука отставала сильнее, чем это должно было бы быть обусловлено простым отставанием во времени. Плюс к тому – значительное развитие технологий слежения, химического и бактериологического, нано- и квантового оружия. Мощные системы бюрократии, корабли, скорее военные, нежели научные… По сравнению с этой реальностью его собственная выглядела почти фантастической утопией о светлом будущем человечества, какие сочиняли писатели древней доварповой культуры Земли. Даже миррорная вселенная, с которой им приходилось столкнуться, судя по впечатлениям Джима и тем двойникам, которых он видел – даже она не была так холодна и расчетливо-цинична как этот, безусловно, высокотехнологичный, но в чем-то… бессмысленный мир. Это был мир, привыкший не верить. Мир, привыкший воевать. И этот мир определенно не был близок ему. Этот мир изломал знакомых ему людей, разбил их на осколки и сложил из них иное целое – безусловно, гармоничное и логичное, но… безнадежно чужое. Спок подумал, насколько все же велика роль случая в формировании личности человека… и не только человека – тоже. Молодой, порывисто-резкий, опасный, как лезвие лирпы, ранящий и ранимый – юнец, только готовящийся стать взрослым сехлатом – здешний Джим был совсем другим Джимом. И от этого факта парадоксальным образом было легче. Было бы слишком сложно смотреть в Джимовы глаза и видеть в них выражение чужака. Хорошо знакомого, но – чужака. Смотреть в глаза Джима, который не Джим – это слишком… больно. Потому что Джеймс Тиберий Кирк, как показала практика, существует во многих вселенных. А его друг – только в одной из них. Джеймс Кирк, которого он знал, который был его капитаном, его адмиралом, его товарищем и его братом под всеми солнцами их Галактики – не был этим странным, ершистым, недоверчивым пареньком с душой, ощетинившейся сотней игл… причем добрая их половина была направлена внутрь и ранила его самого. В глазах его друга всегда плескалось теплое золотое солнце Айовы – а глаза этого Джима были выжженным небом, прокаленным до звонкой, льдисто-ясной стратосферной голубизны. И душа его тоже была выжжена. Выжжена с самого рождения. Тот Джим, которого он знал, лучился дружелюбием и теплом – и несокрушимой верой в лучший, справедливый исход для всех, кого только возможно. Этот – не верил ни во что.
Возможно ли, чтобы обстоятельства детства так сильно повлияли на личность? Так сильно изменили того Джима, которого он знал? Если бы Джим лишился семьи в самом детстве, он тоже мог стать… кем-то похожим? Нет. Нет, сказал себе Спок. Он видел Джима в разных ситуациях, полных горя, страха и опасности. Их работа, в конце концов, не была увеселительной прогулкой и приключением с аттракционами – это была борьба и поиск, полный радостей и открытий, но вместе с тем и опасный. Спок часто стоял за правым плечом капитана, помогая держать небесный свод миниатюрной вселенной Энтерпрайз – и ответственность, которая лежала на друге, была осязаемой тяжестью, даже когда они делили ее на двоих. Он видел Джима разным. Он видел его утраты – переживая каждую невидимо рядом с ним. Эдит, Мирамани, Рейна… эта его вина несмываема, но вряд ли он мог поступить тогда иначе… Брат Сэм. Невестка. И… Дэвид. Дэвид. Спок нахмурился. Эту боль он так и не смог тогда полностью с ним разделить… боль, косвенной причиной которой был он сам.
Да, в жизни того Джима тоже было многое. В жизни того Джима был Тарсус, был Фаррагаут, была Денева. Был Генезис и сожженный Энтерпрайз, был трибунал – и неоднократно. И все же его друг всегда ухитрялся сохранять тот невидимый стержень чести, благородства, стальной веры в справедливость – тот удивительный камертон добра и зла, который никогда не позволял ему перейти грань – и который и делал его героем. Обычным, ошибающимся человеком, и – героем. Героем, чье золотое сердце привлекало к нему окружающих сильнее обаятельной улыбки и дипломатических талантов. Золотое сердце, которое не сожгла и не остудила полная опасностей Вселенная. Сердце, всегда мечтавшее о звездах. И прекратившее биться – среди звезд.
Но время не дает вторых шансов. Сослагательное наклонение не существует – не случайно в вулканском языке его просто нет. Kaiidh. Что произошло, то произошло. Точка. Обратной дороги нет. Обратной. Дороги. Нет. Спок прикрыл глаза. Наверное, если бы он был человеком, ему сейчас, наверное, было бы больно. Если бы он был человеком.
***
В этой вселенной шел две тысячи двести шестьдесят третий год.
Год, когда там, в его мире, он завершал службу под командованием Кристофера Пайка и готовился принять назначение старшего помощника при уже новом капитане, чтобы отправиться с ним в пятилетнюю миссию на флагмане Федерации. Последний год перед их встречей с Джеймсом Кирком.
Все же у Вселенной причудливая логика, иногда совершенно странная, но парадоксальным образом точная, подумал Спок. Нынешняя Энтерпрайз под командованием нынешнего капитана Кирка вот уже четыре года успешно (и не очень) бороздит неисследованные просторы Галактики. Для его Энтерпрайз все только начнется менее чем через год.
Где-то там, в его временной параллели, старший помощник USS Фаррагаут, лейтенант Джеймс Кирк только ожидает повышения в должности. Где-то там научный офицер лейтенант-коммандер Спок только готовится к службе в качестве старшего помощника под руководством нового капитана, которого еще не знает – и не знает, какою роль сыграют в его жизни следующие пять лет. Какую роль они сыграют в жизни обоих.
Это абсолютно нелогично, Спок знал это. Временные потоки параллельных вселенных вовсе не являются с необходимостью также параллельными, и уж точно не являются симметричными. Далеко не все их события повторяются в точности, некоторые не повторяются вовсе. И «сейчас» в этой вселенной вовсе не то же «сейчас», что в его родном мире. Но, вопреки всякой логике ему хотелось думать, что именно в этот момент, сейчас, их с Джимом приключение – только собирается начаться. Что где-то там они оба молоды, и не было еще ни Деневы, ни Боттани-Бей, ни Генезиса. Что они все еще полны энтузиазма в преддверии новых приключений, полны веры в разум и справедливость, и книги их жизней еще не заполнены исчерканными страницами ошибок и вырванными листами невосполнимых потерь. Эта совершенно абсурдная идея согревала. Пусть здесь, для него, сейчас все уже почти закончено – но там, где-то, тоже сейчас, для него же – для них! – все только начнется. Странно было на сердце от этой мысли. Странно – и тепло. И еще более странно и тепло было от сознания, что, даже если ему самому обратной дороги нет, там – во времени их родной Вселенной – Джим сейчас еще жив. Только здесь, в молчаливой и певучей пустоте чужой планеты, названной именем родины, Спок мог позволить себе эту мысль, чудовищно безумную в своей абсурдной нелогичности. Он ведь прекрасно знал, что Джима нет больше. Что он… Нет. Это слово не будет произнесено. Это слово не может и не должно стоять рядом с именем Джеймса Тиберия Кирка. Не должно.
…Время… В конце концов, что такое время?.. всего лишь искажение континуума, энергетическая флуктуация пространства, стремящегося к вечной энтропии. Бесчисленные вибрации квантовых струн в пустоте. Физическая размерность, однонаправленная и необратимая. Не-обратимая. Дорога, всегда ведущая в один конец. Движение от порядка к хаосу – вечный закон всех возможных вселенных. Ничто не может устоять перед законом энтропии, повернуть реку вспять, заставить зыбкую, ускользающую мелодию под названием жизнь – быть сыгранной еще раз. Еще раз… Архинелогично безрассудная идея. Но Джиму бы она понравилась. Определенно. Эта мысль заставила Спока по-настоящему – по-человечески – улыбнуться.
Джим.
… Джим, где ты сейчас? … Джим, есть ли ты сейчас?
***
Звезды мерцали над головой – холодные, ясные, чистые. Воплощение математики хаоса, гармонии бесконечности, упорядоченности пустоты, вечно звучащей музыки безмолвного вакуума. Тонкий, безупречно четкий узор, знакомый с юности… и все же неуловимо, едва заметно иной. Так же как и вся эта вселенная, так и не ставшая домом. Спок принимал неизбежное, отстраненно и без удивления констатируя, что данный факт не вызывал у него нелогичных, но вполне объяснимых бы эмоций… отчаяния? Но нет. Время отчаяния для него ушло много раньше, почти столетие назад. И сейчас даже в том, покинутом мире для него не оставалось ничего, ради чего стоило бы возвращаться. Как, впрочем, и в этом. Он не искал и не ждал здесь дома. Так же как давно не искал его и в своем мире. Дом остался далеко в прошлом. Там, на давно сгоревшей серебряной Энтерпрайз.
И сейчас Споку было как никогда легко принять вулканское kaiidh. Ему действительно было это… безразлично. Вот только звезды… Звезды звали.
Звезды звали домой.
Продолжение следует.
P. S. Автор является убежденным сторонником хеппи-эндов)
Мы ВСЁ можем, а что не можем... не имеет значения.
Дорогие, все! 26 марта планируется традиционное празднование дня рождения Звёздной Базы Москва Планируется игра в боулинг, а до него тусовка-общение в ТРЦ Глобал м.Южная Полную информацию можно узнать по ссылке : vk.com/wall-112740317_586
Пойдём в боулинг - вот сюда, на Южную: www.cosmik.ru/cosmik-global-siti/… Забронировали 2 дорожки на 2 часа. Это 4,5 тыс. рублей (со всех, кто играет на этих двух дорожках! Влезает до 5 чел. на одну одновременно). Если нас будет гораздо больше - постараемся занять еще дорожки или продлить свои.
НАРОД, ОТМЕТЬТЕСЬ, КТО ПОЙДЕТ, ПЛЗ. (В группе во Вконтакте )
Бронь у нас с 16-00 (по логистическим причинам).
Встречаться будем в 13 в метро Южная в центре зала! До игры будем тусовацца
В честь дня рождения нашего дорогого Уильяма (и самого капитана тоже) я насмотрелась прекрасных фотографий Шатнера с лошадьми, как новичку в фендоме мне все еще в новинку (логично) - и вот мой мозг представил Энтерпрайз лошадью
Наткнулась на Афиша daily на интересную съемку-репортаж о треккерах Е. Бабской. Вот тут
Глянула, а там знакомые все лица! К сожалению, фотки оттуда не вытаскиваются, смотрите по ссылке. Там Никелина, Илнэрэ, Элаан, Джулька с семейством, Совал... В общем, весело)